Начала работу Юридическая служба Творческого объединения «Отечественные записки». Подробности в разделе «Защита прав».
Начала работу Юридическая служба Творческого объединения «Отечественные записки». Подробности в разделе «Защита прав».
В 1893 году отряд под командованием полковника Ионина совершил рейд к горной реке Пяндж, где был установлен постоянный пограничный пост русских войск. Это событие повлекло за собой огромные геополитические последствия. Уже через два года было подписано англо-российское соглашение о разделе сфер влияния, что формально стало завершением «великой игры» двух соперничающих держав. Восточный Памир и часть Западного Памира (Западного Припамирья) по правому берегу Пянджа перешли под контроль России и позднее — в 1920-е годы — образовали Горно-Бадахшанскую автономную область (ГБАО) в составе Таджикской Советской Социалистической Республики. Территории по левому берегу вошли в состав афганской провинции Бадахшан.
В 1991 году Таджикистан стал самостоятельным государством, а в 2005 году российские войска ушли с афгано-таджикской границы, в том числе с Памира. «Русская страница» местной истории была окончательно перевернута.
Сегодня на Памире и Припамирье сконцентрировались интересы целого ряда больших и малых стран — Кыргызстана, Таджикистана, Китая и Афганистана. Происходящие здесь процессы самым непосредственным образом затрагивают ближайших соседей — Пакистан и Узбекистан. В регионе активно действуют западные и международные организации, в первую очередь крупнейшая транснациональная исмаилитская «империя» Ага-хана. До недавнего времени на Памире было значительным российское присутствие, которое все еще отчасти сказывается: многие жители владеют русским языком и испытывают ностальгию по временам СССР. Однако возможности, которые есть у России, никак не используются политиками для влияния на местное население и сотрудничества с другими странами. Бывшая метрополия словно забыла о своей колонии, за которую когда-то была готова многим пожертвовать. Важный с геополитической точки зрения регион перестал интересовать российское общество.
Рецензируемая книга — первая после 1991 года попытка обратить внимание публики на те особые отношения, которые были и должны сохраниться между Россией и Памиром. Научный сборник выпущен в свет благодаря усилиям инициативной группы Института востоковедения Российской академии наук и ее неформального лидера Надежды Емельяновой. К участию в сборнике привлечены авторы, представляющие разные страны. Среди них ученые из Москвы, Душанбе, Хорога (центра ГБАО) и даже из канадского Торонто. В книге представлены самые различные науки и жанры — и история, и филология, и религиеведение, и археология, и этнография, и география, и философия, и просто путевые очерки. В основе большинства текстов — новые и совершенно оригинальные материалы, собранные в ходе архивных исследований и полевых экспедиций, которые сопряжены сегодня с большими трудностями и требуют опыта и смелости. Что же привлекло всех этих исследователей к Памиру?
Для ученых Памир является во многих отношениях уникальным регионом, к которому неприменимы многие традиционные научные схемы и бытовые стереотипы. Это своеобразная лаборатория для проверки многих гипотез и теорий. Остановимся на затронутых в «Памирской экспедиции» проблемах чуть подробнее.
Первая из них — этническая самоидентификация жителей Памира. Ей посвящена статья Б. Лашкарбекова «К этнолингвистической истории ираноязычных народов Памира и Восточного Гиндукуша». Исследуя происхождение и развитие самостоятельных памирских (восточноиранских) языков и диалектов, а таковых насчитывается 11 — они объединяются в пять групп, автор затрагивает вопрос об определении этнической принадлежности носителей этих языков. И делает удивительный вывод о том, что однозначного ответа на вопрос об этничности памирцев не существует. Дело в том, что самосознание памирского населения представляет собой своеобразную многоступенчатую пирамиду. Они относят себя к этнокультурному сообществу, которое называется «таджики» (основная масса которых говорит на западноиранском языке, близком к фарси). Внутри этой «генетической и культурной общности» существует автономная единица — памирская общность, которая определяется культурной и религиозной (исмаилитской) спецификой ее членов. Это второй уровень самоидентификации. Третий уровень — языковой и бытовой, по этому признаку памирцы ощущают себя членами небольших (всего их восемь) сообществ — шугнанцев, рушанцев, бартангцев, сарыкольцев, язгулямцев, ишкашимцев, мунджанцев, ваханцев. Общины, принадлежащие к этим этноязыковым группам, проживают сегодня компактно в четырех странах — Таджикистане, Афганистане, Китае и Пакистане; кроме того, большая община памирцев-мигрантов есть в России. Общая численность всех этих общин достигает примерно 240—250 тыс. человек.
Приведенные факты противоречат расхожим представлениям, будто человек может иметь только одну-единственную этническую идентичность. Мы видим, что существуют целые сообщества людей, обладающих иерархичной и «плавающей» идентичностью, принимающей различные формы в зависимости от ситуации и контекста.
Вторая проблема, которая заслуживает внимания, — исмаилитская вера и исмаилитская общность на Памире. Ей в той или иной мере посвящены статьи Т. Каландарова «Религия в жизни памирцев XX века», М. Рощина «У памирских исмаилитов», Э. Ходжибекова «Репрессии 30-х годов XX века и исмаилиты Бадахшана», Мир Баиз-хана «Знание, традиция и воспитание: отношение Насира Хусрава к мусульманскому учению», а также две статьи Н. Емельяновой «Бадахшанский дневник» и «Культура и религия Дарваза (по материалам полевых исследований 2003 года)». Из этих работ, написанных на различные темы, создается, тем не менее, довольно целостная картина истории и нынешней практики исмаилизма на Памире.
Исмаилизм не вписывается во многие стандарты восприятия не только ислама, но и религии вообще. Сегодня это своеобразная конфессия-корпорация (Фонд Ага-хана) с разветвленной и сложной структурой, включающей институты, региональные представительства, советы управляющих и профессиональных менеджеров, специальные программы и гранты. Во главе транснациональной организации стоит наследственный «живой бог» Ага-хан IV, чье решение является окончательным и подлежащим безусловному выполнению. Верующие выступают одновременно и работниками конфессии-корпорации, и ее совладельцами — богатые выплачивают часть своих доходов в бюджет фонда, бедные получают из этого бюджета необходимые средства. На Памире действует несколько проектов Фонда Ага-хана. За сугубо религиозную, образовательную и общественную деятельность отвечает Комитет по исмаилитскому тарикату и религиозному образованию (аббревиатура английского названия — ITREC). Экономикой занимается особая структура, созданная в рамках Программы поддержки развития горных регионов (MSDSP). К исмаилитскому толку на Памире принадлежат не все памирцы: язгулямцы, когда-то, видимо, исповедовавшие исмаилизм, сегодня в большинстве своем — сунниты. Зато среди таджиков ГБАО и афганского Бадахшана, не относящихся к числу памирских народностей и говорящих на западноиранских диалектах, есть многочисленные последователи Ага-хана. Несмотря на конфликтную историю отношений суннитов и исмаилитов, целый ряд проектов Фонда Ага-хана распространяется на обе группы.
Необычная форма религиозного объединения — конфессия-корпорация — результат длительного существования исмаилизма в условиях экстерриториальной рассеянности последователей династии Ага-ханов, непрекращающихся жестоких гонений со стороны ортодоксального ислама (и воинствующих атеистов в СССР и Китае) и вынужденных попыток сделать свою веру максимально незаметной и приспособленной к враждебной среде. Именно по этой причине нынешний «живой бог» Ага-хан IV и его ближайшие предки оказались довольно сильно интегрированы в западную культуру и европейский образ жизни. Последователи исмаилизма во главе со своим лидером смогли использовать современные политические и экономические институты для того, чтобы сохранить свою веру и свое единство, создать внутренние стимулы для трансформации и модернизации религиозной практики в условиях глобального мира. В результате исмаилизм, оставаясь в рамках основных постулатов ислама, сумел найти свой особый путь к современности — и это очень важный и интересный факт, достойный внимательного и всестороннего изучения.
Несколько особняком в религиозном блоке стоит статья М. Бубновой и Н. Коноваловой «Древние солнечные календари Памира», в которой на археологических и этнографических данных реконструируются древние календарные представления жителей региона. Это исследование позволяет увидеть ту связь, которая сохраняется между прошлым памирского общества и его настоящим, понять динамику изменений в местной культуре.
Третья проблема — социально-экономическая ситуация и экология на Памире. Этим сюжетам посвящены статьи У. Окимбекова «Социально-экономическое состояние высокогорных районов афганского Бадахшана» и Х. Мухаббатова «Сарезское озеро: пути решения проблемы». Горные районы Припамирья, удаленные от индустриальных центров, в эпоху быстрых технологических и социальных перемен оказались на самой дальней периферии общемирового развития. Несмотря на предпринятые в советское время усилия по подъему экономики таджикского Горного Бадахшана, разрыв в уровне жизни, который был между Памиром и другими регионами, не уменьшился, а еще больше увеличился. Данный факт стал очевиден уже в постсоветскую эпоху, когда гражданские войны в Таджикистане и Афганистане поставили горную экономику на грань краха и на Памир едва не пришел голод. Совместными действиями международного сообщества, Фонда Ага-хана и соседних стран самого худшего сценария удалось избежать, но проблемы отсталости, бедности, изоляции и опасных природно-климатических условий жизни никуда не исчезли и не перестали быть чрезвычайно острыми. Высокогорное Сарезское озеро, воды которого способны прорвать каменную плотину и обрушить на населенную территорию Западного Памира разрушительный поток, — это одновременно и пример, и яркий образ той ситуации, которая сложилась в регионе. Этот уголок планеты по-прежнему находится под постоянной угрозой разного рода катастроф и катаклизмов — общественных, экономических и природных. Странам и организациям, имеющим интересы на Памире, удается пока решать только текущие вопросы, тогда как работа на отдаленную перспективу, которая требует финансовых вложений и новых идей, все еще остается на стадии прожектов и пожеланий.
Жаль, что в сборнике недостаточно был затронут очень болезненный вопрос о миграции памирцев Таджикистана. Десятки тысяч выходцев с Памира вынуждены сегодня искать лучшей доли за пределами своей исторической родины. Кто-то нашел пристанище недалеко — в других областях Таджикистана, где памирцы славятся высоким образованием, тягой к культуре, науке, искусству, музыке. Кому-то повезло благодаря поддержке Фонда Ага-хана уехать в Европу и Северную Америку. Какая-то часть памирских жителей осела в Пакистане, где исмаилитская община традиционно занимает сильные политические и экономические позиции. Значительное же число памирцев проживают ныне в России, многие из них имеют российское гражданство.
Исторической теме — Россия и Памир — посвящены статьи М. Аруновой «К истории российского памироведения», Д. Худоназарова «Первый русский правитель Памира (Памяти Эдуарда Карловича Кивикэса), Х. Хушкадамовой «История таджикско-памирских экспедиций 30-х годов в одной переписке», а также очерк советского разведчика в Афганистане Ю. Сидакова «Воспоминания очевидца». Читая эти материалы, понимаешь, какой сложный и по-своему замечательный период истории закончился на наших глазах. Благородные царские офицеры, ученые-подвижники, хорошо обученные спецслужбы! Разумеется, не все было в недавнем прошлом так хорошо, как пишут авторы, вольно или невольно спрямляя острые углы. Однако в любом случае наступил момент, когда можно подвести предварительные итоги российского присутствия в Средней Азии и на Памире и попытаться составить сложный баланс удач и ошибок. Можно сказать, что, несмотря на многие акции, имевшие негативные последствия (например, преследование верующих), России удалось в значительной степени модернизировать памирское общество, поднять уровень жизни, открыть дорогу для реформ в культуре и экономике — это сразу видно, если сравнить таджикский Памир с афганским. Важно теперь сохранить память о прошлом и не растерять достигнутых результатов.
Сборник «Памирская экспедиция» вряд ли можно назвать целостным произведением со строгой структурой и полноценным охватом различных вопросов, раскрывающих все стороны истории и современной жизни населения Памира. Это скорее собрание очерков, в которых очерчены отдельные сюжеты и проблемы. Нужны, безусловно, новые экспедиции и архивные работы. Остается надеяться, что исследование этого интересного региона продолжится и российская традиция его изучения не прервется, а наоборот, усилится и приобретет новое качество.