Борьба палестинского энциклопедиста

Все, что известно в России об Эдварде Саиде, укладывается в небольшой реестр
критических эссе, относящих его к представителям так называемой «постмодернистской» антропологии. К этому реестру можно присовокупить и несколько
(в основном переводных) публицистических статей, где его называют то «палестинским Солженицыным», который несгибаемо и честно служит Идеалу, то
«профессором террора» и «человеком Ясира Арафата», не скрывая откровенной
неприязни, вызванной выступлениями Саида по поводу ближневосточного урегулирования и будущего государства Израиль.

Саиду удалось добиться того, к чему стремились практически все без исключения западные интеллектуалы-шестидесятники: он стал политической фигурой,
известной далеко за пределами академических кругов. Между тем сам Саид считал главной своей деятельностью преподавание и научные исследования и решительно отказывался фигурировать в качестве «совести нации», олицетворять «сознание» для не осознающей себя «массы» (что коренным образом отличало его от
людей, подобных Александру Солженицыну или Жану Полю Сартру).

* * *

Эдвард Саид родился в 1935 году и принадлежит к поколению Мишеля Фуко, Юргена Хабермаса, Наума Хомского, Пьера Бурдье, Жака Деррида, Жана Бодрийяра,
Юлии Кристевой, Филиппа Лаку-Лабарта, Жан-Люка Нанси. Трудно не увидеть некий символизм в том, что Саид родился в Иерусалиме. Не менее символично и то,
что семья Саидов исламу предпочла христианство. Однако подобный символизм,
как мог бы сказать сам Саид, возникает только post factum. Он не верил в предзаданность судьбы, магическое влияние места рождения или «веры отцов».

Родственники Саида были из числа преуспевающих, и, следуя за отцом, вынужденным совершать частые деловые поездки в Каир, семья жила наездами
в столице Египта. После одной из таких поездок в 1948 году Саиды уже не вернулись на родину, в свой дом в иерусалимском квартале Тальбийе. Причиной тому
явилась победа Израиля в войне за независимость.

В 1951 году Саид отправляется на учебу в США. После окончания одной из
закрытых школ в Новой Англии он вначале избирает Принстонский университет,
а затем в течение нескольких лет учится в Гарварде. Тем временем для семейного
бизнеса Саидов в Египте настают тяжелые времена — компания отца была национализирована египетским правительством во главе с Гамаль Абдель Насером, задумавшим строительство «арабского социализма». Семья Саидов перебирается
в Ливан. Эдвард, какое-то время пробывший вместе с семьей в Каире, вновь возвращается в Соединенные Штаты, где защищает диссертацию. В 1960-х он уже
молодой преподаватель Колумбийского университета.

Переломным моментом в биографии Саида можно считать 1967 год, когда,
разгромив за шесть дней армии Египта, Сирии и Иордана, Израиль оккупировал
Восточный берег Иордана, сектор Газа, Голанские высоты и Синайский полуостров. Позднее Саид констатирует, что «Шестидневная война» перевернет всю его
жизнь, навсегда заставив сделаться совсем другим человеком. В конце 1960-х выйдет в свет первая книга Саида, посвященная ближневосточным процессам, —
«Палестинский опыт».

С начала 1970-х он становится известен как активно публикующийся палестинский интеллектуал. Его тексты появляются на французском, английском,
арабском языках. Он размещает свои статьи на страницах «Нью-Йорк таймс»,
«Ньюсуик», «Монд». В 1975 году он выступает на заседании комитета по международным делам американского конгресса, где заявляет, что палестинцы превращены в категорию людей, обреченных чувствовать себя чужаками в своей стране.
В 1978 году выходит «Ориентализм», а вскоре — «Палестинский вопрос». Комментарии Саида по проблемам ближневосточного урегулирования активно печатаются в американской прессе, вызывая интерес самой широкой читательской
аудитории.

Сам факт его присутствия в США оказывается ценным для Палестинского
национального совета, независимым и беспартийным членом которого он избирается. Однако сотрудничество с этой организацией и Ясиром Арафатом было
недолгим. Не приемлющий национализм Саид скоро отошел от организации, деятельность которой приводила к пагубной эскалации арабского этноцентризма.
На протяжении 1980-х и 1990-х годов, критикуя разом и арабов, и израильтян,
Саид избирает позицию, в равной степени требующую как интеллектуального,
так и политического мужества.

Саид оказывает стойкое сопротивление неявному и, разумеется, никогда не
признаваемому конфликтующими сторонами сообщничеству, которое заключается в избрании одинаково этноцентристских стратегий самоопределения и взаимодействия друг с другом. Конечно же, как арабские, так и израильские сторонники подобных стратегий поспешили причислить Саида к когорте врагов своих
народов. Арабы-экстремисты увидели в нем проамерикански настроенного предателя «общего дела», высоколобого двурушника и религиозного отступника, израильские экстремисты — интеллектуализированного камикадзе и тайного пособника интифады.

* * *

Ни одна другая работа Саида не принесла ее автору такой известности и признания, как «Ориентализм». К настоящему моменту эта книга переведена более чем
на тридцать языков и выдержала множество переизданий. Более того, несмотря
на то, что до «Ориентализма» Саидом было выпущено более двух десятков книг,
в восприятии многих он остается прежде всего автором именно этой книги.
«Ориентализм» из числа тех произведений, которые не просто приносят автору
успех, но и делают его заложником содержащихся в книге идей. Так после выхода книги Саиду, по сути, было суждено превратиться в столпа антиориентализма,
этакого хулителя и ниспровергателя западного владычества.

Однако, несмотря на серьезность брошенных Западу обвинений, Саид умудряется не попасть в силки, которые сами расставляют себе некоторые критики
«западного образа жизни», «западного экспансионизма», «западной агрессии»
и т. д. Дело в том, что большинство теоретических построений, отрицающая мощь которых направлена против «западной цивилизации», нередко связаны
с отношением к Западу как некой данности. Более того, во всей этой отрицающей мощи присутствует наивное представление о Западе как воплощении целостности, незыблемости, традиций и много чего еще, что без тени сомнения выставляется в качестве неоспоримого доказательства его субстанциальности.

Эссенциализм, заключенный в любых фундаменталистских и квазифундаменталистских воззрениях на историю, обрекает теоретиков, которые делают его
своим кредо, самым банальным образом превращаться в идеологов, при этом мистификации подвергается сам исследуемый и критикуемый «объект».
Позаимствовав у Мишеля Фуко тему взаимосвязи власти и знания, Саид смог
показать «ориентализм» как сложное дискурсивное выражение западной претензии на власть над Востоком. В ходе обоснования этой претензии «Восток», вопервых, превращается в «чистую доску» (воспринимаясь не более как географическое понятие, т. е. как «сторона света»). Во-вторых, он оказывается конструкцией,
возводящейся при участии целой системы сорганизованных дискурсов (историко-этнографических, антропологических, административно-управленческих, моральных, экономических, государственно-политических, культурологических,
литературных и т. д.).

Фукианский сюжет о «власти — знании» Саид дополняет понятием гегемонии, в истолковании которого обращается к теоретическим находкам марксиста
Антонио Грамши. Исследования Грамши служат для автора «Ориентализма» подспорьем в анализе того, каким образом одни образы «Востока» подчиняют себе
другие. Речь идет не о какой бы то ни было форме прямолинейного идеологического диктата, чреватого слишком откровенным бряцанием доспехов и слишком
откровенно выражающего собственно политическое могущество. Напротив, чем
весомее доминирование той или иной идеи, тем более скрытым, одновременно
неявным и незаметным оно становится. Господствующая идея в буквальном
смысле принимается по умолчанию, выступая достоянием обыденного здравого
смысла, коллективного соглашения, принятого без обсуждения.

Сопротивляться всему, что служит достоянием подобной ортодоксии (которая
не только укрепляет власть, но и сама является ее формой), можно, только поняв
любой конкретный комплекс идей — коим и является ориенталистская идея Востока — в качестве исторического образования, порожденного конкретным соотношением концептуальных построений, различных как с точки зрения длительности
своего существования, так и с точки зрения особенностей своего происхождения.

* * *

На протяжении последних двенадцати лет Саиду пришлось освоить еще один вид
сопротивления — смертельной болезни. В течение всего этого времени он жил
с диагнозом «лейкемия», на фоне которой развилась раковая опухоль. Однако
в больничных палатах он задерживается ненадолго. Идя на эксперименты с новым формами химио- и лучевой терапии, Саид старался сделать свое пребывание
в стенах медицинских учреждений как можно более кратким, спеша читать лекции, давать интервью, писать новые тексты. Не позволяя себе длительных остановок, он доказывал, что и с таким диагнозом можно жить интенсивно.

24 сентября 2003 года Эдварда Саида не стало…