Столыпинская реформа: выход из кризиса

«Великие реформы» 60–70 годов XIX века, несмотря на незавершенность, создали для России условия для «пореформенного скачка» в сторону рыночной
экономики. На их запасе страна прожила вплоть до начала XX века. За это время произошла перестройка экономики из аграрной в аграрно-индустриальную
и превращение России в среднеразвитую страну с самыми высокими в мире
темпами развития промышленности (10 процентов прироста в год) и сельского
хозяйства (6 процентов). В то же время пореформенная модернизация экономики сопровождалась обнищанием значительной части населения, особенно
крестьянства.

Несмотря на ускоренную экономическую модернизацию, Россия оставалась
крестьянской страной. По данным первой Всероссийской переписи населения 1897 года, к крестьянскому сословию принадлежало 93 миллиона человек
(74 процента). Из них семь миллионов человек постоянно проживали в городах,
где они составляли 43 процента населения[1]. В сельской местности в 50 губерниях Европейской России проживало 81,4 миллиона крестьян, но из них занимались сельским хозяйством только 69,4 миллиона, или 74 процента. Другие 12 миллионов считали своим основным занятием торгово-промышленную
или иную деятельность, т. е. они перестали быть крестьянами-земледельцами.
К 1905 году уже 17 миллионов крестьян не занимались сельскохозяйственным
трудом.

К концу XIX столетия крестьянский вопрос в России приобрел необычайную
остроту. Усилия министров-индустриализаторов (Н. Х. Бунге, И. А. Вышеградского и особенно С. Ю. Витте) наталкивались на архаичную организацию аграрного сектора экономики, который не мог восполнять растущие бюджетные расходы страны и сдерживал развитие промышленности в силу низкой
покупательной способности большей части сельского населения. Значительные
средства казны уходили на ликвидацию последствий неурожаев, росли недоимки
по различным налогам и повинностям крестьян, поэтому гвоздем аграрных проблем в правительстве был вопрос о земле.

На первый взгляд, это противоречило тем успехам, которых достигла русская
деревня к началу ХХ века: Россия заняла первое место в мире по общему объему
производимой сельскохозяйственной продукции. Она давала 50 процентов всех
мировых сборов ржи, около 20 процентов пшеницы, в целом четверть мирового
сбора зерна и четверть его мирового экспорта. Чистые среднегодовые сборы (валовые сборы минус семена) хлебов и картофеля с 70-х годов XIX века до начала ХХ века выросли на 85 процентов[2]. Чистые сборы на душу населения увеличились с 3 до 3,7 четвертей (1 четверть — 8 пудов). Еще быстрее росли сборы сахарной
свеклы, льна, всех технических культур. Увеличивалось поголовье и продуктивность скота. Повышалась роль крестьянского хозяйства в сельскохозяйственном
производстве страны, достигнув в начале ХХ века 88 процентов валового сбора
хлебов и 78 процентов товарного зерна (в 60-е годы XIX века — 68 процентов).

Что же тогда вызывало беспокойство российского правительства? Дело
в том, что развитие сельскохозяйственного производства шло за счет предпринимательских помещичьих хозяйств и зажиточной части крестьянства.
В начале ХХ века таких насчитывалось около двух миллионов из 12 миллионов существовавших крестьянских дворов. Они-то и производили 30–40 процентов валовых сборов хлеба и до 50 процентов всей товарной продукции
сельского хозяйства, сосредоточив у себя 80–90 процентов частных («купчих») крестьянских земель и почти половину арендованных. Позднее их стали
называть кулаками, но к концу XIX века слово «кулак» относилось только
к сельским ростовщикам. Большинство зажиточных хозяйств находилось
в Новороссии, Предкавказье, Заволжье, Сибири. В зажиточных крестьянских
хозяйствах были сосредоточены почти все усовершенствованные сельскохозяйственные орудия труда и механизмы, производство и ввоз которых
в Россию в конце XIX — начале ХХ века увеличивался с феноменальной быстротой, крепкие хозяева активно покупали помещичьи земли, вносили удобрения, применяли наемный труд. Урожайность в таких хозяйствах была в полтора-два раза выше[3].

Ситуация в центрально-земледельческом районе была иной. Здесь прослойка зажиточных крестьян была очень незначительна. В материалах правительственных комиссий, изучавших положение деревни центральных губерний, говорилось об «обнищании деревни», «упадке крестьянских хозяйств»,
выражавшемся в истощении почвы, в переходе от трехпольной системы земледелия к еще более архаичной - двухпольной, сокращении количества скота, истреблении лесов. Главной причиной «оскудения центра» называлась малоземельность большей части крестьянских дворов и чересполосность надельных
земель, раздробленных вследствие роста населения на мелкие участки, находящиеся от селений в 8–15 верстах. В соответствии с нормами обычного права
земля и имущество семьи в великорусской деревне после смерти главы семейства делилась поровну между всеми сыновьями — в отличие от Западной Европы и Японии, где участок земли наследовал только старший сын (при этом создавались более благоприятные условия для возникновения в деревне
устойчивых хозяйств, накапливающих богатство из поколения в поколение).
В итоге половина крестьян центральных губерний в ХХ веке имела земельные
наделы ниже прожиточной нормы, т. к. средств для покупки земли у них не было. Вынужденная продажа бедняками части произведенной продукции вела
к деградации большинства крестьянских дворов центральных губерний России.
В селах увеличивался слой безземельных крестьян[4].

Консервация архаичных форм агрикультуры в значительной степени была
связана с сохранением крестьянской общины. Община являлась поземельным
экономическим союзом, важнейшей функцией которого было распределение
и использование наделов, и административно-фискальной единицей. Периодические переделы земли, особый характер надельного владения землей и землепользования (принудительные севообороты, чересполосица, «дальноземелье»),
круговая порука (до 1904 года), общинная регламентация всего крестьянского
быта определяли развитие крестьянского хозяйства. Являясь своеобразным институтом социальной защиты, способствуя выживанию обнищавшей части деревни, община фактически мешала зажиточным крестьянам развивать свое хозяйство на основе новых форм агрикультуры, практически исключая для них
возможность превращения в самостоятельных хозяев-собственников[5].

В правящих сферах страны вопрос о предоставлении отдельным крестьянам
права выхода из общины впервые был поставлен министром финансов С. Ю. Витте в 1898 году. В 1902 году Николаем II было создано Особое совещание
о нуждах сельскохозяйственной промышленности под руководством С. Ю. Витте. Главным итогом его деятельности стало предложение разрешить свободный
выход из общины всем желающим, которые после выхода из нее могли бы создавать свои хозяйства на основе частной собственности на землю[6]. Параллельно
этот же вопрос с начала ХХ века рассматривался в трех министерствах: финансов,
внутренних дел и земледелия. Разразившаяся революция, массовые крестьянские выступления осенью 1905 года ускорили проведение аграрной реформы.

С. Ю. Витте, став 19 октября 1905 года первым в истории России премьер-министром, составил и 3 ноября 1905 года подписал у Николая II Манифест об отмене взимания с крестьян выкупных платежей (с 1 января 1907 года)[7]. Этот документ коренным образом менял порядок надельного землевладения: крестьяне
становились полными собственниками своих наделов. К апрелю 1906 года кабинетом Витте была разработана программа преобразований в российской деревне,
основные положения которой легли в основу аграрной реформы, получившей
название Столыпинской. П. А. Столыпин, став 26 апреля 1906 года министром
внутренних дел, а с 8 июля этого же года одновременно председателем Совета
министров, придал реформе экономический, политический и социальный характер. Премьер был представителем старинного дворянского рода, крупным помещиком и рачительным хозяином, знавшим сельское хозяйство и его проблемы не
понаслышке. Он зарекомендовал себя опытным и волевым администратором на
постах ковенского уездного (с 1889 года), а затем — губернского предводителя
дворянства (1899). В 1902 году он был назначен на должность гродненского, а через год саратовского губернатора. Его решительные действия в Саратовской губернии, направленные на подавление революционного движения, вызвали одобрение правоконсервативных бюрократических и помещичьих кругов. С другой
стороны, являясь выпускником Петербургского университета, он заявлял о себе
как стороннике модернизации крестьянского хозяйства, имел репутацию если не
либерала, то человека не чуждого сотрудничеству с либеральными кругами, что
питало надежды либеральной оппозиции[8].

Столыпин ставил своей целью отмену всех сословных ограничений и подъем
благосостояния всего крестьянства России. Понимая, что этого невозможно достичь в короткие сроки, в качестве первоочередной задачи рассматривал создание
в деревне широкого слоя крестьян-собственников (из зажиточной части деревни
и крепких середняков). Столыпин придавал индивидуализации крестьянского
землевладения политический характер, выступал за активное вмешательство государства в перестройку деревни путем административных мер. Столыпин доказывал необходимость создания крепкой консервативной опоры власти из зажиточных крестьян-собственников, которые будут с уважением относиться к чужой
собственности, исправно платить налоги, станут основой правопорядка в деревне,
внесут социальное успокоение. С другой стороны, самостоятельные крепкие крестьянские хозяйства явятся образцом для других крестьян, рассадником передовых методов агрикультуры и агротехники. Правительство рассчитывало, что возрождение деревни на основе перестройки земельных отношений и роста производительности сельского хозяйства станет основой общего подъема экономики
страны. «Земля — это залог нашей силы в будущем, земля — это Россия», — в этих
словах П. А. Столыпина выражена первостепенная важность вопроса о земле для
будущего страны. На проведение реформы при условии мира и спокойствия
в стране Столыпин отводил 20 лет, реальное же течение событий ограничило ее
срок восьмью годами (1906–1914).

Основное содержание Столыпинской аграрной реформы заключалось в разрешении крестьянам выхода из общины, в проведении землеустройства для ликвидации чересполосицы, «насаждении» частной крестьянской земельной собственности путем предоставления крестьянам льготного государственного
ипотечного кредита через Крестьянский поземельный банк и переселении крестьян при поддержке государства на окраины империи.

Первым шагом на пути реформы стала отмена существующих ограничений
гражданских прав для лиц крестьянского сословия. Указ от 5 октября 1906 года
давал крестьянам одинаковые с другими сословиями права при поступлении на
государственную службу и в учебные заведения. Крестьянам предоставлялось
право свободного получения паспортов и выбора места жительства. Отменялись
телесные наказания по приговору волостных крестьянских судов и проч. Если
раньше крестьянин мог выйти из общины только при условии выплаты выкупных платежей, то теперь ему предоставлялось право свободно выходить из общины, правда без земли[9].

Главным государственным актом реформы стал указ от 9 ноября 1906 года,
разрешавший крестьянам выходить из общины и укреплять землю в личную собственность[10]. Поскольку Манифест от 3 ноября 1905 года отменил выкупные платежи, то теперь крестьянин мог выйти из общины с землей бесплатно. Отвод земельных участков выходцам из общин производился на следующих условиях.

1. Крестьянин мог получить свои полевые участки в том же виде, в каком ими
пользовался, т. е. 5–10–15 полос и более (иногда до 100). В этом случае он пользовался пастбищами, лесами, сенокосами и водопоями вместе с общинниками.

2. Крестьянин мог с согласия общины свести все эти полосы в один отруб, т.
е. в один участок. Иногда к отрубу добавляли количество земли, равное его доли
в сенокосных пастбищных угодьях.

3. Крестьянин мог с согласия общины получить хутор, который включал полный отруб с добавлением к нему усадебного участка и переноса туда дома и построек, тогда как в первых двух случаях усадьба оставалась в деревне. Отвод участков «выделенцам» назывался укреплением земли в личную собственность, а сами
выделившиеся крестьяне — «укрепленцами».

4. Вместо земельного участка общество могло предложить выходящему из общины крестьянину за причитавшуюся ему землю деньги по ее рыночной стоимости.

В первом случае нужно было получить разрешение простого большинства
сельского схода, а во втором и третьем случаях — согласие двух третей крестьянского схода. За выходившими из общины укреплялись земельные участки, находившиеся в их пользовании со времени последнего передела. Если же выходившие из общины располагали излишками, появившимися в силу изменения численности и состава семьи, то за них вносилась плата, определявшаяся средними
выкупными платежами сорокалетней давности. В течение месяца со дня подачи
заявления «выделенца» о выходе общество должно было составить «приговор»
с описанием укрепляемых участков. Если общество по каким-либо причинам отказывалось это сделать, «выдел» оформлялся постановлением земского начальника и утверждался уездным съездом земских начальников[11]. Если в течение 30 дней не поступало отказа в регистрации с объяснением причин (отказ
можно было обжаловать в суде), то считалось, что просьба «выделенца» удовлетворена. Важной составляющей указа было положение, касающееся замены семейной собственности на все имущество крестьянского двора личной собственностью домохозяина.

В 1908–1909 годах правительство провело ряд мер, направленных на создание
более благоприятных условий для образования хуторов и отрубов, формирование
слоя крестьян, владевших участками правильной конфигурации, наиболее отвечающих требованиям рационального хозяйствования. В марте 1909 года с целью
ускорения процесса землеустройства были изданы специальные «Временные правила», предусматривавшие «разверстание» на хутора и отруба целых селений[12]. Закон от 14 июля 1910 года утвердил указ от 9 ноября 1906 года и внес в него некоторые дополнения и изменения. Во-первых, был упрощен порядок выхода крестьян
из тех общин, где не было земельных переделов после 1861 года. В этих общинах
не нужно было получать разрешения от сельского схода, а требовалось только подать заявление. Во-вторых, была усилена та часть указа, которая касалась выделения на хутора и отруба: теперь желающим выйти из общины необходимо было согласие лишь одной пятой схода, а оставшиеся в общине крестьяне могли
требовать (с целью улучшения землепользования) выделения на отруб всех «укрепленцев»[13].

Распространенное мнение, что с начала реформы вышедшие из общины крестьяне становились частными земельными собственниками, неверно. Крестьянская личная собственность (бывшая надельная) отличалась от частной собственности на землю. «Крестьяне-укрепленцы» могли продать свои наделы лишь
лицам, приписанным к сельскому обществу. Покупатели их земли могли купить
не более шести полных наделов (это не означало землю шести дворов, а лишь
норму шести душ мужского пола). Вводя эти ограничения, правительство ставило цель сохранить бывшие надельные земли в руках крестьянства, обеспечивавшего Россию сельскохозяйственной продукцией. П. А. Столыпин считал, что закон должен налагать «ограничения на землю, а не на ее владельца… Надельная
земля не может быть отчуждена лицу иного сословия; надельная земля не может
быть заложена иначе, как в Крестьянский банк; она не может быть продана за
личные долги, она не может быть завещана иначе как по обычаю»[14].

Всего за 1907–1915 годы было подано 3 миллиона 373 тысячи заявлений
(36,7 процента домохозяев) о выходе из общины и закреплении земли в личную
собственность. Согласие сходов получило около четверти (26,6 процента) подавших заявление, а часть «укрепленцев» (1 миллион 232 тысячи) вышли из общины
по заявлениям в соответствующие инстанции. Многие забрали заявления в результате сопротивления сельских сходов. Фактически вышли из общины 2 миллиона 478 тысяч домохозяев-общинников (26,9 процента)[15]. Мотивы выхода из
общины были разные. Выходили, прежде всего, хозяева, находившиеся на противоположных социальных полюсах деревни — наиболее зажиточные хозяева,
имевшие земельные излишки и стремившиеся еще прикупить землю, и деревенская беднота, которая не могла обработать наделы своими силами. Среди тех, кто
вышел из общины, 914 тысяч сразу же продали свои наделы, чтобы переселиться
в Сибирь, переехать в город или купить землю через Крестьянский банк. Всего за
время действия реформы крестьяне продали 4,1 миллиона десятин, т. е. около
четверти надельного фонда, перешедшего в личное владение. В качестве продавцов выступили 1,2 миллиона «укрепленцев» — 40 процентов всех вышедших из
общины[16].

Одним из главных мотивов выхода из общины было стремление «крепких домохозяев» к организации самостоятельных хозяйств на хуторах и отрубах. Всего
на надельных землях было образовано полтора миллиона обособленных участковых хозяйств — около 300 тысяч хуторов и 1,2 миллиона отрубов. Число выходцев
из общин было особенно велико в новороссийских губерниях (до 60 процентов),
на территории правобережной Украины (до половины) и в ряде центральных губерний: Самарской (49 процентов), Курской (44 процента), Орловской (39 процентов), Московской (31 процент), Саратовской (28 процентов), т. е. наибольшим был выход в районах высокого развития капитализма и в тех малоземельных
районах, где средние наделы не обеспечивали прожиточного минимума. В остальных губерниях черноземного центра вышло из общины около четверти дворов. В большинстве нечерноземных губерний доля «выделенцев» была небольшой (в среднем 10 процентов), а в северных и приуральских губерниях она
составляла всего четыре-шесть процентов[17]. Стабильность общины в нечерноземном центре и Приуралье в значительной степени была связана с тем, что подавляющее большинство крестьян здесь являлись, как говорят социологи, внутренними мигрантами. Они постоянно уходили на заработки на промышленные
предприятия, возвращаясь в деревню на время полевых работ. Надел имел лишь
потребительский характер, кормил семью, которая постоянно проживала в деревне. Община в этом случае и выполняла свою функцию социальной защиты.

Количество заявлений о выходе из общины, достигнув пика в 1910 году, стало снижаться. Дело в том что, для «укрепленцев», если они не переходили на хутора и отруба и не продавали землю, сохранялись все «прелести» общинного земледелия и землепользования (чересполосица, дальноземелье, зависимость от
общинного севооборота и совместного пользования угодьями). С другой стороны, в самой общине становились затруднительными и даже невозможными переделы, возникали сложности с выгоном скота и проч. Вследствие этого насущной
задачей правительства становилось землеустройство, которое проводилось под
руководством ближайшего помощника П. А. Столыпина, А. В. Кривошеина, возглавлявшего с 1908 по 1915 год Главное управление землеустройства и земледелия. Сначала землеустройство мыслилось как следующий за укреплением этап
оформления участковых хозяйств, затем как параллельный и, наконец, как едва
ли не первостепенный акт, утверждавший право собственности крестьян на землю. Землеустройство проводилось с целью улучшения землепользования не только вышедших из общин крестьян, но и целых общин, оставшихся в общине групп
домохозяев и отдельных дворов, в том числе с образованием единоличных участков — отрубов. Если единоличное землеустройство ликвидировало недостатки общинного землепользования, то групповое — изменяло ситуацию в их хозяйстве вне зависимости от того, выходят они из общины или нет (раздел земель между селениями и частями селений, разбивка общинных земель в целях перехода
к многопольному хозяйству, разверстание чересполосицы надельных земель
с прилегающими владениями и проч.). Для проведения землеустройства создавались отряды землемеров и землеустроительные комиссии (уездные и губернские). Комиссии создавались впервые в России как коллегиальные органы, возглавлявшиеся представителями администрации, но с введением представителей
крестьянских обществ и земств, причем последних было большинство. Это было
сделано для лучшего учета местных условий. Землеустроительные работы проводились комиссиями исключительно по добровольному согласию крестьян.

Принятый 29 мая 1911 года закон «О землеустройстве», вобравший в себя все
основные положения и закона 14 июня 1910 года, и правил 1908–1910 годов, упростил переход к участковому землевладению и оформлению владельческих
прав[18]. Теперь документы, полученные при выделении отруба или хутора, признавались удостоверяющими право собственности на землю, и при этом не требовалось специального заявления о выходе из общины и укреплении своей доли надельных земель. Крестьяне беспередельных общин считались автоматически
перешедшими к личной собственности и могли обращаться за удостоверительными актами прямо в землеустроительные комиссии, минуя сельские сходы. Для перехода на отруба всем обществом требовалось лишь простое большинство схода.
Каждой землеустроительной комиссии предоставлялось право в ходе общего землеустройства общин выделять отдельных хозяев и без согласия сельского схода,
если она считала, что такие выделения не нарушат интересов общин. Кроме того,
было установлено, что надельная земля, если к ней при выходе из общины присоединяется земля, купленная у частных владельцев, становится частной собственностью, на которую в полной мере распространяется право владения, пользования и распоряжения. Это давало возможность любому домохозяину, получившему
в личную собственность свой надел путем укрепления и землеустройства, купив
хотя бы четверть десятины частной земли, объявить и бывший надел частной собственностью, которая имела высокую цену на земельном рынке. После 1911 года
земельный фонд частновладельческой земли стал увеличиваться за счет личной,
т. е. бывшей надельной, земли.

Землеустройство начиналось с подачи крестьянами ходатайств об изменении
условий землепользования; затем составлялся землеустроительный проект, который принимался населением; далее, в соответствии с этим проектом, проводились землемерные работы. К 1915 году в землеустроительные комиссии было подано 6,2 миллиона заявлений. Это говорит о том, что изменить условия
землепользования пожелало почти две трети крестьян-домохозяев, проживающих в губерниях Европейской России с различными исторически сложившимися типами землепользования. К 1916 году в ходе землеустройства было создано 1 миллион 234 тысячи хуторов и отрубных участков[19]. Важно подчеркнуть, что
реформа не сводилась только к образованию хуторов и отрубов, а предоставляла
крестьянам широкий спектр выбора условий хозяйствования. Число единоличных и групповых ходатайств были почти равными (49 процентов и 51 процент).
Последние преобладали в центральных губерниях и в Поволжье — там, где было
развито общинное землепользование. Ходатайства крестьян о землеустройстве, отражая их намерения изменить условия хозяйствования, являлись верным признаком адекватности реформы настроениям крестьянства, а также показателем
мощности потенциала предпринимаемых преобразований.

Нарастающий поток ходатайств был весьма неожиданным и для самих реформаторов, которые не рассчитывали на столь впечатляющие результаты. Правительством были предприняты серьезные усилия и, несмотря на бюджетные сложности
в стране, число землемеров только при землеустроительных комиссиях увеличилось с шестисот в 1907 году до шести с половиной тысяч в 1914-м, т. е. в 11 раз за
семь лет. Тем не менее к 1916 году землеустроительные проекты были составлены
только для 50 процентов ходатайствовавших, землемерные работы исполнены для
44 процентов, а окончательно оформлены только для 34 процентов. В итоге улучшили свое землепользование 2,4 миллиона крестьян-домохозяев. Однако судить
об успехах только по количеству окончательно утвержденных проектов было бы
неверно. Число произведенных разверстаний говорит преимущественно о том, как
была организована и проходила работа землеустроительных комиссий. Признавая,
что «волеизъявление крестьян» изменить традиционный уклад намного превышало возможности правительства в землеустройстве, попробуем взглянуть на результаты деятельности реформаторов в сравнительно-историческом контексте. В Швеции, например, где землеустройство началось еще в XIX веке и велось около 80 лет,
к 1913 году было разверстано 18,5 миллиона гектаров — в среднем по 2,3 миллиона
гектаров за десятилетие. В России за семь лет (1907–1913) были землеустроены
два миллиона крестьянских дворов на площади 17,1 миллиона десятин (1 десятина = 1,1 гектара)[20]. Не останавливаясь на факторах, влиявших на землеустройство,
заметим, что усилия землеустроителей были направлены на то, чтобы все выделяемые участки более или менее отвечали техническим требованиям, а процесс их
выделения проводился по возможности в порядке добровольного соглашения.

Целям реформы отвечал и ряд иных правительственных мер — создание агрономических совещаний при губернских землеустроительных комиссиях, устройство сельскохозяйственных складов, развитие сельскохозяйственного образования, строительство элеваторов, поддержка различных видов кооперации,
кустарного производства, организация пособий переселенцам и выходцам на хутора и отруба.

Одним из важнейших мероприятий реформы стала деятельность государственного Крестьянского поземельного банка. Этот банк был учрежден еще в 1882 году
для выдачи крестьянам долгосрочных ссуд под залог купленных у частных владельцев земель. Срок выдаваемых банком ссуд первоначально устанавливался
от 24,5 до 34,5 лет; с 1894 года — от 13 до 55,5 лет (13, 18, 28 лет, 41 год, 55,5 лет).
Ссуда не должна была превышать 80–90 процентов оценки покупаемой земли.
Ссудный процент равнялся 7,5–8,5 процента годовых. В отличие от других ипотечных банков, выдававших нецелевые ссуды, кредит Крестьянского поземельного
банка имел строго определенное назначение — только на покупку земли. Средства
для выдачи ссуд Банк аккумулировал за счет выпуска ипотечных облигаций (свидетельств Крестьянского банка) и продавал их через Государственный банк на фондовом рынке.

В начале своей деятельности, в соответствии с проводимой правительством
политикой консервации общинно-сословных институтов, Банк создавал наиболее благоприятные условия для покупок земли обществами или товариществами.
В 1895 году по инициативе министра финансов С. Ю. Витте Крестьянскому банку (единственному из всех ипотечных банков Российской империи) было дано
право покупать продаваемые дворянами земли, создавать собственный земельный
фонд, а затем продавать эту землю крестьянам. Приобретая землю, Банк учитывал
интересы и продавцов — дворян, и покупателей — крестьян. В первом случае банк
должен был предотвратить усилившийся в связи с сельскохозяйственным кризисом переход дворянских земель в руки скупщиков-спекулянтов по низким ценам
и помочь дворянству ликвидировать свою собственность по возможности безубыточно. Во втором — помочь крестьянам купить земельные участки, которые бы
отвечали их возможностям и потребностям. В случае необходимости банк мог развернуть и более широкую деятельность по устройству крестьян, купивших участки из его фонда, вплоть до устройства поселков и увеличения площади удобных
сельскохозяйственных угодий. До 1906 года крестьянами из земельного запаса
банка было куплено 670,1 тысячи десятин земли, а всего при содействии банка
было приобретено девять миллионов десятин земли (62,4 процента прироста частного крестьянского землевладения за 1882–1905 годы).

С начала проведения Столыпинской реформы на Крестьянский банк была возложена задача «оказывать крестьянам более широкую помощь как путем выдачи
ссуд для покупки земли, так и усилением операции по приобретению земель за счет
собственных средств Банка»[21]. Тем самым Крестьянский банк должен был способствовать «прочному насаждению в среде крестьянского населения единоличной
собственности на землю, как основы преобразования хозяйственного уклада сельской России»[22]. С целью увеличения земельного фонда банка ему была передана
часть удельных и казенных земель и сняты ограничения в приобретении частновладельческих земель для дальнейшей продажи ее крестьянам. Одновременно были
понижены платежи заемщиков Крестьянского банка и разрешена выдача ссуд под
залог надельных земель. Если прежде Крестьянский банк отдавал предпочтение
коллективным покупателям земли, то с 1906 года главной целью деятельности Банка в русле всей аграрной реформы стало насаждение прочных единоличных хозяйств. Приобретая землю единолично, крестьяне должны были оплачивать только 10 процентов от ссуды. В товарищеских покупках (и общинных) ссудная помощь
ограничивалась 80 процентами. Безземельным и малоземельным крестьянам, не
имевшим средств для внесения доплат к ссудам, выдаваемым в размере 90 процентов специальной оценки, была разрешена выдача ссуд в полном размере оценки.
Однако это было скорее исключением. По мнению администрации Крестьянского
банка, выплата части покупной стоимости приобретаемой крестьянами земли имела своеобразное «воспитательное» значение, так как укрепляла в крестьянах-покупщиках чувство собственности. «Необходимо, чтобы покупщик раньше, чем превратиться во владельца приторгованной земли, покрыл известную часть покупной
цены... Уплатив за землю из трудовых сбережений, крестьянин проникается сознанием, что эта земля его неотъемлемая собственность, и как бы роднится с нею»[23].

Скупая земли у частных владельцев, Банк был очень осторожен в покупках
имений и тщательно взвешивал пригодность земли для дальнейшей распродажи.
При покупке дворянских земель принималась во внимание вся совокупность
сельскохозяйственных условий имения: расстояние его от ближайшего торгового центра, пригодность земли для разбивки на участки и образования крестьянских хозяйств и проч. Превращение Крестьянского банка в наиболее крупного
покупателя земли в стране, несомненно, повлияло на колебания земельных цен.
В 1906–1907 годах — в период массовых продаж помещичьих земель — банк не
допустил обесценивания продаваемых частновладельческих имений. Им же был
предупрежден искусственный подъем продажной стоимости земли, когда спрос
на нее со стороны крестьян повысился. Кроме того, активная роль Крестьянского банка предотвратила скупку за бесценок земли разного рода спекулянтами.
В среднем цены на землю, покупаемую крестьянами у банка, были на 23 процента ниже, чем на земельном рынке.

«Насаждение и развитие мелкого землевладения в условиях единоличной
собственности, независимый труд землевладельца на своем участке, отмежеванном и устроенном в постоянных границах»[24] — вот те принципы, которые стали
основой деятельности Крестьянского банка при продаже земли крестьянам из
собственного земельного запаса в 1906–1916 годах. Это мероприятие, получившее название «ликвидации земельного запаса банка», проводилось в тесном взаимодействии с землеустроительными комиссиями. Работы по размежеванию земель исполнялись командированными в распоряжение местных отделений банка
землемерами землеустроительных комиссий и межевыми техниками из состава
штатных чиновников отделений банка. Кроме того, в случаях надобности к работам привлекались по вольному найму частные землемеры. К 1915 году в распоряжении отделений банка состояло 106 землемеров, 40 помощников землемеров
и 146 межевых техников. В ходе подготовки земель к распродаже в соответствии
с требованиями землеустройства проводилось изучение почвенных условий
и производились мелиоративные работы: устройство колодцев, сооружение водоемов с запрудами и мостами, осушение болот.

За 1906–1915 годы из земельного запаса банка было продано крестьянам 3,7 миллиона десятин (60,4 процента земельного запаса). Среди покупателей
банковской земли преобладали единоличники, на которых приходилось 78,7 процента от общего количества проданной банком земли. Больше половины земли из
земельного запаса банка было продано отрубами (54,9 процента), а одна четвертая
часть — хуторами (23,8 процента). К 1915 году на землях банка было образовано 7,7 тысячи хуторов и 14,3 тысячи отрубов. Для хуторян были введены дополнительные льготы — ссуда выдавалась им на полную стоимость земли, а «отрубникам» нужно было вносить сразу пять процентов наличными. Стимулируя
образование хуторов и отрубов, банк не только предоставил им льготы при выдаче ссуд, но при отсутствии у покупщика свободных денег для немедленного взноса задатка сдавал ему участок в аренду сроком до трех лет. Тем самым крестьянину
предоставлялась возможность «подняться и собраться с деньгами».

Постепенно среди крестьянства стал назревать определенный «поворот»
в сторону частной собственности на землю. Банк ведь своей земли никому не навязывал, напротив, покупщики допускались с тщательным отбором. Отказы местного населения от покупки банковских участков в годы революции
(1905–1907) со временем стали редким явлением. Если в первые два года с начала Столыпинской реформы распродажа вполне подготовленного имения растягивалась на многие месяцы и требовала иногда призыва переселенцев из других
губерний, то в дальнейшем участки разбирались за несколько недель. При составлении списка покупателей земли банку иногда приходилось прибегать к жеребьевке среди многочисленных просителей, отвечающих установленным требованиям для подбора будущих хозяев.

В первое время покупатели — единоличники банковской земли избегали
продавать свои надельные паи и усадьбы, придерживая их с присущей крестьянину осторожностью, на всякий случай. Сохранение связи с наделом давало надежду, что если попытка упрочить хозяйство в новых условиях окажется неудачной,
то можно будет вернуться на старое место. Через три-четыре года после начала
реформы, осмотревшись на приобретенном участке, крестьяне по возможности
старались разделаться с наделом и обратить вырученные от продажи деньги на
хозяйственное обзаведение на новом месте.

Смельчаки, не побоявшиеся ни новизны обособленного землевладения, ни
запугивания (и даже «красного петуха»), ни насмешек соседей, явились на местах
первыми работниками ранее неведомых хозяйственному сознанию народа условий независимого землепользования. На их примере крестьянство впервые увидело, что можно не только существовать, но и хорошо жить. Крестьяне, осевшие
на банковских землях, говорили, что они «свет увидели».

Кроме ссуд на покупку земли из запасов банка, банк выдавал ссуды на покупку земель по сделкам, заключенным крестьянами при его участии (к 1916 году 126,1 тысячи рублей, под залог 5 722,1 тысячи десятин) и ссуды под залог земель, ранее купленных крестьянами без участия банка (14,4 тысячи рублей под
залог 552,4 тысячи десятин). Крестьянский банк оказывал помощь таким заемщикам в переходе от товарищеского владения землей к единоличному хозяйствованию. В этом случае производился выход крестьян из товарищества и выделение
на хутор или отруб соответствующего им земельного пая. Вышедший из товарищества домохозяин становился единоличным заемщиком банка.

Ссуды под залог надельных земель выдавались с лишь определенными целями: 1) для уплаты за наделы, оставляемые крестьянами, переселяющимися на новые земли; 2) для пополнения той части покупной цены на земли, приобретаемой с содействием Крестьянского банка, которая не покрывалась ссудою банка, выдаваемой под залог покупаемой земли; 3) на покрытие расходов, вызываемых
улучшением землепользования; 4) при переходе от общинного владения к подворному; 5) при разделении обществ на отдельные поселки и хутора и проч.
Широкого распространения они не получили (10 тысяч ссуд на сумму 11 миллионов рублей). Всего с 1906 по 1916 год банком было выдано 352,7 тысячи ссуд
на сумму 1,071 миллиона рублей, в результате чего в собственность крестьянам
перешло 10,013 миллиона десятин земли. Администрация банка, оценивая покупщиков банковских земель, замечала, что «подавляющее большинство их
представляет собою не тех деревенских бобылей, которые домогаются во что бы
то ни стало захватить кусок “казенной” земли в надежде, что потом все равно
простят, а прочных хлебопашцев, хотя и не располагавших крупным достатком,
но проникнутых твердой решимостью заработать его своими руками»[25].

Оценивая роль Крестьянского банка в мобилизации земельной собственности в конце XIX — начале ХХ века, нельзя не принимать в расчет замечание известного экономиста начала XX века Б. Д. Бруцкуса, что «в вопросе о надлежащем
подборе покупщиков свободная мобилизация имеет несомненные преимущества
по сравнению с передачей земли из рук в руки в виде государственно-правового
акта в целях удовлетворения потребительских нужд. Мобилизационный процесс
посредством Крестьянского банка привел к переходу земли из рук плохих хозяев
(помещиков) не в руки каждого случайного крестьянина, а в руки тех, кто брался
отвечать перед народным хозяйством за ее надлежащее использование»[26]. Таким
образом Крестьянский поземельный банк сыграл большую роль в процессе перестройки земельных отношений в период Столыпинской реформы. Конечно, это
было только начало той огромной работы, которой не суждено было завершиться. Ценный опыт Крестьянского банка несомненно может быть использован при
переустройстве современной деревни.

Немногие из проблем дореволюционной истории вызывают столь острые
споры, как Столыпинская аграрная реформа. Полемика вокруг преобразований
настолько политизирована, что в наши дни отношение к ней стало чуть ли не вопросом веры — или ее принимают, или отвергают. Автор этих строк принадлежит
к числу тех историков, которые считают, что, несмотря на неизбежные при таком
масштабе нововведений издержки, реформа Столыпина положила начало радикальным изменениям в жизни российской деревни, создала перспективы выхода
из глобального кризиса, в котором находилось сельское хозяйство страны.

---

[1] Общий свод по Империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи
населения, произведенной 28 января 1897 года. СПб., 1905. Т. 1.

[2] Изместьева Т. Ф. Россия в системе Европейского рынка. Конец XIX — начало XX в.
М., 1991. С. 38.

[3] Данные приводятся по книгам: Сельское хозяйство России в начале XX века / Под ред.
Н. П. Огановского. М., 1923; Нифонтов А. С. Зерновое производство России во второй
половине XIX века. М., 1974;. Анфимов А. М. Крестьянское хозяйство Европейской
России. 1881–1904. М., 1980.

[4] Вронский О. Г. Государственная власть Российской империи и проблемы формирования
перспективного аграрного курса на рубеже XIX–XX вв. М., 1999. С. 35–36.

[5] Вронский О. Г. Крестьянская община на рубеже XIX–XX вв.: Структура, управление,
поземельные отношения, правопорядок. М., 1999.

[6] Корелин А. П. С. Ю. Витте и аграрный вопрос в России в конце XIX–XX вв. // Экономическая
история России XIX–XX вв.: Современный взгляд. М., 2000.

[7] Великая реформа. Т. 6. СПб., 1911. С. 130–131. Полное собрание законов Российской
империи, издание 3-е (ПСЗ, III). Т. XXVI. № 26871.

[8] Корелин А. П. Петр Аркадьевич Столыпин // Российские реформаторы XIX — начала XX в.
М., 1995.

[9] ПСЗ III. Т. XXVI. № 28392.

[10] ПСЗ III. Т. XXVI. № 28528. Указ 9 ноября 1906, носивший скромное название «О дополнении
некоторых постановлений действующего закона, касающегося крестьянского землевладения
и землепользования», едва ли не дословно повторял основные положения проекта
С. Ю. Витте.

[11] Земский начальник (1889–1917) — должностное лицо из дворян, контролировавшее
деятельность органов крестьянского общественного управления и являвшееся первой
судебной инстанцией для крестьян. Второй инстанцией института земских начальников был
уездный съезд земских начальников. Такой порядок действовал до принятия закона
«О землеустройстве» 29 мая 1911 года.

[12] Алексанровский Ю. В. Закон 14 июля 1910 года об изменении и дополнении некоторых
постановлений о крестьянском землевладении. СПб., 1911. С. 458.

[13] ПСЗ III. Т. XXX. № 33743.

[14] Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия // Столыпин П. А. Полное собрание речей
в Государственной думе и Государственном совете: 1906–1911. М., 1991. С. 177.

[15] Статистический ежегодник России. 1915. ПГ., 1916. Отд. VI. С. 1 (по данным земского
отдела МВД).

[16] Симонова М. С. Мобилизация крестьянских надельных земель в период столыпинской
реформы // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства. М., 1962. Сб. 5.
С. 428–438.

[17] Тюкавкин В. Г. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа. М., 2001.
С. 193–196.

[18] ПСЗ III. Т XXXI. №35370.

[19] Отчет о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 1916 г. Пг., 1916. С. 2–3.

[20] Главное управление землеустройства и земледелия: Итоги работ за последнее
пятилетие (1909–1913). СПб.,1914. С. 22–23.

[21] О деятельности Крестьянского поземельного банка в период столыпинской реформы.
Подробно см.: Проскурякова Н. А. Земельные банки Российской империи. М., 2002.
С. 333–351.

[22] ПСЗ III. Т. XXVI. № 23468.

[23] Обзор деятельности Крестьянского поземельного банка за 1906–1910 годы. СПб., 1911. С. 24.

[24] Там же. С. 18.

[25] Обзор деятельности Крестьянского поземельного банка за 1906–1910 годы. С. 44.

[26] Бруцкус Б. Д. Аграрный вопрос и аграрная политика. Пг., 1922. С. 109–110.