«Лукавая цифра» еще жива

В отличие от дореволюционных и советских времен, когда проблемы агропромышленного комплекса обсуждались печатью и общественностью очень широко
(правда, в СССР это обсуждение носило односторонний характер), в последнее десятилетие им уделяется мало внимания, — хотя желание россиян хорошо питаться,
очевидно, не ослабло, а положение дел по сравнению с поздним советским периодом в целом не улучшилось, а намного ухудшилось. Но богатых эта ситуация не
беспокоит, поскольку они всегда могут приобрести нужные им продукты по сколь
угодно высоким ценам, а голос большей и более бедной части населения еле слышен. Государственные структуры убаюкивают население (и себя) уверениями, что
дела в этом секторе идут на поправку, ссылаясь на рост производства и потребления продовольствия в последние годы. Между тем оснований для тревоги сейчас
больше, чем в семидесятые-восьмидесятые годы. Бoльшая часть населения питается хуже, а объем производства продовольствия (даже с учетом сокращения потерь
сельскохозяйственной продукции) снизился. Да и импорт основных видов продовольствия (кроме некоторых фруктов, вин и экзотических продуктов, недоступных
для большей части населения) по сравнению с восьмидесятыми годами уменьшился. Соответствующие цифры легко найти в статистических справочниках и работах
многих российских экономистов, хотя реальные показатели производства и потребления продовольствия все же, как можно заключить из независимых источников, несколько выше, поскольку официальная статистика не учитывает в полной
мере теневое производство продовольствия и уменьшение потерь в сельском хозяйстве, пищевой промышленности и в товаропроводящей сети.

Хуже всего то, что вопреки бодрым заверениям государственных мужей даже
нынешнее состояние этого комплекса, если не принять срочных мер, непременно ухудшится, ибо его во многом обеспечивает прежний материальный, природный и человеческий потенциал, который быстро тает.

Осознанию истинного положения дел препятствует отсутствие достоверной
информации[1]. «Лукавая цифра», о которой один из авторов настоящей статьи (совместно с В. Селюниным) писал более пятнадцати лет назад, в постсоветское
время не умерла: она живет и процветает, правда в других формах и по несколько
другим причинам. Но, как и раньше, она заводит руководителей государства в тупик. И не только в продовольственном комплексе.

В советские времена лукавая цифра представала главным образом в виде раздутых
показателей экономического роста, которые должны были доказать явное превосходство СССР над капиталистическими соперниками. В последние годы российское статистическое ведомство, освобождаясь от политического давления и к тому же используя
методическую и финансовую помощь международного статистического и экономического сообщества, с этой опасностью относительно успешно справилось: наши альтернативные оценки динамики производства за длительный период времени мало отличаются от официальных (хотя для отдельных лет расхождения остаются). Однако
существует и другая, не столь очевидная угроза, о которой знает только узкий круг специалистов, — недооценка реальной стоимости основных фондов. Здесь нам придется
объяснить, что экономисты различают первоначальную и восстановительную стоимость основных фондов. Первоначальная представляет собой стоимость основных
фондов в момент их создания или приобретения, восстановительная — в любой другой момент времени. Если уровень цен остается неизменным, эти величины совпадают; в противном случае они различаются тем больше, чем быстрее меняются цены.
В советской экономике цены нередко росли быстро или очень быстро (тридцатые годы, война); снижались же они лишь в конце сороковых — первой половине пятидесятых годов. Для руководства экономикой значение имеет именно восстановительная,
а не первоначальная стоимость основных фондов. В самом деле, для возмещения износа основных фондов используются амортизационные отчисления, которые устанавливаются в процентах к стоимости основных фондов. Но если цены на ресурсы, необходимые для возмещения основных фондов, выросли, то исчисленных таким образом
амортизационных отчислений не хватит для возмещения реального износа. А как определить потребность в капитальных вложениях для расширения производства, если
капитальные вложения и основные фонды оценены в денежных единицах с разной
покупательной способностью? А что означает прибыль предприятия, отрасли, всей
экономики, если часть издержек (амортизационные отчисления) исчислена в одних
денежных единицах, а выручка — фактически в других, имеющих более низкую покупательную ценность? В результате вновь получается королевство кривых зеркал —
только отражается в этих зеркалах не динамика производства, а стоимость основных
фондов. Надо отдать должное советским экономистам тридцатых — пятидесятых годов, которых сейчас несправедливо бранят, не учитывая реальных условий их работы:
они указали на эту проблему своевременно и верно оценили ее масштаб, в то время как
западные специалисты, анализировавшие советскую экономику, ее просмотрели[2].

Эти и некоторые другие формы искажения официальной статистикой реального положения дел в экономике оказывают негативное воздействие и на продовольственный комплекс.

Реальное финансовое положение
продовольственного комплекса России в 2001 году

В условиях рыночной экономики состояние отрасли находит обобщенное выражение в ее финансовом положении. Официальные органы дают в последние годы картину если не благополучного, то терпимого финансового и экономического
положения основных отраслей продовольственного комплекса. Сельское хозяйство наконец-то стало прибыльным, прибыльна и пищевая промышленность.
Прибыльна также торговля, хотя по сравнению с товарооборотом ее прибыль выглядит до смешного малой. Для получения реальной картины финансового положения комплекса в целом и его отдельных составляющих мы произвели пересчет
основных затрат комплекса и величины используемых им ресурсов в соответствии
с их воспроизводственной стоимостью. Применительно к основным фондам смысл
воспроизводственной стоимости мы уже объяснили: это их восстановительная
стоимость. Применительно к затратам на оплату труда мы исчисляли воспроизводственную стоимость на уровне, обеспечивающем воспроизводство трудовых
ресурсов, — по нашему мнению, он превышает нынешний нищенский уровень
оплаты труда на сельскохозяйственных предприятиях в несколько раз. Нами были также рассчитаны необходимые затраты ресурсов для поддержания плодородия почвы, которое сейчас в связи с колоссальным сокращением вноса минеральных и органических удобрений стремительно убывает. Наконец, был переоценен
и размер оборотных фондов, которые используются в сельском хозяйстве. Иными
словами, затраты и ресурсы были оценены на уровне, обеспечивающем устойчивое развитие сельскохозяйственного производства в ценах текущего периода. Подробный расчет воспроизводственной величины затрат и ресурсов, а также указания на источники исходных данных, использовавшихся в наших расчетах,
содержится в статье, предназначенной для узких специалистов[3]. Расскажем, однако, вкратце, как мы переоценивали основные фонды — пожалуй, главный фактор,
вносящий искажение в статистические расчеты. Мы сравнивали восстановительную и балансовую стоимость используемого в сельском хозяйстве машинного
парка на примере зерновых комбайнов «Дон», для которых имеются данные об
изменении цены и поступлении за амортизационный период. Для сельскохозяйственных построек мы воспользовались данными по Новосибирской области
о балансовой стоимости животноводческих построек на единицу поголовья крупного рогатого скота и капиталовложениях, необходимых для ввода их в действие
в 2001 году. При расчетах соотношения восстановительной и балансовой стоимости основных фондов в пищевой промышленности и торговле мы воспользовались в первом случае данными, полученными ранее при расчетах рентабельности
отраслей реальной экономики, а во втором — расчетами для промышленности,
поскольку факторы, приведшие к отрыву восстановительной стоимости от балансовой стоимости, одинаковы для всех отраслей экономики.

Отметим, что в нашем расчете альтернативной оценки рентабельности продовольственного комплекса и отдельных его отраслей содержатся некоторые упрощения и допущения. Поэтому он не может претендовать на абсолютную точность, речь идет лишь о примерной общей картине. Расчеты выполнены
для 2001 года, поскольку для него имелись наиболее подробные исходные данные и он характеризовался весьма благоприятными результатами в основной отрасли комплекса — сельском хозяйстве.

Естественно начать представление альтернативных оценок финансового состояния отраслей комплекса с сельского хозяйства. Они содержатся в табл. 1.
Отметим одно упрощающее допущение: финансовые результаты сельского хозяйства исчислены по сельскохозяйственным предприятиям. По ним имеется
наиболее подробная статистика и именно они являются основными производителями товарной продукции отрасли, вступающими в финансовые отношения
с другими отраслями экономики и государством.

Как видим, рассчитанный нами финансовый результат разительно отличается
от официального. Отрасль не прибыльна, а убыточна, причем величина убытка огромна — 305 миллиардов рублей, или 43,7 процента по отношению к выручке сельскохозяйственных предприятий. Только для возмещения необходимых затрат отрасль должна получить каким-то образом 305 миллиардов рублей. Чтобы оценить
значимость величины убытков сельского хозяйства в 2001 году, укажем, что они составляют 2,8 процента созданного в этом году валового внутреннего продукта[4].

По мнению ряда экономистов-аграрников, для финансирования устойчивого развития сельского хозяйства России его рентабельность должна достигать 30 процентов, т. е. дополнительно требуется 550 миллиардов рублей. Разумеется, это приблизительная оценка, но вполне пригодная для предварительной стадии
макроэкономического анализа и прогноза. Имеются ли в экономике России столь
огромные средства? Ведь государство нашло всего лишь 13 миллиардов рублей для
субсидий сельскому хозяйству, а всего по статье «сельское хозяйство и рыболовство» в консолидированном бюджете 2001 года было предусмотрено лишь 67 миллиардов рублей. Для ответа на данный вопрос продолжим наши расчеты.

В табл. 2 приведена альтернативная оценка доходов двух других отраслей
комплекса за 2001 год. Отметим, что данные о финансовых результатах получены
нами из статистики национальных счетов и межотраслевого баланса, в которых
наиболее полно представлены, помимо декларируемых, и теневые доходы этих
отраслей. Но мы внесли соответствующие коррективы, учитывая также недооценку в этих отраслях затрат на амортизацию основных фондов.

Как видим, реальная совокупная прибыль пищевой промышленности и торговли многократно превышает показатели отраслевой финансовой статистики.
Это не должно вызывать удивления. В экономической литературе и, еще чаще,
в периодической печати не раз писали об огромном теневом обороте именно
в этих секторах российской экономики, раскрывались и многочисленные механизмы получения теневых доходов.

На огромные доходы посреднического сектора указывали многие российские
экономисты. Мы об этом подробно писали еще в 1997 году[5], основываясь на наших альтернативных оценках динамики и структуры валового внутреннего продукта России в первой половине девяностых годов. Очень убедительно это показала Г. П. Литвинцева[6]. О высокой рентабельности торговли говорит массовое
строительство новых торговых предприятий, которое стремительно разворачивается в последние годы, в то время как производственное строительство остается
незначительным. Несмотря на очевидную концентрацию доходов экономики
именно в пищевой промышленности и торговле, многие российские экономисты с удивительным упорством искали их там, где они значительно ниже и в абсолютном и относительном выражении, а именно в нефтегазовой промышленности (не учитывая, кстати, в своих расчетах горной ренты огромную недооценку
основных фондов этой отрасли и, тем самым, столь же большую недооценку реальных издержек).

Где и как найти деньги для сельского хозяйства

Наш анализ показывает, что дефицит ресурсов в сельском хозяйстве и их избыток
в пищевой промышленности и торговле — величины примерно одного порядка.
Отсюда следует, что проблемы сельского хозяйства можно решить в основном за
счет перераспределения доходов между отраслями продовольственного сектора.

Очевидно, что основу продовольственного комплекса составляет сельское
хозяйство. Пищевая промышленность лишь перерабатывает его продукцию,
а торговля поставляет ее потребителям. При всей важности и необходимости
этих функций они вторичны: крах сельского хозяйства неизбежно обернется крахом пищевой промышленности и торговли (если, конечно, не ориентироваться
главным образом на импорт продовольствия, о чем еще будет речь ниже).

Между тем перспективы российского сельского хозяйства весьма мрачны.
Стабилизация и даже некоторый рост производства в последние годы не должны создавать впечатление, будто кризис преодолен. Во-первых, последние три
года, особенно 2001-й и 2002-й, отличались небывалыми погодными условиями. По мнению некоторых специалистов, 2002 год был самым благоприятным
для зернового хозяйства за последние 100 лет. Просто немыслимо, чтобы нам
и в дальнейшем так же везло. Уже в 2003 году, среднем по климатическим условиям, валовой сбор зерновых снизился до привычного уровня и составил всего 66–68 миллионов тонн. Во-вторых, нехватка сельскохозяйственной техники, парк которой в последние 10 лет почти не обновлялся, достигла, как
и предупреждали практически все специалисты, критического уровня — далее
можно ожидать только сокращения посевов. Фактически это уже происходит.

Несмотря на то что в конце прошлого года цены на зерно достигли рекордного
уровня, площадь озимых посевов зерновых сократилась на 13,5 процента —
огромная величина по сравнению с 2002 годом, когда цены были на крайне
низком уровне. Эту явную аномалию нельзя объяснить ничем другим, как нехваткой техники, хотя какую-то роль могли играть и погодные условия осени 2003 года. Нетрудно подсчитать, что при нынешних темпах сокращения
парка сельскохозяйственных машин, даже с учетом большей производительности новой техники, в обозримом будущем площади посевов уменьшатся в дватри раза. Разрушаются из-за отсутствия средств и многие здания сельскохозяйственного назначения: животноводческие постройки, мастерские для ремонта
и хранения сельскохозяйственной техники и т. д.

Резкое сокращение внесения в почву минеральных и, в меньшей степени,
органических удобрений еще не сказалось заметно на урожайности сельскохозяйственных культур. Но запас плодородия, накопленный почвой ранее,
за многие годы регулярной подпитки, не бесконечен. Рано или поздно он истощится, и вслед за сокращением посевных площадей произойдет и снижение
урожайности.

Наконец, остается неудовлетворительным состояние трудовых ресурсов на
селе. Речь идет не о количественных, а о качественных характеристиках — возрастном составе, квалификации, трудовой активности и трудовой морали. Впрочем, при столь нищенской оплате труда трудно было бы ожидать иного — скорее
надо удивляться, что люди еще работают. Оттока работников из деревни в прежнем объеме не наблюдается, поскольку в городе потребность в трудовых ресурсах резко снизилась. Но все бoльшая часть селян занята малопроизводительным
трудом в личном подсобном хозяйстве, где почти не применяется современная
техника и достижения науки. Одним словом, крах сельскохозяйственного производства в России вследствие недостаточного финансирования — дело не отдаленного, а ближайшего будущего.

Теперь вернемся к взаимоотношениям внутри продовольственного комплекса. Сразу оговоримся: мы ограничиваемся макроэкономическими оценками, в многообразные внутриотраслевые и территориальные проблемы мы не
вдаемся, да и не знаем их. При практическом решении, конечно, придется их
рассматривать.

Для пищевой промышленности верхней планкой рентабельности, исчисленной по отношению к выручке от продаж, видимо, следует считать восемь процентов (примерно такой уровень существует в пищевой промышленности США).
В этом случае из 271 миллиарда рублей реальной прибыли для расширения производства и выплату налогов достаточно будет 70 миллиардов рублей. Для передачи
сельскому хозяйству освобождается 201 миллиард рублей. Аналогичным образом,
для торговли продовольственными товарами при той же норме рентабельности
достаточно будет менее 80 миллиардов, а не 406 миллиардов рублей. Как видим,
если изъять из этих отраслей избыточную прибыль и передать ее сельскому хозяйству, можно удовлетворить потребности сельского хозяйства в средствах для расширенного воспроизводства (201+326=527 миллиардов рублей.) Возникают, однако, два очень непростых вопроса: каким образом изъять и как рационально
передать, не допустив растранжиривания переданных средств, столь характерного
для советского сельского хозяйства?

Колоссальная сложность первой задачи заключается в том, что в этих отраслях, где производство рассредоточено по десяткам и (для торговли) сотням
тысяч предприятий, легче всего ускользать от налогообложения, — что они
с большим успехом в настоящее время и делают. Не беря на себя функции налоговиков, укажем только на принцип решения проблемы. Мы предлагаем коренным образом изменить сам подход к объекту налогообложения, исходя из объективных признаков уровня хозяйствования, которые невозможно или крайне
затруднительно скрыть. В розничной торговле такими признаками могут быть
торговые площади, в пищевой промышленности — производственные площади
или, скажем, мощности электромоторов по последней отчетности. Зная избыточную прибыль в каждой отрасли и общую величину объекта обложения по
всей отрасли, нетрудно установить размер налогов на единицу налогового признака. Не тешим себя мыслью, что удастся изъять всю избыточную прибыль, но
даже изъятие большей ее части — скажем, 70–80 процентов — стало бы большим
подспорьем для сельского хозяйства. Возможно, мы не видим всех сложностей
реализации предлагаемого решения, но в любом случае считаем, что оно заслуживает обсуждения.

Значительная часть полученных бюджетом средств может быть выделена
в качестве прямых субсидий сельскому хозяйству, как это делается уже много десятилетий в развитых странах. У нас в России такие субсидии еще более
оправданы, ибо сельское хозяйство в последние 10–15 лет, скажем прямо,
подвергалось откровенному грабежу. А вот по каким признакам, кому и в каком объеме выделять субсидии, как не допустить их расхищения чиновниками государственного аппарата и самих сельскохозяйственных предприятий — вопросы, которые следует обсудить. Здесь полезно воспользоваться
богатейшим опытом развитых стран. Определенная часть собранных средств
может аккумулироваться в государственных банках или в Банке долгосрочного кредитования сельского хозяйства, который будет на льготных условиях
кредитовать кредитоспособные сельскохозяйственные предприятия и частных лиц (фермеров).

Читатель спросит: почему авторы говорят только о сельском хозяйстве?
Разве в России только оно находится в критическом положении? А жилищно-коммунальное хозяйство, здравоохранение, образование, вооруженные
силы, пенсионеры? Что же, предлагаемые нами принципы могут быть применены и для решения других насущных проблем. Избыточные прибыли
имеются в целом ряде отраслей экономики: в торговле непродовольственными товарами, в том же нефтегазовом комплексе… Заметим, что доходы состоятельных слоев населения для такой бедной страны, как наша, скандально высоки[7].

Конечно, и в самом сельском хозяйстве имеются определенные резервы повышения эффективности производства. Передовые сельскохозяйственные
предприятия и фермеры добиваются в тяжелейших условиях немалых успехов.
Не станем, однако, преувеличивать имеющиеся возможности. Число гениев хозяйствования объективно ограничено, хотя общество и должно всячески помогать им раскрыть свои таланты (чего не было ни при советской власти, ни
в постсоветский период).

Сельское хозяйство, безусловно, несет потери от того, что львиная доля производимого им дохода достается другим отраслям. Почему бы пищевую промышленность и торговлю продовольственными товарами не развивать самим жителям деревни? В одиночку им, конечно, эту задачу не решить. Но есть же хорошо
испытанный и в дореволюционной, и в нэповской России, и на Западе институт
кооперации, который позволяет решить ее объединенными усилиями многих
сельскохозяйственных предприятий и частных лиц. Сколько было разговоров об
этом институте в конце 80-х годов, но получился пшик. Может быть, не те люди
и не с того конца брались за это дело?

Нужно ли России сельское хозяйство?

Авторы исходили из того, что крах сельского хозяйства России нанесет серьезный ущерб экономике и снизит уровень жизни сельского, да и городского населения. Это предположение нуждается в доказательстве. В системе международного разделения труда вполне допустима ликвидация целых отраслей
хозяйства какой-то страны, если там нет объективных условий для их успешного развития. Живут же, скажем, США без производства бытовых приборов
и обуви. Почему бы и России не свести сельское хозяйство к минимуму, тем
более что условия, прежде всего климатические и почвенные, в нашей стране
не самые лучшие?[8]

Представим себе, что Россия пошла на резкое свертывание сельскохозяйственного производства. Какие при этом возникнут проблемы? Во-первых, потребуется увеличить импорт сельскохозяйственной продукции и продукции пищевой промышленности на десятки миллиардов долларов в год. Сейчас Россия
имеет большое положительное сальдо торгового баланса, но оно обеспечивается
в основном высокими мировыми ценами на нефть. Это положение не продлится
вечно. В ближайшие годы цены скорее всего упадут, и весьма существенно, — для
этого таким странам, как Ирак и Ливия, достаточно развернуть нефтедобычу в полную меру своих производственных возможностей, определяемых в конечном счете огромными запасами. К тому же весьма вероятно сокращение добычи
нефти и газа в России в ближайшие годы[9].

Пока в России нет конкурентоспособных отраслей, способных компенсировать возможное сокращение экспорта нефти и газа. Мнимая дешевизна производства стали и многих цветных металлов, химических продуктов «обеспечивается» тем же недоучетом реальных издержек производства и искусственной
дешевизной электроэнергии и транспортных тарифов. Кстати, издержки очень
серьезно занижены и в нефтяной промышленности. Нельзя без улыбки читать
в весьма солидных журналах и книгах уверения, что себестоимость добычи нефти в России составляет полтора-два доллара за баррель, как в Саудовской Аравии
и Кувейте, где климатические и геологические условия несравненно более благоприятны.

Во-вторых, в сельском хозяйстве России заняты десятки миллионов людей.
Если они лишатся заработков, страну ждут серьезные социальные потрясения.
Именно социальными соображениями во многом руководствуются страны Запада, предоставляя субсидии своему сельскому хозяйству[10].

В-третьих, продовольственная безопасность является важной частью национальной безопасности. Этими соображениями можно было бы пренебречь, если
бы Россия вошла в какие-либо крупные экономические или военные группировки, куда, похоже, ее не приглашают.

В силу сказанного мы считаем недопустимым ориентироваться на сокращение сельскохозяйственного производства в России — напротив, его надо сохранять и развивать, хотя конкретные параметры этого развития должны быть вычислены с учетом реальных издержек в различных отраслях экономики.


[1] Применительно к экономике в целом эта проблема была рассмотрена в статье: Ханин Г. И.,
Иванченко Н. В. Альтернативная оценка стоимости материальных фондов и рентабельности
в реальном секторе российской экономики в 1998–2000 годах // Вопросы статистики. 2003. № 9.

[2] См. подробнее: Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск, 1991.

[3] Ханин Г. И., Фомин Д. А. Альтернативная оценка рентабельности аграрно-промышленного
комплекса России в 2001 году // Вопросы статистики. 2004. № 2.

[4] Рассчитано на основе данных, содержащихся в справочнике: Госкомстат России.
Национальные счета России за 1995–2002 годы. М., 2003. С. 51.

[5] Суслов Н. И., Ханин Г. И. Экономика России в 1991–1995 годы: альтернативная оценка //
ЭКО. 1997. № 11.

[6] Литвинцева Г. П. Продуктивность экономики и институты на современном этапе развития
России. Новосибирск, 2003.

[7] См. подробнее: Ханин Г. И. Перераспределение доходов как средство обеспечения
экономического роста и социальной стабильности в России // ЭКО. 2002. № 7.

[8] Не следует преувеличивать значение того факта, что до революции Россия была включена
в мировое разделение труда преимущественно через сельское хозяйство. Немалую долю
тогдашнего экспорта составляла продукция украинского сельского хозяйства. Кроме того,
экспорт обеспечивался нищенским уровнем жизни населения («не доедим, а вывезем»).
Наконец, ни у одного из конкурентов сельское хозяйство в дальнейшем не подвергалось
такой дискриминации и ограблению, как в СССР и, увы, в постсоветской России.
Не станем себя обманывать и тем, что временами в последние годы и Россия экспортирует
зерно и некоторые другие сельскохозяйственные продукты. Этот экспорт выглядит
рентабельным только потому, что реальные издержки производства, как мы показали,
в России не учитываются.

[9] См.: Петров В. В. и др. Долгосрочные перспективы российской нефти. М., 2003.

[10] При этом вполне допустимо сокращение сельскохозяйственного производства в отдельных
районах с особо неблагоприятными природными условиями (северо-восток европейской
части России и т. п.), что, впрочем, уже и происходит.