Едва ли существует понятие, имеющее к городу большее отношение, чем «загрязнение». Меж тем в полной мере проблема загрязнения была осознана лишь в XIX веке, и это значительно изменило жизнь городов Америки и Европы. В Россию такое осознание пришло несколько позже и совпало с бурным ростом промышленности.

Оно проявилось прежде всего в том, что темы мусора и загрязнения перешли в разряд публично обсуждаемых. В медико-топографическом описании Санкт-Петербурга начала XIX века сообщается, что город грязен и отличается нездоровым климатом[1]. В литературе чуть более позднего времени утвердилась традиция называть столицу Российской империи «больным городом»[2]. Н. А. Некрасов в очерке «Петербургские углы», напечатанном в альманахе «Физиология Петербурга» (1845), рисует такую картину: «...В самых воротах стояла лужа, которая, вливаясь во двор, принимала в себя лужи, стоявшие у каждого подъезда, а потом уже с шумом и журчанием величественно впадала в помойную яму; в окраинах ямы копались две свиньи... не было аршина земли, на который можно было бы ступить, не рискуя увязнуть по уши»[3]. Обращение писателя к столь низкой теме тогда было редкостью и воспринималось как вызов общественному вкусу. Однако в конце 60-х — начале 70-х годов XIX столетия под влиянием достижений европейской медицины, напрямую связавшей опасные болезни (оспу, холеру, туберкулез, скарлатину и проч.) с антисанитарией, российское общество повернулось лицом к проблеме загрязнения. Статьи о плачевном состоянии столичных улиц и дворов стали появляться в городской печати чуть не ежедневно. Теперь грязным и опасным для проживания признавался весь Петербург, а не только бедные районы. В научно-популярном журнале «Здоровье», например, читаем: «Существующая на заднем дворе каждого дома помойная яма представляет собой отвратительнейшее явление. Сюда выбрасывают все ненужные органические остатки домового хозяйства, образующие громадную кучу, преющую и гниющую почти круглый год и испускающую из себя отвратительное зловоние»[4]. Действительно, мусор и нечистоты в городе собирали в помойные и выгребные ямы, которые периодически очищались. А ведь Петербург уже был каменным и многоэтажным. Количество отходов на единицу площади, которое он производил, многократно превышало способность почвы и воды к естественному самоочищению[5]. Газеты и специальные издания писали о том, что в Петербурге тяжело дышать от нездоровых испарений[6], а вблизи кладбищ воздух «до того удушлив, что с трудом совершается служба в церкви»[7].

Проблема стояла столь остро, что возникла даже утопическая для православной страны идея запретить хоронить покойников в земле и полностью перейти на колумбарии. Встречена она была, естественно, в штыки[8].

Вплоть до последней трети XIX века, когда заявила о себе наука микробиология, врачи считали возбудителями болезней ядовитые испарения, миазмы, которым сопутствовал дурной запах[9].

Луи Пастер доказал, что опасность для человека представляют не дурно пахнущие испарения сами по себе, а невидимые глазу болезнетворные организмы, микробы, для которых грязь является питательной средой. Таким образом гигиена как направление в медицине получила мощный импульс к развитию. В России первая кафедра гигиены была образована в 1864 году при Медико-хирургической академии. Ее возглавил ученик известного немецкого эпидемиолога Макса фон Петтенкофера Алексей Доброславин. Десятью годами позже другой его ученик Федор Эрисман организовал такую же кафедру в Московском университете.

Важнейшей задачей, стоящей перед властью и обществом, гигиенисты считали очищение поселений от органических остатков, накапливавшихся в выгребных и помойных ямах, лошадиного помета, приведение в порядок кладбищ[10]. Крупные промышленные города остро нуждались в очистных сооружениях. Все это требовало значительных государственных капиталовложений. Необходимо было также развернуть просветительскую работу, дабы внедрить в сознание людей, что их здоровье напрямую зависит от соблюдения санитарных норм. Для пропаганды своих идей гигиенисты широко использовали прессу. В частности, Доброславин основал научно-популярный журнал «Здоровье» (1874), в котором печатал не только статьи ученых, но и заметки читателей по поводу санитарного состояния городов.

Широкое распространение получили публичные лекции, которые потом издавались в виде дешевых брошюр небольшого формата[11]. Они предназначались для «простой» публики, особенно подверженной разного рода предрассудкам. Так, Доброславин в своей брошюре объяснял, что холерная эпидемия возникает не потому, что кто-то намеренно подсыпает отраву в колодцы, а потому что люди льют рядом с ними помои, сваливают навоз.

Под влиянием гигиенистов в обществе созрело понимание того, что городу необходима централизованная очистная система. Хотя российские ученые были хорошо знакомы с мировым опытом создания таких систем[12], да и в своих проектах недостатка не было[13], ее строительство постоянно откладывалось (введена в строй она была лишь после Октябрьской революции[14]).

Самостоятельно решить проблему загрязнения горожане, конечно, не могли и вынуждены были бороться не с причиной, а со следствиями. Большой популярностью пользовались различные системы вентиляции. Гигиенисты к этому увлечению относились сдержанно. Гюбнер писал, что вентиляция лишь перегоняет в помещение с улицы загрязненный воздух[15]. В газетах рекламировали разного рода снадобья, вроде «порошка профессора Киттары, особенно рекомендованного по случаю холеры», который избавлял от «всякого зловония, миазмов, сырости и угара», или «жидкости г-на Барсукова, весьма полезного и радикального средства»[16], прекрасно очищающего воздух в комнате.

Избавиться от городской грязи можно было и просто покинув город[17]. Зима в Петербурге длинная, с сильными морозами, препятствующими процессам гниения. На лето же из боязни заразиться петербуржцы, начиная со второй половины XIX века, стали в массовом порядке выезжать на дачу[18].

Жители столицы, даже образованные, свято верили, что стоит пересечь черту города, как сразу же его вредоносное действие прекращается. Так, будущий военный министр Д. А. Милютин и его семья не сочли нужным покинуть свой дом во время особенно жестокой эпидемии холеры (1848). Погребальные процессии ежедневно следовали мимо окон, но особняк находился «на окраине (6-я линия)»[19], т. е. уже в дачной зоне, и это считалось гарантией безопасности.

Рис.

Постепенно популярные дачные места перестали отвечать санитарным требованиям. Это показали исследования Гюбнера[20], результаты которых нашли отражение в путеводителях по дачным местностям Петербургской губернии В. К. Симанского[21] и Н. П. Федотова[22]. В последнем автор, характеризуя окрестности Петербурга в санитарном отношении, пишет о скученности населения, сырости, «неопрятности, загаженности и зараженности вследствие... дурного устройства выгребных и помойных ям». Симанский отмечает, что почти все дачные поселки, лежащие в пределах двадцати верст от городской черты, сильно загрязнены. Жители Черной речки, Новой и Старой деревни, Коломяг (ныне спальные районы Петербурга) дышат пылью и испарениями бедных городских окраин, а текущая по рекам и каналам из города вода, достигая этих мест, не успевает очиститься. Полюстрово, популярная курортная местность к востоку от города, привлекавшая дачников живописным парком графа Кушелева-Безбородко, водолечебницей и фонтанами с минеральной водой, сделалась просто опасной для здоровья. Связывает это Симанский с тем, что основным промыслом местных крестьян является вывоз нечистот из города — золотарничество. Причем они не только вываливают содержимое своих бочек на поля, но и хранят его во дворах «в запас».

Справедливости ради следует отметить, что бурное развитие золотарничества отчасти связано с ростом числа дачников, покупавших у крестьян овощи. Ведь урожаи напрямую зависели от количества внесенного в почву «золота», поставщиком которого был Петербург. Не случайно по мере удаления от него урожайность падала[23].

Интересно, что фабрики и заводы, во множестве выраставшие в некогда дачных районах, не рассматривались в те времена как важные источники загрязнения. Во многом это объясняется недостаточным развитием тогдашней медицины, связывавшей вред лишь с органическими отходами.

Тем не менее дачники стремились селиться подальше от заводских районов из соображений как санитарных, так и социальных. К концу 1870 годов Нарвская застава, некогда район загородных особняков, превратился в заводскую окраину, и Екатерингоф с его роскошным парком, окружавшим бывшую резиденцию Екатерины I, стал местом гуляний рабочих. «Петербургский листок» по этому поводу высказывается с плохо скрытым неодобрением: парк «завоеван фабричным людом», «запущен», с «нечищеными гниющими каналами». Это теперь вообще уже не парк, а «сквер с каруселями и двумя ресторанами». В конце, правда, автор снисходительно замечает, что поведение гуляющей публики «скромно, чинно и трезво»[24].

Поскольку большинство традиционных дачных мест вблизи Петербурга уже не отвечали санитарным требованиям и стремлению «чистой» публики иметь социально близкое окружение, граница «зоны отдыха» стала быстро расширяться и к 90-м годам отодвинулась на сто и более километров от города. Этому весьма способствовало развитие сети железных дорог, вдоль которых преимущественно и селились дачники[25]. Иными словами, медленное внедрение современных технологий очистки города отчасти компенсировалось быстрым освоением новых средств транспорта, позволявших сколько-нибудь обеспеченным горожанам самые эпидемиологически опасные летние месяцы проводить за городом.

В Петербурге оставался только бедный люд — слуги, мастеровые, рабочие, да и те стремились выехать из столицы. Так бегство от грязи стало на какое-то время альтернативой борьбы с грязью. Борьбы, которую с переменным успехом человечество ведет на протяжении всей своей истории.

Рис.



[1] Богданов К. А. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры XVIII-XIX вв. М., 2005. С. 219-221.

[2] Там же. С. 226-227.

[3] Цит. по: Ольховский Е. Р. Петербургские истории: Город и интеллигенция в минувшем столетии (1810-1910). СПб., 1998. С. 56.

[4] Петербургские задворки // Здоровье. 1874. № 2. С. 30—31.

[5] Петербургские задворки // Здоровье. 1874. № 2. С. 30—31.

[6] Кое-что из статистики Санкт-Петербурга // Петербургский листок. 1869. 3 мая.

[7] Гюбнер Ю. Современное состояние вопроса о кладбищах // Архив судебной медицины и общественной гигиены. 1869. Кн. 2. Отд. III. С. 100.

[8] О сожигании трупов // Здоровье. 1875. № 12. С. 255—262.

[9] Корбен А. Миазм и нарцисс // Ароматы и запахи в культуре. М., 2003. С. 427—429.

[10] См., например: Скворцов И. П. По вопросу о повальных болезнях и вообще о состоянии народного здоровья в России: Доклад IV съезда российских естествоиспытателей и врачей // Дневник общества врачей г. Казани. 1873. № 16. С. 243—254; О причинах эпидемических болезней (по Аккерману) // Знание. 1873. № 6. С. 109—112; М. фон Петтенкофер. Ценность здоровья для жителей города // Знание. 1873. № 8. С. 263—280, продолжение: Там же. № 9. С. 38—58.

[11] См. например: Доброславин А. П. О почве и о болезнях, которые от нее бывают. Чтение для народа. Читано в Санкт-Петербурге в аудитории Соляного городка; в Москве в народных читальнях Комиссии по устройству народных чтений. М., 1878.

[12] Михайлов А. Оздоровление городов // Дело. 1874. № 4. С. 95—96; Перфильев М. О смертности в больших европейских городах в 1878 г. // Сборник по судебной медицине. 1879. Т. 3. С. 92—118; М. фон дер Нонне. Несколько данных об ассенизации Лондона, Парижа, Вены и других городов и снабжении их чистой водой // Кавказ. 1880. 26 ноября; Пелехин. Из Швеции (статистические данные о населенности, болезненности, смертности населения Стокгольма) // Здоровье. 1880. № 139. С. 160—161.

[13] Доброславин А. П. Канализация Петербурга подземная, о гигиеническом значении ея и очистке города от нечистот // Протоколы заседания общества врачей. СПб., 1873. С. 183, 192, 213, 241, 275, 297; Проект барона Вольфа о канализации Санкт-Петербурга // Голос. 27 сентября (9 октября); продолжение: Голос. 14 (26) октября; Об очистке Петербурга // Биржа. 1874. 14 марта; Ленц Р. По вопросу о дезинфекции Петербурга // Биржевые ведомости. 1874. 13 (25) января, продолжение: Там же. 7 (19) февраля; По вопросу об ассенизации Петербурга // Русский мир. 1873. 17 марта; Об ассенизации Петербурга // Русский мир. 1874. 8 февраля; По вопросу об удалении нечистот в Петербурге // Русский мир. 1874. 5 апреля; Домонтович И. И. Записка по проектам об отводе городских нечистот в Петербурге // Известия Санкт-Петербургской городской думы. СПб., 1874.

[14] Санкт-Петербург: 300 лет истории. СПб., 2003. С. 307—308.

[15] Гюбнер Ю. Всероссийская мануфактурная выставка 1870 г. в общественном и гигиеническом отношении // Архив судебной медицины и общественной гигиены. 1871. № 1. С. 154.

[16] Петербургская газета. 1871. 4 апреля.

[17] К этой мере во время эпидемий прибегали с незапамятных времен. Так, когда холера впервые поразила Петербург (лето 1831-го), поэт и литературный критик П. А. Плетнев счел за лучшее перебраться на Спасскую мызу — дачный поселок за рекой Охтой. Пушкин писал ему из Царского Села: «По крайней мере утешаюсь, зная, что ты в своем Патмосе безвреден и недостижим».

[18] Крапивина С. Заметка о дачной жизни // Здоровье. 1875. № 23. С. 470—471.

[19] Милютин Д. А. Воспоминания. Т. 2. М., 2000. С. 147.

[20] Гюбнер Ю. Ю. Статистические исследования санитарного состояния Санкт-Петербурга. 1870 год. С хромолитографированной санитарной картой Санкт-Петербурга. СПб., 1872; Он же. О санитарном состоянии Санкт-Петербургской губернии по сведениям земских врачей. СПб., 1876; Он же. О санитарном состоянии Санкт-Петербургской губернии по сведениям земских врачей и учителей народных школ. СПб., 1882.

[21] Симанский В. Петербургские дачные местности в отношении их здоровости. СПб., 1881.

[22] Федотов Н. Путеводитель по дачным местностям, водолечебным заведениям и морским купаньям в окрестностях Санкт-Петербурга и по железным дорогам: Финляндской и Балтийской с указанием цен и размеров дач, двумя подробными картами, многими рисунками и другими приложениями. СПб., 1889.

[23] Мейен В. Ф. Статистико-экономический обзор местностей, тяготеющих к железным дорогам Санкт-Петербургского района. Т. 5. СПб., 1912. С. 29.

[24] Из дачных мест. Екатерингоф // Петербургский листок. 1880. 22 мая (3 июня).

[25] Малинова О. Ю. Социокультурные факторы формирования дачного пространства вокруг Санкт-Петербурга (1870—1914): Канд. дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. СПб., 2006. С. 154—229.