Британские моряки на русском севере в первую мировую войну

В Первую мировую морской путь в Петроград был сильно затруднен, поэтому особую роль стали играть пути снабжения России через порты Северного Ледовитого океана, и в первую очередь Архангельска. Главную роль в обеспечении охраны Северного морского пути играли британские моряки, которые оставили об этом свои воспоминания, что позволяет живо представить себе, как это было...

***

Поставки из Англии через Архангельск начались вскоре после того, как разразилась война. Сначала это был в основном уголь для Балтийского флота, затем пошло и оружие. В 1915 году поставки из Англии в Россию были относительно невелики. Англия еще жила почти мирной жизнью, и ее промышленность не успевала удовлетворять потребности даже собственной армии. Все изменилось в 1916 году, когда Ллойду Джорджу удалось перевести Англию на «военные рельсы». Теперь она могла поставлять средства ведения войны и своим союзникам. В целом за годы Первой мировой войны союзники поставили России почти столько же военной продукции, сколько ее произвела российская промышленность. Впрочем, и Россия в ответ поставляла союзникам этим же путем пшеницу, лен и пеньку.

Вот как известный оружейник В. Г. Федоров, отправившийся в составе российской делегации в Англию «за оружием», описывал в своей книге «В поисках оружия» Архангельск в начале октября 1915 года:

«Этот город на берегу одного из заливов Белого моря имел в то время очень большое значение для русской армии — был единственным пунктом (до проведения железной дороги на Мурманск), через который осуществлялось морское сообщение с Западной Европой. В Архангельский порт приходили из-за границы пароходы с предметами военного снаряжения. Трудно даже предположить, что бы делала Россия во время войны, не будь этого порта и железной дороги, ведущей к нему из центра страны.

(...) Когда мы приехали в Архангельск, расширение и оборудование гавани еще продолжалось. Помещений не хватало, весь город, особенно прибрежные улицы, был завален различными материалами и предметами военного снаряжения. Площадь около собора была забита громадными кругами колючей проволоки для заграждений. Нам говорили, будто этой проволоки заказано столько, что ею можно покрыть все расстояние от Земли до Луны. Здесь же высились ящики с боевыми припасами...

Большое впечатление производил сам порт — знаменитая Бакарица, лежавшая в нескольких километрах от Архангельска. На протяжении 5 километров вдоль берега уже успели срубить необъятное полотно бревенчатых пристаней для прибывающих пароходов. Обилие леса и его близость значительно облегчали и ускоряли эту гигантскую работу. Целая сеть железнодорожных линий и веток пролегала вдоль пристани. Здесь же располагались склады, сараи, амбары для хранения грузов. Вдоль пристани лежали целые горы каменного угля, в хаотическом беспорядке валялись громадные ящики с различными станками. Из Америки прибывали винтовки системы Винчестера, снаряды для полевой артиллерии. Шли громадные партии пороха и ручных гранат. Начали поступать свинец, медь, цинк, никель, олово, инструментальная и ленточная сталь для винтовочных обойм, а также ленточная латунь для гильз. Штабелями лежали ящики с разнообразными инструментами, главным образом английского изготовления».

***

Полковник Альфред Нокс (тот самый Нокс, чье имя вскоре часто будет встречаться рядом с именем адмирала Колчака), отплывавший в Англию на том же пароходе, что и Федоров, в своих мемуарах уточняет, что среди этого архангельского нагромождения пришедших грузов находилось не менее 700 автомобилей в деревянных контейнерах.

Одной из причин низкой пропускной способности Архангельского порта была узкоколейность железнодорожной линии Вологда — Архангельск. В 1916 году линию перевели на широкую колею, однако проблемы с транспортировкой это полностью не решило.

Британский морской агент при императорской ставке контр-адмирал Ричард Филлимор вспоминал о своей беседе с одним из английских коммерсантов. Тот был послан в Архангельск с целью выяснить ситуацию с задержкой доставки груза из Англии. Разыскав в хаосе свое имущество, он попытался отправить его по железной дороге, но получил ответ, что «нет вагонов». Однако вскоре коммерсант увидел своими глазами множество пустых вагонов. Ему было сказано, что «вагоны заболели». Начав кое о чем догадываться, коммерсант спросил, сколько будет стоить их «лечение». Была названа сумма в рублях, он заплатил и вернулся в Москву со своим грузом...

Немного забегая вперед, заметим, что дело с транспортировкой обстояло не лучшим образом не только в Архангельске, но и в Мурманске (в то время Романов-на-Мурмане). Когда в начале 1917 года в этом городе побывала проездом делегация союзников, направлявшаяся в Петроград на большую конференцию, посвященную помощи России, делегаты пришли в ужас: тысячи тонн вооружений, доставленные из Англии с большим трудом и риском, мокли под дождем и снегом, будучи сваленными в доках и на набережной...

Российское правительство вскоре после начала войны обратилось к английским властям с просьбой прислать суда для охраны морских перевозок, так как у России военного флота на севере практически не было. Для этого англичане прислали в 1915 году несколько военных судов под командованием будущего адмирала Томаса У. Кемпа.

Уже цитировавшийся оружейник Федоров писал об охране (по состоянию на октябрь 1915 года) морской акватории:

«Охрана всех северных водных пространств Российской империи лежала на одном устаревшем военном судне «Бакане». Кроме него для этой цели были предназначены две подводные лодки и английский легкий крейсер «Ифигения» с незначительным тоннажем и слабым вооружением».

Уточним, что «Бакан» был небольшим слабовооруженным посыльным судном и что к крейсеру с забавным для русского уха названием Iphigenia надо добавить его близнеца — крейсер Intrepid, охранявший северные границы России с февраля 1915 года. В Россию также был направлен отряд английских тральщиков, главной задачей которых было траление мин, периодически устанавливаемых в районе горловины Белого моря германским флотом. Тем не менее судно, на котором Федоров отплыл в Англию, — британский вспомогательный крейсер (фактически вооруженное торговое судно) Arlanza — подорвалось на немецкой мине и было отбуксировано британскими тральщиками и пароходом в бухту Святой Нос. После эрзац-ремонта оно смогло через какое-то время своим ходом добраться до Англии.

На окрестностях упомянутой бухты полвека спустя сконцентрируется внимание адмиралов НАТО, ибо в этих местах будет базироваться значительная часть советских атомных ракетных подводных лодок, любая из которых одним залпом могла стереть с лица Земли половину Англии...

Но в Первую мировую в бухте были совсем другие корабли. В ней прятались от непогоды торговые суда и базировались вышеупомянутые британские корабли охраны, которые получили название Британской арктической эскадры (она же Беломорская эскадра). К середине 1916 года в ее состав входили не только военные суда, но и вооруженные траулеры, угольщики и даже яхты, а в Мурманске с 1916 года базировался старый британский броненосец.

Британцы называли это место «Йоканские» (для простоты в статье оно будет называться так же). Они выбрали его в качестве места сбора торговых судов и места базирования кораблей своей арктической эскадры. Фактически оно стало перевалочным узлом всего северного морского снабжения России. Ближайшим населенным пунктом значилась деревенька Йоканьгский погост (в настоящее время город Островной).

Российское командование, оценив значение этого места и, видимо, не без влияния Британского адмиралтейства, в 1916 году решило оборудовать здесь базу для обслуживания военных судов охраны, тем более что начало постепенно расти и количество российских военных судов.

Один из участников Британской арктической эскадры капитан Чарльз Руперт Гвоткин-Вильямс (Charles Rupert Gwatkin-Williams) описывал Йоканские (по состоянию на 1916 год) как «каменистую якорную стоянку». Население на берегу практически отсутствовало, за исключением небольших кочующих групп «лапландцев».

Упомянутый Гвоткин-Вильямс был личностью необычной и в определенном смысле даже легендарной. Он родился в 1875 году, а уже через 16 лет начал свою жизнь мореплавателя в качестве гардемарина. Затем служил в Индокитае, участвовал в подавлении восстания боксеров и даже в штурме Пекина, где мог лицезреть разграбление Летнего императорского дворца...

В 1912 году Гвоткин-Вильямс вышел в отставку, но вскоре началась война, и он вернулся в британский флот, где под его начальством оказалось бывшее пассажирское судно Tara. В 1915 году оно было торпедировано в Средиземном море германской подводной лодкой U-35. Tara затонула, но большей части экипажа удалось спастись. Подводная лодка отбуксировала шлюпки с англичанами к африканскому побережью, где немцы передали их туркам в качестве пленных. Самому Гвоткину-Вильямсу было предложено отправиться в лагерь для военнопленных в Австрии с более комфортными условиями содержания, но он отказался, решив разделить свою судьбу с судьбой экипажа и в надежде совершить побег.

В течение нескольких дней пленные брели по Ливийской пустыне, пока не добрались до лагеря пленных, который находился в юрисдикции ордена Сенусси. От тяжелых условий люди начали умирать. Им оставалось надеяться только на чудо... Однажды им показалось, что у них начались галлюцинации: вдали послышался звук автомобильного мотора. Откуда ему было взяться посреди пустыни? Но автомобиль был в реальности, и не один! Показались бронированные роллс-ройсы, и из подъехавшего броневика выпрыгнул один из богатейших в мире людей того времени — герцог Вестминстерский. Пленные были спасены...

Выяснилось, что майор Хью Ричард Артур (он же герцог Вестминстерский), узнав о существовании лагеря пленных, решил совершить рискованный марш-бросок. Пройдя по пустыне почти две сотни километров, колонна из девяти броневиков, десяти санитарных машин и автомобилей обеспечения достигла лагеря пленных. Операция по освобождению прошла без потерь.

Освободившись из плена и восстановив силы, Гвоткин-Вильямс в конце июня 1916 года попал на Русский Север. В качестве старшего морского начальника и капитана крейсера Intrepid, базировавшегося у побережья Кольского полуострова, он охранял транспортные суда от немцев. После окончания войны он опубликовал книгу своих воспоминаний.

Вскоре после того как власть в России взяли большевики, Гвоткин-Вильямс вернулся в Англию и участвовал в проводке атлантических конвоев, перевозивших американские войска в Европу. В 1919 году он был отмечен благодарностями начальства за службу в военное время.

О том, что было потом, известно гораздо меньше. В последние годы жизни ему пришлось пережить несколько печальных событий (биографические данные требуют уточнения и проверки): в июле 1944 года у берегов Франции погиб его 18-летний сын — матрос британского флота, а в 1948 году умерла его жена. Гвоткин-Вильямс пережил ее на один год...

Сослуживцы описывали его как высокого краснолицего человека, производившего заметное впечатление на окружающих. Он был, как говорится, «строг, но справедлив», имел доброе сердце и был так популярен у своего экипажа, что практически все желали вновь оказаться под его командованием.

Прочитавший книгу Гвоткина-Вильямса согласится, вероятно, с мнением его сослуживцев, что он был прекрасным рассказчиком, полным энтузиазма, в компании которого невозможно загрустить даже в таких местах, где ему довелось служить.

Примечательно, что в историю Гвоткин-Вильямс вошел не только как автор двух замечательных книг о войне, но и как... энтомолог. Дело в том, что, выйдя в 1912 году в отставку, он увлекся ловлей и составлением коллекций разных насекомых, причем настолько преуспел в этом, что даже публиковался в соответствующих научных журналах — поэтому его имя можно найти во многих энтомологических справочниках.

Надо отметить, что на Русском Севере Гвоткин-Вильямс не упускал возможности заняться и своим научным хобби. Помимо насекомых он заинтересовался причинами миграции местных леммингов.

Не только суровость климата, но и многое в обычаях Русского Севера было неожиданным для британских моряков. Гвоткин-Вильямс описывает случай, когда для выгрузки с судна на берег железнодорожных конструкций в Мурманске было необходимо соорудить пирс. Древесины под рукой не оказалось, но зато был пароход с грузом автомобилей, ждущий разгрузки. Тогда автомобили были выгружены методом сбрасывания их в воду, и таким образом был заложен фундамент пирса...

Еще одной особенностью того периода времени была шпиономания. В качестве свидетельства всепроникновения шпионов Гвоткин-Вильямс приводит случай, когда он удивил одного британского военного вопросом, не сняли ли с мели севший на нее у городка Кемь пароход. Тот удивился осведомленности вопрошавшего, так как инцидент старались держать в секрете. Однако он удивился еще больше, когда узнал, что эта информация была передана в германской радиосводке новостей...

Многомесячное нахождение далеко от дома на судне в условиях сурового климата — весьма тяжелая нагрузка для экипажа. Как с иронией пишет Гвоткин-Вильямс, на мурманском побережье не было ни женщин, ни публичных домов, поэтому количество мер дисциплинарного воздействия на членов экипажа было невелико. С утра до вечера большая часть экипажа трудилась, чтобы поддержать судно в исправном состоянии: грузила уголь, переносила грузы, мыла и чистила судно, принимала участие в учениях. Не обходилось без жертв, причиной которых не обязательно были военные действия. Это могло быть, например, падение моряка за борт в условиях плохой погоды.

Следует отметить, что Британское адмиралтейство не забыло о находящихся где-то «у черта на куличках» моряках. Так, для улучшения рациона питания во время зимовки оно прислало целую отару — 100 единиц овец! Вместе с овцами приплыли стога сена и жмыха. Ослабевших от плавания овец высадили на остров. Спустя несколько дней было решено, что пора откушать свежей баранины, и на остров была высажена «группа захвата». Время шло, а люди все не возвращались. Наконец вечером измученные и искусанные комарами «добытчики» вернулись всего с одной овцой. Оказалось, что эта особая горная порода овец обустроилась на острове и развила такую скакучесть, что охотники просто не успевали за ними. На дело были отправлены многочисленные добровольцы, однако и они не особенно преуспели...

Британское адмиралтейство требовало непременно состригать шерсть с овцы, перед тем как ее забить (в Англии в то время шерсть была в дефиците). Однако для этого у моряков не оказалось ни специалистов, ни инструментов. В конце концов в Англию были отправлены шкуры с предложением заняться стрижкой тому, кто умеет это делать...

Гвоткин-Вильямс оказался свидетелем начала создания знаменитой в будущем советской военно-морской базы. В конце июля 1916 года в Йоканские пришло российское судно, высадившее в числе прочих женщину-топографа, одетую в бриджи и сапоги. Были нанесены навигационные знаки на скалах, установлены бакены. Вскоре прибыл груз древесины, и на берегу загремели взрывы, с помощью которых пытались ускорить постройку срубов. Как отмечает Гвоткин-Вильямс, к сожалению, основная часть рабочих состояла из пожилых резервистов, которые испытывали трудности с продовольствием и зимним обмундированием. Даже руководившие строительством базы российские офицеры проживали на английском пароходе.

Между тем Гвоткин-Вильямс не зря обратил внимание на одежду женщины-топографа. Многомесячное нахождение вдали от цивилизации большого количества молодых здоровых мужчин определенным образом сказалось на их пристальном внимании к редким появлениям в их поле зрения женщин. Одной из самых притягательных для них стала женщина, работавшая зубным врачом в Архангельске. У подозрительно большого количества членов экипажа вдруг разболелись зубы...

Определенным отвлекающим от «женского вопроса» маневром стал купленный медвежонок. Позднее, при отплытии крейсера в Англию на зимовку, его взяли с собой. Однако на английской таможне обнаружился документ о запрете на ввоз диких животных во время войны. Вопрос о судьбе уже выросшей медведицы повис в воздухе. Тогда она решила взять свою судьбу в свои лапы. Обманув охрану, медведица прошмыгнула с корабля на волю... Через полчаса в порту взревели сигналы тревоги. Вскоре выяснилось, что причиной стал не германский воздушный налет, а «огромный медведь, убивающий всех подряд». Снаряженная экипажем Intrepid поисковая партия застала медведицу облизывающей перепуганного рабочего, в панике облившегося джемом, и отвела ее назад на крейсер... Руководство верфи стало настаивать на том, чтобы от медведицы избавились, не уточняя, что конкретно имеется в виду. Воспользовавшись размытостью формулировки, команда крейсера тайком в ящике из-под пианино свезла медведицу на берег и отправила поездом к одному из членов экипажа домой в сельскую местность. О реакции его жены и других членов семьи на появление в их небольшом домике необычного гостя история умалчивает... Известно только, что после разгрома домика и ограбления кладовки медведица наконец поселилась в местном зоопарке.

Основной задачей моряков была охрана морских транспортных путей. А это весьма сложная и опасная задача. Однажды от одного из тральщиков поступило сообщение об обнаружении минного поля. Все шестнадцать тральщиков поспешили к судам, направлявшимся в тот район. Однако потерь, в том числе гибели одного тральщика, избежать не удалось.

Эскадра спасала подорвавшиеся на минах суда, среди них большой российский пароход «Курск», который был сперва отбуксирован в Йоканские, где силами эскадры был наскоро отремонтирован, а затем отконвоирован в Архангельск.

С наступлением зимы 1916 года и окончанием судоходства большая часть эскадры перебазировалась в Мурманск, а другая часть вместе с Гвоткином-Вильямсом ушла в Англию на зимовку, чтобы вернуться весной 1917 года.

В 1917 году по возвращении в Мурманск Гвоткин-Вильямс поспешил встретиться с российским военно-морским начальством, чтобы прояснить ситуацию, сложившуюся после Февральской революции. Выяснилось, что дисциплина падает, большинство офицеров превратились в заключенных и этапированы в Петроград. Были большие задержки в выплате зарплат. Настроения преобладали не самые радужные. И хотя численность российских военных кораблей возросла, их активность снизилась.

В начале июня 1917 года, после того как Йоканские очистились ото льда, туда перебазировались британские корабли. Англичане нашли в Йоканские большое количество свежепостроенных изб. Население составляло триста-четыреста человек: рабочие, солдаты, моряки и небольшое количество их жен.

Состав Британской арктической эскадры увеличился на восемь тральщиков, так как ожидалась большая активность германских подводных лодок. Надо отметить, что технические возможности противолодочной обороны в те годы были весьма невелики. Всплывший аварийный буй германской подлодки U-75 оказался, пожалуй, одним из немногих примечательных трофеев (сама подлодка подорвалась на мине гораздо позже — в конце 1917 года — и в другом районе). Однако британцы смогли предотвратить потопление множества судов.

Одной из задач британской эскадры было сооружение наблюдательного поста на самой высокой точке острова Витте, что было с успехом выполнено. Помимо этого британские моряки занимались постройкой в Йоканские складских помещений. С этой целью из воды вылавливались и доставлялись на берег плавающие в большом количестве бревна. Кроме того, британцы сооружали пирс.

В минуты отдыха моряки занимались ловлей рыбы, которой делились со своими российскими союзниками на берегу, где даже была построена специальная коптильня.

Между тем германские подлодки не ограничивались поставкой мин, а зачастую всплывали и топили торговые суда артиллерийским огнем или закладывая взрывчатку. Вот как выглядела боевая работа эскадры (помимо траления мин) на одном примере. 9 июня 1917 года с российского парохода «Нонни» был принят SOS: его преследовала и обстреливала подводная лодка. Эскадра направила на помощь патрулирующий тральщик. Тем временем с «Нонни» пришла радиограмма о том, что впереди ледовое поле. Гвоткин-Вильямс посоветовал попытаться через него пробиться, так как подлодка наверняка не станет пробиваться через лед. Совет оказался правильным, и подлодка повернула назад. Спустя два часа пришел SOS от британского судна Perla о том, что его вдоль кромки льда преследует подлодка. Через полчаса с Perla пришло последнее радио. Тральщик обследовал кромку ледового поля и встретил подозрительную норвежскую шхуну, похожую на ту, о которой упоминалось в радиосообщении с «Нонни» — там было сказано, что она была вместе с подлодкой. Быстрый осмотр шхуны не выявил ничего подозрительного, и ее пришлось отпустить. Вскоре с тральщика заметили впереди по курсу пароход. При приближении к нему стало видно, что пароход сидит в воде очень низко, а рядом с ним подлодка. Тральщик открыл по ней огонь, однако подлодка быстро погрузилась под воду. Пароход затонул, но, к счастью, большая часть экипажа сумела сесть в шлюпку. Тральщик принял их борт.

Оказалось, что они были с торпедированного британского судна Marie Elsie. Во время возращения на базу тральщик наткнулся еще на одну шлюпку — на этот раз с потопленного судна Perla. Как выяснилось, еще четыре шлюпки с экипажем Perla дрейфовали где-то в ледовом поле в 200 милях от берега. Тральщик бросился на поиски и вскоре нашел три шлюпки, а поиски четвертой оказались безрезультатными (спустя некоторое время выяснилось, что их подобрало норвежское судно).

Между тем, как пишет Гвоткин-Вильямс, активность русских в Йоканские возросла. Были разгружены тяжелые пушки для обороны базы. Прибывшему спасательному судну в конце концов удалось снять с мели ледокол «Канада». На одном из островов были установлены японские скорострельные пушки для защиты от подлодок. Правда, когда Гвоткин-Вильямс решил проинспектировать их, то обнаружил там всего одного человека, да и тот крепко спал, завернувшись в одеяло...

Надо признать, что Гвоткин-Вильямс в целом не особо высоко оценивал действия российского военного флота в тех краях. Он писал, что не может припомнить случая, чтобы до середины лета 1917 года многочисленные российские тральщики выловили хотя бы одну мину, в то время как их британские коллеги уничтожили уже много десятков. Возможно, что на его отношение повлиял тот факт, что вскоре новое российское (советское) руководство предало союзников, заключив сепаратный мир с Германией. Вместе с тем нельзя не отметить, что Гвоткину-Вильямсу были симпатичны многие черты русского национального характера, хотя он и не идеализировал его.

А между тем летом 1917 года дела в России шли все хуже и хуже. Российские военные моряки уже начали испытывать трудности с питанием, обмундированием и денежным довольствием. Поэтому британцы старались помогать им и продовольствием, и обмундированием, и даже деньгами. Впрочем, и у англичан обнаружилось свое слабое место — комары. Однажды практически все работы на открытом воздухе пришлось прекратить на два-три дня...

18 июля 1917 года российские моряки отпраздновали ввод в строй радиостанции в Йоканские. Однако ее дальность оказалась недостаточной для связи с Англией, кроме того, через четыре дня она была повреждена пожаром. Нужных запчастей не оказалось, и она так и осталась бездействующей до конца сезона.

В целом настроение британцев было не самым радужным. Им было больно видеть, что их усилия зачастую пропадают впустую, что Россия в любой момент может предать союзников и заключить с Германией мир.

Летом 1917 года активность германских подлодок не была высокой, но зато в конце лета из-за сильных туманов участились случаи посадки торговых судов на мель, причем часто точно не было известно, где именно это произошло.

В конце августа прибыла посланная Британским адмиралтейством партия овец. На этот раз прошлогодняя ошибка была исправлена: прибыли обычные овцы, а не горные... На близлежащих островах британцы обнаружили огромное количество морошки, из которой стали заготавливать джем. Рацион вообще значительно расширился, по мере того как британцы все больше узнавали о местной природе. На одном из островов была обустроена футбольная площадка...

Казалось, что война где-то далеко, но германские подлодки снова напомнили о себе: 28 августа подлодкой был потоплен российский пароход «Марсельеза». В начале сентября активность подлодок спала. Произошло это не из-за действий британского военного флота, а по воле уникального случая. Одна из самых успешных в этом районе германских подлодок U-28 (та самая, которая потопила Marie Elsie, Perla, «Марсельезу» и еще несколько судов) случайно уничтожила... саму себя. Вот как это произошло. 2 сентября торпеда с U-28 угодила в машинное отделение британского судна Olive Branch. К счастью, судно не сразу пошло ко дну, и у его экипажа было достаточно времени, чтобы сесть в спасательные шлюпки.

В этот момент подлодка всплыла и приблизилась к тонущему судну на расстояние в две с небольшим сотни метров, чтобы добить его из пушки. Первый же выстрел оказался и последним, причем не только для судна, но и для подлодки. Раздался мощный взрыв — судно везло боеприпасы. Тяжелый грузовик, перевозившийся на баке судна, взрывом был подброшен высоко в воздух и обрушился прямо на подлодку, которая быстро затонула... Большая часть экипажа находилась на палубе подлодки и поэтому очутилась в воде. Несколько немецких подводников поплыли в сторону спасательных шлюпок с Olive Branch, прося взять их на борт. Как потом объясняли моряки с Olive Branch, шлюпки были заполнены, а кроме того, некоторые из немцев были вооружены. Так или иначе, немцев в шлюпки не взяли, и их поглотил океан... Экипажу Olive Branch повезло больше: спустя некоторое время все они (за исключением погибшего при взрыве торпеды кока) высадились на берег в Норвегии.

Как вспоминал Гвоткин-Вильямс, через некоторое время германское радио сообщило, что одна из их «гуманных» подлодок, торпедировав британский пароход, всплыла на поверхность, чтобы узнать, какую помощь она может оказать экипажу торпедированного судна, ничего не зная об опасном характере груза. В этот момент, к несчастью, судно взорвалось, и взрыв так повредил подлодку, что она затонула. Ее экипаж, оказавшийся в воде, поплыл «с револьверами в зубах» в сторону спасательных шлюпок, прося взять их. Однако жестокие англичане отказались сделать это, и «наши доблестные моряки погибли».

Автор этих строк с трудом представляет себе немцев, «плывущих с револьверами в зубах» в ледяной воде и просящихся в шлюпку... Даже если предположить, что на них были спасательные жилеты, то это явно не лучший способ просить о помощи. Заметим, справедливости ради, что вся эта история известна только со слов британского экипажа... Британское руководство, кстати, распорядилось немецких подводников рассматривать как преступников, а не как военнопленных, поэтому они могли быть расстреляны. Белый флаг, символизирующий готовность сдаться в плен, разрешалось игнорировать. Капитанам торговых судов было приказано пытаться таранить подлодки. Немцы знали об этом...

Так или иначе, вряд ли можно было ожидать от экипажей торговых судов симпатий к подводникам, которые в любой момент могли без предупреждения отправить их на дно.

Что касается командира U-28 Георга Шмидта, то, надо отдать ему должное, он, насколько позволяли жестокие условия войны, старался по возможности сберечь жизни моряков торговых судов, которые ему приходилось топить, несмотря на распоряжение германского руководства о неограниченной подводной войне. Он указал морякам, спасавшимся в шлюпках «Марсельезы», направление, в котором им следует плыть, чтобы встретить британское судно. Еще одно подтверждение известного правила: в войну в первую очередь гибнут порядочные люди...

А война, между тем, продолжалась. В конце октября 1917 года недалеко от острова Кильдин другая германская подлодка U-46 потопила британские пароходы Zillah и Ilderton. Экипаж Ilderton удалось спасти, а вот экипаж Zillah погиб. А через несколько дней — новая атака, на этот раз на британца Baron Balfour. Тут большую помощь англичанам оказали российские эсминцы, которые незадолго до этого совершили переход из Владивостока. Как вспоминает Гвоткин-Вильямс, они демонстрировали хорошую боеготовность, так как их капитанам удавалось уберечь свои экипажи от контактов с экипажами, зараженными «бациллами большевизма», набиравшего силу.

Несколько дней спустя U-46 удалось торпедировать российское судно «Ирина». После торпедирования U-46 всплыла и приблизилась к спасательным шлюпкам. Командир U-46 Лео Хиллебранд спросил о капитане «Ирины». Узнав, что тот погиб при взрыве торпеды, он немного пошутил на эту тему и убыл продолжать свою кровавую охоту (Хиллебранд пережил окончание войны, за которую он потопил 52 судна). Его следующей жертвой стало судно «Обь»: 7 ноября 1917 года погиб весь его экипаж. В тот же день в России к власти пришли большевики. Британцы узнали об этом на следующий день.

Политическая ситуация в России становилась для британцев все мрачнее и мрачнее. Они уже не исключали, что их бывший союзник может повернуть оружие против них. В конце ноября Гвоткин-Вильямс посетил Архангельск для выяснения обстановки. В связи с похолоданием и началом образования ледяного покрова необходимо было вывести остававшиеся в Архангельске суда, чтобы они не оказались в ледовом плену. Однако капитаны российских ледоколов под разными предлогами отказывались от проводки судов. Как пишет Гвоткин-Вильямс, пришлось им давать взятки: в то время это был единственный способ заставить кого-то что-то сделать в России.

Крейсер Iphigenia между тем оставался в Архангельске вмерзшим в лед, демонстрируя британский флаг, как пишет Гвоткин-Вильямс, к радости законопослушных россиян. Многие беспокоились о хранившихся на складах огромных запасах спирта, которые могли спровоцировать все что угодно.

В конце ноября британцам стало окончательно ясно, что Россия выходит из войны. Обстановка в Мурманске была мрачнее мрачного. Российские суда ходили уже под красными флагами. Большевики заменили многих офицеров на своих людей. Чего от них ожидать — британцам было непонятно.

Гвоткин-Вильямс приказал в случае нападения на британцев таранить российский, а точнее уже советский крейсер. Впрочем, этого не потребовалось, и британцы не без интереса наблюдали новую советскую жизнь — полную «расслабуху». Дважды в день к борту советского крейсера подходил буксир, заполненный особами женского пола...

Тем временем британские корабли, направлявшиеся в Россию, получили приказ возвращаться назад. Крейсер Iphigenia выбрался из архангельского льда и прибыл в Мурманск, где еще находились британские торговые суда.

В конце декабря 1917 года крейсер Intrepid под командованием Гвоткина-Вильямса отправился вместе с большей частью британских кораблей домой в Англию. Броненосец Glory остался зимовать в Мурманске.

Британцы стали вновь играть заметную роль на Русском Севере следующей весной. В часто меняющейся обстановке той поры их новая роль была полна противоречий.

Как это ни удивительно звучит, но именно британцы оказались той единственной организованной военной силой, которая в этих краях отстояла в боях территориальную целостность Советской России от посягательств Финляндии. Однако это уже совсем другая история...