Крестьянский образ жизни в стране больших городов

Татьяна Нефедова. Сельская Россия
на перепутье: Географические очерки.
М.: Новое издательство, 2003. 408 с.,
с ил. (Новая история).

Цель этой книги — рассказ «о сельском образе жизни и сельском хозяйстве, где бы
они ни встречались и кем бы ни практиковались: бывшими колхозами и совхозами,
жителями села и фермерами, горожанами
на приусадебных, дачных или садоводческих участках. <...> Главное — это роль
сельского хозяйства в жизни людей в разных частях страны, разный характер и разные результаты их труда» (с. 7). Автор
убедительно доказывает,
что большинство жителей нашей индустриальной, урбанизированной
страны, 73 процента населения которой живет
в городах (из них 45 процентов — в больших городах), по-прежнему частично ведут сельский
образ жизни и являются
носителями крестьянской
или полукрестьянской
психологии.

Основными источниками информации для
книги послужили в первую
очередь собственные полевые исследования автора:
углубленные «интервью с
самыми разными людьми, от деревенских
старушек до фермеров, председателей колхозов, чиновников сельских, районных и областных администраций» (с. 10). Затем — краткие массовые опросы (анкетирование)
местных жителей и, наконец, статистические
данные. К последним автор относится достаточно осторожно, поскольку, по его мнению,
статистика часто искажает положение вещей
— либо в силу несовершенства методов, либо
намеренно (раньше — чтобы совладать с плановой экономикой, теперь — чтобы уменьшить налоговые выплаты).

Этот замечательный труд чрезвычайно
насыщен самым разнообразным материалом, но
ему недостает систематичности, что несколько затрудняет чтение. Получился своеобразный сплав жанров: нечто промежуточное
между монографией и сборником объединенных
одной темой научных статей, очерков, эссе
и даже путевых зарисовок.

Итак, какой же предстает современная
сельская Россия на четырехстах страницах
этой книги? Российское сельское хозяйство
мощное, но низкопродуктивное и землеемкое. Один русский аграрий производит
в 15 раз меньше мяса, чем канадский,
и в шесть-семь раз меньше молока, чем работник сельского хозяйства развитых стран.
При этом Россия в основном справляется
с продовольственным самообеспечением:
у нас с избытком производится зерно, достаточно своего картофеля, молока, яиц, растет
производство птицы. Правда, недостает овощей (большую их часть выращивает частный
сектор) и совсем плохо с мясом: производить
его у нас очень нерентабельно, гораздо выгоднее
закупать импортное. Также из-за чрезмерной трудоемкости и дороговизны
почти прекращено и вряд
ли будет возобновлено
выращивание льна.

Основные проблемы
нашего сельского хозяйства — это отсутствие налаженной системы сбыта
и снабжения, слабые межрегиональные связи, нехватка рабочих рук (в сочетании с дефицитом
рабочих мест) и, наконец,
тяжелые природные условия. Интересно, что природный фактор оказался
в этом списке на последнем месте, хотя население России действительно «живет и занимается сельским хозяйством в очень жестких
природных условиях» (с. 268). И это не случайно: по расчетам специалистов, в условиях
России при рациональной специализации,
соблюдении сроков полевых работ и применении удобрений погодные условия должны
определять не более 20 процентов колебаний
урожайности, тогда как в действительности
их влияние достигает 80 процентов. Поэтому,
заключает автор, рассуждения об экстремальных погодных условиях достаточно абстрактны, есть гораздо более значимые проблемы.
Одна из них состоит в том, что в свое время
советская экономика провозглашала равномерное развитие сельского хозяйства по всей
стране, вкладывая огромные средства в территории с неподходящими природными
условиями. В результате «сельскохозяйственное производство у нас явно излишне сдвинулось из зон, наиболее для них благоприятных,
в обширные зоны суровой природы» (там
же). Такой подход потерпел крах, и теперь
ближайшее будущее нашего сельского хозяйства связано лишь с теми регионами, где погодные условия более мягкие, а множеству
уже сейчас заброшенных и полузаброшенных
полей и пастбищ суждено вскоре окончательно сгинуть под натиском лесов, степей или
пустынь.

Нехватка рабочей силы в нашем аграрном
секторе связана не столько с демографической ситуацией, сколько с личными качествами жителей села: безработных на селе очень
много, но среди них мало тех, кто устраивал
бы работодателей, ожидающих от работников
регулярного присутствия на рабочем месте, а
не длительных запоев после каждой получки.
О психологическом облике жителей современной российской деревни автор высказывается сдержанно и корректно, и тем не менее
из книги совершенно ясно, что этот фактор
является определяющим для многих проблем.

Что же касается сбыта, снабжения и межрегиональных связей, то их развитие искусственно тормозят те лица, которым выгодна
монополия в этих сферах. Это разнообразные
посредники и перекупщики и, самое главное,
местная администрация, зарабатывающая на
непомерно высокой разнице (до 30–50 процентов) между оптовыми ценами закупки
и реализации.

В России почти нет межрегионального
разделения труда и обмена продукцией (исключение — гигантская Москва с обширными повсеместными связями): каждый регион,
исходя из интересов администрации, сложившейся традиции и недоверия ко всем на свете, стремится в максимальной степени обеспечить себя самостоятельно, в частности
такой продукцией, производство которой
в местных условиях не слишком выгодно.

Образно выражаясь, на российском сельскохозяйственном поле сейчас три игрока:
коллективные, индивидуальные и фермерские хозяйства. Правда, классификация эта
довольно условна: существуют индивидуальные хозяйства, производящие товар на продажу и от фермеров отличающиеся только
формальным статусом; есть фермеры, фактически не ведущие товарного хозяйства и использующие свой статус для махинаций с займами или землей. Многие успешные
фермерские хозяйства практически дублируют бывшие колхозы или совхозы: их возглавляют бывшие администраторы, сумевшие после ликвидации коллективного предприятия
оставить за собой материально-техническое
обеспечение, — они избавились от долгов
предприятия путем его формальной ликвидации, но организуют получившее новый статус
хозяйство прежними способами и с прежними же работниками. На базе развалившихся,
обнищавших, но сохранивших статус коллективных хозяйств нередко процветают более
мелкие образования, формально не существующие, а реально являющиеся фермерскими.
Невозможно, например, точно определить
статус обычного чабана, скажем, из Саратовского Заволжья: он «одновременно и работник колхоза, и владелец мощного индивидуального животноводческого хозяйства,
а по сути — фермер» (с. 273). Все три названных вида хозяйств тесно взаимодействуют
и сильно друг от друга зависят, особенно это
относится к коллективным и индивидуальным хозяйствам: колхозы — будь то процветающие или давно переставшие выплачивать
зарплаты — поддерживают индивидуальные
хозяйства техникой, удобрениями, землей для
выпасов и т. п. (за небольшие деньги, бесплатно или закрывая глаза на воровство), а также
помогают в сбыте излишков.

Приведу некоторые почерпнутые из книги наблюдения, факты и статистические данные, ярко характеризующие состояние современной сельской России:

• Земля в земледельческой зоне России
почти повсеместно никому не нужна, продать
ее было бы невозможно. Исключение составляют лишь пригородные земли, земли южных регионов и некоторые приграничные зоны, привлекательные для мигрантов из соседних стран.

• Убыточность российского животноводства, помимо дороговизны кормов, непосредственно связана с тем, что предприятия
не имеют возможности дорастить скот
до нужного веса: доход от растениеводства
поступит только осенью, а зимой и весной им
нечем платить за энергию, горючее, семена
и приходится резать скот на продажу.

• В России выгодно быть не лучшим,
но средним: те, кто достиг продуктивности
и качества западного уровня, терпят убытки
из-за чрезмерной себестоимости продукции,
требующей состоятельного потребителя.

• Из 144-миллионного населения России 125 миллионов россиян относятся к семьям, получающим продукцию с обрабатываемой ими земли, и это без учета тех горожан,
которые летом выезжают помогать родственникам в деревне, и тех, кого сельские родственники снабжают продовольствием.

• В 2002 году «средний» россиянин потратил ни работу в своем огороде 18 часов,
а если учитывать только трудоспособных жителей — то почти месяц, т. е. целый отпуск.

• Самые богатые люди на селе — пенсионеры: благодаря пенсии они имеют наличные деньги, и у них можно подработать.

• Кулачество не полностью уничтожено советской властью — его генофонд жив:
колхозы, образованные спецпереселенцами, очень быстро становились лучшими
врайонах, и до сих пор дома и огороды, например, Коми-Пермяцкой области (территория ссылок), принадлежащие потомкам
осевших здесь кулаков, резко выделяются
добротностью, аккуратностью и ухоженностью.

Одним из наиболее существенных факторов, определяющих хозяйственный уровень сельской местности, является близость
к большим городам. «На большей части России, кроме ее южных окраин, пригородная
и периферийная деревня — это разные миры»
(с. 365). С удалением от крупного города
(особенно — от областного центра) падают
интенсивность коллективного сектора, концентрация ферм, товарность индивидуальных
хозяйств[1].

Приходится признать, что приводимые
вкниге данные наглядно демонстрируют национальные различия в отношении к хозяйству. Так, в современных деревнях русские,
как правило, не склонны к продуктивному
труду. Напротив, чувашские и особенно татарские села почти всегда процветают. Связано это и с «исламскими добродетелями»
(меньшая алкоголизация, ответственность
мужчин за семью, четкое разделение мужских
и женских ролей), и с демографическим здоровьем (полноценные семьи, нормальное
возрастное соотношение), и со своеобразным, в меру гибким и открытым консерватизмом (с. 142–146, 209–214).

После прочтения книги создается впечатление, что тяжелое положение российского
села лишь опосредованно зависит от внешних
условий — основная причина состоит в том,
что большинству жителей удобнее и легче
жить в нищете, сведя до минимума свои потребности, чем затрачивать усилия, чтобы
преуспеть. Главная проблема русской деревни
— психологический склад ее жителя, характеризующийся равнодушием к своему положению (заинтересовать многих невозможно ничем) и, как следствие, алкоголизмом, боязнью
ответственности, «зазаборным» мышлением,
отношением к воровству как к норме.

К идее реформирования сельского хозяйства Нефедова относится крайне настороженно. Основных причин две: во-первых,
«за последние 15 лет люди устали от перемен»
(с. 359). Во-вторых, автор справедливо опасается того, что при подготовке реформы не будут учтены индивидуальные особенности разных регионов: нужно «все время помнить, что
страна наша — велика и крайне разнообразна
и то, что хорошо в одном месте, будет смертельно для другого» (там же).

Подводя итоги, автор предлагает карту
России нового, специально разработанного
типа — «Cоциально-сельскохозяйственные
типы сельской местности Европейской России, конец XX века». Система районирования, учитывающая основные природные
и этнические различия, степень близости
к большим городам, является несомненным
достижением автора. Как и многие другие
идеи и данные из обсуждаемой книги, эта система заслуживает включения в учебники
экономической географии и, несомненно,
должна быть учтена при разработке современной российской аграрной политики.

---

[1] Более подробно об этом см. в данном номере «Отечественных записок»: Нефедова Т.
Географические вариации сельского хозяйства и их возможные изменения.