Начала работу Юридическая служба Творческого объединения «Отечественные записки». Подробности в разделе «Защита прав».
Журнал литературный, политическій, учёный. Архив номеров 2001-2014 г.г.
Уважаемые читатели и авторы.
Можно ли преодолеть зависимость от предшествующего развития
Напечатать
За полтора десятилетия реформ мы не раз проходили по этому кругу: выдвигаются идеи радикальных преобразований, готовятся весьма прогрессивные программы, они воплощаются, но как-то непоследовательно и способами весьма противоречивыми. В результате очень скоро повседневная практика начинает подозрительно напоминать ту, что существовала до всяких преобразований — точно по формуле златоуста Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». В процессе осмысления такой обусловленности прошлым, принципиальной ограниченности реформаторских возможностей родилась концепция, получившая название path dependence — зависимость от предшествующего развития или от первоначально избранного пути (траектории).
Что такое «path dependence»?
Развиваться эта концепция стала с середины 1980-х годов после выхода в свет статьи Пола Дэвида[1], в которой он, используя пример с общепринятым расположением букв на латинской клавиатуре QWERTY, показал, насколько важную роль в укоренении тех или иных правил могут играть случайные обстоятельства. А так как укоренение сопряжено с инвестициями, эти правила закрепляются. В результате, даже когда возникает необходимость в переходе к более эффективным институционным формам, такой переход всячески тормозится, а то на нем и вовсе приходится ставить крест (как это произошло, в частности, с клавиатурой DSK). Причем чем более успешными были начальные преобразования, тем зависимость от избранной траектории сильнее и тем более вероятна блокировка (lock-in) всех других вариантов развития[2].
Действительно, вернуть вложения в специфические активы при смене траектории чаще всего не удается. Но чисто экономическими причинами дело не ограничивается. Проблема усугубляется тем, что в результате совершенного ранее выбора возникают относительно устойчивые организационные формы, складываются особые формальные и неформальные правила игры, участники процесса вырабатывают специфические навыки и привыкают к определенным операциям, складываются определенные культурные стереотипы. Не следует сбрасывать со счетов и вполне понятное стремление большинства людей избегать очевидного риска, с которым сопряжены всякие преобразования. Словом, возникает сильная структурная и институциональная инерция[3]. Прошлое не отпускает...
К настоящему через прошлое
Дуглас Норт — институциональный экономист, удостоенный в 1993 году Нобелевской премии, исследовал, как расходятся траектории экономического развития разных стран в зависимости от их первоначального институционального выбора[4]. Его идеи нашли применение и при анализе посткоммунистических реформ. На рубеже 1980—90-х преобладала точка зрения, что движение государств бывшего социалистического лагеря к «нормальной» экономике и «нормальному» обществу если и будет разным, то лишь по скорости, и отклонения от общей траектории могут возникнуть только вследствие неадекватной экономической и социальной политики тех или иных правительств. Эти идеи были особенно популярны у экономистов либерального толка. Но уже к середине 1990-х выяснилось, что траектории посткоммунистических стран сильно не совпадают. Ожидаемого линейного движения к какой-либо единой модели капитализма не наблюдается, а реальность в каждом случае сильно отличается от того, что было замыслено[5].
Все это имеет отношение отнюдь не только к бывшим соцстранам. Сторонников идеи «множественности форм капитализма» (multiple capitalisms), являющихся результатом воспроизводства национальных и местных особенностей[6], среди экономсоциологов и институциональных экономистов сегодня едва ли не больше, чем тех, кто привержен идее линейного развития и универсалистским концепциям глобализации.
Рис.
Таким образом можно с большой долей уверенности утверждать, что, во-первых, структурная и институциональная инерции серьезно ограничивают возможности сколько-нибудь радикального реформирования хозяйства и общества. Во-вторых, новые формы чаще всего оказываются комбинацией ранее существовавших, близких и понятных участникам процесса, обладающих с их точки зрения достаточной прочностью и легитимностью. Иными словами, новое здание строится в значительной степени из подручного материала, а если он заимствуется (импортируется), то непременно подвергается местной обработке[7]. В-третьих, инерция есть также следствие сцепленности существующих структур и правил. Трудно встроить в них какое-то новое звено, не затронув всю цепь. Так что вводя действительно новые (не важно, оригинальные или заимствованные) элементы, следует прежде всего руководствоваться принципом так называемой комплементарности (взаимного соответствия), имея в виду, что желанный экономический и социальный эффект достигается только тогда, когда структурные и институциональные изменения взаимосвязаны[8]. В-четвертых, инерционность, зависимость от предшествующей траектории порождают пресловутый эффект маятника, когда реформа не просто сходит на нет, а сменяется контрреформой. Примерами таких колебаний могут служить сменяющие друг друга периоды ослабления и повышения роли государства, приватизации и национализации активов, дерегулирования рынков и усиления контроля на них[9].
Все сказанное, впрочем, не означает, что зависимость от предшествующего развития — это своего рода глубокая колея, из которой нельзя выбраться. Концепция path dependency не отрицает вариативности движения, возможности на это движение воздействовать. Просто коридор этих возможностей всякий раз оказывается не слишком широким. И самое главное, для преодоления инерции недостаточно просто принять хорошие законы или выделить значительные ресурсы. Выращивание или культивирование нового требует длительных усилий[10].
К будущему через настоящее
Концепция зависимости от предшествующего развития — это попытка объяснить настоящее через прошлое. Но признание существования такой зависимости позволяет нам рассуждать и о будущем, отыскивая его элементы в настоящем.
Наш исходный тезис (который многим покажется небесспорным) заключается в том, что вследствие инерции добиться радикальных изменений за счет только внутренних ресурсов если и возможно, то за весьма длительный период времени. Иными словами, первоначальный импульс, который позволит достаточно быстро преодолеть инерцию, видимо, должен прийти извне.
Перспективы нашей экономики во многом зависят от того, как будет проходить встраивание России в глобальные цепи поставок. Сегодня можно с достаточной уверенностью констатировать, что здесь складывается двухканальная модель глобализации. Каналы эти различаются, с одной стороны, по отраслевому признаку, а с другой, по направленности трансграничных ресурсных потоков.
Первый отвечает за все более активный экспорт капитала из России, который связан с так называемыми «стратегическими» отраслями. Речь идет, прежде всего, о ТЭК, металлургии, телекоммуникациях, банковской сфере, части машиностроения. Впрочем, последнего это касается в меньшей степени, ибо экспорт капитала тянется вслед за экспортом товаров, который на девять десятых обеспечивают сырьевые отрасли.
Итак, в стратегических отраслях внешняя экспансия крупных российских компаний идет полным ходом. За последние пять лет объем накопленных ими зарубежных инвестиций вырос почти в семь раз. Если говорить о крупных приобретениях на сумму свыше 100 млн долл. США, то только в 2006 году их совершили «Газпром», «ЛУКойл», «Норильский никель», РУСАЛ (самостоятельно и вместе с СУАЛом), Новолипецкий металлургический комбинат, концерн «Ситроникс» (дочерняя структура АФК «Система»), «Вымпелком», Сбербанк, Внешторгбанк[11]. Планы российских лидеров рынка становятся все более амбициозными. Причем такого рода активность не только дозволяется, но отчасти поощряется государством через систему межправительственных соглашений, что в целом отвечает мировой практике.
Одновременно в указанных отраслях строго соблюдается принцип национального суверенитета. То есть проникновение в них иностранного капитала всячески блокируется. Так, корпорации «Siemens» не дали завладеть «Силовыми машинами». Иностранные компании выдавливаются из проектов по разработке сырьевых месторождений (чего стоит одна только скандальная история с проектом «Сахалин-2»). Не довольствуясь сдерживанием иностранных инвесторов, власти выстраивают второй защитный рубеж, передавая крупные компании из «ненадежных» частных рук подконтрольным государству структурам: «Газпром» покупает «Сибнефть», «Роснефть» — «Юганскнефтегаз» (наследство «ЮКОСа»), контроль над корпорацией «Силовые машины» получает РАО «ЕЭС России», «Рособоронэкспорт» выкупает 66% корпорации «ВСМПО-АВИСМА», единственного в России производителя титана, и т. д. Крупнейшие отечественные банки, располагающие до 40% совокупных активов всего сектора, также фактически контролируются государством.
Помимо первого, активно работающего на экспорт канала включения российской экономики в мировое хозяйство, функционирует второй, от первого в корне отличающийся. Он обслуживает «нестратегические» отрасли, к которым относятся главным образом те, что работают на потребительские рынки. Здесь экспорт капитала минимален из-за отсутствия сильных национальных лидеров и жесткой конкурентной борьбы, которую вынуждены вести основные игроки на внутренних рынках. В то же время импорту капитала в этом секторе государство никак не препятствует, если не считать вполне обычных бюрократических препон и вымогательств. Поэтому экспансия иностранного капитала (причем действительно иностранного, а не российского офшорного, как это было в прежние годы) наблюдается достаточно активная. Глобальные производители начали переносить свои производства на российскую территорию. Большая часть прямых иностранных инвестиций идет в пищевую промышленность и розничную торговлю. На третьем месте — машиностроение, в основном автосборочные производства[12].
Рис.
Общий объем внешних вложений в этом секторе считается незначительным. Но если учесть отраслевую дифференциацию, мы получим, что, например, доля иностранного капитала в общем объеме текущих капиталовложений в пищевую промышленность по некоторым данным уже превысила половину[13]. Если брать только крупных иностранных производителей продуктов питания, то, например, «Unilever» имеет на российской территории четыре предприятия, «Danone» — два и акции фабрики «Большевик», а корпорация «Nestle» владеет уже двенадцатью местными предприятиями.
Интенсивное освоение российского рынка происходит и в автомобилестроении. В стране уже работают или строятся сборочные производства многих ведущих иностранных компаний: «Volkswagen», «Ford», «General Motors», «Nissan», «Renault», «Toyota». По экспертным оценкам, к 2010 году доля иномарок, собираемых в России, достигнет без малого половины от общего числа продающихся на рынке машин (сегодня она приближается к 20%)[14].
Иными словами, благодаря второму каналу глобализации идет активный процесс импортозамещения в потребительском секторе. Само по себе это не может не радовать, ибо обеспечивает насыщение рынка качественными и относительно дешевыми товарами. Однако настораживает поведение многих национальных лидеров, которые ориентированы явно не на развитие своего бизнеса, а на его продажу и только ждут подходящих предложений. Выходы на IPO (в том числе, на международных биржах) предпринимаются ими скорее для оценки бизнеса, нежели для завоевания международных рынков. Не случайно такое импортозамещение получило название «несуверенного»[15].
Характерно, что вокруг покупки иностранцами российских заводов потребительского сектора (в отличие от стратегического) не возникает никакого ажиотажа. Мало кого взволновала продажа пивоваренных заводов Тинькова компании «InBev», еще меньше обратили внимание на покупку крупного лакокрасочного предприятия «Краски Текс» компанией «Tikkurila». А когда «Wrigley» приобретает легенду отечественной шоколадной индустрии — Одинцовскую кондитерскую фабрику Коркунова, все только радуются, что удалось получить такую высокую цену.
Здесь государство пока не вмешивается. Впрочем, если оно начнет более активно интересоваться данными секторами и пытаться их регулировать (как это происходит в настоящее время с розничной торговлей), это лишь усилит стремление российских владельцев побыстрее продать свои активы.
Новая зависимость
Итак, на наших глазах российской экономика приходит к модели двухканальной глобализации. Суть ее в экспорте капитала при сохранении внутреннего суверенитета в сырьевых отраслях и импорте капитала в отраслях потребительского сектора. Россия отчаянно борется за зарубежные сырьевые ресурсы и легко отдает внутренние потребительские рынки. Мы не даем этой модели какую-либо однозначную и тем более сугубо негативную оценку[16]. Здесь нас больше интересуют связанные с экспансией иностранного капитала структурные и институциональные изменения. Заметим, для того, чтобы запустился механизм трансформации, вовсе не обязательно, чтобы иностранные компании контролировали значительную часть рыночного пространства в своем сегменте. На первых порах их доля может быть незначительна. Иностранная компания начинает влиять на организационную структуру рынка часто даже до момента своего фактического выхода на внутренний рынок. Например, сеть бытовой техники и электроники «Media Markt» открыла свои первые гипермаркеты в России лишь в конце 2006 года, но все предыдущее пятилетие прошло под знаком ее скорого прихода. И ведущие российские компании интенсивно заимствовали технологии своих будущих конкурентов.
Наблюдаемое с начала нового столетия чрезвычайно быстрое проникновение инноваций касается всех сторон деятельности ведущих участников российского рынка — от способов привлечения покупателей до системы управления и выстраивания отношений (более жестких и технологичных) с производителями и поставщиками[17]. Методы ведения бизнеса, демонстрируемые западными компаниями, заставляют (в сочетании с усилившимся контролем государства) отечественных участников рынка постепенно отказываться от черных, а затем и от серых схем уплаты налогов и таможенных платежей[18].
Иными словами, пока политики и эксперты дебатируют по поводу целесообразности импорта «чужих» институтов и степени их пригодности для России, этот импорт в отраслях потребительского сектора идет полным ходом. Только обеспечивают его не целенаправленные реформы, а движение капитала. Иными словами, новые институты, которые приходят вместе с носителями иной культуры, обустраивающими под себя пространство, утверждаются не благодаря, а помимо и отчасти вопреки всяким реформаторским усилиям. Запустился фундаментальный процесс, заставляющий систему выйти из колеи, преодолеть жесткую зависимость от предшествующего развития.
Конечно, импорт новых организационных форм встречает немало препятствий. Огромные слабо освоенные российские пространства и крайняя слабость логистической инфраструктуры несомненно сдерживают экспансию западных институтов. Иностранцам в какой-то степени приходится подлаживаться под существующие, в сильной степени деформализованные порядки (прежде всего, это касается взаимоотношений с коррумпированной бюрократией). Однако глобальные операторы выстраивают долгосрочные стратегии с учетом российских реалий, а наработанные ими технологии обладают собственной инерцией. Их укоренение — лишь вопрос времени. Прежний инерционный порядок постепенно замещается другим инерционным порядком. В итоге зависимость от прошлого развития, как общая закономерность, сохранится, а вот траектория развития будет совсем другой.
[1] Дэвид П. Клио и экономическая теория QWERTY // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2006. С. 139—150. Развитие данной концепции см., например: ArthurB. Increasing Returns and Path Dependence in the Economy. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1994; Либовиц С., Марголис С. Басня о клавишах // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. С. 151—182.
[2] Об эффекте блокировки см.: ArthurB. Competing Technologies, Increasing Returns, and Lock-In by Historical Events // Economic Journal. 1989. Vol. 99 (394). P. 116—131; Старк Д. Гетерархия: неоднозначность активов и организация разнообразия // Экономическая социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и научн. ред. В. В. Радаев. М.: РОССПЭН, 2002. С. 50—54. См. также: Экономическая социология. Т. 2. № 2. С. 115—132 [http://www.ecsoc.msses.ru/Transl.php].
[3] О важности организационной инерции писали также представители направления организационной экологии. См., например: Hannan M., Freeman J. Structural Inertia and Organizational Change // American Sociological Review. 1984. Vol. 49. P. 149—164. Подробнее об этом направлении см.: Радаев В. В. Популяционная экология организаций: как возникает разнообразие организационньгх форм // Российский журнал менеджмента. 2005. Т. 3. № 2. С. 99—108.
[4] См., например: Норт Д. К. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2.
[5] Stark D., Bruszt L. One Way or Multiple Paths: For a Comparative Sociology of East European Capitalism // American Journal of Sociology. 2001. Vol. 106. No. 4. November. P. 1129—1137.
[6] Одним из тех, кто спровоцировал начало активной дискуссии, был М. Альбер (Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб.: Экономическая школа, 1998). См. также: Crouch C, Streeck W. (eds.). Political Economy of Modern Capitalism: Mapping Convergence and Diversity. London: Sage, 1997; Dore R. Stock Market Capitalism: Welfare Capitalism. Japan and Germany Versus the Anglo-Saxons. Oxford: Oxford University Press, 2000; Hall P. A., Soskice D. W. (eds). Varieties of Capitalism: The Institutional Foundations of Comparative Advantage. Oxford: Oxford University Press, 2001; Hollingsworth J. R., BoyerR. (eds.). Contemporary Capitalism: The Embeddedness of Institutions. Cambridge: Cambridge University Press, 1999; Orru M., Biggart N., Hamilton G. The Economic Organization of East Asian Capitalism. London: Sage, 1997; Whitley R. Divergent Capitalisms: The Social Structuring and Change of Business Systems. Oxford: Oxford University Press, 1999.
[7] Старк Д. Рекомбинированная собственность и рождение восточноевропейского капитализма // Вопросы экономики. 1996. № 6. С. 4—24; Старк Д. Гетерархия: неоднозначность активов и организация разнообразия. С. 47—95.
[8] О принципе институциональной комплементарности см.: Amable B. Institutional Complementarity and Diversity of Social Systems of Innovation and Production // Review of International Political Economy. 2000. Vol. 7. No. 4. P. 645—687.
[9] О таких колебаниях в государственной политике см., например: Радаев В. В. Баланс принуждения и доверия в процессе легализации российского бизнеса // Модернизация экономики и выращивание институтов / Под. ред. Е. Г. Ясина: В 2 кн. М.: ГУ-ВШЭ, 2005. Кн. 1. С. 359—369.
[10] Подробно об идее выращивания институтов см.: Кузьминов Я. И., Радаев В. В., Яковлев А. А., Ясин Е. /.Институты: от заимствования к выращиванию (Опыт российских реформ и возможности культивирования институциональных изменений) // Вопросы экономики. 2005. № 5. С. 5—27. См. также: Модернизация экономики и выращивание институтов. Кн. 1. С. 7—64.
[11] Хейфец Б. Пасынки глобализации // Эксперт. 2007. № 4.
[12] Рубанов И., Сиваков Д. Эффект бумеранга // Эксперт. 2006. № 1—2.
[13] Балацкий Е. «Нераспознанный бум» в динамике иностранных инвестиций в России // Международные процессы. 2005. № 3. С. 107—115.
[14] Сходные процессы наблюдаются и в сфере розничной торговли. В одном лишь продовольственном ее секторе в Россию пришли уже полдюжины глобальных операторов, а компании «Metro Group» и «Auchan» оказались в числе лидеров рынка.
[15] Рубанов И., Сиваков Д. Указ. соч.
[16] Однако обращаем внимание на то, что утверждение такой модели будет иметь серьезные и весьма долгосрочные последствия, которые, на наш взгляд, недооцениваются. Причем многое, конечно, зависит от качества инвестиций — пойдут ли в Россию передовые технологии или дело ограничится реорганизацией существующих производств с установкой относительно стандартного оборудования.
[17] Об этих заимствованиях на примере розничной торговли см.: Радаев В. В. Динамика деловых стратегий российских розничных компаний под воздействием глобальных торговых сетей // Российский журнал менеджмента. 2005. Т. 3. № 3. С. 3—26; Радаев В. В. Захват российских территорий: деловые стратегии розничных компаний в 2000-е годы. Препринт WP4/2005/03. М.: ГУ-ВШЭ, 2005.
[18] О ступенчатом процессе легализации см.: Радаев В. В. Социология рынков: к формированию нового направления. М.: ГУ-ВШЭ, 2003. Гл. 12—14; Радаев В. В. Российский бизнес: на пути к легализации? // Вопросы экономики. 2002. № 1. С. 68—87.