Инструментализация смерти. Уроки антиалкогольной терапии

Ольга Чепурная, Александр Эткинд^[1]

ИНСТРУМЕНТАЛИЗАЦИЯ СМЕРТИ. УРОКИ АНТИАЛКОГОЛЬНОЙ ТЕРАПИИ

Начиная с 1950-х годов советские врачи практиковали особенный метод лечения алкогольной зависимости, получивший название имплантации, или «подшивки». Препараты, которые применяются для этой процедуры, были синтезированы на Западе, но популярность получили в России. По настоящее время этот метод широко используется и в клиниках (государственных и частных), и индивидуально практикующими наркологами.

Капсула с препаратом хирургическим путем вводится в мышечную ткань. Если пациент принял алкоголь, активное вещество, поступающее в кровь, с ним взаимодействует, в результате чего у «подшитого» возникают неприятные ощущения: жар, стеснение в груди, затруднение дыхания, шум в голове, сердцебиение, чувство страха, иногда озноб. Значительно понижается артериальное давление. Как говорят о таком лечении и врачи, и пациенты, действует оно по формуле: «Выпьешь — умрешь».

Препараты этого типа применяются и в виде таблеток, но советские наркологи предпочитали именно капсулы. Разница очевидна: прием таблеток пациент контролирует сам и может в любой момент его прекратить, действие же имплантата способен остановить только врач. Принятая советской медициной и успешно пережившая социальную ломку практика «подшивки» по сути явилась реализацией весьма радикального проекта вмешательства государства в индивидуальное тело. В отличие от других имплантатов (например, кардиостимуляторов или применяемых при пластических операциях силиконов) «подшивка» отвечает не только личным интересам индивида, но также интересам социальных групп, в которые он включен: от семьи до общества в целом.

Наша работа — социологическое исследование культурных и моральных аспектов феномена «подшивки». Мы видим в нем символ, своего рода аллегорию тех дисциплинарных практик, которые были характерны для позднесоветского общества и от него унаследованы постсоветской Россией.

Как работает «подшивка»

Несмотря на широкое распространение метода, поиски медико-статистических исследований, в которых оценивались бы его терапевтическая эффективность и связанные с его применением риски, не увенчались успехом. Чтобы разобраться, как работает «подшивка», мы обратились к классическим парадигмам социологии и политической философии, связанным с именами Томаса Гоббса, Эмиля Дюркгейма и Мишеля Фуко. Вывод, к которому мы пришли, приблизительно таков: «подшивка» действует не в теле больного, а в терапевтическом сообществе, которое функционирует наподобие религиозной секты, индоктринирующей верования, необходимые для контроля, через организованный социальный ритуал. Контроль этот имеет обманчиво-добровольный характер, так как основан на иллюзии контрактных отношений. Его механизм состоит в профессионально организованном воздействии на тело пациента, а также его семью, финансы и образ жизни. Главным, самым парадоксальным и одновременно самым типическим в этом манипулятивном механизме является угроза смерти, которую через посредничество врача-профессионала применяет к самому себе пациент.

В ходе предварительного исследования были собраны данные о восприятии «подшивок» случайными наблюдателями в городе и сельской местности. Мы также взяли интервью в Санкт-Петербурге у врачей, которые применяют «подшивки», опросили пациентов об их опыте, обозрели другие методы лечения алкогольной и наркотической зависимости, которые развивались в постсоветской России. Важным источником для нас послужила медицинская литература, посвященная данному методу, и методические рекомендации, выпущенные Министерством здравоохранения в 1970—1990-х годах. Составленные уважаемыми врачами, они содержат: 1) перечень веществ и процедур, допустимых при применении «подшивки»; 2) медицинские показания, по которым рекомендуется имплантация; 3) описание побочных эффектов; 4) предписания врачам относительно их поведения с пациентами. Во всех таких документах подчеркивается, что психотерапия — одна из главных составляющих любого метода лечения алкогольной зависимости. В частности, пациента необходимо убедить в том, что

при употреблении алкоголя негативный эффект будет обязательно. Это может быть кома через пять минут, а может желудочное кровотечение через месяц. Поэтому при срыве необходимо обязательно обратиться к наркологу для проведения всего комплекса контрмер (из интервью с наркологом).

В интервью врачи рассказывают о том, о чем нельзя прочесть в официальных документах и что не доводится до сведения пациентов: даже лучшие из имплантируемых веществ типа французского эспераль не способны вызвать эффект, который им приписывается. Они могут работать (и иногда работают) в течение нескольких дней после имплантации, но организм быстро нейтрализует их. Специалисты знают, что следы этих веществ не удается обнаружить в крови пациента уже спустя несколько недель после имплантации. И при этом «подшивка» работает многие месяцы, обеспечивая тяжелую реакцию организма на принятие алкоголя (а иногда и смерть). Большинство врачей считают, что здесь включаются психологические механизмы. Поэтому многие наркологи вместо препаратов используют (от «редкого» до «основной части фактической практики») плацебо — лекарственные формы, содержащие нейтральные вещества, например витамин С. Врачи, практикующие «подшивки», непременно комбинируют их с психологическими манипуляциями.

Операционная, белые халаты, анестезия, и потом шрам же остается — все это пугает, настраивает на серьезное восприятие «подшивки»... Ориентируются обычно по ситуации, в зависимости от больного вшивают препарат, или пустышку, или вообще ничего не вшивают — и так будет действие. Разрежу и зашью просто, а под видом антибиотика для заживления раны дам эспераль в таблетках, на случай если сорвется через пять дней, как это часто бывает (из интервью с наркологом).

Систематические исследования плацебо-эффекта не проводились, однако врачи часто рассказывают о пациентах, у которых при приеме алкоголя на фоне плацебо наблюдалась та же реакция (понижение давления, удушье, острое беспокойство и страх смерти), что и на фоне свежеимплантированного препарата типа эспераль. Это заставляет вспомнить известные страницы «Элементарных форм религиозной жизни» Эмиля Дюркгейма, где описывается австралийский абориген, который умер, обнаружив, что случайно съел свой тотем.

Как альтернатива «подшивки» широко применяется кодирование, которое обычно описывают так: нарколог методом внушения формирует в мозгу больного на заранее оговоренный срок (1 год, 3, 5 лет, пожизненно) устойчивый очаг возбуждения. В результате человек весь этот период живет с убеждением, что, если он примет алкоголь, смерть наступит неизбежно. Автор метода Александр Довженко утверждал, что за 35 лет практики им было зафиксировано 90 таких смертей. Сын Довженко, Роман, продолжает дело отца. Его сайт сообщает о 12 тысячах излеченных алкоголиков за последние четыре года (среди них есть и иностранцы, которые были «закодированы» через переводчиков). Последователи Довженко утверждают, что кодирование лучше «подшивок», однако многие опрошенные нами практикующие наркологи полагают, что эффективность обоих методов примерно одинакова.

Кто верит в «подшивку»

Индивид, согласившийся на «подшивку», добровольно идет на угрозу смерти, в которую верит. Он делает это, разуверившись во всех других способах самоконтроля; «подшивка» выступает здесь как последнее средство. Восстановление внутреннего контроля достигается за счет полного отказа от него. Это обычная для современного общества, хотя и экстремальная дисциплинарная модель. Характерными ее особенностями являются: использование профессиональных манипуляций, основанных на вере в научное знание; добровольность, которая неотличима от принуждения; контрактные отношения между агентом и объектом дисциплинирования и, наконец, особая роль тела в этих отношениях. Мишель Фуко в классической книге «Надзирать и наказывать» писал, что такие «дисциплины» свойственны определенному типу обществ, которые он называл «буржуазными» или «либеральными». На примере «подшивок» мы видим, что дисциплинарные практики такого рода присущи и нелиберальному обществу. Возможно даже, что в нем они приобретают крайнее свое выражение. Равновесие страха, поддерживающее жизнь в тоталитарном обществе, легко включает в себя новые элементы.

Отходняки, белая горячка, они ведь только по первости пугают, тогда вот испугаешься, идешь к наркологу. Ну, тебя там выслушают, что-то предложат, ты со страха согласишься. Если сильно испуган был (как я первый раз), тогда эти полгода-год продержишься... А за это время все страхи забудутся, будешь помнить только, как это хорошо было — напиться, расслабиться. Ну и напьешься, конечно. Хотя вот после одной из «подшивок», не помню, что за препарат был, но я долго еще после срока держался. То есть пил, конечно, но редко и понемногу. То есть не напивался (мужчина, около 40 лет, участник группы анонимных алкоголиков).

Мужчинам в Петербурге и области (небольшая случайная выборка) мы задавали вопрос: как часто, по их мнению, метод «подшивки» применяется на практике? Оказалось, что чем выше социообразовательный уровень респондентов, тем ниже их оценка распространенности этого метода лечения. Низкие доход и образовательный уровень коррелируют с более высоким доверием к «подшивкам» и переоценкой их действенности.

Ну, я не многих таких (подшитых) знаю, но те, о которых слышала, уверена, что только на этом и держатся. Лучшего все равно ничего нет. А так он хоть полгода в году не пьет, если напугают хорошенько (женщина, 28 лет, высшее образование).

Да это же все ерунда! Ну какая разница, на чем человек сидит: на препаратах или алкоголе? Не пьют они только от страха, из-за этого характер так портится, что общаться уже невозможно, лучше бы дальше пил (мужчина, 37 лет, образование высшее).

Больше всех верят в смертельную опасность «подшивок» и «кодировок» сами пациенты. Эта вера может быть подкреплена и в ситуации выбора данного метода лечения, и в ситуации его избегания. Я же сама медик, в принципе знаю, как это все работает... Знаю, что не может там быть такой, ну, смертельной концентрации... Но, когда дело касается меня, моего организма, готова поверить всему. Вот мне рассказывают, что люди «подшитые» от глотка пива при смерти были, и я уже кефир с опаской пила! Это как-то помимо моей воли работало (женщина, 42 года, один раз «подшивалась», последние два года не употребляет алкоголь и не прибегает к медицинской помощи).

Среди моих коллег примерно половину составляют те, кто прошел процедуру кодировки. Независимо от способа кодировки народ делится на две группы: те, кто считает дни, постоянно разговаривает на алкогольные темы, дескать, срок закончится, пойдем на шашлыки, возьмем бухла и т. д. Вторая группа воспринимает ситуацию в том ключе, что надо переключаться с алкоголя на что-либо другое, у людей появляются увлечения (компьютер, фотография, постройка дачи и т. п.). Мозг смиряется с мыслью, что алкоголь (и даже квас и кефир в случаях химкодировки) — это яд, и начинает искать другие способы занять свободное время. У многих по окончании срока происходят срывы, которые, впрочем, не заканчиваются свиноподобным состоянием. Люди знают, с каким играют огнем, поэтому, когда ситуация начинает выходить из-под контроля, процедура кодировки повторяется. Хотя большинство после первой кодировки не пьет вообще (мужчина, 38 лет, образование среднее техническое, кодировался один раз три года назад, с тех пор не пьет).

Веру в «подшивку» укрепляют передающиеся из уст в уста драматические истории о «подшитых» друзьях, знакомых или знакомых знакомых, умерших после принятия алкоголя. Такого рода смерть публика любит приписывать известным людям, например Владимиру Высоцкому.

У нас сосед точно от этого умер. Он был подшитый. А тут Новый год, все же пьют. Ну, он не удержался, наверное. Выпил-то он с друзьями, только потом дома один остался. Нашли через два дня, сказали, что инсульт был. А врач его как раз об этом и предупреждал (женщина, 54 года, не пьет, выступает против такого лечения для мужа).

Знаю такой случай. Родственник маму закодировал, через год она выпила и умерла... теперь родственник себя винит. Да и что, мало народу умерло? Я бы не стала так судьбу испытывать. И вот муж боится, да и я этого метода тоже боюсь, первое — это возраст, второе — ему снились сны, что он выпил, а это психологически сложно во время кодировки. Думаю, от одного такого сна копыта можно отбросить (женщина, 45 лет, созависимая, мужу 51 год).

Даже люди, прошедшие через многократные «подшивки» и срывы, кодирования и раскодирования, сохраняют веру в то, что нарушение режима чревато тяжелой реакцией организма, а то и смертью.

Я эту подшивку с провокацией пробовал. Эффект: судороги, онемение в грудных мышцах, остановка дыхания. Вывод я сделал такой: срывать химзащиту (эспераль, дисульфирам и т. п.) не надо — за полцены кодировки в любой клинике прекрасно нейтрализуют. Хотя первый раз в 1998году, помню, еще я про это не знал, нашел врача частным, нелегальным способом — он меня уколол, и вот 31. 12 сижу, смывшись от жены, в машине, в руках фляга виски, и страааашно! Оказалось, точно раскодировал меня эскулап. Так что опасности никакой — главное, не быть идиотом и все, раскодируешься и пей (мужчина, 38 лет).

Распространению этих историй (назовем их терапевтическим нарративом) о сорвавшихся пациентах, которых постигла «высшая кара», всячески способствуют сами наркологи. На интернет-сайтах, посвященных проблеме алкоголизма, они помещают «примеры из практики», поддерживая таким образом в пациентах и их родственниках чувство страха перед неминуемой расплатой за срыв. Это лишь вершина айсберга, обращенная к публике. В терапевтических группах подобные нарративы могут выходить за рамки всякого правдоподобия, но пациенты верят в них и поступают в соответствии с этой верой, что и оказывает терапевтический эффект. Это важный аспект дисциплинарной практики. Адресованная индивиду, она работает только в дисциплинарном сообществе, объединяющем через верования и ритуалы специалистов и профанов. Как утверждал сто лет назад Дюркгейм, только сообщество обладает способностью конструировать сакральное. «Подшивка» работает не в теле пациента, но в сообществе, верящем в «подшивку».

Свобода быть подшитым

Наркологи, у которых мы взяли интервью, считают, что решение пациента избавиться от алкогольной зависимости столь специфическим способом должно быть осознанным, иначе «подшивка» не даст эффекта. Такое решение должно быть высказано доктору, а также окружающим больного людям — семье, коллегам или же другим пациентам. Так формируется терапевтическое сообщество. На деле свобода индивидуального выбора зависит от множества внешних факторов. Во многих случаях происходит примерно так:

Я тогда еще не понимал, что болен, жена настояла, отвела, что-то там вшили, хотел просто полгодика отдохнуть от пьянства, но не получилось... почти сразу сорвался (мужчина, 43 года).

Перед процедурой «подшивки», или кодирования, пациент подписывает юридический документ. В нем, в частности, определен срок действия (связанный с угрозой жизни) препарата или кода, в течение которого всю ответственность за возможные последствия несет пациент. Контрактные отношения, в которые вступают врач и больной, предполагают полную добровольность при обсуждении условий и обязательное выполнение последних после подписания документа. Такая практика получила широкое распространение еще в СССР с его бесплатной государственной медициной. В рыночных условия она приобрела новое измерение: в контракте теперь оговаривается гонорар врача. И чем больше срок контракта, тем выше оплата (деньги с пациентов наркологи брали и в советские времена, никак это не формализуя). Врачи считают, что такой пункт в договоре заставляет пациента более ответственно относиться к лечению, что повышает его эффективность.

Процедура, оговоренная в контракте, включает в себя следующие этапы:

1. Врач осуществляет психологическую подготовку пациента к «подшивке» индивидуально или в группе. Она состоит в том, чтобы внушить пациенту: контроль над собой он утерял, самостоятельно ограничить потребление алкоголя не в состоянии. Во всех методических пособиях по кодированию и «подшивке» написано, что нарколог должен в самых мрачных красках обрисовать пациенту, какое того ждет будущее, если он не бросит пить.

Для психотерапевта-нарколога после нормализации соматического состояния пациента крайне важно выяснить, чего, собственно, хочет сам пациент (и хочет ли). <...> Основная тактика при сопротивлении пациента предполагает поддержание контакта и нежесткую конфронтацию с алкогольной проблемой. Например: «Разумеется, Вы и только Вы принимаете окончательное решение. Мне представляется, что сейчас от него во многом зависит Ваша дальнейшая жизнь, ведь Вы подошли к тому моменту, когда алкоголь причиняет больше беспокойства, чем радости». Предполагается проведение какой-либо фиксирующей процедуры (введение препарата «торпедо», имплантация препарата «эспераль» или кодирование), рассчитанной на определенный срок трезвости. Перед проведением этих процедур необходимо еще раз убедиться, что решение воспользоваться ими принадлежит именно пациенту (из методических рекомендаций).

2. Врач сообщает пациенту, что единственный и радикальный способ борьбы с «болезнью» — это «подшивка». Далее стороны договариваются о том, какой препарат будет применен и о сроке его действия, обсуждают размер гонорара нарколога. Так складываются контрактные отношения: одна сторона предоставляет услугу, другая ее оплачивает. Причем определить стоимость услуги бывает весьма непросто, она зависит от множества разнообразных факторов.

...обстоятельства ставят психотерапевта в сложное, а порой и щекотливое положение: он, естественно, заинтересован в получении максимальной прибыли от конкретного пациента, ведь от этого зависит и его зарплата, но дорогостоящее лечение этому пациенту не всегда может быть показано, а это, в свою очередь, требует уже от врача очень строгого соотнесения медицинской целесообразности и материальной выгоды. Разумеется, на первом месте медицинская целесообразность, однако и психологически понятное желание врача войти в положение малоимущего пациента и провести психотерапевтическую сессию за символическую цену может только навредить больному, лишив его тем самым необходимой инициативы в сохранении здоровья. «Лечиться даром» — действительно часто «Даром лечиться». <...> Психотерапевт продает свой труд, и умение правильно оценить предлагаемые услуги является одним из необходимых качеств психотерапевта (из методических рекомендаций).

Иногда пациенту говоришь: подшивка стоит, там, тысячу рублей. А он говорит: «Что-то дешевый слишком препарат, не подействует, наверное, подороже ничего нет?» Ну я, конечно, предлагаю ему новый препарат, который надо специально заказать, недельку подождать, и стоить он будет 500 баксов. Больной счастлив, и я знаю, что эффект будет. Через неделю он придет, я ему тот же дисульфирам вошью (из интервью с наркологом, 46 лет).

3. На этом этапе врач должен удостовериться, что пациент проникся убеждением: если после «подшивки» он примет алкоголь, то умрет. Здесь, по мнению многих авторов медицинских публикаций, необходимо включить страх как психотерапевтический инструмент. Случаям, когда принятие алкоголя не вызвало у подшитого или закодированного ожидаемой реакции (если таковые известны пациенту), следует дать соответствующую интерпретацию. Обычно пациенту говорят, что последствия бывают всегда, но не всегда они проявляются сразу.

Чтобы вызвать страх, врачи используют самые разные методы.

Врач меня закодировал с помощью гипноза и сказал: надо сделать провокацию. Я: да не надо, верю. Он: надо обязательно. Ну, поехали. Он: надо поставить капельницу с глюкозой, чтоб легче тебя откачивать было. Поставил. Теперь выпей полрюмки. Выпил. После этого у меня жуткой судорогой свело ноги, но о ногах я через две секунды забыл, так как свело мышцы груди и я не вдохнуть, ни выдохнуть не могу. Задыхаюсь вполне серьезно. Продолжалось это секунд 15, может, 30. Я уже мысленно попрощался с жизнью. Врач делал мне искусственное дыхание и, по-моему, испугался здорово: видимо, эффект оказался сильнее расчетного. Потом я спокойно подумал, видимо, в банку с глюкозой был впрыснут дисульфирам, или барбитурат, или еще чего-то несовместимое со спиртом. Месяца два я ходил напуганный, а потом страхи подзабылись, и я потихонечку начал пить (мужчина, 30 лет, не женат, образование высшее)

Я кодировался методом жесткого лазерного кодирования. Мне к голове прикладывали два электрода (это типа у них лазер такой), и включали ток. Боль была сильнейшая, я прямо чувствовал, как в голове мозги жарятся. Доктор сказал, если выпью, то последствия будут непредсказуемы, вплоть до летального исхода. Я не пил, держался три года. А вот мой товарищ тоже кодировался этим методом на год, продержался три месяца. Выпил, и никаких негативных эффектов, нажрался только как свинья — и в запой на неделю. Ничего, что обещал ему доктор, с ним не произошло. (мужчина, 37 лет).

4. Врач предлагает пациенту контракт, который определяет время действия «подшивки» и в котором записано, что всю ответственность за последствия срыва несет пациент. В документе предусмотрена также возможность «расшивки» (обычно это однократный прием вещества, останавливающего действие имплантата), которая производится тем же специалистом. Стоимость этой процедуры равна половине стоимости самой «подшивки».

Жив остался вот после этих тридцати лет, потому что... ну, вот я так говорю, что «подшивки» все эти... Но они правда помогали. Длинные периоды были, когда не пил, организм как-то восстанавливался, это хорошо было на самом деле. Это действовало, это помогало. Но организм же нельзя постоянно..., как-то в него вшивать. Потом это уже перестало действовать, уже не помогало. Уже каждый раз был срыв, был антидот, и я снова начинал пить. Вот принимаешь антидот, почти умираешь, а потом хорошо, потом пьешь, и какое-то время хорошо. Потом капельницы, очищение. И последний раз я уж в реанимации лежал, и после реанимации меня подшили все-таки, я помню, как-то. Но это уже почти без моего участия произошло, и потому, видимо, действовало совсем недолго (мужчина, 52 года, образование высшее, разведен).

5. «Подшивка» производится под местной анестезией в специально оборудованной операционной. Все обставляется как можно более торжественно с использованием разнообразной медицинской атрибутики.

Очень важно соблюсти все атрибуты ритуала хирургического вмешательства: операционная, белые халаты, инструменты. Так как пациент находится под воздействием лишь местной анестезии, он ощущает на себе в полной мере психотерапевтическое воздействие этого действа (из интервью с наркологом).

Успех лечения напрямую зависит от веры во врача, в эффективность метода, которая поддерживается ритуалом.

Я же чуда от врачей ждал, думал, что ну хорошо, вот я болен, но они же врачи, они не могут не помочь, у них же белые халаты, препараты всякие (мужчина, 43 года, состоит в группе анонимных алкоголиков).

Поскольку многие пациенты проходят процедуру не единожды, ее приходится варьировать. Врачи считают, что чем необычнее «подшивка» обставлена и чем дороже применяемый препарат, тем больший эффект она дает.

Я сразу говорю пациенту, что если он уже попробовал сто методов лечения, то я знаю сто первый, и он поможет. Я знаю все методы, могу предоставить любые средства. Я завтра закажу специально для него особый препарат прямо из Израиля, и он ему точно поможет (из интервью с наркологом).

6. Для «подшитых» проводятся сеансы (групповые или индивидуальные) поддерживающей терапии. На них пациенты получают психологическую помощь, в том числе и через общение друг с другом. Важным элементом такой терапии является обсуждение случаев, действительных или вымышленных, когда нарушение условий «подшивки» привело к смерти больного. Если пациент срывается и возвращается к врачу, тот помогает ему и другим пациентам интерпретировать случившееся в рамках их мифологической системы. Это позволяет применять метод многократно.

Значицца, я в свое время проходила в клинике доктора ну не важно какого, такую процедуру: внушали-внушали мне что-то (но не под гипнозом), потом надели ободок такой на голову, чуток током побили, чуток иголками покололи, дали понюхать ватку с водкой (или со спиртом, не помню). От этого стало плохо, давление подскочило, дышать трудно было. Не пила после этого примерно месяц. Но тяга была, как сейчас вспоминаю, все равно... Проблему, что делать вечером или что делать, когда хочется отключиться и расслабиться, эта процедура мне НЕ решила — тут уж мне самой надо было над этим работать, а я ожидала чудес от этого «священнодействия». Сейчас-то я понимаю, что нужно было в комплексе все делать: разработать план заполнения свободного времени, например, поработать несколько сеансов с психотерапевтом (а они меня после первого же развели на эту штуку), а уж потом для закрепления успеха, так сказать, и побить себя током дать (женщина, 33 года, не замужем).

7. Пациент вправе обратиться к наркологу, чтобы за отдельную плату «расшиться» или раскодироваться. После такой процедуры он освобождается от страха смерти и начинает пить снова. Пациенты и сами находят способы «разрядить «подшивку» (принимают огромную дозу аспирина, съедают сразу несколько лимонов и т. п.). Жизнь многих из них состоит из периодических «подшивок» и таких разрядок.

Всяких химических блокировок было несколько... Первую мне сделал какой-то эскулап из газетного объявления... Подробности у меня в памяти не сохранились, а бухать я в скором времени продолжил с той же интенсивностью, даже побочек не ощутил... Хм... Второй раз — в одном из наркодиспансеров у знакомого врача. Какое это было вещество, я, честно говоря, уже не помню, зато очень хорошо помню свои ощущения от самого факта наличия некой дряни, плавающей в организме. Срок моей трезвости, определенный мне наркологом, был год, через полгода я решил поставить эксперимент, который прошел «успешно». Начал с пива, а потом допил все, что не допил в течение полугода. После промывки вшили мне в задницу эспераль. Ну, я ее пивком мелкими дозами и нейтрализовал. Один раз, правда, переборщил и словил неприятные эффекты типа давления, тремора и прочей дряни... Далее продолжил бухать со всеми остановками (мужчина, 44 года, женат, один ребенок, образование высшее).

Три раза делал химзащиту: на год, на три месяца и потом снова на год. Первый срок кодирования прошел от звонка до звонка, но завязывать совсем как бы не собирался, наивно полагая, что можно отдохнуть, восстановить организм. Как результат — пил пуще прежнего. Второй срок — рациональное решение выйти на диплом, защитить и отметить, после — жесткие пьянки. Третий срок — была решимость совсем завязать, и после укола, он, наверное, и впрямь помогает снять тягу, сорвался через 11 месяцев. Сейчас не знаю, как и быть, еще немного — и чую, что могу лишиться семьи, работы. Но не знаю, какой метод сдерживания выбрать в дальнейшем, т. к. без кодирования слишком слабая воля. Может, так и придется всю жизнь, через каждый год, блокады всякие ставить (мужчина, 27лет, образование высшее).

Жизнь после «подшивки»

Контракт, в котором одна сторона добровольно соглашается в случае нарушения ею определенных условий распрощаться с жизнью, а другая обязуется такой уход из жизни обеспечить, представляется весьма необычным. В других областях такое вряд ли возможно. Например, для многих водителей скорость — это что-то вроде наркотика, опасного и для окружающих. Но трудно представить себе, что кому-то придет в голову оборудовать автомобили системой, убивающей сидящего за рулем человека, когда стрелка спидометра достигнет определенного деления. Еще труднее вообразить, что кто-то добровольно согласится приобрести такое устройство. На деле люди запасаются средствами противоположного назначения типа антирадаров. Эти средства помогают уйти от социального контроля, освободить удовольствия от ограничений, наложенных властью.

Мы полагаем, что анализ «подшивок» обнаруживает двойственную их природу — условно говоря, дюркгеймовскую и гоббсовскую. В отличие от других форм плацебо «подшивка» действует не только на человека — успешные доктора управляют с ее помощью идеями, верованиями и ожиданиями большой социальной группы, состоящей из пациентов, членов их семей и знакомых. По сути это само общество с его неформальными сетями, в которые включен пациент. Если — и только если — значимые другие разделяют веру индивида в действенность «подшивки», он, нарушив контракт, испытает ощущения, которые обычно ассоциируются со смертью. Наркологи укрепляют эту веру, создавая сложные культы, которые заимствуют приемы, характерные для больших религиозных систем.

Ритуальные манипуляции с телом и вертикальная организация терапевтического сообщества заставляют вспомнить о самых архаичных религиях или культах. В отличие от развитых религиозных практик с их духовным языком греха, вины и загробного воздаяния терапевтическая практика, кульминацией которой является «подшивка», использует телесный язык болезни, страдания и смерти. Здесь героями и участниками становятся скорее тела, чем души. «Подшивка» — это незавершенный переход от религиозного к светскому (терапевтическому или политическому), что характерно для многих явлений современной жизни. Лечебный эффект «подшивок» — результат превращения нарратива в ритуал, который совершается над телами.

Томас Гоббс в своем знаменитом «Левиафане» исходил из аксиомы, что политическая власть основана на достоверной угрозе смерти, которая исходит от носителя этой власти. В поисках удовольствий люди перебили бы друг друга, если бы не согласились наделить кого-то одного достаточной властью над их жизнями. Однако есть явления, которые не вписываются в модель Гоббса. Террориста-самоубийцу, готового умереть за то, что он считает высшей ценностью, гоббсовская власть не в состоянии контролировать. Но высшие, сакральные ценности (и здесь мы снова обращаемся к Дюркгейму) определяет коллектив. Те, кто выходит из-под гоббсовской власти, оказываются на это способны потому, что подготовлены дюркгеймовским механизмом коллективной индоктринации.

Инструментализация смерти, характерная для экзотической практики «подшивок», роднит последнюю с разными формами героического поведения, в которых индивид «добровольно» идет на смерть во имя высших целей. В современной жизни таков терроризм. В случае «подшивки» мы имеем дело с суицидальной терапией, которая использует смерть как инструмент, меняющий поведение самого субъекта, в случае терроризма — с суицидальной политикой, делающей смерть одних инструментом, изменяющим поведение других. Обе эти практики — крайние, терминальные способы контроля над тем, что контролю не поддается. Обе требуют индивидуальной жертвы, к которой людей готовят в добровольных сообществах, объединенных верой и управляемых профессионалами. Разница между этими вариантами инструментализации смерти, конечно, очень велика. В одном случае контракт предполагает действительную смерть; в другом — смертельную угрозу, которая помогает избежать смерти. И все же аналогия эта полезна. В обоих случаях смерть (или ее угроза) становится средством группового выживания. С этим связаны и контрактный характер отношений в такого рода сообществах, и сакральная природа контракта, и его парадоксальность.

Пренебрегая всем ради удовольствия, алкоголик (как и террорист, но по другой причине) не подвластен Левиафану. Однако когда он подписывает контракт, который позволяет врачу внедрить в его тело своего рода бомбу с тикающим часовым механизмом, он вновь отдает себя гоббсовской власти. Угроза смерти в данном случае интернализуется, имплантируется в индивидуальное тело. Фактически контракт, который врач предлагает подписать пациенту, воспроизводит тот мифический договор, который когда-то придумал Гоббс. Но чтобы гоббсовский механизм работал, терапевтическая среда должна постоянно генерировать живые, превращающиеся в ритуал мифы. Возможно, в родственных узах, связывающих «подшивку» с Левиафаном, и кроется причина того, что этот метод был взят на вооружение тоталитарным обществом.