Новая страна - новая армия

То, что в последние 15 лет происходит с российскими Вооруженными силами, никакой реформой не является, поэтому бессмысленно и говорить о какой бы то ни было преемственности. Дело не в обвальном сокращении численности армии и ее финансирования. Это вещи в значительной степени неизбежные, хотя конкретное их осуществление часто неразумно или даже преступно. Дело в подмене самого понятия «реформа». Те действия высшего политического руководства страны в отношении Вооруженных сил, которые с большой натяжкой можно считать осмысленными, сводятся к механическому изменению территориальной и видовой структуры ВС и ни в малейшей степени не затрагивают их внутреннего устройства.

В постсоветской России космические войска «слили» с РВСН и заявили, что это привело к повышению эффективности и снижению затрат. Через четыре года «вылили» обратно и заявили, что это привело к повышению эффективности (про затраты уже не сказали). Приволжский и Уральский округа сперва объединили набазе Приволжского (со штабом в Самаре), потом разъединили, теперь снова объединили, но уже на базе Уральского (со штабом в Екатеринбурге). Из Сибирского и Забайкальского округов два года назад сделали один округ под названием «Сибирский», но на базе Забайкальского. Получился гигантский неуправляемый монстр. Штаб находится в Чите, т. е. в юго-восточном «углу» округа. От Читы до Омска в три раза дальше, чем от Омска до Екатеринбурга, где расположен штаб Приволжско-Уральского округа. Однако Омск относится к Сибирскому округу. Удобно ли будет из Читы управлять войсками, расположенными в Западной Сибири, особенно если вспомнить старую поговорку: «Сильна Красная армия, но связь ее погубит»? Ведь вполне очевидно, что войска в Западной Сибири сориентированы на Центральноазиатское направление, а в Забайкалье — на Дальневосточное. Слияние округов проводилось под лозунгом сокращения управленческих структур. Улучшилось управление войсками от такого сокращения? Вполне понятно, что в случае реального военного конфликта придется либо создавать новые управленческие структуры, только уже в пожарном порядке, либо «перенарезать» округа. Кстати, в Дании, площадь которой меньше, чем у Московской области (имеется в виду собственно Дания, без Гренландии), военных округов семь, а в России их теперь всего шесть. Произошла оптимизация управления или очередная профанация, причем довольно опасная?

Еще можно вспомнить слияние ВВС и ПВО. Поскольку главкомом стал летчик (хотя и из «покойных» Войск ПВО), он решил снять с боевого дежурства ЗРК, оставить только авиацию, хотя затраты на эксплуатацию первых на несколько порядков ниже, а эффективность, судя по опыту локальных войн последних 30 лет, выше. Кроме того, поскольку первым министром обороны РФ был десантник, обеспечивший определенные льготы «своим» войскам, то все последующие (исключая, пожалуй, Иванова, за него это делает Квашнин) министры яростно борются с ВДВ, хотя роль мобильных войск сейчас резко возросла, причем в нашей огромной стране — особенно. Ракетчик Сергеев почти все средства нашего скудного военного бюджета направлял на развитие РВСН (именно РВСН, не всей стратегической триады). Нельзя сказать, чтобы эти войска, которые заведомо никогда воевать не будут, сильно укрепились. Зато все остальные деградировали окончательно в ситуации, когда некоторым нашим противникам (например, чеченским боевикам) «стратеги» никакой угрозы не представляют. Наконец, намечается «вливание» армейской авиации в ВВС, что свидетельствует о полной утрате командованием связи с реальностью (о сознательном вредительстве думать не хочется).

Не менее интересные вещи происходят и в области вооружений и военной техники. В начале 60-х в СССР был создан танк Т-64, который в ту пору был новым словом в мировом танкостроении. За прошедшие 40 лет у нас создаются многочисленные вариации на тему Т-64: Т-72 и Т-80. Благодаря этому мы сумели перейти от качественного превосходства над всеми танковыми державами к качественному отставанию от всех танковых держав (которые занимались немодернизацией старых машин, а созданием совершенно новых — «Абрамс», например, никак «генетически» не связан с М60, а «Леклерк» — с АМХ-30). Кроме того, все 3 типа одного и того же танка имеют еще и по несколько модификаций, что делает задачу техобслуживания танкового парка максимально сложной и затратной. Уже в постсоветской России ко всему этому добавилась еще одна вариация на тему того же Т-64 — Т-90. Причем, по мнению нашего военного начальства, это было сделано в целях… унификации!

«Воздушный бой» за истребитель пятого поколения похоже выиграла фирма «Сухого». Поскольку политическое руководство до сих пор не решило, какие войны предстоит вести России, то никто не собирался всерьез выяснять, какой нужен истребитель — мощный, тяжелый и дорогой (таких заведомо много не выпустишь), или легкий, дешевый, с экспортными возможностями, но заведомо уступающий по ТТХ F-22, или нечто среднее по характеристикам, цене и количеству. Решение принималось по другим критериям: у кого лучше связи в кремлевских коридорах — у «микояновцев» или у «сухих». При этом считается неприличным говорить о том, что на создание самолета предусмотрено выделить всего несколько процентов от суммы, которая реально требуется на такой проект.

Флот в позднесоветский и постсоветский период начал получать сверхдорогие в постройке и эксплуатации корабли и подлодки, предназначенные для решения единственной задачи — борьбы с американскими авианосцами. Интересно, что именно в этот период данная задача как раз утратила актуальность. Кроме того, ВМФ получил первый «настоящий» авианосец «Адмирал Кузнецов» с трамплином вместо катапульты и ракетами «Гранит» вместо ударных самолетов. Таким образом, в очередной раз подтвердилось, что взгляды наших адмиралов на использование кораблей этого класса остались на уровне 30-х годов теперь уже прошлого века.

Впрочем, такая неприятность имеет место не только у адмиралов и не только в отношении применения авианосцев. Советская армия была настолько очарована своим триумфом 1945 года, что сразу забыла даже про катастрофы 1941–1942 годов и не заметила никаких изменений, произошедших за последующие 55 лет. Она чисто механически поглотила ядерное оружие и ракеты всех классов, перешла на реактивную авиацию, приняла другие технические новшества, чтобы внешне все было не хуже, чем у «супостата», но с точки зрения стратегии, тактики, оперативного искусства продолжала готовиться к новой Второй мировой. В некоторых военных изданиях некоторые авторы (как правило в званиях «майор-полковник» и с опытом участия в локальных войнах) весьма справедливо замечали, что будущая война может оказаться не совсем похожей на Вторую мировую, а может быть, и вообще не будет иметь с ней ничего общего, но на практические учебные и доктринальные установки эти предположения почти никак не повлияли.

Как ни странно, предъявлять генералам и адмиралам претензии по поводу всей этой вакханалии неправомерно. На них взвалили ту задачу, выполнять которую они просто не имеют права. Из теории управления прекрасно известно, что никакая структура не может реформировать сама себя. Ее можно реформировать только извне. К армии это относится в максимальной степени. ВС — структура заведомо консервативная, и ничего плохого в этом нет. В нашем случае дело усугубляется еще и тем, что принципиально изменилась страна. Уже поэтому нынешнюю реформу нельзя сравнивать, например, с милютинской — тапроисходила в рамках одной и той же страны с неизменной политической и экономической системой. Россия от СССР унаследовала лишь территорию и население (и то, и другое — частично), все остальное изменилось полностью. Высшее армейское руководство, как, пожалуй, никакая другая категория жителей страны, была проникнута советской коммунистической идеологией. Требовать от этих людей, находящихся в возрасте «выше среднего», принять идеологию противоположную и действовать в соответствии с ней абсолютно бессмысленно. Генералов и старших офицеров, сумевших искренне, осмысленно принять новую Россию, даже не единицы процентов, а единицы человек, и это вполне естественно. 

Любая военная реформа должна проводиться по инициативе политического руководства страны и под его управлением, особенно если речь идет о демократической стране. ВС — это инструмент государственной политики, а военные должны лишь исполнять указания. Инициатива их может проявляться лишь в том, как исполнить эти указания наилучшим образом. Излишне даже говорить, что наше политическое руководство за последние 10 лет слов о военной реформе сказало много, но не сделало абсолютно ничего.

Б. Н. Ельцин вообще относился к армии чрезвычайно настороженно, так как в ходе своей предыдущей профессиональной деятельности никак с ней связан не был, кроме того, небезосновательно видел в генералитете один из оплотов коммунистов-консерваторов. Наконец, в течение своего первого президентского срока он занимался созданием хоть какой-нибудь страны с какой-нибудь политической и экономической системой (если нет страны, то армия явно ни к чему). Поэтому до 1996 года политика сохранения статус-кво представлялась в целом оправданной, хотя и явно вынужденной. После победы на выборах 1996 года страна у Ельцина уже была и армейским вопросом надо было заниматься вплотную. Однако у первого президента начались известные проблемы со здоровьем, и единственная задача, которую он в то время решал, была поиск преемника. Поэтому в ВС деградация ускорялась.

В. В. Путин, всю жизнь служивший в одной из силовых структур, пришел к власти под лозунгом восстановления мощи России. С первого же дня своего премьерства со статусом наследника он уделял подчеркнутое внимание Вооруженным силам. Однако по прошествии 3 лет (если считать с августа 1999 года) нахождения Путина у власти можно констатировать, что единственным вроде бы положительным изменением в данной области явилось выделение военным несколько большего количества денег (впрочем, и это стало возможным не благодаря «доброте» президента, а из-за общего экономического роста). Однако за10лет ВС настолько перестали соответствовать стране, которой служат, что иногда даже не способны освоить эти дополнительные деньги!

Кстати, насчет денег. После широко разрекламированного повышения денежных окладов военнослужащим весной этого года, замминистра обороны страны, генерал армии (той армии, которая до сих пор способна за полчаса стереть с лица Земли одновременно США и Китай, не говоря уже о любом другом государстве) стал получать немногим более... 400 долларов! Это даже не позор. Это беспредел. 

Политическое руководство страны за 10 лет так и не смогло решить, с кем же Россия будет воевать. Уже одно это делает осмысленное военное строительство практически невозможным. Генералитет вынужден либо руководствоваться старыми представлениями (в соответствии с которыми США не просто враг, а воплощение Абсолютного Зла), либо реагировать на сиюминутные внешние раздражители (враг — чеченские боевики, названные по последней моде «международными террористами»). О долгосрочном планировании не идет и речи. Поэтому столь бессмысленно-хаотический характер носят вышеописанные структурные изменения, которые у нас принято считать военной реформой.

Видовые и территориальные изменения — это вещь чисто прикладная, определяемая, как правило, внешними факторами, т. е. геополитической ситуацией. Можно обратить внимание, с какой калейдоскопической быстротой меняется набор региональных и функциональных командований ВС США. При этом никому ни в Пентагоне, ни в Белом доме не придет в голову сказать, что, например, создание Командования стратегических перебросок — элемент военной реформы. А то, что у нас называется видами ВС (СВ, ВВС, ВМС), в США является уже понятиями административными, т. е. относится скорее к мирному времени. Виды заказывают оружие и технику, организуют призыв и т. п., а воюют Командования. Для нас это все пока находится за пределами понимания. Говорить о том, что сравнение с американцами неправомерно, неправильно — не потому, что мы собираемся с ними воевать, не потому, что нам очень нужен мифический «многополярный мир», а потому, что Россия — страна глобальная (так получилось исторически), а значит, и задачи у ее Вооруженных сил глобальные, даже если они чисто оборонительные. И некого приводить в пример, кроме США, потому что они — «самые глобальные». Других примеров после «краха колониальной системы» просто нет.

У нас просто напрашивается создание пяти территориальных командований (или стратегических направлений) — Западного (Европейская часть без Северного Кавказа), Северного (вдоль арктического побережья страны), Кавказского, Центральноазиатского и Дальневосточного. Первые два должны специализироваться на прикрытии территории страны с моря и воздуха и тыловом обеспечении трех остальных, которых необходимо готовить к наземной войне (причем на Кавказе будет одна война, а на Дальнем Востоке — другая, поэтому и типы частей и соединений для каждого командования должны быть разными). Военных округов при этом может быть хоть 20. Однако для того, чтобы создавать эти командования, надо, во-первых, определиться наконец с военной доктриной, во-вторых, что гораздо важнее, провести коренные внутренние изменения в Вооруженных силах.

Пока же все внутренние изменения сводятся к принимающей все более истеричный характер дискуссии о принципе комплектования ВС. Этот вопрос напрямую затрагивает интересы большинства населения страны, поэтому накал страстей усиливается. Либералы безапелляционно утверждают, что панацеей от всех армейских проблем является переход на наемный принцип комплектования. Какие проблемы это решит и каким образом, они даже не пытаются объяснять. Впрочем, у их оппонентов аргументы исключительно из арсенала советского агитпропа: «армия — лучшая школа», «надо Родину любить» и т. п. На это следует заметить, что нынешняя армия никакой школой не является и может породить у военнослужащего чувства, очень далекие от патриотизма. Однако и либеральная тяга к наемной армии свидетельствует лишь о том, что ее апологеты имеют крайне слабое представление о сути проблемы.

На боевую подготовку сейчас выделяется чрезвычайно мало средств. Иметь полностью контрактную армию, которая не занимается боевой подготовкой, — это нечто, явно не имеющее аналогов в истории человечества. Когда к войне не готовится призывник, это бессмысленно, но по крайней мере дешево. Когда к ней не готовится контрактник — это бессмысленно, да еще и дорого. Таким образом, наемная армия требует увеличения расходов на нее в разы (а скорее — в десятки раз), причем немедленно.

Почему-то считается, что в наемной армии не будет дедовщины. Между тем известно, что очень значительную часть нынешних контрактников составляют лица с криминальными наклонностями. Для них дедовщина — естественный образ жизни. Кроме того, в армию при ее нынешней репутации готовы добровольно идти люди, у которых больше нет никаких способов заработать хоть сколько-нибудь ощутимые деньги. И ради этих денег они снесут любые издевательства (такое ведь происходит даже в гражданских структурах, включая весьма респектабельные, меняется лишь форма издевательств). Наиболее непокорные быстро уволятся, на их место придут новые безденежные. Дедовщина в такой армии будет, пожалуй, даже более жестокой, чем в нынешней.

Таким образом, если сделать армию полностью контрактной и брать в нее всех, кто захочет служить, мы немедленно получим абсолютно неуправляемое «законное бандформирование», которое будет представлять колоссальную опасность для самой России и ни малейшей опасности — для какого бы то ни было потенциального агрессора. Если ввести жесткий отбор по интеллектуальным, психологическим и физическим признакам, то людей не хватит даже на охрану складов с ядерными боеприпасами, не говоря уж ни о чем другом.

Самое поразительное, что проблема дедовщины решается весьма элементарно и довольно дешево. Единственная причина этого позорного явления — отсутствие в российской армии института младших командиров (сержантов и старшин). Наши Вооруженные силы — единственные в мире, где этого института нет (формально сержанты и старшины у нас есть, но система их подготовки такова, что они не имеют ни опыта, ни авторитета, позволяющего им руководить солдатами и матросами). Офицер должен иметь инструмент для поддержания порядка в подразделении, и таким инструментом могут быть только младшие командиры («миром правят сержанты», как говорят в ВС США). Дедовщина является уродливым заменителем института младших командиров.

Именно сержанты и старшины, составляющие примерно 20 процентов рядового состава, действительно должны быть контрактниками, причем отбирать их необходимо в соответствии с очень жесткими критериями профпригодности. И получать они должны не менее тех 400 долларов, которые сейчас имеет генерал армии. Что касается набора по контракту всего личного состава, то вопрос этот можно обсуждать только после (ни в коем случае не до!) нормализации внутренней ситуации в Вооруженных силах, и решение его будет зависеть от экономической ситуации в стране и от характера внешних угроз для нее.

Вопрос возрождения реального института младших командиров — ключевой вопрос военной реформы. Если он не будет решен, значит, никакой реформы нет. При этом, разумеется, остаются и другие вопросы.

Проблемы прохождения службы офицерами заслуживают отдельного разговора. Можно упомянуть лишь некоторые аспекты. Так, в выдвижении офицеров на новые должности и присвоении им новых званий определяющую роль должно играть мнение сослуживцев (офицеров, естественно). Это отнюдь не внесение в армию элемента анархии — офицеры ведь прекрасно понимают, под чьим руководством они готовы идти в бой, а под чьим — нет. Или другой момент. Любой гражданин России, прослуживший хотя бы какое-то время в Вооруженных силах, неоднократно мог наблюдать абсурдную картину, когда младший по званию отдает приказ старшему по званию (например, капитан — майору). Ситуация невозможная с точки зрения здравого смысла. Тем более, что если следовать Уставу, то капитан в данном случае должен спросить у майора разрешение отдать тому приказ. Аномальная и не имеющая аналогов в цивилизованном мире система, когда воинское звание может абсолютно не соответствовать должности военнослужащего, была введена в СССР при Сталине и благополучно дожила до наших дней. А ведь в России до 1917 года, так же как и до сего дня в большинстве развитых стран, существовала система временных воинских званий. В соответствии с этой системой даже лейтенант может быть назначен на должность, которая соответствует званию полковника. Он будет получать деньги за ту должность, которую он занимает, и за звание лейтенанта. При этом на плечах его будут погоны полковника. В этом случае подполковники не будут испытывать сильного душевного дискомфорта, отдавая рапорт лейтенанту.

Должна быть прекращена практика надевания погон, в том числе с очень большими звездами, на всех подряд. Изобретать новые приборы и технологии в военных НИИ должны не офицеры, а высококлассные ученые и инженеры, военным оркестром должен дирижировать не генерал, а профессиональный музыкант, военным журналом руководить не полковник, а профессиональный журналист. Кроме того, в стране не может быть 12 или 13 армий, их может быть максимум 3: собственно ВС, Внутренние войска, Пограничные войска. Больше— никаких ведомственных войск. Сергей Шойгу — великолепный профессионал и организатор в области ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, но он ни дня не служил в ВС, и присвоение ему звания генерала армии — оскорбление этой армии.

Наконец, нельзя обойти вниманием вопрос политической лояльности командного состава. Если в кабинете командира дивизии или командующего округом на стене висит портрет Ленина, то это является основанием для рассмотрения вопроса о возможности пребывания этого офицера в составе ВС. На стене такого кабинета может висеть только портрет действующего президента (обязательно) и какого-нибудь знаменитого русского полководца (по желанию хозяина кабинета). То же относится и к внутриармейской пропаганде. В нашей армейской печати по-прежнему описывается славная история Красной армии, громившей белогвардейцев и интервентов. Это равносильно тому, как если бы бригады и полки нынешнего бундесвера рассматривались в качестве наследников частей доблестного вермахта и даже войск СС. Армия должна быть встроена в политическую систему государства, не противостоять ей, а защищать ее и быть абсолютно лояльной к ней.

Еще надо определиться, какие все-таки войны предстоит вести России. Сейчас можно сказать, что существует вероятность войны, подобной Второй мировой, т. е. с длинными сплошными фронтами и массовыми армиями. Единственный потенциальный противник в подобной войне — Китай. С исламскими странами, блоками стран или транснациональными террористическими организациями возможна война, которую так любят американцы, — «воздушно-спецназовская». Соответственно, в сухопутных войсках должно быть два типа частей: тяжелые («под Китай») и легкие, мобильные («под исламистов»). Вероятность войны с США или, тем более, со всем НАТО крайне мала. Чтобы она стала совсем равной нулю, необходимо постоянное совершенствование стратегических сил (причем их количественный паритет с американскими совершенно не нужен, необходима лишь гарантия нанесения любому противнику неприемлемого ущерба), сил ПВО и, отчасти, ВМФ. Под новые войны должны быть написаны новые боевые уставы, организовано обучение личного состава, подогнана структура частей и соединений, проводиться военно-техническая политика, созданы упомянутые выше региональные командования.

При этом надо отдавать себе отчет в том, что одновременное проведение всех этих коренных преобразований во всех ВС невозможно (по соображениям финансового и организационного характера), а последовательное — бессмысленно. Допустим, будут внезапно изменены и принципиально «осовременены» боевые уставы. Что это даст, если нет средств на полноценную боевую подготовку и отсутствуют кадры, подготовленные в соответствии с новыми требованиями?  Допустим, в военных учебных заведениях поменяют программы — и их выпускники через 4–5 лет придут в ту же нищую армию со старым оружием и, самое главное, с командным составом, подготовленным по старым программам. Столь же бесполезно сгинет в нашей армии и новая техника, даже если начнет поступать туда, поскольку нет концепции ее боевого применения. В итоге вновь получится профанация или серия профанаций, а армия будет умирать. Впрочем, она обречена на смерть, поскольку погибло «ее» государство и никакие реформы ей не помогут.

Единственным выходом из этого положения является создание параллельной армии. Такие армии не раз создавались в мировой и отечественной истории (армия Петра I, армия Наполеона, Красная армия, войска СС, Корпус стражей исламской революции и т. д.). В эту армию, построенную по новым организационным и идеологическим принципам, с новыми уставами и внутренними взаимоотношениями, с новой техникой и принципами ее применения должен приходить новый рядовой, сержантский и офицерский состав, подготовленный по новым учебным программам и жестко отобранный в соответствии с заранее выработанными интеллектуальными, физическими, психологическими и идеологическими критериями. Как уже говорилось, сержант в этой армии должен получать 400–500 долларов, генерал, соответственно — 4–5 тысяч.

Какие из перечисленных направлений военной реформы
представляются Вам первоочередными?
(Ответы заявивших, что реформу нужно проводить сейчас.)

Опрос населения 12–17 февраля 2002 г. © Фонд «Общественное мнение», 2002 г.

Естественно, что в такой параллельной армии будет сначала всего несколько подразделений (1–2 бригады СВ, 1–2 полка ВВС и ПВО) и кораблей. Подчиняться она будет специально созданной структуре, «замкнутой» непосредственно на президента, но ни в коем случае не нынешнему министерству обороны (оно будет руководить старой, умирающей армией, его задача — спокойно и достойно ее похоронить). Над новой армией должен быть установлен жесткий гражданский контроль, аналогичный тому, что имеет место в западных странах. Постепенно, по мере накопления опыта, увеличения финансирования, воспитания новых кадров количество частей в новой армии будет увеличиваться и она вытеснит старую. Вот это и будет военной реформой.