Черты из жизни князя Кутузова-Смоленского

Черты сии избраны из описания последней Отечественной войны самовидца-наблюдателя, а потому ине заключают в себе полной биографии великого Полководца нашего. Сочинитель оных, известный литератор наш Александр Иванович Данилевский, флигель-адъютант Его Императорского Величества, принадлежит к числу тех немногих счастливцев, кои теорию и познания, приобретенные ими прилежным, систематическим учением, употребили на пользу отечества под личным руководством опытнейших вождей и наставников, каковы: Светлейший Князь Михаил Ларионович Кутузов-Смоленский, Князь Петр Михайлович Волконский, Граф Петр Петрович Коновицын, — и усовершенствовал свои познания в необыкновенных случаях ипроисшествиях, вкоих судьба предоставила ему участвовать, как например: кампании 12, 13, 14 и 15 годов, сопутствование Государю Императору на Конгрессы Венский иАхенский, в четырехкратное путешествие Его Величества по России и проч. Прибавлю еще, что г. Данилевский принадлежит к числу тех счастливцев, в трудах коих одно слово о лице или предмете пояснит, может быть, многие дипломатические диссертации и решит противоречия оважных случаях сей любопытной эпохиХIХстолетия.

Издатель

Кутузов получил из родительского дома, при отправлении своем на службу, несколько токмо серебряных рублевиков идостиг сам собою до управления обширными краями, допосольства при иностранных Державах, до троекратного предводительствования армиями, до власти почти диктаторской и до доверия решать участь Империи, когда соединенные силы Европы на нее находили. Чем средства его при вступлении на поприще чести были ограниченнее, тем примечательнее возвышение его. Он дошел до того, что сказал: «Немного недоставало, чтобы наш брат, псковский дворянин, не взял в плен Наполеона». А что значил Наполеон всвое время, то еще не могло изгладиться из нашей памяти.

Он родился в 1745 году и обучался в Инженерном Корпусе, где более прилежал к словесным наукам, нежели к военным; знал совершенно французский, польский и немецкий языки и любил словесность во всю жизнь. Он одарен был красноречием, сим качеством, почитавшимся древними первым достоинством государственного человека, икоторое в таком небрежении у новейших народов, кроме Англии, что при воспитании не обращают внимания на оное. Голос его был приятен, и он был столько убедителен в речах, что редкие выходили от него, не согласясь сегомнением и не будучи очарованы его приемами. Улыбка его и обращение являли человека любезного. Женщины, коих он до кончины своей был обожателем, слушали его судовольствием, потому что нельзя было отыскать приятнее его. Военные идипломаты всех держав обыкновенно терялись в его присутствии, ибо трудно человеку иметь столько, как он, обширнейших вовсем сведений. Беспрестанные походы, нахождение при Дворах и путешествия влюбопытнейшие государства познакомили его с примечательными людьми изаведениями, украсили счастливую память его и делали разговоры его сколько разнообразными, столько и полезными.

Он имел полные сведения как в теории, так и в практике каждого рода военной службы, ибо находился во всех из них. Быв инженерным, квартирмейстерским и артиллерийским офицером, образовал не бывавшие до того вРоссии легкую конницу и легкую пехоту. Брал крепости и предводительствовал армиям в счастливые и неудачные времена.

Он был недоверчив, потому что желал все видеть сам.

Во время приготовления к сражению казался заботливым. 26 августа, при Бородине, все войско еще покоилось и заря не занималася, а Кутузов один, почти безо всякой свиты, находился там, откуда можно было обозреть наше положение, насколько темнота позволяла.

В Бородинском сражении приближенные его несколько раз отводили лошадь его за повода, потому что он стоял под выстрелами неприятельских батарей, коих ядра его осыпали. Он сберегал запасные войска, сколько можно более, и говаривал: «Если в шесть часов времени резервы еще не вступили в дело, то хотя я тогда и не выиграю сражения, но, верно, не буду разбит».

Он не пренебрегал неприятеля, с которым имел дело, и не позволял, чтобы ругались над Наполеоном даже и тогда, когда сей посреди пламенной Москвы попирал ногами права народов.

Однажды, в сие время, приказал он мне написать известие из армии. Увлечен будучи по молодости лет горестным положением отечества и прелестными надеждами об освобождении его, употребил я некоторые смелые выражения против Наполеона, предсказывая его гибель в России. Когда читал я ему сию бумагу и дошел до этого места, то он, остановя меня, сказал с обыкновенным ему жаром: «Молодой человек! Кто тебе дал право издеваться над одним из величайших Генералов! Посмотри, как он ко мне относится», — и показал при сем письма, написанные к нему, велел переменить выражения мои.

Огонь Князя Михайла Ларионовича продолжался до старости. В молодых летах он был так горяч, что когда командовал полком и был недоволен учением, то, сойдя с лошади, бросался на землю.

Он угадывал человека с первого взгляда. Единогласно и всегда почитался одним из умнейших людей в Империи.

За столом бывал умерен и отменно весел. «Я не люблю, — говорил он, — чтобы моя главная квартира походила на монастырь: веселость солдата ручается за его храбрость».

Изложив таким образом свойства Фельдмаршала, должно присовокупить, что упреки, ему делаемые, состоят в том, что он не имел непоколебимой твердости характера, что ласкал временщиков и был обожателем прекрасного пола.

(«Отечественные записки». 1820. № 4. С. 119–127)