Отечественная наука в переходный период

Шоковая терапия

Истоки переживаемого нашей наукой кризиса относятся к концу 1991 года, когда доля ассигнований в гражданскую научно-техническую сферу была обвальным образом сокращена в четыре (!) раза, с характерного для индустриальных стран уровня ~2 процента от ВВП до ~0,5 процента от ВВП — типичного уровня слаборазвитых стран третьего мира.

Именно тогда, в расчете на краткость переходного периода и основываясь на ложном тезисе об избыточности нашей науки, она была выведена из числа стратегических приоритетов государства. Государство по существу отстранилось от управления научно-технической сферой, отдав ее на произвол рынка, а научно-техническое сообщество не сумело тогда убедить власть в пагубности такого самоотстранения. Вместо активного движущего фактора социально-экономических преобразований наука стала объектом принудительного реформирования и была приравнена к «иным статьям экономии бюджета», что явилось грубой управленческой ошибкой тех лет.

Сегодня реальное финансирование научно-технической сферы по сравнению с 1991 годом сокращено в 15–20 раз и оказалось значительно ниже критического (~1,5 процента от ВВП) порога устойчивого развития. Ни одна отрасль в России не подверглась такому сильному разрушению!

В текущем году на научные исследования гражданского назначения в бюджете страны предусмотрено меньше миллиарда долларов США (1,87 процента расходной части). Это характерный уровень финансирования среднего западного университета.

Конечно же, научно-техническая сфера вместе со всей страной приняла на себя тяжелый удар переходного периода, обусловленного радикальным преобразованием всей системы социально-экономических отношений. Вместе с этим новая ситуация в научно-технологическом комплексе коренным образом отличается от сферы здравоохранения, образования и других бюджетозависимых отраслей.

Эти отрасли в основном сохранили свои доли в объеме ВВП и консолидированном бюджете, а их непростые проблемы обусловлены общим резким падением ВВП. В отличие от них в науке дополнительно к этому произошло и многократное сокращение именно доли выделяемых средств.

Следует отметить, что сегодня значительную (до 80 процентов) часть затрат по медицине и образованию берут на себя регионы, в то же время региональная компонента в финансировании научно-технического сектора не превышает 3–5процентов.

В результате, проблемы в научно-технической сфере продолжают накапливаться, а ситуация — все более обостряться. Наша наука исчерпала внутренние ресурсы выживания (материальные, моральные, психологические), позволяющие ей удержаться на последнем рубеже, за которым ее ждет быстрая необратимая деградация.

Коренная причина кризисного состояния научно-технического сектора заключается в том, что заданные в 1991 году «шоковые» темпы сокращения федеральных ассигнований многократно опережали возможные темпы адаптации нашей науки к новым условиям. И если для экономики и материального производства рыночные отношения являются мощным фактором развития, то для науки это вовсе не так.

Мы стремительно теряем наш некогда уникальный научный потенциал. Число научных работников за годы реформ сократилось более чем вдвое. Никогда в России престиж научной работы не опускался так низко, как сейчас. Разрушаются научные школы и деградируют даже элитные НИИ, происходит распад научной инфраструктуры, стареет материальная база. Средний уровень зарплаты в науке на середину прошлого года остается ниже среднего по промышленности и, конечно, никак не соответствует квалификации и сложности выполняемой учеными работы. В то время как в соответствии с мировой практикой для нормального функционирования науки средняя зарплата в этой отрасли должна на 40– 60 процентов превосходить средний уровень.

Эти обстоятельства являются постоянным стимулирующим фактором позорного для нас, но типичного для стран третьего мира, явления — утечки умов. Статистика говорит, что 80 процентов студентов технических вузов России не собираются работать по специальности: они уедут за границу или уйдут в бизнес— словом, будут потеряны для нашей науки и образования. Уход молодежи из науки принял характер массового бегства. Сегодня более половины докторов и 40процентов кандидатов наук перешагнули пенсионный порог, а преобладающий возраст сотрудников НИИ и КБ приблизился к 50– 55 годам, при средней продолжительности жизни мужского населения 58 лет. Число увольняющихся из НИИ в 3–5 раз превосходит число принимаемых на работу.

Мы все еще остаемся «страной мечтателей», но давно уже не являемся «страной ученых». По удельному числу занятых в науке Россия занимает сегодня 9-еместо в мире вслед за Финляндией и Исландией. К сожалению, по темпам сокращения числа исследователей мы опережаем даже экстремальный прогноз, высказанный экспертами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в1993 году, хотя он и представлялся в то время невероятным и встретил резко негативную реакцию научного сообщества.

Особую озабоченность вызывает социальная напряженность в среде научно-технической интеллигенции. Глубокая апатия, акции протеста, массовый отъезд за границу являются показательной реакцией ученых на происходящие деструктивные процессы в нашей науке.

Еще никому не удавалось создать серьезную науку и передовую технику без существенной государственной поддержки и масштабных бюджетных затрат. Затрат, которые многократно окупаются в последующем и, в конечном счете, определяют успех проводимых нами социально-экономических преобразований.

Ведь хорошо известно, что в современном мире наибольших успехов добиваются страны, почти лишенные природных ресурсов, но создавшие сильный научно-образовательный комплекс (ФРГ, Франция, Англия, Япония, скандинавские страны), в то время как слабость этого сектора порождает нищету и политическую нестабильность даже в странах, обладающих в избытке природными богатствами (страны Африки, Южной и Центральной Америки).

Утрата научного потенциала приведет нас к отставанию в области высоких технологий, сделает страну беззащитной перед лицом техногенных и природных катастроф, создаст реальную угрозу национальной безопасности России.

Для нашей страны сохранение науки и техники имеет особое, жизненно-важное значение, т. к. наряду с природными ресурсами, образование, наука и культура— это то, что определяет национальную индивидуальность и что реально дает нам шанс занять достойное место в наступившем тысячелетии. Наш собственный и мировой опыт убедительно подтверждают, что наука является не только главным ресурсом экономического развития, но и мощным фактором общественной консолидации, обеспечивающим политическую устойчивость и социальный прогресс. Это «визитная карточка» России и неотъемлемая часть «национальной идеи».

Да, наука вместе со всей страной переживает трудные времена, но нанесенный ей удар переходного периода носит особо сильный — кумулятивный характер и, как мы видим, многократно превосходит уровень общеэкономического кризиса.

История показывает, что именно в период серьезных социально-экономических испытаний необходимы самые энергичные, продуманные, нетрадиционные меры по спасению науки и образования. Так поступал Петр I, создавший в период тяжелых Северных войн и коренной модернизации нашей страны Российскую академию наук. В критический период французской революции Конвент, а затем Наполеон основали знаменитую Эколь Политехник. Именно в тяжелейшем для России 1918 году (разруха, гражданская война, Антанта, Колчак, левые эсеры) была создана колыбель советской физики — Ленинградский физико-технический институт имени А. Ф. Иоффе. В 1921 году были основаны всесоюзные теплотехнический и электротехнический институты, а в тридцатые годы — энергетический, авиационный, химико-технологический и около трех десятков других вузов — основа будущей индустриализации страны. Даже в годы Великой Отечественной войны финансирование Академии наук было увеличено в 1,2 раза, авблокадный (!) Ленинград во время Сталинградской битвы поступали научные журналы не только из стран антигитлеровской коалиции, но даже из фашистских Германии и Италии.

С другой стороны, бездарное прагматическое реформирование германской науки рейхсфюрером Гиммлером привело к быстрому распаду великой научной державы, которая за 3–4 года превратилась в руины , задолго до того как в руины превратилась сама Германия. Как хорошо известно, по сей день благополучная Германия предпринимает энергичные, дорогостоящие усилия по выводу своей науки на передовые рубежи. Время «полураспада» науки очень мало — всего4–5лет, в то время как для создания полноценных научных школ необходимо2–3 поколения.

Попытки адаптации

Несмотря на то, что наша наука в последнее десятилетие столкнулась с самым серьезным вызовом за всю свою трехсотлетнюю историю, она сумела показать поразительный пример жизнеспособности, а органы управления смогли предложить ряд конкретных мер по ее адаптации к новым реалиям. Наука стала более открытой и демократичной. Многократно возросло международное научно-техническое сотрудничество. Исчезли идеологические и ослабли административные методы регулирования научного творчества. Ушла в прошлое безнравственная и нелепая практика антисемитизма в науке. Введена в действие множественность источников финансирования, конкурсность, селективные методы поддержки лучших ученых, научных школ приоритетных направлений, государственных научных и научно-инновационных центров.

1997 год стал годом стабилизации научно-технической сферы. Возрос интерес властных структур и общества к состоянию дел в науке и технике. Проблемы их развития неоднократно рассматривались на заседаниях Правительства, на Совете безопасности, на парламентских чтениях в Совете Федерации и Государственной Думе.

Впервые за годы реформ удалось прекратить схоластические дебаты и контрпродуктивное противостояние в научной среде и наладить дружную работу всех сфер научно-технического комплекса: РАН, отраслевых академий, Миннауки, ГНЦ, вузовского и прикладного секторов.

Сделаны конкретные шаги по использованию имеющейся в распоряжении научно-исследовательских институтов собственности с тем, чтобы полученные от этого средства стали дополнительным источником финансирования научных исследований.

Начата реализация мер по интеграции высшего образования и фундаментальной науки, по привлечению нашей молодежи в науку, в том числе путем материальной поддержки студентов, аспирантов и докторантов, освобождения от призыва на военную службу молодых ученых, оказания им помощи в решении жилищной проблемы. Намечены другие меры, направленные на адаптацию науки к новым экономическим реалиям.

К сожалению, частая смена правительства и крайне низкое и нерегулярное последующее финансирование не позволили в полной мере реализовать эти прогрессивные механизмы адаптации и не привели к радикальному улучшению положения дел в нашей науке. Ситуация, образно говоря, похожа на операцию коронарного шунтирования, когда к правильно и вовремя наложенным шунтам не подводится новая кровь.

Важным событием для нашей науки явилось присуждение Нобелевской премии по физике выдающемуся нашему соотечественнику академику Ж. И. Алферову. Кроме сильного эмоционального импульса это присуждение привлекло внимание руководства страны к нуждам науки, позволило обострить дискуссии между учеными и властью.

Путь наверх

Ситуация с наукой является совершенно нестандартной, особой, резко экстремальной. Время уже не оставило нам места для паллиативных решений. Я убежден, что вопрос о будущем научно-технического комплекса России давно перерос чисто технические рамки выживания и стал вопросом политического выбора страны. Следует коренным образом изменить отношение Государства к науке, сделать науку и технику кровным делом Президента и Председателя Правительства.

Поэтому проблемы научно-технического развития страны должны находиться под личным контролем первых лиц государства, как это сделано во всех развитых странах мира. При этом речь, конечно, идет не о восстановлении старой системы, а о создании мощного и современного научно-технического комплекса, адекватного новой социально-экономической ситуации, новой России. Крайне важным делом является создание совета по науке под председательством президента РФ В. В. Путина, где был принят ряд ответственных решений.

Наряду с этим необходимо окончательно завершить переход от практики принятия вынужденных решений по выживанию отечественной науки к ее устойчивому развитию, выйти на качественно новый уровень развития научно-технической сферы.

Необходимо разработать, принять и добиться реализации пакета конкретных, первоочередных мер вывода научно-технического комплекса страны из сегодняшнего коматозного состояния.

Прежде всего ресурсное обеспечение научно-технического развития необходимо привести в соответствие с реальным экономическим базисом, который сейчас сложился в России.

Сегодня будущее отечественной науки зависит не столько от объема прямых бюджетных ассигнований на развитие науки, сколько от платежеспособного спроса на результаты НИОКР (научно-исследовательские опытно-конструкторские разработки) со стороны промышленности. В условиях, когда около 80 процентов ВВП создается негосударственным сектором экономики, предстоит принять ряд ответственных законодательных решений по привлечению частного капитала в научно-техническую сферу. Тех решений, которые позволяют развитым странам наращивать их научно-технический потенциал.

Для практической реализации такого подхода необходимо принятие нетривиальных решений, способных стать толчком для запуска инновационного механизма в экономике. Дело в том, что наше современное законодательство, в должной мере стимулирующее частный бизнес, торговлю и приватизацию, фактически не содержит принятых во всем мире преференций для науки и техники. В этом суть проблемы! Без ее решения иные прагматические управленческие и экономические новации будут дебильно-малосодержательны, что в полной мере подтверждает наш собственный печальный опыт последних лет.

В качестве одной из необходимых радикальных мер необходимо принятие решения о направлении 1–1,5 процента выручки предприятий от реализации товаров (работ, услуг) на финансирование НИОКР и инноваций. Такая система в течение ряда лет достаточно эффективно действует у нас в стране на добровольной основе, но ей целесообразно придать обязательный характер на переходный период до 3–5 лет.

При этом, в соответствии с принципами рыночной экономики, предприятия смогли бы расходовать указанные средства по собственному усмотрению, исходя из интересов обеспечения прибыли и повышения конкурентоспособности своей продукции на рынке. У них появится возможность и необходимость размещать заказы на фундаментальные и прикладные исследования в РАН, вузах или проводить собственные «фирменные» разработки. В любом случае будут поддерживаться работы, которые нужны рынку, а не запланированные сверху директивными органами.

Такое предложение поддерживается научной общественностью, рядом известных экономистов и заслуживает, как представляется, детальной проработки. По предварительным оценкам, это позволит по меньшей мере вдвое-втрое увеличить финансирование в научно-технической сфере страны.

Подобная практика экономического понуждения промышленников к техническому перевооружению производства на базе современных высоких технологий активно используется в развитых странах, особенно в периоды экономической нестабильности. Пакет соответствующих законов в Германии носил название «кнут для промышленности». Во Франции, по решению Президента де Голля, в течение нескольких лет действовал сверхвысокий (33,5 процента) НДС, значительная часть доходов от которого шла на финансирование НИОКР. Сегодня сумма налоговых льгот, представляемых корпорациям США, ведущим НИОКР, составляет более трети всех средств, непосредственно направляемых на науку и технику. Чрезвычайные налоговые льготы — исключение из налогооблагаемой прибыли компаний вложений в НИОКР — в размере150 процентов использовались в Австралии и 200 процентов — в Сингапуре и других «азиатских тиграх», что позволило им добиться поразительных социально-экономических успехов.

К сожалению, сегодня в России мы наблюдаем прямо противоположную мировой и поэтому порочную тенденцию. Существующие в нашем законодательстве преференции для науки убоги, малосодержательны и, как мы ясно видим, не стимулируют научно-технические разработки. Да и их сейчас пытаются отменить при введении нового налогового кодекса.

Вместе с тем, активное и своевременное применение разумных налоговых стимуляторов способствовало бы созданию в России новой отрасли информационных технологий — индустрии программного обеспечения, где наша страна имеет уникальные долгосрочные перспективы. Речь идет о важном элементе «разворачивающейся в мире информационной революции», которую, как отметил Президент В. В. Путин в Послании Федеральному Собранию РФ — «мы не имеем права проспать». Сегодня у России имеется реальный шанс принять достойное участие в этой революции в качестве генератора программного продукта, рынок которого весьма обширен (сотни миллиардов долларов), быстро развивается и в ближайшем будущем будет далек от насыщения.

Дело в том, что информационные технологии являются одним из главных ресурсов развития в наступающем тысячелетии и основой структурной перестройки экономики ведущих промышленно развитых стран. К концу ХХ века вклад этого сектора в прирост ВВП США составил ~27 процентов, а по объему продаж информационный сектор вышел на первое место, обогнав авиационную и автомобильную промышленность. Соответствующий мировой рынок развивается также чрезвычайно высокими темпами, и уже сегодня его объем перешагнул триллион долларов в год.

Более половины этого рынка приходится на производство программной продукции и услуг, без которых невозможно функционирование всего информационно-технологического комплекса, включающего производство вычислительной техники, средств цифровой связи и многих иных информационных секторов.

Поскольку подготовка программистов в этой области требует высокого уровня физико-математического образования и занимает многие годы, в мире ощущается острая нехватка соответствующих специалистов и поэтому за них ведется активная борьба. В последние годы количество рабочих виз для выезда в США было расширено до 200 тысяч, а в ФРГ — до 20 тысяч, и в будущем этот процесс будет усиливаться.

Наряду с этим, развитые страны нуждаются в рынке квалифицированного труда и за рубежом. Индия, например, ежегодно удваивает объем информационных продаж, который в 2000 году составил около 10 миллиардов долларов. В этом направлении успешно действуют также Израиль, Ирландия, Венгрия, т. е. страны с традиционно высоким уровнем образования и научных исследований в математике и информатике.

Наша страна имеет все указанные выше объективные предпосылки для того, чтобы принять достойное участие в этом процессе и получить значительные инвестиции, сопоставимые с сырьевыми, которые могут быть использованы для развития отечественной науки, образования, информатики и средств электронной коммуникации. Информационно-технологический сектор является чрезвычайно привлекательным по многим параметрам: минимум капитальных вложений, идеальная экология, высокий уровень прироста, создание квалифицированных рабочих мест, замедление «утечки мозгов» и т. п. Уже сейчас нам следует иметь ряд перспективных коммерческих предложений, активно работающих компаний и совместных предприятий в этой области.

Однако сегодняшний уровень развития этой отрасли в России на много порядков уступает нашим возможностям. Здесь необходима активная, масштабная и продуманная государственная стратегия развития этой отрасли, включая специальные таможенные и налоговые льготы для информационно-технологической индустрии; меры, стимулирующие международные инвестиции; шаги по интеграции науки и образования, защите интеллектуальной собственности; развития электронных средств связи и многое другое, без чего наше участие здесь станет невозможным.

Наука начинается с ученых

Кадры науки имеют ключевое значение для обсуждаемой проблемы. Без ее содержательного решения мы не сможем обеспечить реальный подъем научно-технической среды даже в условиях достаточного финансирования. Типичный пример — наука КНР, где прогресс в течение десятилетий лимитируется не финансовыми ресурсами, а наличием квалифицированных ученых. Необходимо принять ряд продуманных и энергичных мер для привлечения молодежи в науку, предотвращению утечки умов:

• развернуть программу строительства ведомственного жилья для научно-технической молодежи;

• целесообразно в 4–5 раз увеличить финансирование программы «Поддержки выдающихся ученых и научных школ», а также программы «Поддержки молодых и выдающихся ученых»;

• необходимо подготовить программу поддержки молодых ученых в послекандидатский и последокторский периоды;

• на выборах в Академии наук целесообразно предусмотреть квоты для молодых ученых, как это неоднократно делалось в прошлом и как это было сделано на выборах в РАН 1997 года;

• реализовать льготы от призыва ученых на военную службу, дать возможность призывникам работать по специальности на оборонную науку;

• разработать и принять программу сотрудничества с «научной диаспорой» за рубежом. Продумать механизм выборов наших «зарубежных» ученых в Государственные академии;

• необходимо увеличить и ввести дифференцированную оплату труда ученых на основе контрактной системы и достойную пенсию для них.

Очевидно, что вопрос о молодом поколении в науке является архисрочным, а потому его необходимо решать путем энергичного направления сюда уже имеющихся ресурсов, не дожидаясь появления дополнительного финансирования в будущем.

Конструктивным шагом, направленным на сохранение кадров науки, могла бы быть крупномасштабная государственная программа по целевой поддержке выдающихся ученых и работающих с ними молодых специалистов. Роль лидеров в науке, создающих новые научные направления, определяющих их уровень исследований и формирующих научные школы, трудно переоценить. Число таких специалистов в каждой отрасли невелико и легко исчислимо — они хорошо известны коллегам. Существующая у нас «квазиравномерная» нищенская система оплаты ни в какой мере не соответствует характеру и квалификации труда ученых, выталкивает молодежь из науки и стимулирует «утечку умов».

В качестве временной меры по целевой поддержке наиболее ценной и активной категории выдающихся ученых можно было бы предложить введение в России звания «Государственный профессор» с выплатой ему ежемесячного содержания порядка 1000 долларов, а также работающим с ним 2–3 молодым ученым по 300 долларов в месяц. Отбор таких специалистов необходимо проводить гласно, на конкурсной основе, с использованием положительного опыта существующих программ поддержки научных школ и выдающихся ученых России. При этом критериями отбора могли бы быть: высокий (мировой) уровень исследований, научная и педагогическая активность, участие в научно-технических программах и грантах, чтение лекций и ведение семинаров, работа не менее 9 месяцев в году в России и ряд иных позиций.

По оценкам, направление на эти цели всего 10–15 процентов средств бюджета науки смогло бы поддержать около 10 тысяч выдающихся ученых и перспективных молодых ученых, вернуть многих из уехавших за рубеж и создать отсутствующую сейчас перспективу у научной молодежи.

Отметим, что именно таким образом Германия в 1948 году смогла сохранить свою первоклассную науку, создав государственный фонд поддержки «нищих» профессоров.

В соответствии с законом о науке и другими принятыми Правительством документами, необходимо добиваться увеличения расходов на науку как минимум до 4 процентов от расходной части бюджета. Эти средства остро необходимы для реанимации активной научно-технической деятельности и пока еще не являются непосильными для государства и общества. Ведь они составляют лишь десятые (!) доли процента ВВП.

Важной задачей является создание эффективных механизмов охраны, защиты и вовлечения в хозяйственный оборот интеллектуальной собственности, составляющей значительный ресурсный потенциал России. При этом следует идти не по пути строительства запретительных барьеров и создания разного рода паразитирующих агентств и контор, а по пути создания эффективных механизмов реальной помощи ученым.

Необходимо развивать давший хорошие результаты вневедомственный конкурсный сектор финансирования науки (РФФИ, РГНФ, ФСРМ, ФПНТС) в виде научных и венчурных фондов, конкурсных проектов, малых наукоемких предприятий, «виртуальных» лабораторий и институтов.

Крайне перспективным является усиление научно-технического сектора высшей школы (около 60 процентов кандидатов и докторов наук) путем взаимного сближения с академическими и отраслевыми НИИ. Положительным примером является успешная программа «Интеграция» и подобные межотраслевые программы типа программы «научных телекоммуникаций», «СуперЭВМ» и т. п.

Большое беспокойство вызывает состояние дел в оборонной науке и особенно аспект ее взаимодействия с академической, прикладной и вузовской. Стадия тесного и плодотворного сотрудничества сегодня сменилась глубокой стагнацией. Пропадают взаимный интерес и мотивация для сотрудничества. Необходимы совместные действия по изменению ситуации, а также разработка конкретных программ совместных работ (типа программ «Антитеррор», «Криминал», «Электромагнитный терроризм») в интересах Министерства обороны и правоохранительных органов.

Для этого целесообразно создать при Верховном Главнокомандующем РФ фонд перспективных оборонных исследований, который курировался бы РАН, осуществлял критический анализ существующих и предлагаемых проектов с точки зрения их научной содержательности, а также проводил целевое оперативное финансирование.

Определенную озабоченность вызывают некоторые «организационные» нововведения, приводящие к деформации научно-технического облика страны. В последнее время появилось более 120 официально зарегистрированных «академий» (академии молодого отца и тенниса, академия акмелогических наук и академия российских немцев — немногие примеры этого ряда), сфера деятельности которых простирается от русского целительства до карате-до Шокотан, а статус «академика» присваивается зачастую за деньги и лицам, не имеющим даже среднего образования. Целесообразно провести содержательный анализ вновь созданных академий, их практической деятельности, научного уровня, кадрового состава и т. п., так как это было недавно сделано при аккредитации научных организаций России.

С целью экономического стимулирования прикладных работ можно в порядке эксперимента передать научным организациям ряд низкодебетных нефтяных или газовых скважин, эксплуатация которых лежит сегодня ниже уровня рентабельности, для непосредственного внедрения предложенных учеными методов интенсификации газо- и нефтедобычи. В случае, если применение этих методов сделает данные скважины рентабельными, часть средств от продажи полученных таким образом дополнительных энергоресурсов могла бы быть использована для прямой поддержки научных исследований. По нашим оценкам, подобная «активация» всего нескольких десятков низкодебетных нефтяных скважин могла бы привлечь в науку объем средств, сопоставимый с годовым бюджетом РАН. Такого рода меры, несмотря на кажущуюся экстравагантность, имеют положительный исторический аналог. Вспомним, что именно подобным образом Ф. Д. Рузвельт поддержал американские университеты в период великой экономической депрессии.

Представленные соображения отражают, конечно, личную точку зрения автора, не претендуя на полноту, хотя большинство из них многократно обсуждалось с моими коллегами из Академии наук, Миннауки, РФФИ, ГНЦ и других организаций.