Кремлевский деструктор

Этот агрегат следовало бы по справедливости водрузить в Кремле на постамент рядом с Царь-пушкой и Царь-колоколом. Он носил чужеземное имя «деструктор», но сработан был в 1919 году российскими умельцами, пусть и по британскому образцу. Какой-нибудь гиперболоид, разящий лучами смерти врагов мировой революции? В отличие от фантастических проектов чудо-оружия, деструктор функционировал реально, тысячеградусный жар его рабочей зоны обращал в прах любую органику. Но устройство, воздвигнутое во дворе Чудова монастыря, имело вполне мирное предназначение: «кремлевским деструктором» торжественно именовали мусоросжигательную печь, способную выполнять и функции крематория.

Укрывшись после бегства из Петрограда за кремлевскими стенами, большевистские руководители оказались в западне. Снаружи бушевала эпидемия тифа, внутри царила ужасающая антисанитария. Сменявшие друг друга гарнизоны о чистоте не заботились. Канализация и водопровод не работали, мусор за годы военно-революционного хаоса никто не вывозил. Территория Кремля представляла собой одновременно свалку, выгребную яму и скотомогильник.

Обитатели Кремля были завшивлены, их мучили желудочно-кишечные заболевания. Возможно, карьера большевистского руководства здесь бы естественным образом и завершилась, но экстренные санитарно-противоэпидемические мероприятия переломили ситуацию. По указу Ленина от 18 февраля 1919 года был создан чрезвычайный орган: Санитарное управление Кремля. Его председателем стал Яков Левинсон, известный гигиенист и эпидемиолог, спешно отозванный с фронта. Санитарное управление (Санупр) было наделено чрезвычайными полномочиями по надзору за соблюдением санитарных норм, оно же отвечало за организацию медпомощи. Проблема мусора тоже досталась ведомству Левинсона и была успешно решена путем постройки печи-деструктора. «Санупром Кремля была проделана большая работа по вопросам очистки и так называемого "домового" мусоросжигания, — с гордостью отмечалось в предисловии к юбилейному сборнику «ХХ лет работы Лечебно-санитарного управления Кремля», изданному в 1939 году. — Сжигание в первые годы Октябрьской революции было единственным средством ликвидации накопившихся залежей отбросов и своевременного обеззараживания текущих накоплений. Со сжиганием мусора на открытом воздухе, что тогда практиковалось довольно широко и приводило к загрязнению воздуха и зловонию, приходилось бороться».

Со временем Санупр эволюционировал в ведомство элитной медицины. Он неоднократно менял названия: Лечсанупр, Четвертое главное управление, Лечебно-оздоровительное объединение, Медицинский центр Управления делами Президента, а сейчас именуется Главным медицинским управлением Управления делами Президента. Но на заре своего существования Санупр заботился не только о комфорте и долголетии номенклатурных семей. Пока эпидемическая опасность оставалась высокой, он строил и санпропускники при московских вокзалах, через которые в обязательном порядке проходили все прибывшие в столицу пассажиры. Левинсон хотел видеть в Санупре локомотив санитарно-гигиенического прогресса, в том числе в области избавления от мусора. Ярый приверженец мусоросжигания, он посвятил этому методу брошюру «Сожигание твердых отбросов (мусоросжигание)». Кремлевский деструктор горячо рекомендовался в качестве образца. Вреда для здоровья населения от работы таких печей тогда не находили, да и само население Москвы было довольно неприхотливым. Например, в рабкоммуне на Бронной прямо в квартирах проживало несколько десятков свиней, несколько сот кроликов и птиц. Технически сочинение Левинсона, конечно, устарело, а вот с точки зрения социальной антропологии оно любопытно и сегодня. Мы много слышали о сакральном отношении к хлебу в традиционной культуре. Но содержание хлеба в московском мусоре 1914 года составляло 3,33%, а в мусоре берлинском, лондонском и нью-йоркском хлеба не было вообще.

Количество мусора оценивается не только в кубометрах и тоннах. Левинсон пользуется еще одной крупной единицей измерения мусора: «Годовая порция лондонских отбросов могла бы засыпать Кремль».

В 20-е годы незаменимым специалистам-медикам еще дозволялось некоторое фрондерство. Профессор Преображенский язвительно советовал новым хозяевам жизни «вылупить из себя всякие галлюцинации» и заняться чисткой сараев вместо мечтаний о мировой революции. Его знаменитую сентенцию «разруха не в клозетах, а в головах» дополняли вполне практические наставления: «Окурки на пол не бросать — в сотый раз прошу.. Не плевать! Вот плевательница. С писсуаром обращаться аккуратно». Преображенский пытался воспитывать одного-единственного Шарикова, да и то неудачно, доктор Левинсон задумал приобщить к гигиене пролетарские массы. Написанные им инструкции почти дословно совпадают с тирадами Преображенского, но Филипп Филиппович был лицом частным, а за Яковом Борисовичем стояло государство. Санпропускник выполнял не только утилитарные, но и просветительские функции, служил моделью коммунистического общества. Народ загоняли туда силой — для его же блага. Обязательным пунктом конвейера санитарной обработки было посещение ватерклозета. Оно проходило под руководством клозетного надзирателя — такая должность предусматривалась штатным расписанием санпропускника. Неопытных пользователей сложного агрегата надзиратель инструктировал, нерадивых порицал, попытки вандализма решительно пресекались. Заключительным этапом обработки была политбеседа в чайной, увешанной агитплакатами. Отсюда подвергшийся обработке гражданин должен был выйти другим человеком, усвоившим навыки гигиены вместе с идеологическими истинами.

Левинсон заставил Левиафана стать Мойдодыром. Ему удалось использовать аппарат государственного принуждения для реализации программы оздоровления народа, задуманной им еще до революции. Но и политики многое заимствовали у санитарных врачей. Это касается не только лозунгов вроде «борьба с паразитами» или «ликвидация заразы». Советское общество с его отдельными больницами для номенклатуры, закрытыми поселками и особыми пищевыми цехами воспроизводило устройство карантина во время эпидемии, когда деление на чистых и нечистых вполне оправдано. Даже в детских книжках элита, достойная проживания в обществе будущего, отделена от прочего населения санитарным кордоном. Незнайка, прибывший в Солнечный город, подвергается санитарной обработке в особом шкафу-пылесосе, его учат обращению с диковинной сантехникой и наставляют не мусорить. Массы, послушно прошедшие Левинсоновы чистилища, вот-вот должны быть допущены в этот рай, но его врата слишком узки, а границы все время отодвигаются.

Публикацию подготовил Дмитрий Эпштейн.