Что мы не знаем о налогах

Налогообложение в нашей стране, как это ни странно, является новым феноменом. То, что существовало в советское время под именем «налоги», на деле, как правило, таковыми не являлось[1], а дореволюционный и раннесоветский опыт был крепко позабыт. Естественно, при создании налоговой системы современной России главным источником сведений об этом институте оказались развитые страны Запада. Но если в область собственно налоговых институтов непосредственное заимствование было затруднено — практика всегда уникальна, — то в сфере теоретического и идеологического осмысления налоговых проблем происходила практически буквальная рецепция теорий, идей и понятий. А поскольку на Западе на протяжении всего XX века параллельно с ростом социализма усиливалась и мифологизация экономико-теоретических представлений, мы вместе с реформой получили под видом экономической науки весь букет социалистических мифов, которые смогли произвести к тому времени искренние адепты и наемные идеологи социального милитаристского государства. В этой статье мы кратко рассмотрим некоторые из этих представлений, предлагая тем самым читателю посмотреть по-новому на некоторые привычные штампы и задуматься над расхожими представлениями.

Миф первый. Об общественных благах

Некоторые экономисты утверждают, что существуют особого рода блага и услуги, которые должны производиться государством (правительством) и предоставляться гражданам бесплатно. Они обычно называются «общественными» или «общими»[2]. Утверждается, что существует два вида таких благ.

1. Совместно потребляемые блага. Их отличительным свойством является то, что, будучи произведенными, они могут предоставляться достаточно большому количеству людей, причем расширение числа получателей блага возможно безо всяких издержек (или с ничтожно малыми затратами) со стороны производителя (на экономическом жаргоне в таких случаях говорят, что «предельные издержки обслуживания дополнительного потребителя равны нулю»). Например, национальная оборона: если вооруженные силы страны защищают ее территорию, то они оказывают эту услугу каждому гражданину, причем увеличение числа граждан, защищаемых армией, не влечет за собой  дополнительных издержек.

Экономисты, в частности авторы популярных учебников экономики, утверждают, что совместно потребляемые блага должны производиться государством, финансироваться за счет налогов и предоставляться бесплатно. Если предоставить граждан самим себе, то они будут производить недостаточное количество «общественных благ», т. к. не все люди, пользующиеся выгодами от этих благ, захотят добровольно платить за них.

2. Блага с внешними эффектами. Это такие блага или услуги, полезность от которых получают не только те, кто их произвел или заплатил за них, но и множество других людей, причем практически невозможно (т. е. сопряжено с огромными издержками) предотвратить потребление со стороны таких «безбилетников». Примерами могут служить внешний вид городских зданий, чистота лесов и водоемов или высокий уровень образованности граждан. Если владелец дома содержит его фасад в подобающем виде, то удовольствие от внешнего вида здания получает не только он сам, но и все прохожие. Но практически невозможно заставить всех, кто в этом случае извлекает полезность, принять участие в финансировании ремонта. Далее утверждается, что и в этом случае на свободном рынке таких благ будет произведено меньше, чем следовало бы, и поэтому государство должно забирать часть имущества граждан в виде налогов и за счет этого финансировать производство «общественных благ».

При всей интуитивной привлекательности, оба этих аргумента при ближайшем рассмотрении оказываются несостоятельными. Это можно показать на простых примерах.

Рассмотрим сначала совместно потребляемые блага (случай 1). Если присмотреться к примеру с национальной обороной, становится очевидным, что причиной «совместного потребления» является не что иное, как неделимость этого блага: территория страны защищается вся сразу, целиком и от всех видов внешнего вторжения. Но тем же самым свойством неделимости обладает, например, кинопрокат: если кино показывается в зрительном зале, то с точки зрения издержек владельцу кинотеатра должно быть все равно, заполнен ли зал на один процент, на пятьдесят или на все сто процентов: издержки на обслуживание каждого нового потребителя равны нулю. Тем не менее, никому даже в голову не приходит на этом основании национализировать кинотеатры и осуществлять показ бесплатно.

На это можно возразить, что собрать деньги за входные билеты в кинотеатр технически нетрудно, т. к. не заплатившего можно в зал не пустить; в случае же национальной обороны практически невозможно исключить безбилетника (т. е. происходит апелляция уже и к случаю 2). Но точно таким же сочетанием свойств обладает, например, компьютерное программное обеспечение: издержки на производство каждой новой копии программы практически равны нулю, и полностью предотвратить копирование практически невозможно. Однако данная отрасль вполне успешно функционирует в рамках свободного рынка, и никто не жалуется на «недопроизводство» софтвера. То же самое относится к любым открытиям и изобретениям, которые также обладают свойствами «совместного потребления». Если посмотреть на историю технического прогресса Запада, то хорошо видно, что слабость патентной «защиты» не только не замедляла, но, наоборот, стимулировала открытия и изобретения. Главным стимулом новатора были не монопольные привилегии, а возможность получить большую прибыль от использования новшества, пока все остальные еще не успевали его воспроизвести.[3]

Теперь перейдем к случаю 2 — внешним эффектам и проблеме «безбилетника». Зададимся вопросом: являются ли чистые носки частным благом или общественным? Мы привыкли считать, что это предмет исключительно личного потребления. Во всяком случае, пока еще не считается, что стирка носков должна производиться специальным государственным органом за счет средств бюджета, полученных путем налогообложения. Хотя окружающие получают не меньшее «общественное благо» (отсутствие специфического запаха), чем в случае с фасадом дома. Оглянувшись вокруг себя, мы легко обнаружим, что на самом деле практически все блага оказывают то или иное воздействие на окружающих. Даже еда и одежда: разве мы не доставляем удовольствие окружающим своим опрятным видом и благодушным послеобеденным настроением? Более того, любой покупатель оказывает «внешний эффект» на всех поставщиков продавца (если я купил в магазине килограмм помидоров, то тем самым я дал работу овощеводам), а, к примеру, любое предприятие — на владельцев окрестных торговых точек. Примеры можно множить до бесконечности, и если следовать логике рассматриваемой экономической теории, то надо все национализировать, предоставлять все блага бесплатно и финансировать их производство за счет налогов. Сторонники данной теории, конечно, возразят: «Ну, не нужно все доводить до абсурда! Ведь есть же практический здравый смысл». Но никаких «практических» критериев не приводится, так как очевидно, что они могут быть исключительно произвольными. И все аргументы по сути дела сводятся к следующему: «Дайте нам ваши денежки, а уж мы-то найдем способ потратить их на благое дело».

Главная слабость теории «общественных благ» в обоих вариантах заключается, как легко видеть, в словах «недостаточное количество». Кто будет определять, достаточно или недостаточно производится того или иного блага (услуг противовоздушной обороны, приборов экологического контроля, образовательных услуг и многого другого, что традиционно относится к категории «общественных благ»)? Если, скажем, не бомбить Чечню или Югославию, значит ли это, что «услуг обороны» и защиты территориальной целостности России или США будет произведено «недостаточное количество»?

Более того, если отсутствуют рыночные цены на те или иные блага, невозможно определить, насколько рационально осуществляется их производство. Если взять наиболее распространенные примеры «общественных благ» — национальная оборона и дороги, то как определить, действительно ли предоставляются именно те блага, именно в том количестве и качестве, которые желанны потребителям? Действительно ли необходимо тратить средства на строительство и поддержание именно этих дорог, а не других? И действительно ли безопасность жителей страны будет лучше защищена, если сократить воздушно-десантные войска и усилить ракетные войска стратегического назначения?[4]

На свободном рынке этот вопрос решается путем добровольных договоренностей (контрактов) между гражданами. Сторонники же государственного производства «общественных благ» подразумевают, что в обществе будет выделена некая «элита», сословие «экспертов», депутатов или чиновников государственных органов, которым и будет принадлежать право решать, на что потратить чужие деньги, собранные с помощью налогов. Либо же этот вопрос должен в каждом конкретном случае решаться большинством голосов, что на деле означает постоянное ограбление меньшинства большинством при сохраняющейся внешней легитимности. И в том, и в другом случае пострадает экономический рост, т.е. общество в целом станет беднее.

Миф второй. О налогах и экономическом росте

И тут мы встречаемся еще с одним мифом, а именно речь пойдет о неоднозначной связи налогообложения и экономического роста. Расхожая экономическая теория утверждает, что между этими двумя вещами нет закономерной связи. Более того, некоторые экономисты утверждают, что на самом деле чем выше налоги, тем богаче страна. Разве это не подтверждается историческим опытом? В Европе XIX века уровень налогообложения был ниже, чем сейчас, но страны этого региона были беднее; более того, во многих отсталых обществах уровень налогообложения ниже, чем в той же Европе. Для объяснения этого феномена начинают придумывать разного рода аргументы вроде того, что чем больше налогов, тем больше производится «общественных благ» (дорог, инфраструктуры, услуг образования и т. д.), которые, в свою очередь, способствуют экономическому росту.

Все эти рассуждения являются типичным примером путаницы между корреляцией и причинно-следственной связью. Из того, что некоторые события или явления имеют место одновременно, никоим образом не следует, что между ними есть причинная связь, тем более действующая в одном определенном направлении. Например, и большие налоги, и высокие показатели потребления могут быть следствием третьего фактора — высокого уровня производительности в обществе, который обеспечивает одновременно и богатых производителей, и дополнительные возможности для налогообложения. Более того, можно утверждать, что в развитых странах уровень жизни высок, а темпы роста значительны не благодаря, а вопреки налогообложению.

Одним словом, «история ничему не учит» в том смысле, что исторические факты не существуют сами по себе, и лишь процедуры интерпретации придают им смысл. А для экономических фактов такой «процедурой интерпретации» является экономическая теория, истинная или ложная. Поэтому, чтобы разобраться в данной проблеме, необходимо провести теоретический анализ влияния налогов на экономический рост.

На самом деле, любые принудительно взимаемые платежи тормозят экономический рост, т. е. замедляют процесс накопления богатства членами общества.[5] Действительно, что такое «налог»? Это принудительный платеж, осуществляемый человеком или группой людей под влиянием тех или иных обстоятельств. В современных налоговых системах к таковым относятся, как правило, различные производственные операции или акты обмена (сделки). При этом некоторое множество потенциально возможных операций, выгодных участникам в случае отсутствия налогов, становится невыгодным. Таким образом, некоторые взаимовыгодные действия участников экономики, направленные на обоюдное повышение их благосостояния, никогда не будут совершены (пресекаются налоговой системой).

При налогообложении государство изымает у граждан часть их имущества, вследствие чего они уже не могут потратить эти ресурсы на производство или потребление. Экономисты обычно утверждают, что это не страшно, поскольку государство потратит эти ресурсы на общегосударственные и иные благие цели, так что в итоге общественное богатство не уменьшается. Однако при таком рассуждении и грабеж не уменьшает общественного богатства. Ведь и вор не сожжет украденные деньги, а потратит их на какие-то блага и услуги.

В реальности, любые добровольные сделки увеличивают общественное благосостояние, а любые недобровольные (включая грабеж, воровство, мошенничество и налоги) его уменьшают.

Тезис о тормозящем влиянии принудительных налогов и сборов на экономический рост можно проиллюстрировать примером таможенных пошлин на какой-нибудь товар, являющихся разновидностью налогов. Возьмем, к примеру, импортные тарифы на сталь. Понятно, что их введение в краткосрочном плане выгодно американским производителям стали. Однако этот товар является сырьем для многих других производителей и отраслей. Следовательно, они будут поставлены в невыгодное положение, и их товары вздорожают. Более того, в сталелитейной промышленности новые цены позволят сохранить некоторые неэффективные производства, которые в отсутствие пошлин были бы неконкурентоспособны. Эта поддержка будет осуществляться за счет конкурентоспособных производств в отраслях-потребителях. Наконец, общий рост цен на товары конечного потребления приведет к относительному обеднению всех потребителей и, следовательно, к падению спроса на все товары. Экономический рост в США очевидным образом затормозится. Российские производители стали будут вынуждены продавать избыток стали на внутреннем рынке, и цены на сталь упадут. Соответственно, выиграют потребители стали, а это все остальные отрасли российской промышленности. То есть от введения американцами пошлин на сталь Америка пострадает относительно больше, чем Россия.

То же самое можно сказать и про российские пошлины. Так, импортные пошлины на иномарки не только сохраняют неконкурентное производство отечественных автомашин, но и заставляют всех отечественных потребителей автомобилей (в том числе и все остальные группы отечественных товаропроизводителей) платить больше за продукцию худшего качества. Иными словами, импортные пошлины делают все общество в целом более бедным, а некоторые потенциально конкурентные производства — неконкурентоспособными, ведя экономику России к деградации и упадку.

Радикально изменить ситуацию может переход к принципу добровольности уплаты налогов. При этом налогоплательщик (точнее, просто плательщик) мог бы решать, на какие именно цели должны расходоваться уплаченные средства. Только в этом случае общество получило бы максимальный простор для увеличения богатства. Одновременно проявились бы реальные индикаторы того, в каких именно услугах, ныне считающихся прерогативой государства, нуждаются граждане, и в каком количестве.

Миф третий. О возможности налогообложения,
не влияющего на производство

Хорошо, говорят экономисты, но ведь можно минимизировать ущерб от налогов, если обложить ими не производство, а потребление! Ведь есть же налоги на потребление, например, НДС. Обложив только потребление, можно не искажать производственный процесс, а лишь перераспределить ресурсы на «потребительском конце» цепочки хозяйственных обменов.

Это утверждение демонстрирует нам еще один распространенный миф — о независимости процессов производства и потребления. На деле же конечной целью любого производства является потребление. Можно ли представить себе производителя, который не зависит от потребителя? Такое может быть в мире, населенном не людьми, а автоматами, homo oeconomicus[6], которые способны лишь механически реагировать на внешние воздействия. Реальные же люди планируют свою деятельность с учетом всей релевантной информации, в том числе помня и о будущем бремени, налагаемом на потребителей конечной продукции.

Что же касается так называемых налогов на потребление, то при ближайшем рассмотрении оказывается, что это очередной миф. Рассмотрим пример НДС. В статье классического экономического энциклопедического словаря Palgrave, посвященной данному налогу, читаем: «НДС — налог, которым облагается вклад предприятия (фирмы) в рыночную ценность производимого ею товара или услуги. Вследствие такого способа обложения суммарный налог на каждое потребляемое благо или услугу собирается на всех стадиях производства. В этом смысле НДС является не столько особым видом налога, сколько способом сбора налоговых платежей».[7] Но ведь то же самое можно сказать о любом другом налоге, взимаемом с предприятия! Разве налог на прибыль не есть в некотором смысле «налог на потребляемое благо», собираемый на разных стадиях производства? А, скажем, налог на имущество? Или налог на фонд заработной платы? Ведь все они оплачиваются, в конечном счете, из тех денег, которые потребитель в конце концов заплатил (или ожидается, что заплатит) за потребляемое благо!

В этом смысле любые налоги современного типа, выплату которых формально осуществляет производитель или потребитель, являются не чем иным, как налогами на сделки, осуществляемые в денежной и в иной форме. Из этого не следует, что все налоги тождественны — они, конечно, различаются и по уровню ставок, и по правилам начисления и уплаты, и по некоторым частным последствиям. Но при всех различиях это налоги «на одно и то же» – на производительную человеческую деятельность, формой осуществления которой являются добровольные трансакции (сделки, контракты). И не может быть никакого «налога на потребление»: если, например, утверждать, что НДС есть «всего лишь форма налога на потребление», никак не затрагивающего производителя, возникает вопрос: почему же производители его так не любят, пытаются добиться льгот или уклониться от его уплаты?

Понимание современной налоговой системы как обложения денежных трансакций дает неожиданное объяснение некоторым плохо объясненным социальным явлениям нашего времени. Например, нет такого государства, которое бы в наше время громогласно не провозглашало необходимость сохранения и поощрения традиционных семейных ценностей. Об это заявляют правительства практически всех политических ориентаций — и социалисты, и либералы, и консерваторы, и правые, и левые, и красные, и белые, и зеленые. Но кризис традиционной семьи тем не менее все больше углубляется, причем нетрудно увидеть, что государство на деле не жалеет усилий, чтобы всячески поощрить этот процесс. В чем причина? По-видимому, в немалой степени и в том, что выведение традиционных внутрисемейных видов деятельности в сферу денежных контрактов, а также изгнание женщины из семьи на рынок труда естественным образом увеличивают налоговую базу государства. То есть в конечном счете — личных доходов тех политиков, которые на каждом углу кричат о необходимости «возрождения семьи».

Миф четвертый. Об облегчении налогового бремени

В России уже который год идет налоговая реформа, и одной из ее приоритетных целей неоднократно объявлялось снижение налогового бремени. И чем дальше идет реформа, тем сильнее жалобы на невыносимость нашей налоговой системы. В чем причины этого?

Не вдаваясь в подробный анализ, отмечу одну из главных причин, которая коренится в отождествлении налогового бремени с «номинальным налоговым бременем», т. е. суммой начисляемых или уплачиваемых налогов. Это представление и порождает миф о снижении бремени там, где ни о каком снижении и речи не идет.

Обычно под «налоговым бременем» понимается сумма денег, уплачиваемая налогоплательщиками в бюджеты всех уровней и внебюджетные фонды (далее мы будем называть ее «номинальным налоговым бременем»). Однако при анализе налоговой системы недостаточно ограничиться этой величиной. Кроме нее существуют еще два вида дополнительных издержек:

а) издержки налогоплательщика, связанные с функционированием налоговой системы (затраты на «правильное оформление» уже заключенных сделок, «налоговое планирование», ведение учета и предоставление отчетности, выбивание налоговых льгот и послаблений, взятки, «крыши» и т. д.);

б) издержки государства на налоговое администрирование, содержание бюрократического аппарата и нормотворческую деятельность.

Разница между номинальным налоговым бременем и издержками (б) есть не что иное, как чистый доход государства, который оно может потратить на свои цели. Сумма номинального налогового бремени и издержек (а) — это издержки общества в целом, связанные с функционированием налоговой системы (валовые налоговые издержки). Именно эта величина характеризует степень замедляющего воздействия государства на экономический рост.

Нетрудно видеть, что валовые налоговые издержки не совпадают с номинальными ни для народного хозяйства в целом, ни для отдельного налогоплательщика. Например, предположим, что предприятие только что создано и не ведет никакой деятельности, т. е. поступления от него в бюджет равны нулю. Но при этом налогоплательщик уже понес издержки на содержание бухгалтера и составление отчетности, а государство понесло затраты на регистрацию.

Если по политическим причинам общество решило финансировать государственные расходы в сумме, равной чистому налоговому бремени, то естественной целью любой разумной налоговой политики должно быть максимальное снижение расходов групп (а) и (б).

Действующая в России налоговая система вдобавок к чистому налоговому бремени порождает огромные дополнительные издержки. Объем нормативной документации, регулирующей учет, просто необъятен. Например, по данным Бюро экономического анализа (начало 2001 года), российское федеральное законодательство о налогах и сборах состояло из 2 154 нормативных документов, втом числе130федеральных законов, 53 указов президента, 293 постановлений правительства,1204 писем и 178 приказов министерств и ведомств, 295 инструкций, положений, правил, разъяснений, распоряжений, указаний и одного кодекса. Налоговый кодекс первоначально должен был стать законом прямого действия и заменить собой весь этот комплекс законов и нормативных документов. Однако этого не произошло.[8] Разработка и прочтение нормативной документации, обработка огромных массивов отчетности, проведение проверок, обеспечение деятельности налоговых органов и т. д. пожирает громадное количество рабочего времени, бюджетных денег и других ресурсов.

Выход из сложившейся ситуации состоит в радикальном упрощении налоговой системы. Система налогового учета и отчетности должна быть очень простой и понятной, чтобы для выполнения требований законодательства не требовалось специального образования и значительных затрат времени и сил.

Иногда экономисты, кстати, называющие себя «рыночниками», в поддержку «развитой», т. е. сложной и запутанной системы налогообложения приводят следующий аргумент. Чем больше налогов, «хороших и разных», тем больше государство застраховано от колебаний величины налоговых поступлений: если доходы от одного налога упали, то в то же время от другого они могут вырасти. Иными словами, множественность налогов работает как механизм страхования или как замена резервного фонда. Но ведь в рыночной экономике проблема страхования решается цивилизованными средствами — покупкой страхового полиса, созданием резервных фондов и т. п. Взамен этого предлагается компенсировать неопределенность с помощью обложения налогоплательщика трудовой повинностью, заключающейся в расчете множества налогов, заполнении сложной отчетности и т. д. Иными словами, передовые экономисты выступают за барщину как способ решения проблем неопределенности в рыночной экономике. Казалось бы, парадокс? А с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что мифологические представления порождают архаические институты.

Миф пятый. О необходимости налоговых льгот малому бизнесу

Хотя это и частный вопрос, в нем ярко отражается вся степень мифологизированности мышления, проявляющаяся в российских политических дискуссиях по налоговым вопросам.

Целью государственной политики объявляется стимулирование малого бизнеса. В качестве средства выбирается снижение налогового бремени для предприятий, по тем или иным критериям отнесенных к «малому предпринимательству». А поскольку такие послабления вызывают у многих налогоплательщиков, не подпадающих под соответствующие ограничения, желание тем или иным способом прикинуться «малыми предприятиями» и таким образом уклониться от уплаты налогов в полном объеме, вводится специальная система критериев и ограничений на получение соответствующего статуса. Наиболее популярно определять «малое предприятие» по количеству работающих и по объему годового оборота.

Но само утверждение о необходимости как-то особенно стимулировать малое предпринимательство не имеет под собой никакого рационального обоснования. Обычно приводят тот аргумент, что, дескать, в развитых странах Запада роль малых предприятий в общественном производстве и в качестве источника налоговых поступлений весьма мала. Но, как справедливо заметил российский экономист Александр Куряев, главной причиной этого является не какая-то особая связь малого бизнеса с уровнем экономического развития, а углубление международного разделения труда. Крупные производства, относящиеся к отраслям со значительной экономией от масштаба, в последние десятилетия интенсивно перемещались в развивающиеся страны — в тех случаях, конечно, когда продукция таких отраслей не имеет жесткой территориальной привязки. Попытки сделать Россию более похожей на западные страны путем искусственного государственного стимулирования малого бизнеса сродни попыткам выращивать кукурузу за полярным кругом.

Другой причиной расцвета малого бизнеса на Западе, вероятно, является и тяжелое бремя государственного регулирования. С одной стороны, крупный бизнес легче «зарегулировать», поэтому условия для его развития неблагоприятны. С другой стороны, высокая сложность как налогового, так и иного регулирования создает дополнительный спрос на юридические, консультационные, аудиторские и прочие «услуги», порожденные исключительно деятельностью правительственной машины (применительно к российской налоговой системе мы об этом писали выше). Понятно, что значительная часть этой непроизводительной деятельности осуществляется в рамках «малого бизнеса».

Наконец, в некоторых случаях существующие льготы малому бизнесу объясняются не желанием государства поддержать предпринимательство, а исключительно «политикой интересов» — либо непосредственным давлением определенных групп предпринимателей, развившихся и безо всяких льгот, либо же попыткой некоторых политиков создать себе «группы поддержки» («клиентелы») с помощью такого рода подкупа.

В реальности политика налогового стимулирования малого бизнеса есть не что иное, как создание сословной или цеховой привилегии вроде тех, что существовали в эпоху абсолютизма. В таких случаях, естественно, требуется возведение специальных барьеров и критериев для отбора и отсева претендентов на ее получение. Следствием создания привилегированного сословия под названием «малый бизнес» становится появление весьма сложных административных ограничений и процедур — ограничений по численности и объему оборота, по видам деятельности, по организационно-хозяйственным формам предприятий и типам контрактов и т. д.

Например, авторами некоторых законопроектов предлагается в качестве ограничения на величину бизнеса объем реализации в течение года. В случае, когда фирма выходит за установленный предел, предлагается лишать ее права на применение данного режима налогообложения, причем и на отчетный период тоже, т. е. задним числом. Нетрудно представить себе последствия такой нормы. Во-первых, фирмам, для которых характерны большие колебания в объемах сбыта с риском выхода за установленный предел, придется «на всякий случай», параллельно с «упрощенной» системой учета, вести еще и обычный учет. Иначе, в случае выхода за предел, восстановление задним числом учетных данных обойдется на порядок дороже. А это значит, что многие малые предприятия никогда не перейдут на новую систему, т. к. для них такой шаг не будет иметь никакого смысла. Будет проще нести высокие издержки, связанные с обычным учетом, или же просто оставаться «в тени». Во-вторых, это правило фактически будет наказывать наиболее успешных предпринимателей, добивающихся значительного роста своего бизнеса в короткий срок.

Следует ли из этого, что бизнес, в том числе и малый, никак не надо поддерживать, а просто надо оставить его один на один с государством-левиафаном? Конечно, нет. Но «поддержка» не должна иметь ничего общего с предоставлением привилегий тем или иным социальным группам. Решение — в создании специального налогового режима, предусматривающего радикально упрощенную систему налогообложения, в которой предприятие будет платить единый налог, заменяющий все остальные. При этом должна быть отменена обязательность бухгалтерского учета и оставлен лишь налоговый учет для уплаты упрощенного единого налога.

Переход на упрощенный режим должен быть добровольным. Если при этом ставка налога в новой системе будет достаточно высокой, чтобы бюджет не потерял налоговых поступлений, то не нужно создавать никаких дополнительных барьеров для «уклонистов». Более того, само желание перейти на универсальный налог может служить весьма точным критерием «малости» бизнеса. Ведь для крупных компаний дополнительные издержки на бухгалтерию, общение с налоговыми органами и т. д. составляют лишь небольшую часть общих затрат. Кроме того, эти предприятия все равно нуждаются в развитой системе учета для того, чтобы получить доступ на финансовые рынки, отчитываться перед акционерами и для других целей. Но чем меньше предприятие и чем проще его бизнес, тем более оно потенциально заинтересовано в упрощенной системе. Самые же мелкие предприниматели и предприятия просто не могут себе позволить нанимать бухгалтера и поэтому «прячутся в тени». Иными словами, при данном подходе вообще не нужно устанавливать специальных критериев «малости» бизнеса, достаточно лишь установить разумную ставку единого налога.

Мы не случайно назвали этот подход «политикой взаимовыгодного сотрудничества между государством и налогоплательщиком». Мало того, что он не требует предоставления привилегий отдельным социальным группам за счет государственного бюджета. Такая политика позволяет государству сэкономить значительные ресурсы, неэффективно используемые в нынешней налоговой системе, и направить их на более важные цели.

В этом очерке мы кратко проанализировали лишь некоторые из мифов, которыми в современном российском сознании окружены налоги и налоговая система. Конечно, это только начало. Нам, российским гражданам, предстоит еще огромная совместная интеллектуальная работа, чтобы избавиться от мифов и выработать адекватное отношение к проблемам налогообложения. Ведь без правильного представления о реальности невозможны никакие успешные действия.

[1] См. об этом статью С. Синельникова-Мурылева в настоящем номере «ОЗ».