«Я хочу быть как Джеймс Бонд»

Айн Рэнд. Апология капитализма /
Пер. с англ. А. Волкова, Г. Зелениной,
А. Курт, С. Силаковой, Я. Токаревой,
К. Щербиной; предисл. А. Эткинда. М.:
Новое литературное обозрение, 2003. 356 с.
(Либеральное наследие)

Появившись на экране, он просто
блистал техникой, элегантностью,
остроумием и сдержанностью — когда
его спросили: «Кто вы?», камера
впервые взяла крупный план и он тихо
ответил: «Бонд. Джеймс Бонд…»

Айн Рэнд

Алиса Розенбаум родилась
в 1905 году в Санкт-Петербурге, в 1924-м окончила университет по специальности «социальная
педагогика», потом подала
документы на выездную
визу и в 1926-м оказалась в
Нью-Йорке. Свой первый
роман «Мы, живые», законченный в 1934 году,
Алиса подписала псевдонимом «Айн Рэнд». Потом
были еще три романа и десяток философских книг.
Из предисловия Александра Эткинда мы также узнаем, что в Америке
«…Рэнд сделалась предметом культа. В Калифорнии
есть институт ее имени.
Хиллари Клинтон ссылалась на нее как на ролевую модель. Социологические опросы…
называли роман Рэнд Атлант расправил плечи
самой популярной американской книгой
после Библии. Более важно, что в середине 1950-х в культовый кружок, регулярно собиравшийся с целью чтения Рэнд в ее присутствии, входил Алан Гринспен» (с. 9–10).
В сборник вошли 17 полемических текстов,
написанных в 1960-е годы.

На первых страницах книги Рэнд сообщает, что в эпоху посткантианского «распада»
философии на передний план выступила политическая экономия, которая «…приняла
за аксиому основополагающие догматы коллективизма», а именно то, что имеется некое
«сообщество», которое распоряжается «своими» ресурсами, один из которых — сам человек. «Его рассматривали в общем ряду с землей, лесами или шахтами как один из факторов производства, причем один из самых маловажных» (с. 21). Рэнд называет такое
отношение к человеку «первобытно-племенным» и считает его глубоко укорененным
в европейской культуре: бытием здесь обладает именно «племя», человек же, «клеточка племени», — всего лишь расходный материал,
а никак не свободная и независимая личность.
Любопытно, что критики капитализма, будь то
Карл Маркс или Карл Поланьи, считают такое
отношение к человеку атрибутом именно капиталистического уклада жизни, глашатаем
которого и явилась политэкономия. Так,
Марксу феодализм представляется вполне
«органичным» строем: отчуждение здесь существует лишь в потенции.
Поланьи апеллирует к
«традиционной экономике», уютному миру взаимности и перераспределения. Однако для Рэнд
политэкономия вовсе не
является носителем капиталистической идеи. Критика Рэнд гораздо более
радикальна: вся европейская культура основана на
отчуждении человека от
своей личности, собственности и жизни. Капитализм впервые бросает
дерзкий вызов этому тотальному отчуждению.
Настоящий капитализм
основан на свободе и
творческом создании нового богатства, а вовсе
не на экспроприации «общественных излишков», которых на самом деле нет, как нет никаких «общественных ресурсов». К сожалению, капитализма в чистом виде никогда не
было, и это плохо. Для сравнения: Поланьи
считает, что «свободный рынок» как проект
неосуществим на практике, ведь если бы он
просуществовал сколько-нибудь долго, человек был бы физически уничтожен вместе
со средой обитания.

Рэнд пишет: «Человечество — не существо,
не организм, не коралловый куст. Существо,
занятое производством и торговлей, — индивид.
Только с изучения индивида, а не того рыхлого
целого, которое зовется “сообществом людей”,
должна начинаться любая гуманитарная наука.
<…> Основная черта человека — его способность к разумному мышлению. <…> Свобода —
основная потребность человеческого разума»
(с. 25–29). Тот факт, что человек от природы
есть разумное и свободное существо, отражается в идее «прав личности». Корень всех прав —
право на жизнь. Из него прямо вытекает право
собственности. Тип общественного устройства
определяется отношением к правам личности,
т. е. характером ответа на вопрос «Свободен ли
человек?». «За всю историю человечества лишь
один общественный уклад отвечает на него
“Да”. Это капитализм… — уклад, основанный
на признании прав личности, в том числе права
собственности, и предполагающий, что вся собственность находится в руках частных лиц [курсив автора. — Р. Г.]» (с. 32–33). Капитализм хорош потому, что отвечает природе человека,
а не потому, что обеспечивает «наилучшее распределение ресурсов нации» или что при нем
легче достигнуть «общего блага». Ничего «общего» не существует, как не существует и самого «общества», — это всего лишь слово для обозначения такого положения дел, при котором
разумная природа человека подавляется и извращается. Отрицая реальность общего, капитализм является «последним… порождением
аристотелевской традиции» (с. 50).

Искаженное, мистико-альтруистическое
представление о «правах человека», господствующее в современной культуре, трактует
«право» как «право на участие в общем».
С точки зрения Рэнд, например, «право на
работу» — «…нечто несуществующее; существует лишь право на свободную профессию,
то есть право человека пойти на работу, если
другой человек решает нанять его» (с. 65). Так
же и с «правом на жилье», «правом на справедливую оплату» и т. д.

Что заставляет людей исповедовать ложные концепции, что служит помехой построению чистого, неограниченного капитализма? Дело в том, что люди в большинстве
своем не осознают подлинного смысла базовой потребности в свободе и выбирают невозможные, внеразумные ценности, насилуя при
этом собственную природу: «Если мы жаждем
противоречий, хотим соединить несоединимое, мы разрушаем свое сознание, превращая
внутреннюю жизнь в гражданскую войну слепых сил, втянутых в темный, бессмысленный, бессвязный и бесцельный конфликт…
кстати сказать, именно так живет сейчас
большинство [курсив мой. — Р. Г.]» (с. 90).
Люди, не познавшие истину капитализма, —
либо садисты, либо мазохисты. Коллективному садомазохизму противостоит принцип
торговли — «…единственно разумный этический принцип… Торговец… относится к людям не как к хозяевам или рабам, а как к независимым и равным себе личностям» (с. 94).
Торговец — рыцарь эквивалентного обмена.
Руководствуясь законом тождества, он любовь меняет на любовь, уважение — на уважение, ценность — на ценность, он «…никогда
не ищет и не жаждет незаслуженного» (с. 104).
Разумеется, торговец может свободно действовать только в свободном обществе, где ему
не придется иметь дела с «нелогичными»
людьми.

Следующий пассаж из «Рукописей 1844 года» Карла Маркса, который мы
считаем нужным здесь привести, обнаруживает почти дословное сходство с характеристикой «торговца» у Айн Рэнд: «Предположи теперь человека как человека и его отношение
к миру как человеческое отношение: в таком
случае ты сможешь любовь обменивать только
на любовь, доверие только на доверие
и т. д. Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком. Если ты хочешь оказывать влияние на других людей, то ты должен
быть человеком, действительно стимулирующим и двигающим вперед других людей.
Каждое из твоих отношений к человеку
и к природе должно быть определенным, соответствующим объекту твоей воли проявлением
твоей действительной индивидуальной жизни».
Конечно, нельзя приравнять две столь идеологически чуждые позиции, но, на наш
взгляд, можно говорить о несомненном родстве риторических приемов и общности романтического пафоса, создаваемого в текстах двух
философов. Аналогия с Марксом служит для
иллюстрации того, что Рэнд — не очередной
догматический апологет узко понятого либерализма, напротив, ее тексты несут радикальный критический посыл и служат образцом
«повышающей» риторической аргументации.

«Торговец» как идеальный человеческий
тип исторически воплощается в фигуре «бизнесмена», Атланта, несущего весь мир на своих могучих плечах. Образец святости и чистоты, бизнесмен становится ритуальной
жертвой современного американского общества, тогда как настоящие злодеи остаются
безнаказанными: «Все злодейства, злоупотребления и несправедливости, традиционно
приписываемые бизнесменам и капитализму,
имели своей причиной отнюдь не свободный
рынок или нерегулируемую экономику,
но вмешательство правительства в экономическую жизнь» (с. 129). Тут важно подчеркнуть, что далеко не все те, кто причастен
к возникновению богатства, достойны называться именем «бизнесмен». Среди них есть
подвижники чистого рынка, и есть «…плоды
смешанной экономики, люди с политическими связями, которые делали деньги благодаря
полученным от правительства особым привилегиям… Именно стоявшая за действиями подобных бизнесменов политическая власть…
вызывала неурядицы в экономике страны,
трудности, спады и все усиливающиеся протесты масс» (с. 130). Апофеозом злокачественного государственного вмешательства стали
антимонопольные законы: «…единственный
смысл и цели, какие эти законы могут иметь,
каковы бы ни были намерения их авторов: наказать талант за талантливость, наказать успех
за успешность и принести плодотворный гений в жертву требованиям завистливой посредственности» (с. 143). Modus operandi врагов свободы, этатистов, состоит в том, чтобы
«…бесконечно спорить о частных, специфических, вырванных из контекста… вопросах,
никогда не допуская их обобщения, не упоминая об исходных принципах или конечных
последствиях и тем самым обрекая своих последователей на своеобразное расщепление
рассудка» (с. 153). Цель этатистов — дискредитация разума, единственного источника богатства, и оправдание государственного насилия во имя фальшивых «национальных
интересов».

Следствием подобной дискредитации разума становится полное отсутствие идеологии
как основополагающая черта современности:
«Нет политических принципов, теорий, идеалов, нет философии. Нет ни направления,
ни цели, ни компаса, ни взгляда в будущее,
ни доминирующих интеллектуальных факторов. Есть… Страх» (с. 159–160). Антиидеология называется «властью консенсуса» и представляет собой иррациональное обоснование
смешанной экономики, которая «…смешивает свободу и регулирование без каких-либо
принципов, правил или теорий… Такая… антисистема делит страну на постоянно растущее число враждебных лагерей. <…> Понятно, какое единство (консенсус) здесь
требуется. Это — единство молчаливого согласия на то, что все покупается, все продается
(или “участвует в деле”), а то, что продать
нельзя, попадает в дебри эксплуатации, манипуляции, лоббирования, обмена, рекламы,
взаимных уступок, вымогательства, взяточничества, предательства, то есть слепого случая,
как на войне» (с. 164–166). Америка движется
к фашизму, заключает Рэнд, и руководствуется в этом катастрофическом движении доктриной прагматизма. «Прагматизм утверждает,
что нет объективной реальности и вечной
истины, абсолютных принципов, осмысленных абстракций и устойчивых концепций.
Все можно произвольно менять, объективность состоит из коллективной субъективности, истина — то, что люди хотят считать
истиной; и то, что мы хотим видеть в реальности, реально существует, если только консенсус так решит… Хотите избежать окончательной катастрофы? Распознайте и отвергните
именно этот тип мышления, каждую из его
посылок в отдельности и все их вместе. Тогда
вы осознаете связь философии с политикой
и с вашей повседневной жизнью. Тогда вы
поймете и заучите, что ни одно общество не
может быть лучше своих философских истоков. И тогда… вы будете готовы не вернуться
к капитализму, а открыть его» (с. 184).

Каждое эссе, включенное в сборник, достойно отдельного разбора. Мы призываем
читателей непременно проштудировать всю
книгу от начала и до конца. Она того стоит.
Напоследок еще раз обратимся к предуведомлению Александра Эткинда: «На презентации
русского перевода Атланта в апреле 2000 года экономический советник российского
президента Андрей Илларионов назвал Рэнд
своим кумиром и сообщил, что рекомендовал
читать эту книгу Владимиру Путину; в тот момент, по словам советника, президент читал
Набокова» (с. 10). С выходом новой книги
Айн Рэнд на русском языке рекомендация
господина Илларионова обретает дополнительную актуальность.

Проницательный читатель, вероятно, заметил, что мы ни словом не обмолвились о…

Не будем раскрывать всех карт. Скажем
лишь, что так и было задумано.