О трех книгах

ПОХВАЛА ИЗУЧЕНИЮ «ГЛУПОСТИ»

Брайан Каплан. Миф о рациональном избирателе: Почему демократии выбирают плохую политику. Пер. с англ. Д. Горбатенко. Под ред. А. Кураева. — М.: ИРИСЭН, Мысль, 2012. — 368 с.

Как признается сам автор этой книги, в общем и целом его позиция не так уж и нова. О чем-то подобном неоднократно говорили многие философы, ученые и писатели — например, Николо Макиавелли, Густав Лебон, Джордж Оруэлл и т. д. Куда ценнее и поучительнее тот путь, который привел Брайана Каплана к его выводам. Американский ученый развенчивает устоявшиеся социологические подходы, вводит новые понятия и проверяет собственные и чужие гипотезы при помощи статистики.

Первое и самое важное заблуждение американских социологов и политологов, с которым борется Каплан, — это вера в так называемое чудо агрегирования. Согласно этой, по Каплану ошибочной, но очень распространенной на Западе теории, для принятия правильного решения достаточно 1 % компетентных избирателей. Голоса остальных граждан в соответствии с законами статистики якобы должны распределиться поровну.

По Каплану это совершенно не так, поскольку избиратели в большинстве своем не невежественны, а иррациональны, а потому ошибаются не случайно, а систематически. Этот тезис он доказывает на материале, который ему как экономисту знаком лучше других. Каплан опирается на данные опросов общественного мнения по экономическим вопросам, которые по традиции чаще всего становятся в США темой для политических дискуссий.

Оказывается, что большинство американцев придерживаются антирыночных взглядов. Например, считают, что протекционизм полезен для их страны, а прибыль частных предпринимателей — это ущерб для общества. Они негативно относятся к иностранным рабочим и к оптимизации производства, если та сопряжена с увольнениями.

И вообще убеждены, что дела в экономике год от года идут все хуже.

Эти предрассудки, по Каплану, очень устойчивы. Именно они задают жесткие рамки для большинства решений американского правительства, которое никак не может перечить своим избирателям. Ведь в условиях развитой демократии лоббисты и коррупционеры проворачивают свои темные делишки только в тех областях, которые общество считает неважными. Что же касается значимых для него вопросов, то тут оно, к добру или к худу, всегда получает ту политику, какую хочет.

Единственным лекарством от антирыночных предрассудков, по Каплану, является образование. Согласно его исследованиям от них свободны лишь экономисты. Причем богатые они или бедные, как выясняет автор, совершенно неважно. Соответственно укрепить демократию, по Ка-плану, можно, лишь убедительно разъяснив остальным гражданам экономические издержки, сопряженные с их иррациональностью. Во всяком случае в России, где «невидимая рука рынка» далеко еще не исчерпала своих возможностей, такая попытка точно не повредит.

РАЗРУШИТЕЛЬ ИЛЛЮЗИЙ

Ги Дебор. Общество спектакля. — М.: Опустошитель, 2012. — 177 с.

Данное издание — уже третий перевод основных работ французского философа, художника-авангардиста, кинорежиссера и политического деятеля Ги Дебора (1931—1994), выходящий в России. Книга состоит из двух частей — «Общество спектакля» (1967) и «Комментарии к обществу спектакля» (1988).

Цель обоих текстов утопическая — преобразить капиталистическое общество, разъяснив массам его истинную природу. Только так, через всеобщее осознание истинного положения вещей, и может, по убеждению автора, произойти настоящая революция.

Книга французского философа интересна прежде всего описанием врага, с которым надо бороться, то есть «спектакля». Современный человек погружен в пассивное созерцание образов, однако это состояние, по Дебору, никак нельзя назвать разновидностью свободы, поскольку оно продиктовано нуждами экономики и поэтому безальтернативно. Просмотр телепередач французский философ считает «псевдопотреблением псевдоблаг», а их производство — технологией, позволяющей подменить живую жизнь нового пролетария сном и скрыть наличие классов в современном обществе.

Общество спектакля, по Дебору, возникает в промежутке между двумя мировыми войнами как ответ на угрозу пролетарской революции. Взамен преобразования общества трудовые массы получают от правящего класса «полицейский контроль восприятия», спектакль на тему торжества социальной справедливости в концентрированном (тоталитаризм), распыленном (американская демократия) или в интегрированном, то есть смешанном, варианте. Дебор не различает искусство и маркетинг. И то и другое, по его мнению, капитал, преображенный в образы, вредная иллюзия, умножающая отчуждение, одиночество и нужду.

Конечно, такие положительные идеалы Дебора, как Советы рабочих депутатов, способны вызвать восторг не у всех российских читателей. Однако многие черты современного образа жизни, отличающие нас от тех, кто жил в начале прошлого века, описаны удивительно точно, если не с афористическим изяществом. А пассажи о детях, которые «овладевают» компьютером раньше, чем учатся читать, и вовсе кажутся пророческими, совершенно удивительными для книжки 1988 года.

«Комментарии к обществу спектакля» кончаются весьма печальным пассажем о тщете интеллектуальных усилий. Если работа никому не понадобилась — пытается успокоить сам себя автор — это не значит, что она сделана плохо. Однако спустя восемнадцать лет после самоубийства Дебора можно сказать с уверенностью — признания и внимания к своим текстам он точно добился.

ВОЗВРАЩАЙСЯ В СВОЙ СКАЗОЧНЫЙ ЛЕС

«Русский медведь»: история, семиотика, политика. — М.: Новое литературное обозрение, 2012. — 368 с.

В основу статей сборника легли материалы двух конференций, прошедших в 2009 году — одна в Иванове (она-то и дала название книге), а другая в Лодзи («Россия в интегрирующейся Европе: Образ России-медведя в европейских культурах»).

Казалось бы, нет сейчас более близкой и понятной русскому сердцу фигуры, которая с большим правом могла бы претендовать на роль символа нашей родины. Иначе трудно было бы представить его в качестве эмблемы правящей партии. Тем не менее исследования авторов сборника показывают, что нынешнее положение вещей на самом деле — плод более чем трехсотлетнего диалога России с Западом. Современное значение этого образа в нашей стране (сила, добродушие, бесхитростность) не имеет ничего общего с его первоначальным наполнением в культуре допетровской Руси. В древнерусской геральдике медведь символизировал побежденное язычество и никогда не обозначал всю страну целиком.

Мировую славу герой сборника получил благодаря английской политической карикатуре. Русские медведи поставлялись на туманный Альбион из Московии для крайне популярной в этой стране медвежьей травли. Когда же в середине XVIII века потребовалось животное для обозначения угрозы, исходящей от России, лучшего кандидата на эту роль британским карикатуристам и искать не было нужды.

Кровожадному хищнику была суждена долгая жизнь в западной политической мифологии. Медведь олицетворял Россию на карикатурах в эпоху Наполеона, во время русско-турецких войн и в Первую мировую. Образ вовсю использовался во времена холодной войны и оказался очень востребованным в 2008-м, когда произошел вооруженный конфликт между Россией и Грузией.

Предпринятая в СССР попытка придать русскому медведю человеческое лицо (олимпийский мишка образца 1980 года) явно не имела серьезных последствий для его международной репутации.

Авторы статей, вошедших в сборник, с тревогой отмечают, что отталкивающий образ русского медведя до сих пор имеет большее влияние на умы европейцев, чем факты и аналитика. Вместе с тем его широкое использование в различных брендах (на Западе «русским медведем» называют сорта водки, рестораны и даже массажные салоны) дает некую надежду на то, что со временем наш косолапый соотечественник будет реабилитирован и превратится в символ комфорта.