Шариатские суды на Северном Кавказе

Шариат представляет собой комплекс религиозных и правовых норм, составляющих основу мусульманского права (араб. ал-фикх). Это чрезвычайно гибкая
правоохранительная система, способная функционировать внутри самых различных общественных систем и политических режимов как в мусульманских, так
и в немусульманских государствах. Так, шариатские суды для мусульман (главным образом, в области семейных и наследственных отношений) успешно работают в Нидерландах, Греции и в ряде других стран Европейского сообщества.
А некоторые нормы шариата (например, порядок возмещения убытков в случае
кораблекрушения) усвоены международным правом.

Характер шариатского судопроизводства сильно рознится в разные эпохи
и у разных народов. Весьма своеобразно шло его развитие на Северном Кавказе. В ходе многочисленных экспедиций в этот регион мне посчастливилось собрать немало любопытных и еще плохо изученных материалов о шариатских судах, созданных здесь после революции 1917 года и вновь возродившихся после
распада СССР. Я читал их постановления, хранящиеся ныне в государственных
и мечетных архивах, присутствовал на заседаниях современных шариатских судов в Дагестане, беседовал с их членами. Цель данной статьи — бегло проследить, с учетом накопленных наблюдений, историю шариата на Северном Кавказе от первых лет советской власти до последнего времени.

Введение шариата на Северном Кавказе было одним из важнейших требований революции 1917 года в регионе. На проходившем в мае 1917 года во
Владикавказе Первом съезде горских народов Кавказа было решено «ввести
во всех судах по всем делам мусульман правила Корана и шариата»[1]. Это постановление было подтверждено Первым съездом народов Терека, состоявшимся в январе 1918 года в Моздоке[2]. Отчасти согласно постановлениям съездов, отчасти стихийно в 1918 году городские шариатские суды открылись во
всех крупных северокавказских городах с мусульманским населением — Владикавказе, Грозном, Нальчике, Темир-Хан-Шуре. В селениях на равнине,
в горах и в предгорьях также начали действовать сельские шариатские суды.
Они заменили дореволюционные словесные (сельские, с упрощенным делопроизводством) и горские суды Дагестанской и Терской областей, разбиравшие уголовные и отчасти поземельные споры между мусульманами согласно
местному обычному праву (адат), а гражданско-семейные и наследственные
споры — по шариату. Причем на Северо-Западном Кавказе следовали ханафитскому толку мусульманского права, на большей части Дагестана и в Чечне — шафиитскому (среди мусульман-суннитов), а в Азербайджане — джафаритскому (среди мусульман-шиитов)[3].

С началом Гражданской войны, уже в январе 1919 года, шариатские суды были преобразованы в так называемые военно-шариатские. Эти последние играли
роль полевых трибуналов и практически не руководствовались нормами шариата. Сменявшие друг друга военные режимы использовали их для сведения счетов
со своими политическими противниками. С их помощью турецкие оккупационные войска, отряды полковника Л. Ф. Бичерахова и Добровольческая армия
генерала А. И. Деникина расправлялись с большевиками и сторонниками Северо-Кавказского эмирата, созданного в горах северного Дагестана и Чечни
накшбандийским шейхом Узун-Хаджи. Например, в июле 1919 года главный военно-шариатский суд Темир-Хан-Шуры приговорил к смертной казни крупного коммунистического деятеля У. Буйнакского и других советских работников
Дагестана, арестованных деникинцами. Члены этого суда, в свою очередь, были
расстреляны в марте 1920 года по приговору революционного шариатского суда,
учрежденного вернувшимися в город большевиками[4]. На территории, контролируемой в 1920–1925 годах партизанскими отрядами видного дагестанского религиозного и политического деятеля Наджмутдина Гоцинского, такие суды руководствовались знаменитым призывом его соратника Узун-Хаджи «повесить»
на одной большой веревке «всех, кто пишет слева направо (т. е. немусульман,
пишущих не на арабском, а на русском языке. — В. Б.) — комиссаров, инженеров, учителей»[5].

После установления советской власти на Северном Кавказе шариатские суды были узаконены повсюду, где они существовали, — в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Северной Осетии, Кабарде, Карачае. И. В. Сталин, занимавший тогда пост наркома по делам национальностей, выступая 13 ноября 1920 года на
Чрезвычайном съезде народов Дагестана от имени правительства РСФСР, заявил: «До нашего сведения также дошло, что враги Советской власти распространяют слухи, что Советская власть запрещает шариат. Я здесь от имени правительства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
уполномочен заявить, что эти слухи неверны. Правительство России предоставляет каждому народу полное право управляться на основании своих законов и обычаев»[6]. Ему вторил С. М. Киров. Зимой 1921 года на Учредительном
съезде Горской ССР он обещал горским депутатам: «Если вы желаете судиться
по шариату — судитесь по шариату, это дело ваше в том смысле, что очевидно,
только такая форма суда в данном случае понятна народу»[7].

Отношение советской власти к мусульманскому праву было прямо противоположно политике дореволюционной российской администрации. Последняя
поддерживала адат, надеясь ослабить этим позиции мусульманского повстанчества. Большевики же в начале 1920-х годов, наоборот, искали союза с мусульманским освободительным движением. Пока советская власть была слаба, большевики пытались привлечь на свою сторону мусульманские народы, поддерживая
шариат в ущерб адату. Расчет большевиков оказался верен. Так, в Дагестане советская власть была установлена благодаря поддержке Советов со стороны партизанских отрядов во главе с накшбандийским шейхом Али-Хаджи Акушинским, с 1918 года занимавшим должность шейх ул-ислама — своего рода муфтия
Северного Кавказа. В Кабарде и Карачае в установлении советской власти принимали участие представители либерально настроенной мусульманской интеллигенции, получившие в советских документах имя «шариатистов». Их лозунгом
было: «Да здравствует Советская власть, шариат и объединение народа!» Среди
них многие одновременно работали в шариатских судах и занимали видные советские и партийные посты. Например, «шариатист» Н. Катханов командовал
войсками Нальчикского военного округа[8].

В первые годы советской власти в каждой автономии Северного Кавказа была создана своя иерархия шариатских судов (араб. махаким шарийа), или шарсудов, как их стали называть в это время. Наиболее сложная, трехступенчатая организация шариатского правосудия сложилась в 1920–1922 годах в Дагестане.
В самом низу ее, в отдельных селениях и городах, находились «шариатские тройки», состоявшие из двух членов и председателя (мулла, или дибир). Они разбирали мелкие гражданские, наследные, уголовные и поземельные иски. Апелляции
на их решения подавались в окружные шарсуды. Последние также рассматривали гражданские и наследные споры, дела о разделе имущества на сумму
до 1000 рублей, поземельные тяжбы между селениями, убийства и другие тяжкие
преступления. Кассационной инстанцией для шарсудов всех уровней служил
Шариатский подотдел при Наркомюсте ДАССР[9]. В благодарность за помощь по постановлению ЦИК и СНК ДАССР Али-Хаджи был назначен его главой с полномочиями заместителя народного комиссара юстиции[10].

В автономиях Северо-Западного Кавказа структура шариатского правосудия
была проще. Согласно постановлению «О введении шариатского судопроизводства» (апрель 1921 года) в Горской АССР его основным звеном были окружные
«шариатские тройки» под председательством судьи по мусульманскому праву
(кади, или эфенди). Они разбирали гражданские и наследственные споры на сумму до 200 рублей, кражи и другие мелкие уголовные правонарушения, а также составляли «списки порочных лиц», т. е. преступников-рецидивистов, подлежавших высылке с Кавказа или заключению в лагерь[11]. Наиболее широкими
полномочиями окружные шарсуды были наделены в Чечне и Ингушетии. Здесь
их решения мог обжаловать только Верховный суд РСФСР. В Кабарде и Адыгее
жалобы на решения окружных шарсудов подавались в республиканский НКЮ.
Наконец, в Кубано-Черноморской республике вместо шариатских судов была учреждена должность кади в составе народных судов[12].

Согласно официальной советской статистике, на Северо-Западном Кавказе
шарсуды ежегодно разбирали до 30–50 процентов всех судебных дел; в Дагестане
и Чечне — до 70–80 процентов[13]. Местные мусульмане предпочитали обращаться не в советский народный, а в шариатский суд по ряду причин. Дело в том, что
судоговорение тут проходило на понятном им родном языке. Немалую роль при
этом играл авторитет местных имамов, участвовавших в работе шарсудов. Среди
их председателей были такие популярные на Северном Кавказе мусульманские
шейхи, как Али-Хаджи Акушинский, Абу-Суфьян Акаев, Дамир-Али или Али
Каяев, Али Абуков и многие другие. Кроме того, шарсуды меньше страдали от бумажной волокиты, столь характерной для всех советских учреждений.

Наряду с мусульманским правом при решении уголовных и поземельных дел
шарсуды продолжали руководствоваться нормами распространенного у кавказских горцев обычного права (такими как очистительная присяга, штрафы, примирение — маслахат, высылка кровника — канлы — в отдаленные округа республики или за пределы Северного Кавказа и проч.). Вместе с тем остались
запрещенными некоторые нормы адата, прямо противоречащие и советскому законодательству: кровная месть, захват имущества односельчан неисправного
должника (ишкиль/баранта) и др. Под запретом оказались и уголовные нормы
шариата (такие как смертная казнь убийцы, отрубание руки вору, побивание прелюбодеев камнями). Так, в ответ на запрос, пришедший в Областной народношариатский судебный отдел Дагестанского ревкома из Гуниба, еще в апреле 1920 года было сделано распоряжение, ограничивающее на территории
Дагестана применение уголовных норм шариата (худуд, раджм), влекущих за собой смерть или членовредительство:

«Так как применение смертной казни к убийцам, отрезания рук ворам и побиение
камнями некоторого рода преступников не практиковалось до сих пор в Дагестане, то
применение этих наказаний требует особых осторожностей, тем более что Шариат как
в оценке доказательств преступления, так и в оценке смягчающих вину обстоятельств
дает Суду почти всегда некоторую свободу квалификации преступления и соответствующего назначения наказания. Поэтому все решения Судов, по коим виновные приговорены
к смертной казни, отрезанию членов тела и проч[ему], подлежат к просмотру НародноШариатского Судебного отдела, без утверждения коего решения эти не входят в законную силу. Все Суды обязаны дела, по коим приговорами определены означенного рода наказания, немедленно представлять на окончательное разрешение Народно-Шариатского
Судебного отдела, если даже ни жалобы, ни протеста не поступило»[14].

Как и до революции, в 20-е годы отличительной чертой Северного Кавказа
оставался правовой плюрализм, сосуществование в республике нескольких судебно-правовых систем. Кроме шарсудов были созданы народные и сельские
словесные суды (их не следует путать с одноименными дореволюционными учреждениями, с которыми их объединял лишь внешний характер судопроизводства, тогда как фактически они судили по советскому праву), а также земельные комиссии. Первые народные суды были созданы в июле 1920 года. В их штат
входили народный судья, добавочный судья, секретарь, помощник секретаря
и сторож-курьер. Они могли рассматривать гражданские и уголовные иски против немусульман, а также обвинения немусульманами мусульман в совершении
уголовных преступлений. В народные суды передавались гражданские и уголовные тяжбы между мусульманами (в тех случаях, когда хотя бы одна из сторон отказывалась обращаться в шарсуд) а с 1923 года все дела по убийствам и кровной
мести, изъятые из ведения шарсудов[15]. Все эти дела должны были разбираться по
советскому законодательству.

Наступление окрепшей советской власти на шариатские суды началось накануне осуществления на Кавказе общесоюзных программ по индустриализации и коллективизации. Задумав насильственно изменить структуру местного
общества, советские руководители в первую очередь решили обезглавить его,
поставив вне закона мусульманских лидеров города и деревни. Уже в первой половине 20-х годов шарсуды были сняты с государственного обеспечения и переведены на содержание мусульманских общин, желавших судиться по шариату. Тяжкие уголовные правонарушения, поземельные тяжбы, дела по опеке над
вдовами и сиротами, а также иски, в которых одна из сторон отказывалась обращаться в шарсуд, были изъяты из ведения шариатских судов и переданы в народные суды[16]. Наиболее активные противники советской власти лишались избирательных прав и исключались из состава шарсудов. В Северной Осетии,
Адыгее и Кабарде большинство знатоков шариата было отстранено от судебной
практики. Должность председателей шарсудов тут нередко занимали лояльные
к власти выходцы из беднейших слоев, абсолютно невежественные в вопросах
права. Все это значительно затрудняло работу шариатских судов.

Первые попытки отменить действие шариатского правосудия на Северном Кавказе относятся к 1922 году. На территории Горской АССР шарсуды несколько раз то
закрывали, то в ответ на жалобы и волнения мусульман вновь восстанавливали.
Окончательно их запретили сначала в Северной Осетии, где мусульмане составляли
меньшинство населения, в 1924 году — в Горской республике, в январе 1925 года —
в Адыгее и Кабардино-Балкарии, в январе 1926 года — в Ингушетии и Чечне, а в апреле — октябре 1927 года — в Дагестане[17]. В 1928 году в Уголовный Кодекс РСФСР
была введена Х глава «О преступлениях, составляющих пережитки родового быта».
Ее действие ограничивалось в основном районами Северного Кавказа, где до этого
существовали шариатские суды. Статьи 203–204 главы Х приравнивали отправление шариатского правосудия к тяжелым уголовным правонарушениям, за которые
полагалось заключение в лагере сроком на один год[18]. Подобные наказания были
сохранены в российском Уголовном кодексе, принятом в 1961 году.

Преследования бывших членов шарсудов и их близких продолжались в 1930-е
и 1940-е годы. Так, ученики (муриды) и родные Али-Хаджи Акушинского, умершего в 1930 году, были сосланы в Казахстан. Абу-Суфьян Акаев был осужден
в 1929 году на 10 лет лагерей и умер в 1931 году под Котласом. Али Каяева дважды — в 1930 и 1938 годах — высылали из Дагестана. Он скончался зимой 1943 годы в ссылке в г. Георгиевка Семипалатинской области[19]. Большинство кабардинских «шариатистов» было расстреляно. Гонения на членов шариатских судов
и насильственное объединение мусульманских крестьян в колхозы вызвали на советском Кавказе волну долго не прекращавшихся протестов, которые многие годы замалчивались.

Только совсем недавно благодаря рассекречиванию архивов КГБ и КПСС
ученые смогли познакомиться с подробностями наиболее крупных из этих выступлений, возглавлявшихся прежними членами шарсудов. Это Баксанское и Верхнекурповское «дела» 1928–1929 годов в Кабарде, восстания 1930 года
в Большом Карачае, Дидойский и Хновский мятежи, случившиеся тогда же
в Дагестане и Северном Азербайджане, «дело» шейха Штульского, бунты горцев
Чечено-Ингушетии и северного Дагестана в 1934–1936 и 1940–1942 годах. Одним из главных требований восставших было восстановление шариатских судов[20]. Восстания были жестоко подавлены Красной армией при поддержке отрядов НКВД. Их руководители были расстреляны, большинство участников
осуждены на разные сроки. В 1944 году целые мусульманские народы — чеченцы, ингуши, карачаевцы и балкарцы — были насильно депортированы в Казахстан и Среднюю Азию.

После распада СССР на волне движения за мусульманское возрождение на
Северном Кавказе началось стихийное восстановление шариатского правосудия.
К настоящему времени несколько десятков шариатских судов было создано в мусульманских общинах северного Дагестана и Чечни. Как правило, они состоят из
имама соборной мечети, который по пятницам председательствует на заседаниях
совета старейшин общины. Он разбирает мелкие уголовные и брачно-семейные
дела, оформляет завещания[21]. Наряду с шариатскими судами (рассматривающими мелкие уголовные правонарушения, вопросы наследного права и т. п.) у мусульман Северного Кавказа работают российские народные и общественные третейские суды.

Председатели возрожденных шариатских судов нередко входят в состав сельских и районных администраций. Наиболее авторитетные из них участвуют
в разборе по адату или шариату поземельных тяжб между селениями, участившихся в последнее время. Например, в 1991 году в Цумадинском районе Дагестана спор за пастбищную гору между селениями Саситли, Кеди и Сильди разбирался с участием С.-М. Абубакарова, возглавляющего шариатский суд при соборной
мечети г. Хасавюрта, и его коллег С.-Г. Пирмагомедова из с. Агвали и М.-С. Газиева из с. Хуштада. С.-Г. Пирмагомедов представлял Цумадинский район
на Съезде народов Дагестана, состоявшемся в 1992 году в Махачкале[22].

Под влиянием мусульманской общественности из последней редакции Уголовного кодекса Российской Федерации, принятой в 1996 году, были изъяты статьи 212 и 235, приравнивавшие применение норм шариата к тяжкому преступлению. Но шариатские суды так и не были признаны федеральной властью. De jure
шариатское правосудие было узаконено только в Чеченской республике, где
в 1996 году был принят уголовный кодекс Судана, в целом придерживающийся
норм шариата, и в Ингушетии, где в декабре 1997 года принят закон о мировых
судьях, обязывающий их «руководствоваться нормами адата и шариата» (ст. 3)[23].
Однако реализация этих постановлений и разработка законодательства о шариатских судах в этих республиках затянулись на многие годы. В первую очередь это
объясняется отсутствием грамотных шариатских судей после более чем 50-летнего преследования ислама и шариата, а также сложившейся здесь в последние годы тяжелой криминогенной обстановкой.

Следует отметить, что в 90-е годы ХХ века шариат по-прежнему многими использовался как козырь в политических интригах. Он стал рассматриваться как
средство узаконить создающиеся ныне и далекие от идеалов ислама политические режимы и движения. Так, первый президент Чеченской республики Ичкерия
генерал Дж. Дудаев, совершенно нерелигиозный человек, провозгласил шариат
источником права в Чечне[24]. Но реально он ничего не сделал для введения
в жизнь норм мусульманского правопорядка и предотвращения разгула преступности в республике.

В сентябре 1999 года знаменитый террорист Шамиль Басаев объявил о создании его «дагестанскими братьями» на территориях в Ботлихском и Цумадинском районах Дагестана, захваченных отрядами Конгресса народов Чечни и Дагестана (куда также входил известный террорист и полевой командир Хаттаб),
«исламского суда, чтобы судить предателей и трусов»[25]. Эти учреждения удивительно напоминают полевые трибуналы послереволюционного времени, о которых говорилось в начале этой статьи. Необходимо отличать эти псевдошариатские учреждения от настоящих адатно-шариатских судов, которым удается
несколько ослабить разгул преступности в ряде северокавказских городов и селений. Последние, хотя и не получили официального признания со стороны республиканских и федеральных властей, de facto продолжают действовать — в основном в небольших сельских мусульманских общинах на Северо-Восточном
Кавказе — и в начале третьего тысячелетия.

---

[1] Рукописный фонд Института истории, археологии, этнографии Дагестанского научного
центра РАН (Махачкала). Ф. 2. Оп. 1. Д. 57. Л. 39.

[2] Съезды народов Терека. Документы и материалы. Орджоникидзе, 1977. Т. I. С. 158.

[3] Подробнее об этом см.: Бобровников В. О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право,
насилие (очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана). М., 2002.

[4] Центральный государственный архив Республики Дагестан (далее: ЦГА РД). Махачкала.
Ф. Р-4. Оп. 2. Д. 13. Л. 3.

[5] ЦГА РД. Ф. Р-268. Оп. 1. Д. 5; Красный землероб. 01.04.1925.

[6] Сталин И. В. Сочинения. М., 1947. Т. 4. С. 395–396.

[7] Киров С. М. Избранные статьи и речи. М., 1957. С. 128.

[8] Бабич И. Л. Эволюция правовой культуры адыгов (1860–1990-е годы). М., 1999. С. 163–164.

[9] Справка о шариатских судах из НКЮ на отношение ВЦИК от 12 сентября 1928 г. // ЦГА РД. Ф. Р-37. Оп. 24. Д. 31.

[10] ЦГА РД. Ф. Р-33. Оп. 2. Д. 9. Л. 2.

[11] Подробнее об этом см.: Бабич И. Л. Эволюция правовой культуры адыгов… С. 163–168.

[12] Бобровников В. О. Мусульмане Северного Кавказа… С. 227–228.

[13] Мисроков З. Х. Отмирание шариатской юстиции в автономиях Северного Кавказа. М., 1979.
С. 227–228.

[14] ЦГА РД. Ф. Р-209. Оп. 1. Д. 2. Л. 50.

[15] Постановление Ревкома Дагестана // ЦГА РД. Ф. Р-4. Оп. 2. Д. 13. Л. 59, 91; см. также: там же.
Ф. Р-33. Оп. 1. Д. 2. Л. 85; Ф. Р-37. Оп. 20. Д. 54. Л. 143; Ф. Р-117. Оп. 6. Д. 45. Л. 57.

[16] ЦГА РД. Ф. Р-37. Оп. 24. Д. 31. Л. 12–13.

[17] Бобровников В. О. Махкама шар‘ийа // Ислам на территории бывшей Российской империи:
Энц. словарь. Сост. и отв. ред. С. М. Прозоров. М., 1999. Вып. 2. С. 63.

[18] Систематизированный текст общесоюзных уголовных законов и уголовных кодексов
союзных республик. М., 1948. С. 504.

[19] Бобровников В. О. Каяев, Али // Ислам на территории бывшей Российской империи: Энц.
словарь. С. 45–46.

[20] Мамбетов Г. Х. Верхнекуринское восстание Кабарды в 1929 г. // Тарих [Махачкала]. 1996.
№ 2–3. С. 30–36; Дагестанская правда. 23.03.1996.

[21] Бобровников В. О. Махкама шар‘ийа…

[22] Полевой материал автора. Сентябрь 1992 года.

[23] Бобровников В. О. Махкама шар‘ийа… С. 63; Акаев В. Х. Религиозно-политический конфликт
в Чеченской Республике Ичкерия // Центральная Азия и Кавказ [Лулео, Швеция]. 1999. № 4.
С. 102.

[24] Там же.

[25] ал-Аман [Бейрут, на араб. яз.]. 17.09.1999.