Завещания: от экзотики к норме?

Данные опроса подтверждают: институт завещания, ранее знакомый нашим согражданам преимущественно по литературе и кинематографу, постепенно укореняется в России. Как видим, половина респондентов уверены, что завещания сейчас пишутся чаще, чем на исходе советских времен.

Эта тенденция воспринимается главным образом позитивно: среди полагающих, что завещания пишутся теперь чаще, 81 % считает, что это хорошо, и только 5 % — что плохо (прочие с оценкой затрудняются). Да и среди тех немногих, кому кажется, что завещания сейчас пишутся реже, чем 30 лет назад, у этой практики несколько больше сторонников, чем противников: 23 % из них говорят о сокращении числа пишущих завещания с удовлетворением, 36 % — с недовольством (и 42 % судить не берутся).

Представления о том, что составлять завещания сегодня — широко распространенная практика, способствуют формированию соответствующей установки. Среди считающих, что завещания пишут многие, 56 % планируют поступить так же либо уже составили завещания. А среди тех, кто полагает, что так поступают немногие, сами все же склоняются к такому решению или уже приняли его 34 %.

В целом, согласно данным опроса, завещания есть у 8 % наших сограждан; остальные вдвое чаще высказывают намерение когда-нибудь сделать это, чем занимают противоположную позицию.

Большая часть молодежи пока не задумывается о составлении завещания — что неудивительно. Но молодые люди, имеющие определенную позицию, впятеро чаще выражают намерение когда-нибудь написать завещание, чем говорят, что не сделают этого. Перевес — гораздо внушительнее, чем в прочих возрастных когортах. И это значит, что в картине мира постсоветского поколения данная практика обретает статус если не общепринятой нормы (в этом случае большинство молодежи не затруднялось бы с ответом на вопрос), то во всяком случае поведения вполне естественного и скорее одобряемого.

Участников опроса спросили, какие люди, по их мнению, чаще пишут завещания. Отчетливее всего в ответах на этот открытый вопрос звучали две темы: возраста и дохода. 28 % опрошенных говорили о старости («кто постарше»; «старенькие, пенсионеры»), 26 % — о достатке («богатые», «обеспеченные», «состоятельные», «средний класс»). По сути, вторая тема представлена в ответах даже шире: еще 15 % респондентов отмечали, что завещания пишут те, «у кого есть что завещать» («кому есть что оставить»; «у кого есть имущество»; «все, кто что-то имеет, даже сарайчик на даче»).

Однако тут обнаруживается любопытный парадокс: хотя намерение писать завещание действительно чаще склонны выражать люди относительно обеспеченные, на практике их пока чаще пишут бедные.

Впрочем, удивляться тут особенно не приходится. Мы видели, что завещания пишут в основном люди пожилые. 24 % из опрошенных старше 60 лет уже написали завещание; в том числе среди неработающих пенсионеров таких 20 %. А старость и обеспеченность в России пока сочетаются не так уж часто. Мысль о неизбежности скорого ухода подталкивает к составлению завещания, к «наведению порядка» в делах гораздо более властно, чем забота о судьбе накопленного имущества.

Наверное, со временем положение вещей изменится. Нынешняя ситуация, когда люди, которым не хватает денег на еду, пишут завещания в 7 раз чаще тех, кому по карману автомобиль, все же довольно ярко характеризует как специфику бытования института завещания в российском обществе, так и само наше общество — буржуазное на свой особый лад.

Российские граждане чаще склонны считать, что завещание предотвращает конфликты между потенциальными наследниками, чем провоцирует их. Но до единства мнений тут, как видим, далеко. Естественно, те, кто собирается писать завещание (а таковых — 34 %) особенно твердо уверены в его умиротворяющей роли: среди них только 19 % полагают, что конфликты чаще возникают при наличии завещаний, и 61 % — что в ситуации, когда раздел наследства происходит в отсутствие выраженной воли усопшего.

Собственно, стремление предотвратить раздор между наследниками является одним из основных стимулов к написанию завещаний: об этом говорит 21 % респондентов, намеренных официально оформить свою последнюю волю («чтобы потом не было распрей между детьми»; «чтобы не было ругани после того, как меня не станет»; «чтоб обид не было»). Однако даже те, кто завещание писать решительно не намерен (таковых — 17 %), несколько чаще выражают согласие с тезисом о благотворном влиянии этого документа: 37 % из них считают, что конфликты вероятнее в отсутствие завещания, 30 % — при его наличии.

Еще дальше от единства мнений россияне в вопросе о том, допустимо ли лишать наследства ближайших родственников. Между крайними позициями здесь, вообще-то, зияет мировоззренческая пропасть.

Считать лишение наследства ненормальным и неприемлемым «при любых обстоятельствах» — значит исходить из безоговорочного приоритета семейно-родственных связей и обязательств над правами индивида, личности, а также, строго говоря, отрицать институт частной собственности. Считать практику передачи наследства вовне семьи «вполне нормальной и приемлемой» — значит, наоборот, полностью отрицать родственные обязательства и занимать крайне индивидуалистическую позицию. Задавая этот вопрос, мы полагали, что промежуточная точка зрения («это ненормально, но в некоторых случаях приемлемо») будет пользоваться большей популярностью, чем обе крайние вместе взятые: она не покушается на традиционную норму, предполагающую передачу наследства членам семьи, но вместе с тем позволяет каждому, при наличии на то веских оснований, отступить от нее — «наказать» недостойных родственников или, напротив, облагодетельствовать кого-то, не входящего в их круг.

Однако промежуточную точку зрения поддержала только треть опрошенных, тогда как «индивидуалистическую» — чуть меньше (30 %); немало сторонников и у «традиционалистской» позиции (21 %). Причем любопытно и не случайно, что если по стране в целом сторонники мнения, что лишать наследства ближайших родственников — «нормально и приемлемо», численно превосходят своих оппонентов примерно в полтора раза, то среди лиц с высшим образованием — вдвое (35 и 18 % соответственно), среди предпринимателей, руководителей предприятий и учреждений — тоже вдвое (40 и 20 %), а среди москвичей, жителей города, где многие социальные нормы и практики на общероссийском фоне предстают европеизированными, — впятеро: 47 и 9 %.

Опрос 10—11 августа 2013 г. 43 субъекта РФ, 100 населенных пунктов, 1500респондентов

© Фонд «Общественное мнение»