«…Провинции в полное владение и состояние привести трудно» (рапорт М. А. Матюшкина Петру I от 19 января 1725 года)

Петр I не успел получить это донесение. Когда оно достигло Петербурга, император был уже мертв. Впрочем, едва бы оно его обрадовало. В 1722 году только что родившаяся империя начала свою первую колониальную войну на Востоке — Персидский поход. Бросок в Иран привел к присоединению равнинного Дагестана с Дербентом, части Азербайджана вместе с Баку и северных провинций Ирана — Гиляна, Мазандерана и Астрабада. Итог войны подвел Петербургский договор 1723 года с Ираном; правда, этого «союзного» договора изгнанный шах Тахмасп так и не признал, а заключивший его посол Измаил-бек не без оснований боялся возвращаться к своему двору и предпочел жить под охраной русских войск.

В 1724 году Петр приказал занять все уступленные территории и начать их хозяйственную эксплуатацию; недовольных туземцев предполагалось выселять и заменять армянами и русскими. Новые земли должны были поставлять нефть, медь, свинец, табак, вино, сухие фрукты, пряности и знаменитый персидский шелк — Петр стремился «повернуть» на Россию древний путь караванной торговли и мечтал о пути в далекую Индию.

Однако командующий «Низовым корпусом» в Гиляне генерал-лейтенант и гвардии майор Михаил Афанасьевич Матюшкин[1], ознакомившись с ситуацией на месте, вынужден был доложить, что планы императора нереальны. Предстояло думать не об Индии, а о сохранении контроля над полосой в 50–100 верст по западному и южному берегу Каспия. С наличными силами не удалось даже занять всю провинцию Гилян: русские войска стояли в ее столице — Реште и нескольких укрепленных пунктах.

Местные жители начали партизанскую войну. Коммуникации русских войск беспрестанно прерывались; окрестные деревни приходилось «приводить в подданство» карательными экспедициями, проходившими в непривычных условиях — «по неприятелям за частыми здешними лесами и каналами стрелять и за ними гнатца невозможно». Не хватало и опыта общения с «ласкательными и коварными» людьми Востока — эпопея покорения Кавказа была еще впереди. Большие и маленькие ханы по причине их «персидской самой глупости» не терпели генеральских команд и перебегали к туркам или возглавляли «бунтовщи ков». «Подлые» же оказались на удивление «к шахом своим любительны и верны». Еще одной проблемой стал «вредительный воздух», лихорадка и дизентерия, от которых за несколько лет погибла почти половина экспедиционного корпуса. Тем не менее логика простых военных решений приводила Матюшкина и других генералов к убеждению, что «все бунты прекращены быть имеют», необходимо только присылать новые и новые пополнения — вместе со священниками, чтобы солдаты не умирали без покаяния.

Рапорт Матюшкина публикуется по подлиннику из книги прошений и писем 1725 года из Кабинета Петра I[2].

Всепресветлейший державнейший император, всемилостивейший государь

Всепокорне вашему императорскому величеству рабски доношу. Будучи от Астрахани в назначенной мне путь, заезжал я в Дербень, в котором все благополучно, и по указу вашего императорского величества крепость приказал я делать; а гавен [гавань. — И. К.] делают, и на дело оной берут с босурманских могил каменья. И зделано от зюйдовой стороны семдесят четыре сажени, глубины полдвенатцати фута; от нордовой тритцать сажен, глубины полсема фута. Токмо прошедшею осенью великим и силным штормом попортило на зюйдовой стороне пять сажен, на нордовой пятнатцеть сажен, и каменья длиною десяти футов шириною четырех футов брасало от того места, где лежали, сажен по осми и по девяти.

Тако ж был я и в Баке, в которой как салдаты, так и работные люди цынготною болезнию немогут, и на всякой день человек по пятнатцети и по дватцати умирает. И в бытность мою чрез шесть дней померло ундер афицеров и рядовых и неслужащих семдесят пять человек.

А декабря 24 дня прошедшего 724 году в Гилян я прибыл и о здешних замешателствах усмотрел, что по указу вашего императорского величества исполнить и здешние правинции в полное владение и состояние привести трудно, понеже из Ряща лутчие люди и с пожитки вышли, а осталось малое число и то подлые и скудные, и тем не надлежит быть верным. Да торговых людей армян дватцать три человека, индейцов пятдесят девят человек, и те живут на постоялых кром сараях [карававан-сараях. — И. К.], а домов своих и жен не имеют. Жидов семдесят пять человек, живут з женами и своими домами. Всего армян, индейцов и жидов сто пятдесят семь человек. А в Кескере ни одного жилого двора не осталось, тако ж и уездные реченных мест, оставя домы свои, все вышли и соединились з бунтовщиками мусулскими, шафтенскими и кесминскими обыватели, тако ж с казылбашами, с талышинцами, с тарымхалханцы, с софиляры и з горским служилым народом, имянуемом омберлю, и стоят в собрании около Ряща и Кескера по всем дорогам.

А над реченными народы командирами: меж Кескера и Ряща в десети верстах рящинской везирь мирза Мамадали; меж Кескера и Перебазара к Зинзилинскому озеру в местечке Мухал сардаров родной брат Мамат Дали хан; меж Ряща и Перебазара в деревне Посавиша помянутой деревни староста Молласайт, которые пресекают малые дороги, дабы в Рящ нищем не ходили. Близ Кескера на тевриской и шемахинской дорогах Миразис хан кескерской, родной брат кезелагацкого наипа Мир Абаса; на канбинской и кутумской дорогах, где приходят дороги от Вавилона, от Амадана, от Испагани и от Кашана, в месте Кутуме кутумской хан Усейн хан; меж Рящи и Лагажана на дорогах мизандронской и астрабацкой темижанской салтан, лагажанской везир да над персидцким войском сардар или командир Мамат Кули хан.

З бунтовщиками и с вышеписанными народами и по другим около Ряща и Кескера и Катеринполя болшим и малым дорогам собрании, по которым дорогам из лесов и из-за каналов многою стрелбою наших людей ранят и, приходя по ночам к Ряще, дома зажигают. А от Ряща до Перебазара и от Кескера до Катеринполя посылающимся за правиантом без конвою проехать невозможно, и для того посылаетца салдат в конвои человек по сту и по полтараста на всякой день.

По прибытии моем сюды неоднократно с собранием к Ряще, к Новой крепости и х Кескеру приходили, и как против оных наши люди ходили, тогда все в лесу разбежались. Посылал я партии в те места, где их собрании, и, нашед на них, с тех мест збивали и ходили для публикации с листами в деревни их (дабы они к бунтовщикам не приставали, а жили б в своих жилищах в подданстве вашего величества), в которых никого не находили, однако ж те листы, прибив в деревнях, оставляли. А когда возвращались реченные партии, тогда находили дороги засечены, и в тех местах из лесов по них стреляли, а по неприятелям за частыми здешними лесами и каналами стрелять и за ними гнатца невозможно. И много помагают им здешние частые леса по каналам, которой лес подобен терновнику. А от Ряща до Кескера дорогу во многих местах лесом завалили, по которой ныне ездит невозможно, а ездят наши люди от Ряща до Перебазара, а от Перебозара водою на Катеринпол[ь] Зинзилинским озером, а от Катеринполя в Кескер сухим путем. А сколко при вышепомянутых командирах в собрании людей, о том подлинного известия не имеетца, понеже с роспросов и с пыток взятые языки объявляют разно: сказывают тысячи по три, по пяти, по осми и по десяти, а иные по тысяче и по пятисот, а подлинно никто не сказывает.

Публиковал я здесь тако ж и в Кескер послал и по дорогам при пристойных местах прибивали листы, дабы здешние и деревенские жители к бунтовщикам не приставали и жили в своих домех, а которые з бунтовщиками явятца и поиманы будут, тем учинена будет смертная казнь; а ежели станут в домех своих жить, такие будут от бунтовщиков защищены, о чем и до приезду моего им от господина брегадира Левашова публиковано ж. И по публикации, которые были поиманы, те кажнены: вешаны, головы рублены и на колья сажены; а невинные по-прежнему отпускиваны в их домы, и листы для публикации им даваны, дабы они о том ведали и жили в домех своих по-прежнему, тако ж и другим объявляли. Однако ж ничто не успевает; не хотят слышеть, чтоб быть в подданстве, а к тому ж еще возбуждают их от везиря, от сардара и от протчих возмутителные лживые писма, с которых при сем прилагаю копии.

Что же по указу вашего императорского величества повелено мне, освидетелствов, прислат[ь] сахар, фруктов сухих и цытронов в сахаре, а о меди подлинное свидетелство учинить, тако ж осмотрет[ь] сколко в Гиляни и в Мизандроне ходят за шелком и, если невеликое число, то б помалу своих обучать, и о поселении здесь росийской нации, на которое сим моим покорнейше доношу. Людей росийской нации поселит[ь] здесь ныне за замешателствы здешними трудно. А фрукты в Гиляни родятца в садах: помаранцы и то кислые, цытроны армиды, винные ягоды и виноград, груши шапталы, гранаты лесные и мелкого роду, а которые гранаты к вашему величеству присылалис[ь], и те были привозные. А ныне в Рящ нищем не ходят, а хотя б кто и пожелал, но собрании по дорогам проехат[ь сюды не допущают.

И чтоб здешнею командою таких бунтовщиков унять и собрании их розогнат[ь], так же и знатные места Гилянской и Мизандронской правинцей овладеть трудно, как изволит ваше величество усмотреть из табели. А здешней народ ни по которому образу в подданство привесть малолюдством невозможно, понеже здесь правинции немалые и людные, разстоянием от Ряща до Астрабата езды со вьюками шеснатцать дней, а в другую сторону от Ряща ж до Куры десять дней, а в езде в лесах жило и двор от двора живут по версте, по две и по три. Того ради прошу вашего императорского величества повелеть прислать сюда полков пять пехоты да нерегулярных, которым повелено быть в Гиляни по присланному ко мне из Правителствующего Сената указу донским, яицким, бунчюжным казакам и калмыком, чтоб я здешние правинции мог в подданство вашему величеству привесть.

Бывший при Низовом корпусе инженер капитан Далансон сего генваря 11 дня в Ряще умре, и ныне здесь инженера не имеетца. А для строения как в Гилянской, так и в протчих правинциях крепостей в инженерах нужда немалая. Того ради прошу вашего императорского величества повелеть прислать сюда человек двух инженеров, ибо без оных обойтитца здесь невозможно.

По указу вашего императорского величества, присланному ко мне из Правителствующего Сената, персицкому послу Измаил беку денег две тысячи рублев дано, которыми весма доволен и благодарит ваше величество; от двора своего о выезде никакого указу не имеет. А о шахе слышно, что в Ардебиле, токмо пишут сардар или командир над войски Магамет Кулия сагдинской да кутумской хан и протчия, выманивая ево отсюда, а особливо чтоб он пожитки свои прежде себя отправил, по которым видит он, посол, что хотят обмануть. А по прибытии моем писал к нему рященской житель купецкой человек Мухаммет Гади, объявляя, чтоб он ехал отсюды и что он для следования ево пришлет несколко подвод с людми и сам с тысячным числом людей встретит и привести без опасения обещает, также чтоб отправил наперед несколко багажу своево. И оной посол, опасаяс[ь], ко двору своему уехат[ь] не намерен, а просит протекции вашего величества; и подал мне два писма запечатанные и подписанные на имя вашего величества, ис которых со одного перевод, тако ж и с вышереченных сардарского, ханского и рященского жителя Махамет Гади с писем копии при сем моем всепокорнейшем прилагаю. При сем же прилагаю известие о камандированных партиях, которые в бытность мою отправлялис[ь] для разорения неприятелских по лесам крепостей и войску собраней и для публикации с листами.

Вашего императорского величества нижайший раб маеор Матюшкин

Из Ряща 19 генваря 1725 году

---

[1] Матюшкин Михаил Афанасьевич (1676–1737) — родственник Петра I по матери. Одним из первых вступил в потешное войско, позже — в Преображенский полк. Учился в Венеции морскому делу. Участвовал в битве под Полтавой, в Прутском походе; в 1712 году командовал сухопутными войсками при обороне о. Котлина. С 1716 года — генерал-майор, с 1723-го — генерал-лейтенант. Принимал участие в Персидском походе 1722 года; после отъезда Петра I взял Баку и был оставлен главнокомандующим экспедиционным («Низовым») корпусом и начальником завоеванных провинций. В 1726 году отозван. В 1730 году назначен киевским генерал-губернатором, умер в чине генерал-аншефа.

[2] Российский государственный архив древних актов. Ф. 9. Оп. 4. № 72. Л. 652–657.