К каким угрозам и войнам должна быть готова Россия

Без сомнения, проблемы военного строительства вызывают сейчас самый острый
интерес в нашем обществе. Разброс мнений в этой области, конечно, велик.
Но еще академик П. Капица говорил: «Если в науке нет споров, сопоставления
мнений, то она может идти только на кладбище, на свои похороны». Однако, на
мой взгляд, приступать к решению этих проблем невозможно, не выяснив прежде всего характер угроз и войн будущего.

За последнее десятилетие XX века произошло более 150 серьезных вооруженных конфликтов и войн. XXI век не обещает быть более спокойным. Как и прежде, в мире хватает социально-политических, экономических, межэтнических, религиозных и других противоречий. Но главная борьба и соперничество
разворачиваются за энергетические ресурсы, и прежде всего — за нефтяные источники. Именно этим в основном определяется война против Ирака, создание
американских баз в Центральной Азии, на Кавказе и другие акции.

Характерно, что КНДР открыто заявила о возможности продолжения ядерных программ и в целом представляет значительную угрозу для американских
интересов, но США считают возможным разрешить эту проблему политическим
путем и не спешат с нанесением ударов по Пхеньяну. Ирак же согласился на инспекцию своей территории, и никакого оружия массового поражения (ОМП) там
найти не удалось, но президент Буш все же нанес удары по Ираку. Причина одна:
в Ираке — нефть, в КНДР — только ракеты и голодное население, которое — случись война — пришлось бы потом кормить.

Что касается России, то разброс мнений по вопросу о наличии военных угроз
для нашей страны впечатляет: от полного их отрицания — до объявления чуть ли
не всех стран вероятными противниками. Субъективизм, излишняя ангажированность таких крайних суждений лишает их элементарной логики.

Например, А. Арбатов полагает, что угроза с Запада для нас нулевая, а значит
на этом направлении не должно быть никаких наших войск[1]. Но если нет никаких взаимных угроз, для чего расширяется НАТО и почему военные структуры
блока вплотную подходят к нашим границам?

Судьба России во многом будет определяться ее взаимоотношениями с США
и КНР. Она будет зависеть также от того, насколько эффективно нам удастся отстаивать свои национальные интересы в Европе и Азии, словом, какой реально
будет стратегическая направленность российской политики. Будем во всем соглашаться со странами-соперницами — никаких противоречий и угроз не появится (если, конечно, не считать потерю суверенитета). Станем хотя бы по жизненно важным вопросам отстаивать свой суверенитет и национальные интересы — неизбежно возникнут противоречия, и их придется соответствующим образом разрешать.

Исходя из этой реальности, источники угроз национальным интересам РФ
можно разделить на три группы.

1. Политика и усилия определенных международных сил и ведущих государств, посягающих на суверенитет РФ, ущемление ее экономических и других
интересов. России еще предстоит побороться даже за право распоряжаться своими ресурсами.

2. Возможность применения ядерного оружия против России, угроза распространения ОМП.

3. Стремление ведущих держав сделать рывок в достижении доминирующего
военно-технического превосходства, наличие на подступах к России мощных
группировок вооруженных сил, резко нарушающих баланс сил.

Из внутренних угроз наиболее опасными являются терроризм и сепаратизм,
подогреваемые, как правило, извне и направленные против единства и территориальной целостности России.

В условиях расширения спектра угроз проблемы противодействия необходимо рассматривать в более широком плане, т. е. вести речь не о военной (как в действующей Военной доктрине), а об оборонной безопасности страны, как это предусмотрено Конституцией РФ и Федеральным законом «Об обороне». Оборонная
безопасность должна обеспечиваться не только военной силой, а всеми силами
и средствами государства по следующим основным направлениям.

Первое направление — предотвращение, локализация и нейтрализация угроз
политико-дипломатическими, экономическими, информационными и другими
невоенными средствами.

Как известно, в течение последних десятилетий целые государства (и даже
коалиции государств — вспомним Варшавский договор) рушились без непосредственного применения вооруженной силы. Главной причиной этого были
кризисные явления внутри этих стран, усугубленные воздействием внешних
сил. Некоторые теоретики полагают, что если что-то рушится, то это уже обязательно война. Иными словами, войной, по их мнению, можно считать не только вооруженное столкновение, но и то, что мы привыкли называть политической борьбой. Но ведь известно, что экономическая, психологическая и другие
формы борьбы сопровождают человечество на протяжении всей его истории.
Если все это война (или, по выражению некоторых политологов, «мировойна»,
т. е. что-то вроде «горяче-холодного»), то мы всегда на войне, и, скажем, Тридцатилетняя или Вторая мировая война попросту невыделимы из истории. На самом деле, хотя иногда и говорят об экономической, информационной, финансовой, торговой войне, исторический опыт свидетельствует о том, что без
применения военной силы войн никогда не было и не может быть, в том числе
так называемых «нетрадиционных войн». Да и Федеральный закон РФ «Об обороне» (ст. 18) определяет состояние войны как период между началом и прекращением военных действий.

Все сказанное не отменяет того факта, что невоенные формы борьбы продолжаются и в военное время, приобретая насильственный характер (вместо экономических санкций или информационных акций — уничтожение экономики
и информационных объектов противника и т. д.). В целом значение и удельный
вес невоенных средств, организационные и технические возможности их эффективного осуществления резко возросли. И хотя невоенные (особенно информационные) формы борьбы существенно влияют на характер вооруженных столкновений, главную специфику войны составляет все же применение вооруженной силы, насильственные действия.

В то же время решающую роль в деле предотвращения угроз, конфликтов
и войн играют политико-дипломатические, экономические, информационные
и другие невоенные средства и способы осуществления политики, ибо чем эффективнее применяются эти средства, тем меньше нужно военных сил. России на современном этапе особенно важно быть на стороне тех государств и международных
организаций, которые стремятся к мирному решению возникающих противоречий.

Твердо отстаивая национальные интересы России, желательно всячески избегать втягивания ее в конфронтацию с другими странами как на Западе, так и на
Востоке. Но идя на неизбежные в международном сотрудничестве компромиссы и уступки, желательно добиваться определенных ответных, встречных шагов другой стороны, а взаимные договоренности закреплять соответствующими соглашениями, чтобы не повторять ошибок времен Горбачева относительно Германии, расширения НАТО и др. Президент РФ В. В. Путин справедливо заметил, что Россия
за последние десятилетия слишком много отдала, настало время что-то и брать.

Исходя из этого желательно проблемы обеспечения оборонной безопасности
невоенными средствами обсудить на заседании Совета безопасности и более четко определить задачи и обязанности всех государственных органов, организовать
координацию их действий. Для более оперативного согласования усилий всех силовых ведомств целесообразно, чтобы министр обороны РФ занял пост заместителя Верховного главнокомандующего ВС РФ, как это всегда предусматривалось
на военное время. Система военного управления уже в мирное время должна
быть ориентирована на военное время, чтобы ее не пришлось спешно перестраивать, как в 1941 году.

Второе направление деятельности государства по обеспечению оборонной безопасности связано с тем, что в случаях, когда не удается политико-дипломатическими средствами предотвратить конфликт или войну и нужно прибегать к военной силе, необходимо создавать благоприятные внешнеполитические условия
для применения вооруженных сил и других войск, необходимую экономическую
и военно-техническую базу для выполнения военных задач.

Успехи американцев в ряде акций чаще всего объясняют технологическим превосходством, бесконтактным оружием. Но в Югославии и Афганистане значительно бoльшую роль играли политические и информационные акции, подкуп полевых командиров и пуштунских племен. Поучительна в этом отношении
внешнеполитическая подготовка США к военной операции в районе Персидского
залива в 1991 году. Там американским войскам были созданы такие условия, что, по
существу, воевать было не нужно. Российской армии в этом отношении долгое время не везет, начиная еще с Крымской и Русско-японской войн, не говоря уже
о 1941 годе или о первой чеченской войне. Значит, уже пора извлекать уроки!

Третье направление деятельности по обеспечению безопасности — это грамотное стратегическое руководство вооруженными силами, моральная поддержка и всестороннее обеспечение их действий. Коренной проблемой в этой области является предвидение того, к каким войнам надо готовиться, ибо только на
основе правильного предвидения характера вооруженной борьбы будущего можно обоснованно определить, какие вооруженные силы и другие войска для этого
требуются. Причем речь не идет о наметке контуров какой-либо одной, наиболее
характерной войны будущего. Разного рода военных конфликтов может быть немало, и все они будут уникальны и неповторимы. Но военная футурология в силах с помощью методов экстраполяции, экспертно-эвристического подхода,
прогнозирования и моделирования возможных вариантов военных действий
представить общие тенденции формирования характера вооруженной борьбы.
Не забывая при этом и об объективных закономерностях развития военного искусства, когда каждая война, порождая много нового, неизбежно сохраняет
и что-то из того, что было в прежних войнах. Ни одна сверхсовременная война не
может перечеркнуть весь прежний военный опыт.

Исходя из характера рассмотренных угроз мы приходим к выводу, что в обозримой перспективе не только становится маловероятной мировая война, но и уменьшается опасность крупномасштабной агрессии против России. Правда, кому-то
очень хочется, чтобы мы вели речь о подготовке к «третьей мировой войне», но это
нереально. И не потому, что кто-то взял и по своему произволу отменил мировые
войны. Такие войны не предвидятся, с одной стороны, из-за угрозы применения
ядерного оружия с катастрофическими его последствиями, с другой — потому что
найдены новые формы и способы достижения политических и стратегических целей путем развязывания локальных войн, конфликтов, политического, экономического, информационного давления и подрывных действий внутри противостоящих
стран. В условиях глобализации мировых процессов, огромного экономического
преобладания ведущих держав и большой финансовой зависимости от них большинства других стран нет объективной необходимости устраивать большие войны.
С неугодными, непокорными странами можно расправляться «по очереди».

Из всего этого следует, что первоочередной задачей Вооруженных сил Российской Федерации и других войск становится готовность к выполнению боевых
задач в локальных войнах и вооруженных конфликтах. Особенно большое значение приобретает борьба с терроризмом.

Но при определенных обстоятельствах возможно возникновение крупномасштабной региональной войны (особенно на юге или востоке), и, хотя непосредственной угрозы пока нет, необходимо обеспечить хотя бы мобилизационную готовность вооруженных сил к подобной войне.

В одном из интервью министр обороны РФ С. Б. Иванов заявил, что не может «исключать появления на определенном этапе государства или группы государств, которые будут претендовать на нашу территориальную целостность, выдвигать какие-то претензии или, пользуясь слабостью России, пытаться нас
шантажировать, в т. ч. военной мощью»[2]. Но к такому повороту событий надо готовиться заблаговременно. Невозможно, приспособив вооруженные силы к действиям только в мелких конфликтах, затем спешно переориентировать их на серьезную войну.

На международной конференции в Москве генеральный секретарь НАТО
Джордж Робертсон настойчиво советовал быстрее реформировать Вооруженные
силы России и приспособить их к борьбе с терроризмом. Однако направленность строительства и подготовки Вооруженных сил США и НАТО совсем иная. И, конечно, не только для борьбы с терроризмом создаются армады авианосцев, стратегические вооружения, крупные группировки ВВС и сухопутных войск.

Кроме того, события последнего времени наглядно свидетельствуют, что террористы не всегда будут действовать только мелкими группами. Они могут захватывать целые страны, как это было в Афганистане и Косово, действовать с применением большого количества бронетанковой техники, артиллерии, авиации.
Дают о себе знать проявления государственного терроризма.

В подобных случаях при проведении антитеррористических операций потребуются организованные действия регулярных войск.

Своего рода «подвох» мы сами себе устроили после советско-финской войны,
когда военное руководство пришло к поспешному выводу, что главное — это подготовить роты и батальоны, а остальные органы управления — сработают.
Но с началом войны многие бедствия произошли именно из-за неподготовленности последних; 1941 год показал также, что задачи, которые не решается ставить перед войсками наше командование, их впоследствии ставит перед ними
противник. Для того чтобы не повторять ошибок, армия и флот обязаны быть готовыми к выполнению важнейших задач, с которыми придется столкнуться во
время войны. В этом суть вечно живого суворовского принципа: «Учиться тому,
что потребуется на войне».

Формы применения вооруженных сил, способы стратегических и оперативно-тактических действий будут зависеть от масштаба войн и вооруженных конфликтов, конкретных противников и других обстоятельств.

Важнейшей формой стратегических действий в современных (мирных) условиях становится стратегическое сдерживание. Прежде считалось, что в мирное
время достаточно, чтобы вооруженные силы, другие войска находились в постоянной боевой готовности, занимались боевой подготовкой и другой повседневной деятельностью. Понятие же «стратегическое сдерживание» предполагает согласованное и целеустремленное осуществление целого комплекса мероприятий,
в который входит множество элементов (разведка, контрразведка, наращивание
при необходимости степеней боевой готовности стратегических и обычных сил,
развитие вооружений, подготовка театра военных действий (ТВД) и населения,
а также многие другие меры), таким образом, чтобы это позволяло, с одной стороны, надежно сдерживать угрозы при минимально необходимой оборонной
оснащенности, а с другой — не провоцировать эти угрозы. А для этого необходимо, чтобы комплекс мер по стратегическому сдерживанию заблаговременно планировался.

В период угрозы или с началом войны будет осуществляться стратегическое развертывание вооруженных сил и других войск — частичное или крупномасштабное,
в зависимости от характера предстоящего (или начавшегося) военного столкновения. Некоторые авторы утверждают, что в будущей войне никакого стратегического развертывания не будет, эта форма стратегических действий вообще отпадет.
Но жизнь опровергает такие утверждения. Известно, какой большой объем переброски и развертывания войск (плюс выполнение ряда мобилизационных мероприятий) осуществили коалиционные силы в 1991 году перед войной с Ираком.
Переброска войск и техники осуществлялась и для новой войны с Ираком.
Да и в самом отдаленном будущем без этого невозможно будет обойтись.

Однако стратегическое развертывание, особенно перегруппировка и развертывание войск, будут осуществляться во многом по-новому. Прежде всего, возросла аэромобильность войск, появились более совершенные морские, авиационные средства их транспортировки, возросли скорости переброски войск,
возможности ее более скрытого осуществления. С целью достижения внезапности действий стратегическое развертывание может проводиться под прикрытием
начавшихся воздушных операций. Некоторые дальнобойные комплексы высокоточного оружия имеют возможности без перегруппировки и приближения к ТВД
наносить удары непосредственно из районов базирования.

Существенно возрастет и изменится содержание начального периода войны.
Он не только будет означать вступление в войну, но и может стать его решающим
периодом. Особое значение приобретает борьба за господство в воздушно-космическом и информационном пространстве, противодействие дальнобойным
высокоточным средствам противника.
Войны будущего будут вестись, как правило, лишь с применением обычного,
главным образом высокоточного, оружия, но при постоянной угрозе применения ядерных средств. Для России при крайне неблагоприятном соотношении сил на всех стратегических направлениях ядерное оружие остается важнейшим, наиболее надежным средством стратегического сдерживания любой агрессии и обеспечения своей оборонной безопасности. В связи с этим нельзя согласиться с теми, кто считает, что ядерное оружие стало чуть ли не бесполезным и необходимо
в одностороннем порядке отказываться от него.

Что касается способов ведения войны, изменяется соотношение прямых
и непрямых действий в стратегии. Непрямые действия, связанные с политическим, экономическим и морально-психологическим воздействием на противника, способами его дезинформации и подрыва изнутри, всегда играли большую
роль. Но в условиях господства идей тотальной войны прямые действия и кровопролитные сражения нередко превращались в самоцель, отодвигая на второй
план все другие способы действий. В современных условиях, со свертыванием
глобальной конфронтации и при наличии такого фактора стратегического сдерживания, как ядерное оружие, роль упомянутых выше непрямых действий значительно возрастает, и вообще речь идет о большей гибкости военного искусства
и более полном использовании всего разнообразия средств и способов действий,
в т. ч. невоенных и нетрадиционных.

Решающее значение приобретает воздушно-космический ТВД, повышается
роль обычного стратегического оружия как решающего средства ведения войны,
обеспечивающего непосредственное достижение стратегических результатов.
Увеличивается пространственный размах вооруженной борьбы; оружие будущего и возросшие боевые возможности вооруженных сил позволяют наносить мощные удары на всю глубину расположения воюющих государств, осуществляя не
только последовательное, но и одновременное поражение его объектов.

Активной фазе военных действий, как правило, будут предшествовать массированные удары авиации и военно-морских сил, имеющие целью вывести из строя
основные экономические объекты, энергетику и сломить волю противника к сопротивлению. В результате, возможно, сухопутные войска и не потребуется задействовать, как это было, например, в Югославии. Если же обстановка требует участия основных группировок сухопутных войск (а именно они обычно несут
наибольшие потери), целесообразно вводить их в сражения только после того, как
основные огневые средства и важнейшие объекты противника надежно подавлены
или уничтожены, чтобы максимально ограничить потери в людях и технике.

Крайняя невыгодность и опасность пассивных, оборонительных действий
обусловит активный и решительный характер сражений с самого их начала. За нанесением огневых и радиоэлектронных ударов по всей глубине расположения
противника будет следовать высадка воздушных десантов, введение в действие
спецподразделений, стремительное продвижение сухопутных войск. Они будут
действовать, придерживаясь тактики оперативных маневренных групп (от которых в России поспешили отказаться), осуществляя широкие рейдовые операции,
избегая фронтальных атак, стремясь выйти на фланги и в тыл противника.

Первые операции будут носить преимущественно наступательный характер,
причем с обеих сторон, и вообще намечается тенденция сближения способов ведения наступательных и оборонительных операций.

Основные задачи по разгрому противника будут решаться не в ходе столкновения передовых частей, а путем огневого поражения издалека. В результате все
бои и сражения приобретут рассредоточенный, объемный характер, охватывая
все сферы военных действий по фронту, глубине и высоте. Резко возрастет интенсивность огневого воздействия на всех участников войны, вызывая небывалые,
возможно уже предельные, нервно-психологические нагрузки.

Повысится роль обычного стратегического оружия как решающего средства
ведения войны, обеспечивающего непосредственное достижение стратегических
результатов.

Особое место в системе непрямых действий будут занимать специальные методы ведения войны, начиная с психологических операций, подрывных действий
и кончая операциями сил специального назначения. Вся вооруженная борьба будет пронизана разветвленным информационным противоборством.

В ходе локальных войн, конфликтов, антитеррористических операций преобладающее значение приобретают социально-политические, религиозно-этнические и психологические аспекты. Поэтому для разрешения конфликта ведущими, определяющими должны быть социально-политические мероприятия,
обеспечение поддержки со стороны основной части населения. Боевые действия
будут носить очаговый характер и осложнятся «перемешанностью» населения
и вооруженных формирований. Серьезной проблемой становится охрана коммуникаций. При ведении боевых действий в Афганистане и Чечне до 70 процентов
войск приходилось задействовать для охраны коммуникаций, мест расположения войск, создания блокпостов и др.

Быстрые и резкие изменения обстановки, внедрение автоматизированных систем управления усложняют и в корне преобразуют деятельность командующих,
командиров и штабов по управлению войсками и силами флотов. Намечается тенденция к дальнейшему увеличению потерь в личном составе и боевой технике.

В наступательных и оборонительных операциях существенно изменяются
способы сосредоточения основных усилий на решающих направлениях, совершения маневра, огневого поражения противника, которое будет осуществляться
не столько в зоне столкновения передовых соединений, сколько огневыми ударами издалека. В целом вооруженная борьба будущего будет носить объемный, воздушно-наземный характер с одновременным ведением взаимосвязанных боевых
действий на земле, в воздухе и на море.

Теперь уже общепризнано, что информационное доминирование, достигнутое с помощью новейших технологий, позволит избавиться от разнобоя в действиях и тем самым обеспечить владение ситуацией, что даст возможность видеть
и понимать все происходящее на поле сражения. Успех во многом зависит от способности всех родов войск поддерживать связь друг с другом и координировать
свои усилия.

В последнее время предприняты информационные акции с целью абсолютизировать опыт последних американских войн и с определенной дозой дезинформации навязывать нам в ряде случаев явно нежизненные фантастические идеи,
которых сами американцы не собираются придерживаться. Авторы, падкие до
сенсаций, если не каждый день, то каждую неделю войнам будущего дают новые
названия: трехмерная, сетевая, асимметричная, бесконтактная, информационная и т. д. Да, все эти элементы будут иметь место, каждое из этих названий отражает одну из характерных черт, но ни одно из них не характеризует облик войны
в целом.

Скажем, для асимметричных военных действий, или, как раньше говорили,
«мятежевойны», характерно прежде всего то, что противник, будучи во много раз
слабее, может создать смертельную угрозу самому могущественному государству.
Войн они не объявляют, никаких международных правовых норм не признают.
Ставка делается на устрашение, на невиданно жестокие акции против мирного
населения. Конечно, все это надо учитывать. Но не все войны будут сводиться
только к террористическим действиям.

Или возьмем вопрос о так называемой «бесконтактной войне». Действительно, войны в Ираке и Югославии показывают, что американцы, пользуясь своим
технологическим превосходством, стремились наносить удары дальнобойными
средствами, сами оставаясь вне зоны досягаемости ПВО и авиации противника.
Действительно, высокоточное дальнобойное оружие — крайне опасное средство.
И оно действительно существенно изменяет характер вооруженной борьбы, так
что недооценивать его нельзя. Но и нет оснований для того, чтобы утверждать,
будто с появлением такого оружия самые передовые формы и способы ведения
контактной войны теряют смысл.

С учетом всего этого России ничего другого не остается, как, с одной стороны, принимать срочные меры к созданию собственного дальнобойного высокоточного оружия, с другой — не идти на поводу у противника, а, напротив, навязывать ему то, чего он избегает, — контактные действия. У Ирака и Югославии
были такие возможности, но они не решились на это. Вспомните, как в 1941 году, в первые дни войны, наша авиация, оказавшись в тяжелом положении, все же
ухитрялась наносить удары по Берлину и Кенигсбергу.

Кроме того, при взгляде на войну будущего опыт боевых действий против
Ирака или Югославии, носивших по существу односторонний характер, не должен ослеплять. Например, если нам будет навязана большая война на востоке
или на юге и встанет вопрос о жизни и смерти нашего государства, мы сами будем стремиться по возможности сделать ее неконтактной, максимально используя авиацию, ВМФ и другие виды дальнобойного высокоточного и высокоубойного оружия. Но, несмотря ни на что, контактные действия могут быть навязаны,
и без потери большой территории избежать ее будет невозможно. Да и война
между технологически оснащенными противниками не может ограничиться
только бесконтактными действиями.

При ведении боевых действий в районе Тора-Бора и Мазари-Шариф тем же
американцам пришлось заниматься и централизованным огневым поражением,
и штурмом укрепленных позиций. Это вытекает из объективных условий, природы боевых действий, нет никаких гарантий, что не придется решать такие задачи
в будущих войнах.

Министр обороны РФ С. Б. Иванов совершенно прав, говоря: «… Абсолютно
бесконтактной войны на сегодняшний день быть не может. <...> Но даже если мы
возьмем последние войны… они не абсолютно бесконтактные. И Ирак 1991 года,
и Афганистан 2001-го. За действиями бесконтактными рано или поздно должны
следовать действия контактные»[3]. Если исходить не из надуманных схем, а из
фактов реальной жизни, то это действительно так, особенно при многообразии
наших театров военных действий.

Нельзя забывать и о том, что в наших вузах учатся офицеры стран СНГ, тысячи военнослужащих из десятков стран. И если не терять чувство реальности, следует признать, что военная наука должна учитывать и разный технологический
уровень воюющих стран.

Далее нам внушают, что изжили свой век сухопутные войска. Это просто несерьезно, без сухопутных войск обойтись нельзя, и те же американцы их сохраняют
и качественно усиливают. Министр обороны США Д. Рамсфельд заявил: «Мы не
ставим цели трансформировать всю военную систему США за один год или даже
за десятилетие. Это не только не нужно, но и неразумно»[4]. А применительно к России роль сухопутных войск еще более важна: они вместе с пограничными войсками призваны не допустить вторжения противника на нашу территорию, обеспечить устойчивость положения и действий всех других видов ВС, РВСН, ВВС.

Еще одна новинка теоретиков «новой волны» состоит в пересмотре понятия
победы: оказывается, теперь главная стратегическая цель — уничтожение экономики, энергетики, мирного населения, после чего жертва агрессии должна капитулировать. А вооруженные силы этого государства, и тем более презренные сухопутные войска, не потребуется даже уничтожать — они сами по себе
разложатся. Такие варварские действия, когда агрессор, не осмеливаясь вступать
в сражение с армией противника, стремится продиктовать свою волю путем
уничтожения и устрашения мирного населения, противоречат международным
нормам ведения войны и ничем не отличаются от действий Басаева и других террористов, захватывающих мирных заложников и диктующих свои условия.

И вообще дело изображается так, будто война теперь станет сугубо односторонней, управляемой только с одной стороны, и кому бы то ни было сопротивляться агрессору просто бесполезно, так что другим армиям ничего другого
не остается, как капитулировать. Но как показывает исторический опыт, не все
армии и народы так легко заставить сдаться. Британский генерал Персивал,
оборонявший Сингапур в 1942 году, с подходом японских войск сразу сдался,
а Ленинград и Москва выстояли.

Еще в 1960-е годы в книге «Стратегия» под редакцией З. Д. Соколовского проповедовалась такая теория: все решит ядерное оружие, после ядерных ударов войска будут продвигаться на расстояние 100 км в сутки, и от них больше ничего не
потребуется. Но со временем от таких легковесных теорий пришлось отказаться.
Допустим все же, что не будет ни операций, ни сражений, ни стратегического развертывания, ни направления сосредоточения основных усилий, ни огня, ни маневра — ничего не будет. Но ведь даже и в этом случае война не будет происходить в некоем вакууме. Такие понятия, как бой, операция и др., видимо, не исчезнут, ибо это формы ведения боевых действий, в т. ч. применения дальнобойного,
высокоточного оружия.
Особо следует сказать о борьбе с терроризмом. В последние годы, особенно
после терактов в США 11 сентября 2001 года и в России в октябре 2002 года, стало очевидно, что международный терроризм превращается в особую новую форму
ведения войны в глобальном масштабе. Его акции и удары приобретают стратегический характер и вызывают массовые потери. Эти акции на высоком профессиональном и технологическом уровне планируются международными террористическими центрами и осуществляются благодаря мощным источникам
финансирования. В сфере борьбы с терроризмом нет видимого противника или
линии фронта, угроза носит неопределенный, рассеянный характер и может внезапно возникнуть в самых неожиданных формах и местах. Все это усложняет
борьбу с терроризмом и поэтому требует объединения усилий всех государств,
а внутри каждой страны — усилий всех силовых структур. Как справедливо подчеркивал президент РФ В. В. Путин, борьба с терроризмом требует активных,
упреждающих действий.

В связи с этим есть необходимость остановиться на трех аспектах борьбы
с терроризмом.

Во-первых, желательно более принципиально ставить вопросы объединения
подходов и усилий перед нашими партнерами на международной арене. Двойные
стандарты, деление террористов на «своих» и «чужих» создает лазейки для противника, ослабляет эффективность борьбы. В этой области много деклараций, но
не проглядываются долгосрочные, целеустремленные кардинальные меры по искоренению терроризма.

Случай с проведением сборища террористов в Дании и игры с Закаевым
в Лондоне наиболее ярко выявили глубинную суть происходящего, в т. ч. неприспособленность нашей юриспруденции и законодательств ряда стран к решению
этой задачи.

Кстати, когда началась гитлеровская агрессия в Европе, Бельгия и некоторые
другие страны хоть как-то сопротивлялись. Дания же мгновенно капитулировала. Гитлер назвал ее «образцовым протекторатом рейха». Ни тогда, ни в наши дни
датчане, конечно, в принципе не были сторонниками фашизма и терроризма.
Но они, как в 1940-е годы, хотят остаться в стороне от борьбы в надежде, что их
опять кто-то спасет от этой беды.

Однако эта опасная игра. Мне, например, с бен Ладеном пришлось столкнуться в марте 1989 года под Джелалабадом. Он работал на американские спецслужбы, боролся против советских войск и республиканского правительства. Затем организация «Аль-Каида» подчинила себе все движения талибов, и они
вышли из повиновения тех, кто их вскормил. Американцам пришлось устраивать
еще одну войну, чтобы расправиться со «своими родными террористами». Поэтому надо когда-то отказаться и от государственного терроризма.

Во-вторых, в России для успешной борьбы с терроризмом нужны согласие
и внутренняя устойчивость в обществе, ответственность за это дело не только государственных органов, но и граждан и общества в целом.

Если вы посмотрите ст. 21–22 Концепции национальной безопасности,
то увидите, что там речь идет только о правах граждан. Ни слова об ответственности и обязанностях.

В чем была слабость советской политической системы? Она, по существу,
держалась на одном каркасе КПСС. Подрубили его — и все рухнуло, никаких
других подпорок не оказалось. Сегодня уже в других условиях и формах эта
ошибка повторяется в устройстве российской государственности: все строится
вокруг президентской вертикали. Права и обязанности губернаторов и местных органов власти принижены — это наглядно проявилось во время теракта
на Дубровке. Террористы месяцами орудовали, все готовили в театральном
центре, но префект района, директор театрального центра никак не реагировали на все это. И теперь они вовсю критикуют правоохранительные органы, федеральные власти.

Без прочной опоры на низы, без ответственности всех руководителей,
граждан и СМИ должной эффективности борьбы с терроризмом невозможно
добиться.

В-третьих, при применении вооруженных сил для борьбы с террористами
необходимы, с одной стороны, активные упреждающие действия и удары, с другой стороны — высочайшая бдительность всего личного состава, надежная охрана и оборона всех государственных, общественных и других объектов на территории страны и всех элементов оперативного построения войск, базирования
флота, коммуникаций, аэродромов, пунктов управления, объектов тылового
и технического обеспечения. В этом отношении российская армия традиционно
уязвима. Нашу армию во время войны в большинстве освобождаемых нами стран
население всюду хорошо встречало, оказывало всяческую поддержку, и наши командиры не приучены к жесткой обороне и охране своих тылов, как к этому были приучены нашими партизанами немецко-фашистские войска. Некоторые тыловые органы и учреждения привыкли к тому, что им для охраны должны
выделяться боевые подразделения. В современных условиях на это надеяться
нельзя. Каждый элемент боевого порядка, в том числе штабы, тыловые и технические органы, должны быть обучены охране, обороне и активной самостоятельной борьбе с террористами. Как когда-то в армии Цезаря, все должно быть построено по принципу: «У дисциплинированного войска нет тыла и флангов, а везде фронт, откуда появится противник». Главное, что нужно уяснить: борьба
с терроризмом — дело каждого из нас. Общие угрозы требуют объединения усилий России с США, государствами НАТО, Китаем и другими странами. Но при
этом желательно, чтобы наше военное сотрудничество предполагало обмен мнениями, взаимное обогащение опытом, а не сводилось к подгонке всего и вся под
американско-натовские стандарты. Последнее может привести лишь к деградации военного дела.

Таковы — в самом сжатом виде — наши основные взгляды на возможный характер войн будущего. Разумеется, эти взгляды должны постоянно сверяться
и уточняться с учетом жизненных реалий и перспектив развития военного дела.

[2] Известия. 5.02.2002. С. 2.

[3] Отечественные записки. 2002. № 8. С. 17.

[4] Отечественные записки. 2002. № 8. С. 269.