Три поросенка и «Королева Марго»

Советское прошлое ознаменовано двумя удачными (по крайней мере, долго прожившими) экспериментами. Речь идет о сборе пищевых отходов и макулатуры. В процесс было вовлечено практически все городское население СССР от мала до велика. Не будет натяжкой утверждать, что тогда в обращении с означенными видами отходов страна была значительно ближе к цивилизованному миру, чем сегодня.

Контора неплановых кормов

Сегодня невозможно точно сказать, когда на лестничных площадках появились ведра, в которые гражданам надлежало отправлять картофельные очистки, арбузные корки, огрызки яблок и прочее. Этого не знает даже Виктор Иванович Евтушенко, долгое время возглавлявший московскую «Контору неплановых кормов». Заготовительное предприятие активно работало не в последнюю очередь благодаря усилиям самого Виктора Ивановича, энтузиаста, развившего это направление раздельного сбора отходов.

Подразумевалось, что ежегодно каждый москвич способствует образованию 136 кг такого сырья. Из этой плановой нормы исходили в работе конторы: 136 кг умножали на число жителей, в сумме выходил миллион тонн — именно столько заготавливала советская столица в 60—70 годы. Много это или мало? Наверное, достаточно, если пригородные свиноводческие комплексы стопроцентно обеспечивались вторсырьем, которое шло на приготовление корма. Хозяйства, занимавшиеся сбором и использованием пищевых отходов для откорма свиней, обязаны были получить для этого специальное письменное разрешение главного санитарного врача города.

Путь от кухни до свинячьего корыта был не слишком долгим: хозяйки выносили недоеденное и неиспользуемое в специальные ведра, стоявшие на лестничных площадках. Содержимое ведер дворники регулярно отправляли в баки, за которыми приезжали особым образом оборудованные грузовики. Путь их лежал на совхозные кормокухни. Таким образом, каждый москвич, независимо от профессии и рода занятий, откармливал хрюшку.

Процесс регулировался «Ветеринарно-санитарными правилами сбора пищевых отходов и использования их для кормления свиней». Этот документ утвердило Главное управление ветеринарии Минсельхоза СССР в 1970 году, а четыре года спустя эта полезная деятельность удостоилась внимания Совмина СССР. Его постановление так и называлось — «О мерах по улучшению организации заготовок пищевых отходов и использования их для откорма свиней».

Внимание кабинета министров простиралось дальше ведер на лестничных площадках. Предприятиям общепита, домам отдыха, санаториям, детским садам предписывалось сдавать отходы хозрасчетным конторам. Устанавливалась цена, по которой конторы отпускали собранное сырье откормочным хозяйствам, — 15 рублей за тонну. Средства, полученные хозрасчетными конторами, использовались, в том числе, и на поощрение сборщиков, и на выпуск агитационных материалов. Изданные на эти деньги плакаты призывали граждан относиться к общественно важному делу сознательно. Сознательность, правда, проявляли не все — некоторые швыряли в ведра что попало.

Все виды пищевых отходов, кроме мельничных, перед скармливанием свиньям в обязательном порядке подлежали термической обработке. Их полагалось варить в специальных котлах не менее часа, при температуре не ниже ста градусов, при давлении пара от одной до полутора атмосфер.

Вот так свинью и подложили

Самое время упомянуть о недостатках, главный из которых состоял в том, что система была не до конца продумана.

По оценкам, количество несъедобных примесей в собранных отходах доходило до 10 процентов (по массе), поэтому сырье, поступавшее в кормоцеха, должно было сортироваться. Это делали далеко не всегда, предоставляя хрюшкам право самостоятельно браковать несъедобное, что для животных далеко не всегда было безопасно.

Второй минус состоял в том, что отходы варили и тут же скармливали скоту. Скот, к горячему питанию не приученный, начинал болеть.

Кроме того, из кормокухонь при варке распространялись по окрестностям сногсшибательные «ароматы». Возвращался я как-то со свинокомплекса на Осташковском шоссе, там сейчас огромные дома... в общем, на обратном пути в автобусе на меня косились.

Конечно, нужно было не скармливать с пылу с жару, а получать из этого сырья сухие корма. Тем более что технологии были, их разработал ВИВР — Всесоюзный институт вторичных ресурсов. При сушке — никакого запаха, лежать эти «сухари» могли сколько угодно. Однажды на выставке демонстрировали корм, который пролежал в упаковке 20 лет, и хоть бы что. Я работал начальником лаборатории твердых бытовых отходов в Институте вторичных ресурсов, а когда в перестройку институт мгновенно погиб, я этот пакетик выбросил, о чем очень жалею — такому экспонату место в музее.

Кстати, в 1978—1979 годах мы проводили испытания сухого корма, полученного из пищевых отходов, на Краснополянской птицефабрике. Опыт оказался удачным — удалось достичь заметной экономии зерна на килограмм привеса уток.

Недостатки в системе селективного сбора и утилизации пищевых отходов можно было преодолеть, но тут началась перестройка, подложившая большую свинью под всю систему раздельного сбора любых отходов. Эксперимент с ведрами закончился вместе с советской властью, когда свиноводческие комплексы вокруг Москвы стали убирать, но лет тридцать система работала, а это опыт целой страны. Так что давайте пропишем четко: столичный регион выдавал полтора миллиона тонн пищевых отходов в год (Москва — миллион, область — полмиллиона), в Ленинграде собирали 0,7 млн тонн. В СССР в целом заготавливалось 8,5 млн тонн. Сколько поросят поставили на копыта?

Богатая Европа не гнушается таким сырьем, только собранное идет не на корм свиньям, а на компост. Можно получать и более ценное удобрение — биогумус. Все это доходно, и к селективному сбору пищевых и растительных отходов у нас еще вернутся. К этому, однако, следует готовить и людей, и город, который должен знать, как распорядиться этим добром.

«Женщина» кончилась, осталась одна «голова»

В 80-е годы в СССР существовала эффективная система сбора макулатуры, основанная на безденежных принципах. К старым газетам, журналам, коробкам советские люди относились трепетно — бережно собирали, перевязывали веревочками, чтобы потом (кто на велосипеде, кто на детских санках) отвезти в приемный пункт. Там за 20 кг бумаги давали очень скромную сумму в рублях. Главным был талончик — вида невзрачного, зато с вдохновляющими названиями дефицитных книг. Цвейг, Дюма, Беляев, Коллинз, Сименон, Дрюон, Лем... Цвет мировой литературы!

Талоны меняли на заветные тома «макулатурные» отделы некоторых книжных магазинов. Правда, наличие талона не гарантировало получение именно того, что хотелось. Придя в магазин, можно было прочитать объявление такого, например, содержания: «Женщина в белом» кончилась, осталась только «Голова профессора Доуэля».

Случались огорчения и посерьезнее. Одному моему знакомому страсть к чтению дорого обошлась — в давке за желанной книгой он получил травму руки. Но это сейчас хорошо иронизировать, когда книжные магазины полны. А тогда в свободной продаже были только добротно изданные произведения руководителей Союза советских писателей. «Макулатурные» книги оформлялись значительно хуже, что нисколько не влияло на страсть народа к чтению, а значит, и на интерес к сбору вторсырья.

По заветам царя Петра

Советские люди собирали больше полутора миллионов тонн бумаги в год. Сбор был поручен Госснабу, в системе которого работали производственно-заготовительные пункты. ПЗП заготавливали несколько видов утиля — кости, стекло, резину, текстиль, кожу, шины, полиэтилен. Но львиная доля приходилась все же на макулатуру.

Кто додумался заинтересовать людей именно таким образом? Как меня учили в школе во времена борьбы с космополитизмом, все изобрел Ломоносов. Но если серьезно, то Ломоносова опередил Петр Первый. Именно он заложил основы обращения с макулатурой, издав в 1720 году следующий указ:

«.Объявить во всех коллегиях, в канцеляриях, которые в Санкт-Петербурге, бумагу черную негодную и драную собирать кому пристойно, как прежде сего, напрасно не тратить и где сколько собрано будет, ту собранную отсылать в ново-построенные при Санкт-Петербурге бумажные мельницы в передел. И для того в народ публиковать, дабы всякого, кто имеет такую же негодную бумагу, и они б также отдавали на оные бумажные мельницы, а им за оную выдана будет годна бумага по пропорции».

Серьезность государственной политики в отношении бумажного утиля российские самодержцы подтвердили аналогичными указами в 1739 и 1771 годах. А в 1919 году Совет рабочей и крестьянской обороны постановил: «Вся ненужная для дела использованная бумага и бумажные отбросы всех сортов и видов должны быть тщательно собираемы, не выбрасываться и ни в коем случае не сжигаться». Документ подписал В. И. Ленин.

Рис.

Верной дорогой идете, товарищи!

Итак, стимул оказался мощным — страна была читающей, и дорожка к заготконторам не зарастала. Книголюб был вполне в состоянии сдать в год полтора центнера макулатуры, а это — одно очень высокое хвойное дерево.

Что делали из такого сырья? Макулатура делится на 12 сортов — газетная, журнальная, картон и др. Самый большой спрос был на мешочную бумагу, бумагу белую для офисов; газеты плелись в хвосте. Получать продукцию из утиля экономически выгодно, недаром Госснаб построил несколько картонных комбинатов, где до 85% изделий выпускалось из вторсырья. Макулатура шла на самую объемную продукцию — картон и упаковку. Сейчас вон сколько в супермаркетах используется всяких коробок! Советским людям и не снилось! И эту тару можно делать из макулатуры, а не из дерева. Так что это одновременно и экологический вопрос.

Жаль, что прежняя система сбора умерла, а новая пока не родилась.

Но ничто на Земле не проходит бесследно. Во всяком случае, в Израиле депутат кнессета Алекс Миллер предлагает перенести советский опыт на израильскую почву. Он подготовил и представил на рассмотрение кнессета законопроект, согласно которому людей, собирающих и сдающих макулатуру, будут поощрять купонами на приобретение книг. Новатор уже заручился поддержкой части депутатов, включая председателей некоторых фракций, состоящих в значительной степени из репатриантов из бывшего СССР. Законопроект предусматривает создание приемных пунктов в книжных магазинах или лавках, торгующих канцтоварами.

Свою позицию автор законопроекта подкрепил такими аргументами: «Простейшее действие — доставка газет и других бумаг на переработку вместо того, чтобы выбросить их в мусорный бак, может принести огромную пользу экологии Израиля». Мысль совсем не новая — вторичная переработка бумаги является одним из важнейших способов уменьшить количество мусора. Разве только для Израиля это актуально?