Барыш — не Париж, а районный малыш,

И он еще в детстве счастливом.

Лев Бурдин, ульяновский поэт

Пришел корреспондент с газеты, берет с меня

интервью.

Сотрудница администрации г. Барыш

в телефонном разговоре

Когда въезжаешь в Барыш, небольшой районный центр в трех часах езды от Ульяновска, создается впечатление, что здесь живут романтики и мечтатели. По крайней мере, хозяева продуктовых магазинов дают своим торговым точкам названия «Мечта», «Надежда», «Забава»... Крошечный, полтора на два метра, магазин одежды — «Хлопковый рай». Никак не меньше. Эти вывески с «мечтами» и «надеждами» похожи на заклинания: «Жить станет лучше, жить станет веселее». Сам же неказистый Барыш будто отрицает собственное «предприимчивое» имя. В райцентре с 20-тысячным населением нет даже кинотеатра. Сегодня Барыш словно распят между светлым прошлым (это был крупнейший в области центр текстильной промышленности, пришедшей в упадок в 90-х) и светлым будущим, которое пока существует только в головах городского руководства.

Страна узнала о Барыше из федеральных СМИ пять лет назад, когда более двухсот его жителей (все — бывшие работники суконной фабрики) отказались участвовать во всероссийской переписи населения. Из-за банкротства фабрики «Шерсть-сукно» около трех тысяч человек остались без работы, некоторые совсем немного не дотянули до пенсии. Предприятие задолжало уволенным работникам 6,5 млн рублей, но, несмотря на решение суда, люди так и не смогли получить заработанное. Судебные приставы оказались бессильны. Конкурсное управление свелось к разбазариванию активов фабрики. Например, бывшие руководители раскупили автомобильный парк по бросовым ценам — «КамАЗ» за 19 тысяч рублей, «девятку» за 5 тыс. «Если государство бросило нас на произвол судьбы, если мы ему не нужны, то зачем нас переписывать? — говорила тогда лидер инициативной группы Зоя Головина. — Мы все равно вымрем. А так мы можем хотя бы обратить внимание на нашу проблему».

Некогда процветающая суконная фабрика деградировала после приватизации в начале 90-х годов. С работниками расплачивались вениками, ведрами, мышеловками и галошами, которые предприятие получало по бартеру. Чтобы «обналичить» галоши, люди ездили в соседнюю Самарскую область, где был хоть какой-то спрос. Своих денег бывшие работники фабрики не получили и по сей день: половины людей, которых уволили, не расплатившись с ними (а таких из трех тысяч работников было около 200), уже нет в живых, оставшиеся обратились с иском в Европейский суд по правам человека в Страсбурге, дело ждет рассмотрения уже два года.

«Когда два года назад я баллотировался в мэры, в моей предвыборной программе было три пункта: газификация, ремонт дорог, прекращение отключения электроэнергии, — глава города, 42-летний крепыш Сергей Кочетков, говорит, словно докладывает о проделанной работе. — Свою программу я почти выполнил. В сентябре пускаем газ. Благодаря моим личных связям с энергетиками полтора года не было перебоев с электричеством. Впервые за тридцать лет чиним дороги — выбили в области 20 млн рублей и 4 млн добавили из местного бюджета».

Транзитная трасса областного значения, проходящая через Барыш, чернеет свежеуложенным асфальтом. Но свернуть с нее — значит сильно рисковать транспортным средством, с тем же комфортом можно ездить по стиральной доске. Одна из таких дорог связывает центр города с микрорайоном Гурьевка: трасса в таком состоянии, что по ней даже перестал ходить автобус третьего городского маршрута. И именно это бездорожье ведет к Свято-Троицкому храму. Настоятель церкви, 47-летний отец Игорь, в миру Игорь Эдуардович Ваховский, везет меня по этой условной дороге на своей изрядно подержанной «девятке». «Я тут как-то говорю губернатору: за время вашего правления вторую машину доламываю на этом месте», — шутит батюшка. Он взялся отремонтировать 2,5 км разбитой муниципальной дороги за счет прихода, потому что большая часть верующих сосредоточена как раз в отрезанном районе. «Там живет полгорода, а дорогу никто не делает, — отец Игорь говорит по мобильному телефону с неким Мишей, потенциальным спонсором. — Вот смотри: у меня есть 30 тонн щебня, 90 тонн граф-массы, мне надо 10 тонн битума, но я шокирован ценой. Давай вскладчину? Выручай! Ну, спаси тебя Господи, Миша, золото мое. С Богом».

Православный священник ремонтирует городские дороги? Что за странное послушание. Казалось бы, священник должен души спасать, а не битум со щебенкой добывать. Впрочем, журналисты уже окрестили барышского батюшку «градообразующим».

На дороге трое пацанов посреди августовской жары метлами очищают выбоины от пыли и камней — необходимый технологический этап перед засыпкой и заливкой дорожных изъянов. Батюшка выходит из машины и самолично показывает, как надо чистить ямы. Пацаны смиренно внимают. Когда работа будет закончена, отец Игорь им заплатит. «Пусть дети работают, — говорит он. — Ребят обездолили, а потом им же говорят, что они сволочи и отморозки. Они же ничего не имеют, кроме поношения». По рассказам, отец Игорь регулярно раздает детям мелкие суммы на карманные расходы. Батюшка информацию подтверждает: «Это борьба с комплексом неполноценности. Дети из бедных семей завидуют имущим, а зависть разрушает, делает из людей потенциальных воров. Поэтому лучше давать карманные деньги».

Прорабские полномочия отца Игоря плавно сменяются прямыми служебными обязанностями. Вернувшись на основное рабочее место, он облачается в рясу и окропляет новенький автомобиль («Освящается колесница сия...»), по ходу дела наставляя свежеиспеченного владельца «колесницы»: «Залог безопасности — отказ от высокомерия. Господь воздаст за скромность». Другими словами, не лихачь, парень, и соблюдай ПДД.

Своим храмом в Барыше отец Игорь гордится. В полуразрушенной церкви когда-то были магазин хозтоваров, продмаг и винный склад. Теперь — афонские иконы, резьба по дереву, новый придел для венчания и крещения. Вот только купола временные. Нашелся было предприниматель, согласившийся оплатить настоящие, золоченые, и проект был готов, да бизнес его расстроился.

Храм Святой Троицы в Барыше — лишь один из восстановленных за годы служения Игоря Ваховского. В 1989 году, после окончания Санкт-Петербургской семинарии, он приехал в район «по распределению» настоятелем храма в селе Хомутерь, а через два года стал благочинным[1]. В год его приезда в благочинии действовал один храм. В течение следующих 12 лет открылись еще восемь церквей и один монастырь. «Недавно обнаружил два редчайших храма — в Старой Измайловке и в Смольково, — отец Игорь не скрывает восторга. — Вокруг охи-ахи, в управлении культуры потирают руки, такая редкость нашлась! Оба здания в плохом состоянии: чихни — упадут. Нужно много труда на восстановление, но мы защитили проект реставрации на уровне Федерации, деньги на сметную документацию уже пришли».

Игорь Ваховский увлекся реставрацией церквей в 14 лет: на каникулах ездил по монастырям Северо-Запада России, занимался, по его словам, всем — «от завитушек до золочения». После армии вернулся к реставрации, за преданность разрушенным храмам подвергался гонениям: «Брат еле успел выхватить из психушки». По словам отца Игоря, именно завораживающее устройство храмов, красота славянского языка, церковное пение и привели его в семинарию. Кстати, вскоре после армии, где он служил командиром стартового отделения ракеты с ядерным зарядом. В их роду, по его словам, «все были вояки», вплоть до генералов и адмиралов, а вот они с братом избрали другое служение (родной брат Ваховского — тихвинский священник отец Александр).

Подходит время обеда, и меня ведут в благотворительную столовую при храме. Еда простая, но вкусная: овощной суп, рагу, кольца жареных кабачков, рыба, свежие огурцы и помидоры. В самые трудные годы, когда барышские предприятия остались без заказов, а тысячи людей без работы и зарплаты, эта столовая кормила несколько сот человек в день, до тех пор пока не наладилась система соцобеспечения и трудоустройства. Да и сейчас сюда приходят подкормиться 15—20 человек в день: матери-одиночки, бедные старики, трудные подростки. Но в основном столовая обслуживает «дом милосердия» — так здесь называют дом престарелых, который содержится на средства прихода (есть еще один — в Новой Ханинеевке, в нескольких километрах от Барыша). В этих двух домах сегодня живут 19 человек, в основном древние старухи. «Слабых бабушек присылают, — сетует отец Игорь. — Могли бы и пораньше их к нам, потому что на хорошем питании мы и оздоровить можем».

Кто присылает стариков? Родственники, совсем одиноких не так много. Отец Игорь берет всех, за исключением психически больных. Некоторые сами предпочитают пойти к нему в богадельню, даже при живой родне. Например, 77-летняя Тамара Ванёкова попросилась сюда, чтобы не оставаться в семье сына-алкоголика. «А здесь нас кормят четыре раза в день, в баню водят, мы ничего не делаем, все принесут, таблеток дадут, давление померят, обувка, халаты, рубашки — все дают».

82-летняя Мария Строева, по ее словам, в своей жизни «страданула»: потеряла мужа и двоих детей, ослепла, пришла к отцу Игорю, он говорит, не плачь, я тебя не брошу. Оплатил ей операцию на один глаз, второй глаз женщина вылечила, продав деревенский дом. Есть внук, который зовет Марию Анисимовну к себе, но она отказывается: «Мне здесь нравится, никто не обижает, никуда не поеду, здесь умру». Стоит ли говорить, что все бабушки наперебой поют отцу Игорю осанну: «Жальливый он. Второй отец. Проверяет нас каждый божий день. Рыбы наловит, и то нам несет».

На каждого пациента домов милосердия фактически приходится по одному человеку из обслуживающего персонала, причем лишь два социальных работника в каждой из двух богаделен — на бюджетной ставке. Для остальных работодателем является отец Игорь. Зарплату от него работники получают очень скромную и, понятно, без социальных гарантий: формально они для государства — «неработающие», соответственно, стаж не идет, отчисления в Пенсионный фонд не производятся. «Ходил к Зотову[2], просил: дайте хотя бы 50 тысяч в месяц на зарплату, я бы этих денег и не коснулся, — говорит батюшка. — Люди работают без будущего, пенсию теряют». Медсестра Татьяна работает в доме милосердия при Свято-Троицком храме сутки через двое: «Мне отец Игорь платит 1 000 рублей в месяц, разве это справедливо?» Спрашиваю: «Если не устраивает зарплата, почему не ищете другое место?» — «Да привыкли уже». В дальнейшей беседе Татьяна признает, что в Барыше другой работы для нее сейчас нет. Получается, что отец Игорь хоть и платит крохи, но для двух-трех десятков людей, которые вращаются в сфере приходской экономики, даже такая работа — спасение.

27-летний Дмитрий Сергеев называет себя прорабом. По сути, он правая рука отца Игоря (за глаза Дима называет священника «батькой», и в этом, кстати, что-то есть: коренастый, рыжеволосый, с растрепанными вихрами и сломанной переносицей — мастер спорта по боксу, — без рясы отец Игорь и впрямь напоминает предводителя вольницы). Сергеев ведает административно-хозяйственной частью прихода, контролирует строительные работы, крутит баранку «уазика», в общем, делает все, что потребуется. Получает 500 рублей в неделю и бесплатное питание. У него жена и двое детей. С отцом Игорем уже восемь лет и другого места не ищет. Когда-то работал на консервном заводе — завод развалился. Учиться? В Барыше — разве что на юриста и бухгалтера, но их в городе и так пруд пруди. «Уезжать? А куда? Здесь у нас дом, недавно все обустроили. Родители помогают, тесть в Москве работает».

Молоденький рабочий Миша тоже обслуживает приход, за такое же скромное вознаграждение, потому что и ему некуда податься. Закончил местное ПТУ, где его выучили на лесника. Но работы по специальности нет (ПТУ за два года выпустило 60 лесников, интересно, куда столько?).

«Официально в Барыше зарегистрировано 350 безработных, в этом списке много инвалидов, — комментирует ситуацию мэр Кочетков. — Но появляются и паразиты, которые не хотят работать. Мы как-то на швейной фабрике провели хронометраж, оказалось, каждые 30 минут работник выкуривает по сигарете. Все хотят получать зарплату, а не зарабатывать. У приезжих из СНГ и то больше заинтересованности в работе. Швейная фабрика разморожена, редукторный завод работает. Удивительно, люди стоят на бирже труда, а в городе — дефицит кадров. Почему? Потому что родители хотят видеть своих детей не квалифицированными рабочими, а юристами и экономистами, под их давлением дети поступают на эти специальности. И что? В Барыше уже тридцать лет учат бухгалтеров и юристов, и — нет хороших бухгалтеров, нет хороших юристов».

Чтобы попытаться измерить социальное самочувствие молодежи, ближе к ночи собираюсь в центр города в надежде набрести на какой-нибудь очаг досуга. Опасаясь за мою безопасность, батюшка предупреждает: «Если что, кричи, что ты брат отца Игоря». Кричать не пришлось, но в то, что «брата отца Игоря» в Барыше не тронут, верю. Свидетельствую: он даже «девятку» свою, когда заходит в магазин, не закрывает — не боится, что угонят.

Центром досуга оказался неосвещенный сквер. Из небольшого летнего кафе раздавалась громкая музыка. Досуг заключался в том, что молодые люди группами сидели на скамейках и слушали эту музыку. Говорили, где-то по вечерам проходят дискотеки, но сейчас, в конце августа, Центр культуры неподалеку пустовал: дежурная сказала, что для молодежи здесь пока ничего нет, но с началом учебного года начнут работать кружки — танцевальный, вокальный, театральный, русских народных инструментов.

На одной из скамеек — семья с ребенком. Глава семьи, 28-летний Дима, последние восемь лет работает в Ханты-Мансийском округе, в компании «ТНК»: месяц там, 20 дней дома, неделя на дорогу туда-обратно. После армии вернулся в город, понял, что делать ему здесь нечего, сосед помог устроиться на скважину. Жене Наташе повезло, она работает экономистом. Как долго будут жить «вахтовым методом», неизвестно. От Барыша ничего не ждут: «Здесь только доживать пенсионерам». На Север перебираться тоже не рискуют: «В Нижневартовске, в Ханты-Мансийске жилье по московским ценам».

На соседней скамейке — Лена и Владимир. Она перешла на третий курс Барышского филиала Ульяновского техникума экономики и права, учится на юриста. Куда поедет после учебы, еще не знает, но говорит, что в Барыше не останется. Ее спутник — специалист по автотранспорту (экспертиза, страхование, техосмотр), говорит, что в Барыше проживет еще от силы год: «Нет производства, нет зарплаты. Зато цены выше, чем в больших городах, так как все везут оттуда. Чем раньше уеду, тем быстрее начну новую жизнь. Скорее всего, подамся в Питер». Впрочем, замечает Владимир, в городе за последние два года произошли перемены к лучшему — убирают мусор, покрасили заборы, проводят праздники для горожан.

Вот стайка из пяти молодых людей лет по двадцать. Говорят о жизненных планах, своих и друзей. Выясняется: и эти настроены на отъезд — в Москву, Самару, Тольятти, в крайнем случае, в Ульяновск. Спрашиваю: а есть в городе такая молодежь, которая не хочет никуда ехать? Есть, отвечают, например, те, кто работает в сети продовольственных супермаркетов «Магнит» — продавцом-консультантом, кассиром, грузчиком. Там платят шесть-семь тысяч рублей, для Барыша хватает.

«Это не только проблема Барыша. Это всей области навесили ярлык неперспективной, — ведет заочный спор с «непатриотами» мэр Кочетков. — За два года трудно сломать мышление. Средняя зарплата в Барыше — шесть тысяч рублей. У населения деньги есть. Зайдите на рынок: мясо по 180 рублей килограмм, и народ покупает, рынок растет, едут торговцы из Пензы, Кузнецка. Я уверен, все, кто хочет заработать, находят здесь свое место. Даже у нас в администрации кадровый голод. Так что если разгильдяй себя не нашел здесь, то и нигде не найдет».

В официальную статистику верится с трудом. На швейной фабрике платят 3 000 рублей, причем приходится нанимать мигрантов из Средней Азии (свои на такие деньги идут неохотно). Воспитатель в детском саду получает 2 600 рублей «чистыми», а нянечка — 1 300 рублей, причем в детсаду «Теремок» свободны 2,5 ставки, потому что некому работать за такую зарплату. Спрашивается, чьи же доходы дают такое «среднее арифметическое»? Неужели бывших руководителей разграбленной суконной фабрики, которые стали бизнесменами?

Сергей Кочетков говорит, что жить в Барыше стало интереснее, что у него в мэрии один из лучших комитетов по делам молодежи, что в городе здорово прошли рок-фестиваль и байк-шоу. «Комитетом» оказалась Галина Вершилкина. Она гордится перспективной (до 2010 года) программой «Молодежь», преисполненной высоких целей («гражданское становление», «духовное и патриотическое воспитание», «развитие творческого потенциала» и так далее), рассказывает о проделанной работе: фестиваль хип-хопа, День призывника, День молодежи, клуб для инвалидов (молодых и не только), оздоровительные смены для детей, походы с трудными подростками в Жадовский монастырь, комиссия по противодействию наркомании, молодежный актив... Когда речь заходит о проблеме занятости и смехотворных зарплатах, в речи завсектором звучат «кочетковские» мотивы: «Биржа работает, рабочие места есть, но люди избаловались, хотят шикарно жить. При желании можно заработать и в Барыше». Впрочем, муж Галины Вершилкиной, очевидно, тоже захотел «шикарной» жизни для их двоих детей и подался в Москву, где трудится водителем маршрутного такси.

Мышление в категориях «мероприятий» типично для муниципальных и областных управленцев. Да и, казалось бы, как можно по-другому работать, если молодежью в мэрии занимается один человек, а учащейся молодежи — три тысячи? У отца Игоря своя молодежная программа: «Я объезжаю каждый вечер Барыш, останавливаюсь, беседую с полупьяными подростками. Они меня знают, уважают, руку целуют. Хоть какие-то признаки авторитета».

Летом, в июле, при Свято-Троицком храме работает православная школа. Игорь Ваховский считает, что в каникулы дети не должны просиживать у «видика», раз есть возможность не только отдохнуть, но и набраться знаний. В классе два ряда парт, мальчики и девочки сидят раздельно. В школу силком не загоняют, но ее посещают около 40 детей. Дисциплины гуманитарно-богословские: история церкви и культуры, иконопись, философия, стилистика, гомилетика, лингвистика. Их отец Игорь преподает сам, а приглашенная учительница рассказывает про Ветхий и Новый завет. Возраст учеников — от пяти до четырнадцати лет. Разброс большой, соглашается батюшка, но подход индивидуальный. Пока он читает что-то для старших, младшие рисуют или гоняют в футбол. В конце месяца — экзамены и подарки лучшим.

А еще Ваховский затеял в Новой Ханинеевке туристический комплекс на 60—70 человек: уже есть четыре деревянных дома, почти достроенный двухэтажный коттедж, в проекте баня с сауной. Цель проекта — образовательно-развлекательная. В этой местности на компактной территории сосредоточены разнообразные ландшафты — поля, леса, горы, болота, реки. Интересная флора и фауна. Есть еще одна достопримечательность деревни — храм Святого Николая, восстановленный стараниями батюшки. В храме отличная акустика, и в конце сентября здесь состоялся всероссийский вокально-хоровой фестиваль «Осенний звездопад».

Связь между светским и церковным служением отца Игоря, вероятно, существует, но ниточка эта, по его словам, чрезвычайно тонкая. Ни намека на прозелитизм: за два дня моего общения с ним в Барыше Ваховский ни разу не спросил о моем отношении к вере, зато устроил на ночлег и все беспокоился, покормили меня или нет. Сам он, по его признанию, терпеть не может религиозных фанатиков: «Ни платье на бретельках, ни брюки на женщине не являются препятствием для входа в храм». Батюшка настолько толерантен, что позволяет армянской общине проводить службы в своем храме, хотя армяне — не православные, а моно-физиты. Но у Ваховского взгляды такие: «Крестится, значит, наш». Подумав, добавляет: «Вообще, все — наши».

В Симбирской епархии отец Игорь из-за его взглядов и дел — вроде диссидента. На собрания епархии не ездит уже четыре года. Ваховский упрекает некоторых своих коллег в отсутствии «дерзновения». Дерзновение, в его понимании, — это когда священник не только кадит, но имеет и сострадание к людям, защищает слабых, двигается навстречу обществу: «Вера без деяния мертва есть. Богом нам вменяется движение, развитие».

Не секрет, что для многих священников ряса — то же, что палочка для гаишника. Облачился в форму — и будешь сыт. А Ваховский на деньги прихода строит игровые площадки в детских садах Барыша. Может быть, эти простенькие, ярко раскрашенные песочницы, кораблики из бревен и избушки на курьих ножках — не шедевр архитектуры, но явно лучше, чем ничего. В городском бюджете на такие вещи денег не хватает. По рассказам воспитателей, мэрия хотела было распределить шефство над детсадами между предприятиями — не получилось, а отец Игорь пришел, предложил свои услуги, сам спроектировал площадки, нашел материал, прислал рабочих, а еще подарил детсадам мягкие игрушки, сладости и канцтовары.

Отец Игорь дерзает там, где муниципальные и государственные чиновники либо не справляются со своими обязанностями, либо пренебрегают ими. Пример: сгорел дом, семья погорельцев Грибовых идет в администрацию — помогите! Им объясняют: закон не позволяет, бюджетные расходы планируются заранее, да и суммы такой нет. На восстановление жилья соглашались дать всего 5 000 рублей. В итоге Жанна Грибова с сестрой и двумя детьми целый год провела в приюте у отца Игоря, который, в конце концов, благодаря своим связям устроил семью на жительство в Тольятти. Другой пример. Сгнил мост через ручей, отделяющий несколько улиц Барыша от основной части города. Люди ходили-ходили в администрацию и отступились. Пошли к батюшке. Тот сработал, как МЧС, переправу быстро навели.

«Всего не успеваем, — комментирует случай с мостом мэр Барыша. — А жители, похоже, ищут у власти одни изъяны. Я ведь за кресло не держусь. Вы знаете, в каком состоянии я город принял? Все же было разворовано. Я вот счастлив, что мы наконец-то приобрели экскаватор. А отец Игорь — он нам в помощь, а не в укор. Мы за сотрудничество. Сферы влияния у нас с ним разные, а задачи одни: чтобы город стал любимым для жителей, в том числе для прихожан».

Сегодня у Барыша есть еще одна очень серьезная социальная проблема: город семь лет живет без очистных сооружений. Ежесуточно от 3 500 до 11 000 кубометров аварийных стоков стекают в реки Барыш и Сыр-Барыш. В итоге нечистоты попадают в Волгу. Раньше очистные сооружения принадлежали фабрике «Шерсть-сукно», но в 2000 году фабрика-банкрот объект обесточила, канализационно-насосные станции затопило, оборудование разворовали. По словам мэра Кочеткова, он уже два года ходит по инстанциям и добился того, что сооружения переданы на баланс муниципалитета, подготовлен проект реконструкции. Весь проект обойдется в 300 млн рублей, но первый этап, способный вывести стоки хотя бы за пределы города, будет стоить 25 млн. Теперь в мэрии готовят документы и ждут денег. Тем временем отец Игорь дозвонился до главы Роспотребнадзора Геннадия Онищенко, рассказал ему об экологическом бедствии, тот выслушал, обещал разобраться. Писал Ваховский и в администрацию президента, но там прочитали «вопль о погибающем городе» и переслали его в администрацию города.

Личный авторитет отца Игоря в Барыше высок. Настолько, что возникает соблазн сравнить влияние мэра Кочеткова, формального городского лидера, и отца Игоря, лидера неформального, причем не только церковного, но и светского, раз уж люди именно к нему идут со всякой бедой, даже когда прямая дорога им — в администрацию. От соблазна удерживают лестные характеристики, данные священнику мэром: «душа города», «социально инициативный», «был островком добра в тяжелые годы». Да и сам отец Игорь говорит о своей социальной функции как о необходимой, но не вполне естественной: «Я священник, а не вышибала спонсорских пожертвований. Да, мы ведем контрнаступление на убогость. Мы — социальный приход. Но наша активность вынужденная. Не знаю, кто более сумасшедший — священник, который чинит дорогу, или общество, которое этого не делает. Как только общество встанет на ноги, перестанем заниматься дорогами».

И все же сравнение напрашивается. Авторитет священника таков, что он косвенно способствовал победе Кочеткова на муниципальных выборах. Тогда к власти в Барыше рвался чиновник из Ульяновска, представитель бывшего губернатора области Владимира Шаманова. Ваховскому не понравилось, что кандидат любит стравливать между собой людей. Тогда батюшка выступил на местном телеканале и рассказал, каким, по его мнению, должен быть глава города. В частности, хорошо бы, если бы он был свой, барышский. Так мэром стал директор Барышской швейной фабрики Сергей Кочетков. Чиновник потом пытался привлечь батюшку к суду за незаконную агитацию, но не вышло, никаких имен отец Игорь в эфире не называл.

Сегодня мэр Кочетков устремлен мыслями в будущее. Обещает, что до конца срока запустит в Барыше индивидуальное жилищное строительство по технологии, которую подсмотрел в Белгородской области: двухэтажный дом площадью 100 кв. метров собирается за три месяца и обходится всего в 1,8 млн рублей. Обещает договориться с московскими бизнесменами о современном кинотеатре. Уверяет, что готов снять все административные барьеры на пути предпринимательства.

Отец Игорь, несмотря на оптимизм, говорит, что устал бороться с непониманием, что Барыш — город тяжелый: «У меня давно, кроме усталости, ничего нет. Но делаю то, что надо, потому что — надо». Поэтому смотрит, скорее, не в будущее, а в день сегодняшний.

Каждое утро начинается с домашнего послушания: в подсобном хозяйстве — сорок кроликов и кур, а также два кота, собака, полевая мышь, две морские свинки, болотная черепаха. Всю эту живность надо кормить, что требует дисциплины. Нуждаются во внимании двое сыновей и матушка Светлана. Разумеется, есть чисто церковные обязанности. Например, накопились долги по освящениям, жалуется отец Игорь (мне сначала послышалось — «долги по освещению»). Одно из самых тяжелых послушаний — ходить к больным: «Люди мечутся по жизни, от них остаются суррогаты людей, потом болезнь их укладывает, наступает тяжелая подавленность. А все потому, что мы народ с потерянной культурой ухода за душой: утеряны способы духовной подпитки, восстановления».

На какие деньги отец Игорь осуществляет свои социальные проекты? Какова, так сказать, финансовая основа его дерзновения?

«Мы отказались от выпрашивания, от замаскированного вымогательства у прихожан, всё — пожертвования, — поясняет он. — Мы хорошо относимся к прихожанам, трогательно совершаем обряды и таинства. Люди испытывают благодарность, среди них есть те, кто при деньгах. Если человек с деньгами, ему не жалко подарить три-четыре мешка муки, наоборот, он доволен. Крестьяне каждую осень отдают приходу 15—20 тонн овощей, нам остается только послать машину и забрать их».

Очевидно, играет свою роль открытость батюшки для прессы. «Мы не гоняемся за журналистами, но даем информации больше, чем Троице-Сергиевская лавра», — говорит Ваховский. Информация о том, что в Барыше — социальный приход, что тамошний батюшка строит мосты и дороги, содержит одиноких старух, кормит и трудоустраивает бывших офицеров Советской армии, выведенных из стран СНГ (был такой факт), создает ему «позитивный имидж». Есть, как я понял, у отца Игоря и узкий круг состоятельных знакомых, к которым он может обратиться за помощью. Но они — люди щепетильные, говорит Ваховский, потому что раньше нарывались на стяжателей в рясах, и не хотят «нецелевых трат». Чтобы убедить потенциальных спонсоров, что в барышском приходе не крадут, батюшка позволяет, по его выражению, «заглядывать во все кладовки». Церковный фандрайзинг требует дипломатии. Я видел, как рабочие отца Игоря строили детскую площадку во дворе одного из жилых домов. «Чтобы депутату было чем отчитаться перед избирателями», — пояснил Ваховский, и я понял, что этот депутат, скорее всего, настоящий или будущий жертвователь.

Но денег все равно не хватает, уж слишком масштабные у отца Игоря проекты. Из-за этого несколько напряглись отношения с властью, и местной, и областной. Сам батюшка говорит об этом крайне неохотно, но, по информации из разных источников, произошло приблизительно следующее. Раз уж проекты социальные, т. е. для всех, а не только для верующих, отец Игорь попросил финансовой помощи у губернатора Сергея Морозова. Тот согласился, сказал: строй, что задумал, поможем. Поверив, батюшка вложил в ремонт дороги, туристический центр и игровые площадки для детей деньги, на которые приход должен был бы жить предстоящей зимой (дар друга — питерского банкира). Но помощь по какой-то причине зависла, мэр якобы не выполнил посреднической миссии, и приход оказался на грани разорения.

Как сообщает газета «Барышские вести» в статье «Лицом к человеку»[3], комиссия мэрии все-таки разрешила пустить городской автобус маршрута № 3 по той самой дороге к Свято-Троицкому храму, которую ремонтировал батюшка. В статье об этом сказано так: «Недавно трудами отца Игоря ямы засыпали щебнем. Понятно, однако, что это — мера временная. Нужна финансовая поддержка со стороны области, сказал мэр С. Кочетков... Губернатор назначил срок для завершения ремонта по третьему маршруту — до конца июня». Интересно, кто быстрее заасфальтирует дорогу — государство или отделенный от него по Конституции благочинный отец Игорь?



[1] «Благочинный» — в Русской православной церкви помощник епископа, надзирающий за духовенством и ведением церковного хозяйства в части епархии — благочинии, объединяющем группу приходов и церквей, находящихся в непосредственной территориальной близости.

[2] Председатель Законодательного собрания области.

[3] 21 сентября 2007 года.