Прагматика налогообложения

К налоговому бремени нужно подходить обстоятельно. Тогда оно, может быть, станет легче, хотя бы в чисто психологическом плане. Поскольку в налоговом исчислении возраст обновленной России юный, мы предпочли скрупулезному анализу жанр беседы. В этом жанре, конечно, нельзя претендовать на всеохватность и доказательность, но резонно ждать успеха от спонтанных мыслительных реакций, с чьей помощью можно точней выразить царящие в деловых кругах настроения. Даже если реакции покажутся не столь глубокими, их спонтанность сродни той, с которой противоборствующие коалиции ведут маневры на налоговом поле. Именно на этой глубине «мыслит» и вырабатывает налоговые стратегии бизнес-сообщество. Таким образом, нами руководит стремление опереться на родство психического плана.

Дискуссия по поводу уплаты или неуплаты налогов вообще, равно как и ораторская эквилибристика актуальными налоговыми ставками на уровне бюджетной арифметики к настоящему моменту себя исчерпали. Теперь, наверно, самое время включить тот ресурс, что рассматривался прежде как пассивный. Пора, наконец, поинтересоваться, что об этом думают те, кто «поставляет» реальные цифры в балансы доходов и расходов. Рассуждая в этом ключе, хочется подойти к тонкой дифференциации фискального вопроса, что предполагает учет активности налогового субъекта и осознание рефлексивной природы налогового поведения.

Как всякая система, функционирующая с участием мыслящих субъектов и коллективных целей, налоговая система сильно зависит от того, как она воспринимается глазами ее субъектов. До сих пор эта особенность по-настоящему не учтена. Факт, что действия властей не воспринимаются обществом как обоснованные и прозрачные. Налоговая пропаганда ведется в безапелляционном догматическом режиме, как будто нравственный характер налоговых требований ни у кого не может заронить и тени сомнения. Власть ограничивается призывными лозунгами к уплате налогов, априорно полагая, что их смысл очевиден. Предпринимателю же и, рискнем предположить, обывателю в этом слышится изрядная доза лицемерия.

Забавно, ведь лозунги к уплате налогов адресованы представителям того психологического типа, который отличает пытливость и крайний индивидуализм. Лидеры бизнеса - публика мало внушаемая, склонная мыслить и действовать исключительно целерационально. Может ли их пронять суггестивная сила абстрактных налоговых призывов, смысл которых далеко не так очевиден, как кому-то извне могло бы показаться.

На самом деле, позитивные практические следствия налогов далеко не однозначны, если проговаривать их не в сладкоречивой фразеологии абстрактной социальной справедливости, свойственной депутатам и чиновникам, а всесторонне просчитывать влияние налоговых ставок на самочувствие социального организма в целом.

Вопрос о том, какие именно налоги платить, в каком объеме и в каких целях, остается не проясненным для главных фигурантов процесса, и как следствие, массовым становится уклонение от уплаты налогов и переход к так называемым налоговым абонементам (индульгенциям, приватным договоренностям с фискальными органами об укрывательстве спланированных нарушений).

Таким образом, ключевая проблема российской налоговой системы в том, что налогоплательщик не имеет достаточного представления, зачем нужны те налоги, которые государство намерено с него собрать. В решении этой проблемы нам видится значительный ресурс, в том числе и для казны.

Сейчас никто в администрации страны почему-то не пытается внятно объяснить, с какой целью взимаются именно такие налоги и в таких объемах, на что они идут. Никому почему-то не приходит на ум, что в духе демократической традиции докладывать народу результаты использования налоговых средств, что надлежит отчитываться перед гражданами за использование налоговых сборов, причем делать это с не меньшим рвением, чем то, которое употреблено на их сборы. Сегодняшняя практика не сбалансирована: бюджетные расходы фиксированы в точных цифрах, в то время как результаты охарактеризованы весьма смутно.

На то чтобы добиться ясной отчетности, нужна политическая воля. Пока она не проявлена, замалчивание вызывает в обществе устойчивые подозрения и недоверие, что, конечно, неминуемо сказывается на повседневном налоговом поведении. В налоговом поведении властей столь явно сквозят неуверенность, беспринципность и лукавство, что в ответ не может родиться ничего иного, как такое же лукавство, только уже принципиальное и тщательно выверенное в деталях.

Да и сама «налоговая идея» никоим образом не доведена до субъекта налоговых претензий, если не считать командного, административного, «военного» призыва. Требования просто объявляются налогоплательщику, после чего он вынужден устраивать дальнейшую жизнь по своему разумению. Это относится, прежде всего, к мелкому и среднему бизнесу, выступающим важнейшими субъектами налоговой политики. Это среда, отторгающая всякую непонятную и, по ее меркам, нерациональную налоговую систему; и в то же время ее участникам не чуждо гражданское самосознание и они были бы готовы платить налоги при условии достаточного понимания того, каким образом это принесет пользу согражданам, предприятию и стране в целом.

Таким образом, налоговая этика не рождена сегодня как продукт тех или иных артикулированных договоренностей или совместного вырабатывания позиции сторонами, а скорее подводит итог спонтанно складывающегося равновесия, соревнования в перетягивании каната. Поэтому первейший вопрос, на мой взгляд, состоит в выработке налоговой аксиологии, отвечающей реалиям момента. Анализ надо начинать с выяснения того, между какими силами (мотивами) или субъектами достигается общественное согласие и в каких рамках оно может быть найдено.

В российских реалиях можно высмотреть несколько позиций или логик, в рамках которых возникают частные равновесия. Итоговое же равновесие, т.е. фактически реализованная склонность к уплате налогов, есть суперпозиция весьма разных устремлений. Каждый из участников «игры» ставит перед собой разные цели, располагает специфическими средствами воздействия на ситуацию и берет в расчет собственные ограничения. Для каждой встречной тенденции может быть найден свой оптимум или точка взаимного согласия. Но сведение воедино этих целей осложнено тем, что они весьма несходны не только по знаку, но и по глубинной природе.

Нам кажется полезным вначале перечислить действующие логики и мотивы, выявить частные равновесия и уж затем, реконструировав общую картину, пытаться распутать клубок противоречий.

Равновесие в системе «бизнес»

Предпринимательская среда может дифференцироваться в силовом поле по следующим основаниям:

- специфика (происхождение) факторов производства, которые эксплуатирует тот или иной бизнес;

- стадия развития бизнеса;

- представления о социальном горизонте времени, т.е. о сроке, в течение которого субъекты налоговых претензий видят себя в бизнесе.

Специфика факторов производства. Как известно, бизнес может эксплуатировать преимущественно «землю» в экономическом смысле (включая недра), капитал и труд, в том числе интеллектуальный. Очевидно, что для столь разных факторов трудно подобрать справедливое и единое налоговое правило, поскольку их владельцы, испытывающие очень разные ограничения, среагируют на него по-разному. Один расклад, если наличествуют недвижимые фонды, размещенные в налоговой юрисдикции, и совсем другой - когда главным кормильцем выступает интеллектуальный труд, который легко мигрирует. В приведенных вариантах издержки по сбору налогов и уклонению от них могут отличаться во много раз, и, очевидно, налоговая отдача сильно зависит от того, с какого типа бизнеса эти налоги легче собрать.

Здесь есть и этический аспект. Тот, кто ведет добычу или эксплуатирует фонды, созданные в предыдущие годы, как правило, обрел такую возможность, пользуясь теми или иными льготами, в ходе приватизации. Чисто по-человечески вполне оправданно, если по достижении определенной устойчивости бизнеса возникнет благородный мотив погасить моральный кредит сторицей. Лотерейными выигрышами обычно легко делиться, особенно крупными, такова типичная реакция в отношении подарков судьбы. Фактически налоговое бремя может, по убедительной для плательщика версии, трактоваться как плата за пользование факторами производства, которые сам предприниматель не создавал.

На этом фоне средний бизнес, который пускает в дело в основном интеллект либо собственные, накопленные в риске и труде реинвестиции, склонен мыслить себя в совершенно иной этике: он абсолютно ничего ни от кого не получал, ничего не приватизировал по льготе и, соответственно, никому, по его понятиям, не должен. Для него попытка «налогового пострижения под одну гребенку» выглядит неумной и вызывает личный протест. Ведь у него еще попросту нечего «причесывать»! Почти без остатка, т. е. на 90 процентов, доходы реинвестируются в дело, без чего невозможно ни развиваться, ни противостоять кризисам.

Иными словами, играет роль не только тип производственного фактора, но и способ его обретения. Именно поэтому инвестиционная налоговая льгота была этически оправданна, а ее отмена звучит как сигнал к обороне.

Стадия развития бизнеса. Мотивы к налоговому послушанию, конечно, зависят от стадии развития бизнеса. На ранних этапах важнее всего сформировать оборотные средства, потребность в которых столь велика, что помогает заглушить все опасения финансово-дисциплинарного свойства. Если в силу каких-то причин дело идет к закату, также неизбежен дрейф в рискованную зону налогового поведения. Это особенно наглядно видно по эволюции хозяйств, доставшихся в наследство «красным директорам» от советского прошлого. В какой-то момент им становится нечего терять, и весь пафос заботы о людях молниеносно улетучивается.

Горизонт социального времени. Особую роль играют видение предпринимателем временных перспектив будущих доходов и оценка стабильности бизнес-среды. Длительность срока планирования связана как с индивидуальными психологическими свойствами, так и с особенностями социального уклада. В Европе срок жизни бизнеса меряется десятилетиями, и этим лимитируется приемлемый очень низкий уровень рисков в обращении с налогами.

Для тех, кому отведено всего два-три года жизни в бизнесе, этот уровень совершенно иной. Когда каждая выгодная бизнес-схема по внешним причинам может стать последней, для предпринимателя, по-настоящему радеющего не только за своих близких, но и за коллектив, нет важней и благородней задачи, чем «любыми» средствами сформировать резерв в преддверии кризиса.

Сочетание всех этих факторов задает распределение налогового бремени между отраслями, типами предприятий и отдельными фирмами.

Равновесие в системе «бизнес - государство»

Если продолжить анализ в рамках системы «бизнес - государство», то необходимо учесть еще ряд важных факторов:

- предметную информированность налогоплательщика о целях деятельности налоговой системы;

- оценку деловыми кругами квалификации государственных служащих в качестве управляющих налоговыми сборами;

- относительные выгоды и издержки безупречной, с точки зрения кодекса, налоговой дисциплины и альтернативных способов существования бизнеса.

Рассмотрим их по порядку.

Информированность налогоплательщика о целях и смысле деятельности налоговой системы. Правильнее было бы говорить о «неинформированности». «Объяснения» государства с потенциальным плательщиком до сих пор не произошло. Никто не пытается выразить налоговую логику и цели на социально понятном языке.

Для налоговой информатизации огромную роль играет язык, на котором она ведется. Ведь и сейчас публикуется немало цифр бюджетной отчетности, но они ничего не говорят подавляющему большинству граждан, в том числе менеджерам.

Зато о многом говорит повседневная практика. Положим, кто-то из близких вам людей впервые за несколько лет «попал» в поликлинику или, того хуже, в больницу. И оказалось, что там, совсем как в давние студенческие времена, надо простоять пять часов в сутолоке и нервотрепке. И вам это совершенно не удивительно, так как известно, что персонал в регистратуре получает полтора или два десятка долларов (500 рублей) в месяц. Но заплати вы больше налогов, исчезнут ли очереди? Или они останутся прежними, но будет оказана помощь «Афганистану» или, может быть, мы возведем что-нибудь грандиозное вскладчину. Нам в этом знании отказано. В обществе совершенно не ведется гласное обсуждение последствий налоговых решений и бюджетных инвестиций на языке конечного пользователя.

Но как бы нам все-таки разобраться, куда идут налоговые сборы? На что их могло бы хватить, а куда и вкладывать бессмысленно, потому как заранее видно, что даже нижняя граница эффективности вложений не достигается.

Повысят жалованье учителям? Всем сразу и до приемлемого уровня? Не выльется ли все в жалкую профанацию ценой в несколько дополнительных долларов на брата. Нет, мы, разумеется, понимаем, эти доллары не будут лишними. Но, очевидно, положение служащих в социальной сфере таково, что мелкими подачками его не поправить. Здесь нужно акцентированное решение. И нуждаются ли в этих подачках, например, стоматологи, или как-то сами справятся? Ожидаем ли мы эффекта для себя от такой дотационной уравниловки, или советский опыт чему-то научил нас?

Если искать образцы эффективной стратегии в этой сфере, то далеко ходить не надо. На наших глазах они реализуется спонтанным образом, без всякого государственного регулирования. Ресурсы добровольно инвестируются туда, где качественно обслуживаются истинные потребности: образование, здравоохранение, спорт, культура. Никто из настоящих мастеров своего дела в этих сферах в действительности не бедствует.

Хирург, обдумывающий тактику операции, погрязший в клубке бытовых неурядиц, связанных с хроническим безденежьем. Разве можно довериться ему? Совершенно недопустимо! Мы выберем лучших из них и заплатим настоящие деньги. То же с адвокатами, учителями, милиционерами, журналистами (два последних сословия - почти шутка). Здоровые отношения формируются снизу. Профессионалы проходят конкурс у клиентов. Медленно, но верно растет слой весьма успешных врачей, педагогов, адвокатов, гуманитарных специалистов, которые, благодаря своей высокой интегральной квалификации, органично вписываются в структуру современного общества. Эти люди задают образцы, мотивируют воспроизводство профессионального слоя.

В то же время нельзя не признать, что со стороны государства ведется определенная просветительская работа. Только, как на грех, государство все время подает свои действия в нарочито выгодном свете, при этом другая, эффектная в обратном смысле, часть теряется в тени. Так взаимного доверия не добиться, разве что зря расстроить и насторожить предполагаемых партнеров, дабы они впредь первым делом выискивали подвох в инициативах. Например, сообщают: «Мы уменьшили ставку налога на прибыль до 24 процентов, чтобы снизить налоговое бремя». Но ведь всем, кого это касается, очевидно, что при этом суммарное налоговое бремя уменьшается лишь незначительно, ведь налог на прибыль традиционно довольно легко минимизировался. К тому же отменяется инвестиционная льгота. Как же так: до сих пор признавали налоги нестерпимыми, а, снизив их в совокупности всего лишь на одну десятую часть, решили, что все приведено к норме.

Или государство говорит: «Устанавливается единый налог на вмененный доход, заменяющий все остальные. Вас это устраивает?» Предположим, бизнес отвечает: «Да».

Но на поверку за пределами этого единого налога остается еще и единый социальный налог, вообще говоря, это не маленькая величина - 35 процентов. В административных действиях все время остается какая-то часть, которая комментариям не подлежит. Но ведь она же существует и реально влияет на поведение бизнеса.

У налоговых комиссаров есть излюбленный довод, которым они регулярно козыряют: «Вы же включаете налоги в свои издержки и перекладываете их в цену, поэтому их всегда оплачивает потребитель». Очевидно, они считают издержки фиксированным параметром, а цену - свободной переменной. Создается обманчивое впечатление, будто им неведомы представления об эластичности спроса по цене. Предприниматель же рассуждает иначе: он исходит из цены и приходит к допустимому уровню издержек, при котором сохраняется конкурентоспособность на рынке. Это общеизвестная экономическая истина.

Апелляции к международному опыту налоговых ставок и бравирование льготным режимом также малоубедительны, поскольку нет уверенности в адекватном прочтении этого опыта. Он интересен для пополнения сценарного портфеля, но никак не может служить примером для полного копирования. Когда горделиво заявляют, что у нас самые низкие налоги, никто не вдается в отечественные подробности воспроизводства налоговой массы.

Очевидно, некорректно примерять к нам налоговые ставки разных стран в отрыве от показателей экономической эффективности. Например, факт, что средняя производительность труда (оцененная по добавленной стоимости на единицу зарплаты) в нашей стране в несколько раз ниже, чем в странах, на которые нам не стыдно равняться. Значит, при близкой ставке налогов, взимаемых с зарплаты, нагрузка, вносимая этими отчислениями в себестоимость, будет гораздо выше. То есть при существующей системе организации и технической вооруженности труда работник создает добавленную стоимость, которой едва хватает, чтобы содержать самого себя. Он просто неспособен содержать кого-то еще. При необходимости вписаться в рыночную конъюнктуру цен, в том числе и мировых, относительно высокие налоги на зарплату депрессивно влияют на саму зарплату, и развитие системы мотивации труда блокируется.

Подводя итог налоговой информатизации, можно сказать, что диалог либо вообще не ведется, либо же ведется представителями казны с явным намерением обмануть своего партнера. И это отлично понимают обе стороны. Складывается особое равновесие, основанное на взаимной неоткровенности, саботаже и непонимании. Может статься, что на текущий момент такое положение устраивает всех активных игроков процесса реформ.

Оценка бизнесменами эффективности государства в качестве управляющего переданными ему средствами. В глазах общества государство проявляет себя сейчас, мягко говоря, как не слишком эффективный наемный менеджер. Идеалом для налогоплательщика было бы отдать деньги с уверенностью, что ими смогут распорядиться примерно с той же эффективностью, с какой это в состоянии сделать он сам. Но реальная разница в эффективности управления вверенными средствами составляет даже не десятки процентов, что было бы терпимо, а сотни, и «как бы не еще хуже». Стоит ли тогда доверять эту функцию чиновникам? Есть основания считать, что себе эти средства «нужнее».

Речь идет, разумеется, об эффективности расходования ресурсов на решение всеми признанных задач, например, социального характера. С задачами другого рода дело обстоит, вероятно, еще хуже. Бизнесмен понимает, что эффективность чиновничьей деятельности по доведению наших отчислений до тех или иных целевых групп населения будет много ниже той, что он достигает в своем бизнесе. Как человек рачительный, он может смириться с этим, только учинив насилие над собой.

Для того чтобы поверить в наличие доброй воли в деловых кругах, достаточно взглянуть на то, как устроена благотворительность. Фактически это и есть попытка предпринимателя реализовать часть социальной ответственности. Следовало бы изучить, насколько эффективно он расходует «налоговые» инвестиции, сделанные по собственному выбору, как он ими распоряжается, на что тратит. Ведь ни для кого не секрет, что выравнивание социальной неоднородности посредством частного финансирования социальных нужд, с которыми не справляется бюджет, так или иначе происходит. Может быть, стоит провести инвентаризацию этих каналов, которые обеспечивают нынешнее социальное равновесие.

Благотворительность и социальная поддержка существуют как «приватное налоговое решение», как «налоговая добрая воля» или самообложение. Мы знаем, что вокруг каждого предпринимателя есть сто, двести, тысяча человек и более, которые так или иначе получают от него ту дотацию, которую они не получают от государства. Кроме официальной благотворительности, вблизи каждого успешного человека концентрируется «клиентела», состоящая из людей, которые сами себя не могут содержать на достаточном уровне, начиная с престарелых родственников и кончая некоторыми сотрудницами. Российское общество очень сердобольное, и все друг другу помогают. Это и есть та «страховочная сеть», которая спасает от разрушения всю социальную среду. Наконец, самим фактом создания успешного бизнеса предприниматель обеспечивает множеству людей возможность зарабатывать средства к существованию.

И в этой связи у предпринимателя возникает чувство: а не погасил ли он уже свой общественный долг? И не сделал ли он это намного эффективнее, чем государство, претендующее на часть его имущества в виде налогов? От решения этого вопроса зависит то, каким будет складываться равновесие в его отношениях с государством.

Относительные выгоды и издержки 100-процентной уплаты налогов и альтернативных способов существования бизнеса. Поскольку государство диктует граничные условия - налоговые, административные и иные, в которых функционирует бизнес, то перед налогоплательщиком встает вопрос о выгоде и издержках деятельности по оптимизации налогов. На практике этот вопрос сводится к сопоставлению уплачиваемых государству сумм с тем, сколько надо потратить на «механизм», посредством которого решаются налоговые проблемы. «Что лучше - отдать государству 70 процентов чистой прибыли или заплатить в десять-двадцать раз меньше[1] за решение всех проблем с определенной степенью вероятности?»

Налоговый мониторинг показывает, что надежность механизма весьма высока, при том что вероятность нежелательного катастрофического исхода много меньше одного процента. Таким образом, реально достижимая экономия на налогах оказывается очень значительной: всего лишь несколько товарных оборотов, проведенных по «льготной» налоговой схеме, позволяют существенно упрочить бизнес. Мотив такой силы трудно урезонить какими бы то ни было увещеваниями. Еще Маркс констатировал, что это невозможно.

Быть может, его и нецелесообразно подавлять? Не исключено, что государственная мудрость проявляется в том, чтобы, не сознаваясь в этом прилюдно и не вполне отдавая себе в этом отчет, в определенной мере к всеобщей выгоде закрывать глаза на налоговые шалости.

С некоторыми допущениями можно предсказать, что легальные требования исполнялись бы средним и мелким бизнесом добровольно, не превышай они 15-25 процентов от чистой прибыли. Но сегодня формальные требования значительно жестче, и с позиций бизнеса можно сказать, что их исполнение выходит за пределы здравого смысла.

Те, кто не понимает этого вовремя, оказываются в проигрыше и рано или поздно теряют свой бизнес из-за непомерного рвения к уплате налогов. Яркий и печальный пример - заводы, которыми руководили директора старшего поколения, неспособные воспринять эту логику. Укажем в этой связи на одну редко обсуждаемую и несколько неожиданную грань персональной налоговой навигации: не платить налоги - это весьма трудный выбор, ввергающий, по сути, добропорядочного человека в чужеродную криминальную среду.

Чтобы противостоять деформациям, производимым налоговым прессом, ставящим бизнес на грань выживания, нужен настоящий собственник, способный выдерживать колоссальную психическую нагрузку. Длительное время ему приходится в интересах дела хладнокровно оперировать под дамокловым мечом. Никто, кроме истинного хозяина, на это не способен.

Любому человеку требуется незаурядное мужество, чтобы противостоять в одиночку властным требованиям. У многих из тех, кого принято причислять к крепким хозяйственникам, психика сформирована в эпоху тоталитаризма, и стоицизма такого рода явно не хватает. В итоге этими агентами налоговые требования исполняются даже с большей готовностью, чем реальные нужды собственного хозяйства и трудового коллектива. Коллектив влачит жалкое существование, мотивация к труду напрочь отсутствует, инвестиции в развитие нет, зато отчисления ведутся исправно. Разорение неотвратимо. Но «исторические» директора сравнительно легко смиряются с такой участью в преддверии ненужной им пенсии.

Заводы деградируют до тех пор, пока не обретают эффективного собственника, психологически адаптированного к существующей среде. С позиций государственного легализма, это нарушитель налогового законодательства. Но его стараниями предприятие выходит из пике и начинает новую жизнь. Вопрос только в том, какими долгами обременен объект, какую часть основного капитала уже успели проесть, живя за счет прошлых накоплений.

Сейчас прошлые накопления исчерпаны. Капитальные активы пора воспроизводить, проблема потери конкурентоспособности дает о себе знать.

Итак, налоговому субъекту надлежит принять непростое волевое решение, определяемое стоимостью налоговой оптимизации по сравнению с государственными налоговыми требованиями. До тех пор пока разрыв в этих расходах будет составлять, например, пять к ста, никакими усилиями не удастся сместить баланс в сторону легализации. Практический вопрос состоит в том, какова должна быть цена риска или цена добропорядочности, при которой будет выгодно все-таки заплатить государству, вместо того чтобы плодить альтернативные схемы.

Прежде чем ответить на этот вопрос, коснемся еще одного весьма деликатного аспекта. Попробуем понять, чем определяется цена «налоговой оптимизации»? Здесь придется затронуть самый пикантный тип равновесия, актуальный для налоговой системы России.

Равновесие в системе «бизнес - чиновничество - государство»

До сих пор речь шла о двух сторонах налоговых взаимоотношений - бизнесе и государстве. Но на фискальном поле есть участники, которые формально не должны активно влиять на ход событий, но на деле отдают предпочтение то одной, то другой стороне.

Это чиновники[2], чьи мотивы по своей природе амбивалентны. С одной стороны, есть забота о планировании и исполнении заданий по налоговым сборам, с другой - собственные меркантильные интересы. Чтобы реализовать последние, надо выступать уже не просто как чиновник, а фактически как предприниматель в сфере государственного бизнеса, который живет эксплуатацией административного капитала. Поставщиками нелегальных доходов служат те, кто намерен минимизировать при его посредничестве налоги. Следовательно, приходится хотя бы для своих «партнеров» и хотя бы «частично» держать приоткрытыми каналы теневой наличности, поскольку иначе не будет поступлений ни в личный карман, ни для насущных целей администрирования, которые никаким регламентом не предусмотрены. Но тем самым властная машина уподобляется «пятой колонне», мимикрируя под «нерадивого» рыбака, который выходит в море с прорехой в рыболовной сети. В нее-то и уходит вся рыба, благодарная государственникам-гуманистам. Это по-человечески очень понятные вещи, и бесперебойность, с которой повсеместно работает механизм, лишний раз свидетельствует о всеобщем признании его добротности и целесообразности.

Бизнес-среда уже давно научилась прочитывать, какие лазейки заложены в то или иное налоговое требование, нормативный документ или поправку к законодательству, и маневрирует, может быть, даже эффектней, чем ожидает разработчик. Существуют стандартные механизмы «черной» и «серой» налоговой оптимизации. Повсеместно применяют «железобетонные схемы», которые при желании не так уж трудно было бы пресечь. Но этого не делают, видимо, не рискуя поколебать баланс вознаграждений за предпринимательскую и чиновничью деятельность. И правильно делают. Как только каналы будут блокированы, учреждения враз ощутят ледяное равнодушие и бегство кадров, столкнутся с угрозой полной потери работоспособности. В связи с этим в налоговых регулированиях явно проступают черты «византийского типа государства», когда управляющее воздействие основано на том, что вроде бы ничего нельзя, но при этом очень многое позволено: но до определенной поры.

И тут мы непосредственно выходим на проблему вознаграждения чиновников. Без этой компоненты совершенно нельзя понять реалии налоговой практики. Начнем с того, что в деловых кругах считают достаточно обоснованными претензии чиновников на получение доходов, сопоставимых с доходами предпринимателей. При сходной напряженности труда, ответственности принимаемых решений, коммуникативной сложности личные доходы чиновника должны коррелировать с доходами предпринимателя. По-существу, всеми признается паритет позиций в бизнесе и государственном аппарате по квалификации, статусу и, более широко - по символическому капиталу. Равный символический капитал законно претендует на одинаковый уровень вознаграждения.

Не только по справедливости, но и с точки зрения менеджмента, доходы высокопоставленных чиновников должны отвечать объему ресурсов, находящихся в их распоряжении. И государство, в принципе, не стало бы особенно возражать против этого. Но вопрос, как это реализовать на практике? Как легализовать фактические доходы целого ряда незаменимых служащих, не вызывая социального протеста?

Можно ли гипотетически предложить такой контракт: оклады служащих устанавливают на очень высоком уровне в обмен на высококлассный менеджмент и лояльность к бюджетным целям? Увы, это невозможно, так как на это у государства нет достаточных средств.

Камнем преткновения выступает принятый метод оценки труда госслужащих, согласно которому степень дифференциации окладов жестко задана. В России введено 14 разрядов, и за базу исчисления окладов принят минимальный размер оплаты труда (МРОТ). Разряды и МРОТ связывают всю систему вознаграждений государственной службы. Они публично задают предельную величину дифференциации доходов. Невозможно, например, учителю заплатить одну-две тысячи рублей, а министру - миллион долларов. Но ведь чиновники претендуют именно на миллионы, и эти претензии не беспочвенны. В бизнесе, на который принято равняться, вознаграждение так или иначе корреспондирует с валовыми показателями.

Но на уровне государства при всем желании никакими средствами нельзя утаить столь крупную дотацию от широкой общественности. Можно ли ее легализовать, можно ли открыто признать: «У нас министр получает миллион долларов в год», - этот волнующий всех вопрос не задан, пусть даже шутя.

Но, в самом деле, нужен ли нам такой министр? Имеет ли смысл экономить на его жаловании? Можно предположить, найдутся социальные группы, чей ответ будет в пользу министра. Своими действиями они уже сейчас показывают согласие с тем, что нам совершенно необходим «богатый» министр.

Может быть, следует искать решение в системе бонусов по итогам работы, приняв на вооружение опыт крупных корпораций, где вознаграждение высших менеджеров оговорено специальными контрактами. Таким образом, мы приходим ко всем известному: кто платит, тот и заказывает музыку. Кто не может заплатить, тому остается эту музыку слушать и лишь уповать на то, что соблаговолят приглушить звук.

Надо признать, задача адекватной мотивации труда в сфере, где нет универсальных критериев результативности, не является тривиальной. По справедливости, в наших проблемах трудно кого-либо упрекнуть, так как, кажется, нигде в мире эта задача не решена в полной мере, особенно в отношении высокопоставленных лиц.

Спецификой мотивации служащих, по-видимому, в значительной мере можно объяснить отсутствие диалога между государством и налогоплательщиками. Ни один государственный проект не обсуждается, не планируется и не ведется в терминах целевой функции, с использованием репрезентативного набора показателей, с применением системы контроллинга. Почему? Дело здесь, вероятно, не столько в квалификации, сколько в мотивации. Слишком мало в аппарате «бессребреников» и борцов за идею, мало тех, кто заинтересован в полной прозрачности итогов деятельности. Такой прозрачности, какой для себя добивается предприниматель.

Но ведь и мотивы у чиновника и владельца совсем разные. Последний отвечает только перед собой и стремится к абсолютной вменяемости и адекватности, ему как воздух нужна рефлексия (самонаблюдение и контроль последствий), и он ее налаживает непреклонно. Для бизнеса, равно как и для любого сложного коллективного проекта, является аксиомой, что рефлексия - необходимейшее условие достижения цели при управлении по обобщенным показателям. Для предпринимателя, раньше или позже, это становится очевидным. А для чиновника рефлексия - это не столько инструмент контроллинга, сколько обоюдоострое оружие аппаратной борьбы. Перед ним маячит вопрос: кто и как будет интерпретировать те или иные параметры проекта? То ли будет доложено наверх, что он справляется с порученным делом, то ли нет. В проектах часто объективно складывается критическая ситуация, когда нужна политическая воля и единовластие. Это моменты наибольшей уязвимости государственного управляющего.

Нам представляется, что результаты каждодневного самоопределения чиновников в отношении налоговой политики вполне адекватны общественным настроениям в отношении государственных финансов. В этом самоопределении нет места эффективному управлению с помощью ясного набора параметров, нет управленческой рефлексии, но, к чести аппаратного сословия, нет и избыточной жестокости и велика тяга к взаимопониманию. То есть своеобразный этический пакт выдерживается без вероломства.

Налоговая политика как плавная регулировка равновесия

Изложенное выше не имело цель описать налоговую ситуацию в параметрах «хорошо - плохо». Но, тем не менее, композиция не будет завершенной, если не высказать собственную интегральную оценку в отношении того, все ли идет «как надо», и не дать рекомендаций «снизу».

Вопрос о том, что включать в систему целей налоговой политики, очевидно, находится за пределами собственно налоговой системы и является прерогативой высших общественных институтов. Чтобы осмысленно влиять на ситуацию в стране посредством налогов, нужно не только самому знать целевую функцию предполагаемых изменений, но и довести эту информацию до налогового субъекта. Обязанность институтов - согласовать набор показателей, которые могли бы войти в многоцелевую функцию либо служить индикаторами того, что налоговая регулировка подводит к опасной черте. Наладка индикаторов - вопрос специальный и очень непростой. На наш взгляд, было бы очень уместно включить в перечень индикаторов не только стандартные экономические показатели, которые мало кто способен трактовать, но и показатели, оценить которые способен каждый нормальный человек. В этот перечень можно было бы включить, например, сведения о численности контингента пенитенциарной системы, сведения о рождаемости и динамике трудоспособного населения, показатели миграционных процессов, количество частных образовательных учреждений и многое другое в этом же роде.

При этом важно принимать во внимание не только текущее состояние общества, но и динамику. Сегодня картина общественной жизни еще далека от благостной, но курс и темп перемен таковы, что в обозримой перспективе общество придет в нужное состояние. Ключевые индикаторы добротности макроэкономических тенденций растут в унисон тому, как сказываются позитивные итоги приватизации. Как бы ни относиться к способам, которыми она была проведена, сегодня видно, что всюду, куда приходит рациональный собственник - т.е. настоящий собственник, бизнес начинает укрепляться. Рассматривая наличную налоговую ситуацию в связке с общеэкономическими процессами, прежде всего следует заметить, что доходность инвестиций в российскую экономику пока еще существенно выше, чем в «спокойных» странах. Отдача на собственный капитал на уровне 40 и более процентов годовых оказывается достаточно привлекательной для бизнеса даже при существующем относительно высоком уровне рисков, который в значительной мере состоит из налоговых рисков. Показательно то, что в России практически не осталось мало-мальски стоящих объектов, которыми можно было бы завладеть дешево. Торги проходят в конкурентной борьбе. Цена взлетает до такого уровня, что рассчитывать на30-40 процентов годовых просто так не приходится. Реальные показатели доходности упали до 15-20 процентов, т. е. вплотную приблизились к мировым. Это значит, что в совокупности бизнес в России остается достаточно привлекательным, по крайней мере по меркам нашей деловой культуры.

Последний показатель - инвестиционная конъюнктура - точней всего характеризует позитивные тенденции в российской экономике. Любые нововведения в налоговой сфере целесообразно внедрять в зависимости от их влияния на инвестиционную ситуацию. Всем ясно, что в условиях высокой проницаемости экономических мембран между странами растет конкуренция между государственными машинами как эффективными распорядителями налоговыми ресурсами. Чиновники - хотят они этого или нет - вынуждены участвовать в конкурсе за предпочтения к дислокации бизнеса на вверенной им территории.

Мое личное впечатление таково, что обстановка меняется в направлении социального благополучия. Об этом говорит то, что растет цена надежного бизнеса. В связи с общим укреплением экономики развиваются виды бизнеса, где сама по себе доходность ниже среднерыночной, но и предпринимательский риск, кроме «рисков на страну», очень невелик. В этом смысле показателен арендный бизнес, дающий 15-20 процентов годовых в валюте. Характер этой деятельности таков, что существенно минимизировать налоги очень трудно. Многим приходится по нраву мысль честно «заплатить налоги и спать спокойно». Итак, очень показательно, что мы уже имеем отечественный образец налогово-прозрачного бизнеса, доходность которого, невысокая по местным меркам, корреспондирует с удовлетворительной надежностью.

Конечно, более гибкому интеллектуальному бизнесу налоговые маневры даются легче. Но каким бы «неуловимым» он ни был, если он успешен, то со временем в порядке диверсификации выделяет в своем составе консервативные инвестиции, сходные по надежности и предпринимательской энергетике с девелоперскими. Представляется жизненно важным сделать так, чтобы «налогопослушные» инвестиционные проекты укоренялись именно на нашей территории. Этот процесс надо рассматривать как важный индикатор, в том числе и комфортности налогового климата.

Если задуматься, так ли уж необходимо в нашей стране гнаться за «гибкой» компонентой бизнеса, за которой, похоже, никто во всем мире не может угнаться. Рано или поздно внутри классического портфеля инвестиции естественным образом распределятся так, что их консервативная часть будет удовлетворять налоговый аппетит.

В России подходит к концу этап первоначального накопления капитала. Для этого этапа не только характерны, но в чем-то даже и необходимы высочайшие степени напряжения. Налоговые риски вкупе со всеми другими болезнями роста включаются в это напряжение. Великовозрастные «абитуриенты» института предпринимательства должны иметь при себе аттестат налоговой зрелости. Раз его надо добыть экстерном, изъяны неизбежны. С этих позиций нынешняя налоговая система может выглядеть как вполне адекватная генетическому характеру общества и его потребностям. Предприниматели, в известной мере осознанно, подвергают безжалостной эксплуатации собственную психику. Иначе высокие достижения на ровном месте невозможны.

Если вести речь о наших рекомендациях, то следует указать, что для решения многофакторных задач такого уровня сложности наиболее пригодным выглядит метод последовательных итераций, сфокусированных на сокращении дистанции до выбранных целей. Главное - избегать амбивалентных действий и правильно выбрать индикаторы процесса.

Пример весьма конструктивного подхода преподносит нам таможенная служба. Ею как раз воплощена в жизнь тактика пошагового приближения к оптимуму. Еще недавно при импорте цены занижались на порядок, и это было всем известно. К радикальными средствам прибегать не стали. Вместо этого удачно ввели несколько простых единообразных параметров. Что весьма нетипично для бюрократической практики, параметры были выбраны такими, что обеспечивалась их трансляция сверху донизу без искажений и каких бы то ни было комментариев. Постепенно пришли к тому, что цены занижаются наполовину, а то и меньше, что можно считать блестящим результатом. В результате на наших глазах таможенные сборы за последние годы выросли многократно.

Особенно наглядно квалифицирует управляющие воздействия в сфере таможенного регулирования как успешные то, что импортные товары на внутреннем рынке не утратили конкурентоспособности. Рынок не впал в депрессию, что было бы индикатором ошибок. Если бы включился «челночный механизм», это значило бы, что «палку» основательно перегнули. Этот опыт кажется весьма позитивным и заслуживает внимательного изучения. Особенно приятно сознавать, что в стране есть специалисты, которые умеют действовать столь продуманно и последовательно.

Таким образом, высокое искусство налоговой политики не в том, чтобы каким-то чудодейственным образом вызнавать, рождать в жарких спорах и затем вдалбливать априорные ставки, подчиняя своей идее все вокруг, а в том, чтобы, правильно установив индикаторы добротности процесса, последовательно находить оптимальные ходы, ведущие к процветанию.