От редакции

Мы давно задумали этот номер — о разнообразии форм и механизмов выхода из авторитарно-тоталитарных режимов. Дали рабочее название: «Формула перехода». Долго обсуждали, какие нужны сюжеты, и искали авторов. Формула между тем решительно не складывалась. Более того, со временем возникли резонные сомнения: а есть ли универсальные закономерности, описывающие «переход»?Оптимисты-транзитологи, начинавшие свои штудии в 1990-х, в эйфорической обстановке крушения коммунизма в Восточной Европе, к концу века поумерили пыл, а еще через десять лет фактически признали необходимость существенного уточнения исходных концепций. Практика не подтвердила предположения, что переход от авторитаризма к консолидированной демократии — процесс детерминированный и линейный. Во многих странах (не исключая и нашего отечества), явно «застывших» посреди такого перехода, сложились «гибридные режимы», сочетающие видимость демократических процедур с авторитарными практиками управления. И, похоже, утвердились надолго, обнаружив недюжинные способности к социально-политической эквилибристике и адаптации.

В конце концов мы назвали номер иначе: «Смена режима». Такой заголовок уже подразумевает более сложный характер транзита, намекая, что больное общество вынуждено несколько раз переходить с «общего режима» на «палатный» и даже «строгий постельный» — и обратно. Иными словами, ни одна из теоретических моделей, находящихся ныне на вооружении социологов, не дает исчерпывающего ответа на ключевые вопросы: какие факторы приводят в действие «спусковой механизм» режимного слома; на каком этапе вектор движения меняет направление (и есть ли «точка невозврата»); каково влияние политических и неполитических, формальных и неформальных институтов на ход трансформации.

Практический же опыт, накопленный на сей счет в разных частях света, разнообразен и противоречив. Условно «образцовой моделью» последовательного разрыва с прошлым и значительного продвижения по пути демократического благоустройства по-прежнему служат преобразования, осуществленные в Германии. Но мало кому, даже европейским соседям немцев, удается приблизиться к этому образцу. Впрочем, есть мнение, согласно которому преодолеть мрачное прошлое Германия смогла лишь потому, что проиграла Вторую мировую войну и в сущности была принуждена к трансформации... Так или иначе, во многих странах после окончания гражданского конфликта или свержения диктатуры несправедливость, допущенная в прошлом, вообще не заглаживается или устраняется лишь отчасти. Действующие лица отказываются «сводить счеты», объявляют о желании начать новую жизнь с чистого листа. Но вот беда: в большинстве случаев результатом добровольной амнезии становится неэффективность институтов нового режима. В этих условиях понятно, почему уже с середины 1990-х предметом исследования историков и социологов становятся методы эффективного преодоления последствий диктатуры, и прежде всего — меры так называемого переходного правосудия.

Результаты работы ученых, обобщающих опыт перемен, кажутся нам безусловно полезными. Несмотря на отчетливое общественное недовольство положением дел в нашей стране, многие сограждане по понятным причинам еще больше опасаются реформ: страх «нестабильности» перевешивает желание менять хоть что-нибудь, даже если речь идет о самых необходимых и жизненно важных вещах. Может ли такое межеумочное состояние сохраняться долго и служить основанием для какой бы то ни было стабильности — открытый вопрос; члены редакции в этом отношении разделились на мрачных оптимистов и умеренно бодрых пессимистов.

Дефицит детальных политических проектов в подобных обстоятельствах легко объясним, какой лагерь ни возьми. Интегративную миссию для сторонников и противников перемен отлично исполняет «общий враг», любые же положительные программы немедленно разваливают единый фронт на множество отдельных колонн. Но есть и более сложная проблема. Смена режима, по всей видимости, — процесс, в котором не соблюдается свойственная «мирному времени» линейная зависимость между действием и результатом. При вхождении в такой процесс, похоже, важен не только выбор цели и неразрывно связанных с нею ориентиров (например: независимый суд, прозрачное налогообложение и т. п.), но и заведомое осознание вариативности движения, которое не подчиняется строгому, заранее заданному сценарию. «Дорожная карта», которая тут потребуется, должна представлять собой не тривиальный маршрутный лист с указанием «правильного» курса и контрольных точек, а скорее максимально широкий обзор проблемного поля, покрытого сложным переплетением путей, — с приложением инструментария, помогающего перемещаться в этом поле без тяжелых травм и потерь. Мы хотели бы считать этот номер нашего журнала подготовительными материалами к такой дорожной карте.