Осенью 2003 года в составе команды специалистов и консультантов Всемирного
банка мне довелось изучать социально-экономическое положение трех сельских
районов Ивановской области: Южского, Пучежского и Пестяковского.

Инициатором встречи был Банк, приступивший к реализации социальноэкономического проекта «Местное самоуправление и гражданское участие
в сельской России». Тема проекта оказалась вдруг особенно актуальной. Президент России 6 октября 2003 года утвердил закон «Об общих принципах местного
самоуправления» — документ весьма неоднозначный и противоречивый. Однако
и поклонники и критики закона едины в главном: c местным самоуправлением
в России надо что-то делать. Реформа муниципального хозяйства — мощный ресурс развития России. Мировой опыт свидетельствует, что страны с развитой системой местного самоуправления культурнее, богаче и демократичнее, нежели
страны, в которых местное самоуправление почти не развито, задавленное высшими бюрократическими инстанциями центра и регионов.

Величина муниципального бюджета, способность органов самоуправления
формировать его, используя прежде всего местные источники, — вот главный
критерий успешности функционирования местного самоуправления. От степени
свободы в формировании местного бюджета зависит и организационная структура муниципалитетов и состояние социальной сферы — главного критерия благополучия местных сообществ.

Проект Всемирного банка предусматривает все три ключевых компонента
местной реформы: трансформацию бюджета, структуры управления и социальной сферы. В рамках проекта предполагается выбрать 10 различных сельских
районов-муниципалитетов, в каждом из них отобрать как минимум по 10 сел
и деревень и там на протяжении 2004–2007 годов помогать местным жителям
проводить комплексную трансформацию местного самоуправления. В случае успеха проекта речь в перспективе может пойти о распространении полученного
опыта на тысячи муниципалитетов России. Но это в отдаленной перспективе,
а осенью 2003 года Банк делал первые шаги — приступил к формированию команды проекта и обозрению на местах возможных объектов задуманной социальной трансформации.

* * *

Команда из 15 специалистов, отобранных Банком осенью, посетила три сельских
района на юго-восточной окраине Ивановской области, граничащих с Костромской и Нижегородской землями. В каждом из районов организовывалась встреча с его главой и его управленческим аппаратом, осматривались промышленные,
сельскохозяйственные предприятия, объекты культуры, посещались сельские
поселения, проводились беседы с местными жителями.

Выбор пал на Ивановскую область по двум причинам. Во-первых, хотелось
начать осмотр с типичного бедного сельского региона, а во-вторых, с такого, где
работа по местному самоуправлению уже проводилась какой-либо организацией
или фондом. Ивановская земля вполне соответствовала обоим критериям.

Это типичное Нечерноземье, с брежневских времен поражающее явными
приметами сельской деградации: массовым исходом селян в города, алкоголизмом среди остающихся в деревнях и, как следствие, с чрезвычайно низкой производительностью труда. В 1990-е годы социально-экономические проблемы
этого края резко обострились. Знаменитая ивановская текстильная промышленность почти полностью прекратила работу. Не только в селах, но и в городах
Ивановской области распространилась мерзость социально-экономического
запустения.

С другой стороны, несколько заброшенных сельских районов Ивановской
области приняли участие в программе «Малые города России», организованной
и поддерживаемой фондом «Открытое общество», — и результаты оказались
весьма удовлетворительные. В этих районах наметилась определенно положительная тенденция социально-экономического развития. Теперь экспертам предстояло собственными глазами оценить масштабы изменений и их причины. Как
оказалось, каждый район выбирал собственную стратегию развития. Каждый
из трех соседей стремился идти собственной дорогой.

Стратегии местных властей

Южа — «матриархальная» стратегия. Южский район, пожалуй, произвел на специалистов Всемирного банка наиболее сильное впечатление. Этот один из беднейших районов депрессивной Ивановской области в 1997 году оказался на грани социального взрыва. К тому времени полностью прекратила работу Южская
прядильно-ткацкая фабрика, главный работодатель района, развалилось большинство совхозов и колхозов, с серьезными перебоями работало все муниципальное
хозяйство, и в особенности его социальная сфера. В тихой Юже начались стихийные демонстрации и митинги протеста. Местное руководство стремительно теряло
контроль над ситуацией, средства массовой информации из Москвы начинали уже
писать и снимать репортажи о Юже, сам кремлевский завхоз Павел Павлович Бородин приезжал разбираться в южских социальных возмущениях. В результате были назначены досрочные выборы руководства района, на которых победила глава
одного из южских сельских предприятий Валентина Сысуева. За прошедшие пять
лет под ее руководством дела стали меняться к лучшему: частично возобновила работу ткацкая фабрика, открылись два новых предприятия по современной переработке торфа, местные хлебокомбинат и молокозавод также увеличили экономические обороты. Районный центр социального обслуживания населения занял
первое место в Ивановской области, также областным лидером стал местный
центр ремесел, в котором ведется обучение детей и взрослых семнадцати народным
промыслам. Пожалуй, самой любопытной составляющей этого успеха является
почти полностью женский менеджмент и контроль за ситуацией в районе. Женщина в повседневной социально-экономической жизни России играет традиционно
важную роль, но не приходилось еще встречать такого района, где глава администрации, большинство его заместителей, руководители предприятий и организаций были исключительно женщинами. Причем такой кадровый состав образовался не
в результате какого-то особого мужененавистничества. Подавляющее преобладание женщин-руководителей в районе определяется объективным деловым превосходством местных женщин над местными мужчинами. Когда кто-то из членов
нашей делегации после общения почти исключительно с женщинами — руководительницами Южи спросил Валентину Сысуеву, а есть ли вообще у вас мужчины, то
услышал остроумный ответ: «А как же, аж пять тысяч, и все в тюрьме сидят». Областная мужская тюрьма — это одна из самых мрачных достопримечательностей
района. Если же говорить серьезно, то отсутствие мужчин среди местного начальства низшего звена определяется социально-экономической ситуацией. Практически все административные должности в современной России малооплачиваемы.
Местные чиновники, врачи, учителя имеют стабильный, в настоящее время почти
всегда аккуратно выплачиваемый, но очень маленький оклад. И мужчины, традиционно считающиеся главными добытчиками в российской семье, вынуждены искать более высоких заработков. В условиях современного Нечерноземья воспроизводится традиционная стратегия отходничества XIX века. Как двести лет назад
скудный крестьянский надел не мог в течение года прокормить русскую семью
и глава семейства подавался на заработки в города или сидел дома за домашними
ремеслами, так и сейчас местные мужчины, которые не имеют возможности получить достойную оплату за свою официальную квалификацию в формальной сфере,
отправляются плотничать в дачных ареалах крупных городов или занимаются столярной работой у себя на дому, в то время как их жены несут государственную и муниципальную службу за полусимволическую плату.

Лицо местных районных и сельских элит Нечерноземья уже давно стало
по преимуществу женским. Если в начале XX века на сельском сходе местное сообщество представляли большаки — старики-бородачи, главы патриархальных хозяйств, если в середине XX века на собрании сельского совета тон задавали
мужчины-партийцы, комсомольцы, демобилизованные военнослужащие,
то сейчас на рубеже веков на собраниях в сельских администрациях на вас смотрят исключительно женские лица среднего и пожилого возраста. Глава сельской
администрации, директора школы, библиотеки, руководитель сельского предприятия — все, как правило, женщины.

Описание Южского района глава его администрации Валентина Сысуева начала с метафоры местного бездорожья: «У нас шутят: со времен последнего ледникового периода дороги наши не менялись». Возможно, потому, что страна эта почти
бездорожная, она оказалась такой заповедной. Сысуева не преминула подчеркнуть, что из-за обилия живописных малых рек и озер Южский район называют
Среднерусской или Ивановской Карелией. Народу в районе не многим больше чем
дорог — 28,5 тысяч человек. Это население в основном занято в трех местных отраслях — в легкой, лесоперерабатывающей, пищевой промышленности и, конечно, в народных промыслах: ведь знаменитый центр иконописи и лаковой миниатюры Холуй находится именно на территории Южского района. Муниципальное
хозяйство Южи достаточно разнообразно. Оно состоит из 62 учреждений, в том
числе 52 бюджетных, администрации, учреждений образования, здравоохранения,
культуры, социального обслуживания. Южской администрацией был проведен опрос почти пятисот человек из различных групп населения с целью обеспечения реализации принципа широкого гражданского участия. Результаты опроса в обобщенном виде легли в основу местной стратегии, суть которой — повышение уровня
доходов и качества жизни населения на основе активизации развития традиционной экономики и народных промыслов, услуг туристско-оздоровительного отдыха
с одновременным улучшением социальной и жилищно-коммунальной инфраструктуры.

Пучеж — китежская стратегия развития — пожалуй, наиболее загадочный
тип политического и экономического поведения, обнаруженный на обследованных нами трех территориях. По преданию, древний русский град Китеж при появлении непреодолимой вражеской опасности погрузился весь под воду и живет
там себе счастливой жизнью, иногда лишь то допуская особо избранных увидеть
его реальное существование, то вновь так глубоко «залегая на дно», что скептики
сомневаются: а был ли Китеж?!

Был, был — это старинный поволжский городок Пучеж, весь из шкатулочных
купеческих лабазов, живописный фон кустодиевских персонажей. Неизменной
оставалась его трогательно мещанская архитектура вплоть до середины 1950-х годов, когда с возведением Горьковского водохранилища Пучеж, как Китеж, пошел
на дно. Но в отличие от Китежа Путеж почти моментально всплыл: было принято решение перенести город на близлежащее высокое место. И застроили его
к концу пятидесятых добротными двух-трехэтажными позднесталинскими
дохрущебными домиками, напоминающими по архитектуре послевоенные постройки пленных немцев в СССР. Одновременно возводили и роскошное для
районного городка здание (целый дворец, пожалуй) исполкома и райсовета —
в три этажа, с пышными колоннами и лепниною внутри и снаружи. Но времена
уже менялись, Хрущев объявил борьбу с «архитектурными излишествами», призывая к конструктивистской экономности. Из «области» позвонили партийному
и советскому руководству Пучежа, запрещая завершать роскошный проект,
и вновь Пучеж повел себя, как Китеж, но только в обратном направлении. Пучежское руководство отрапортовало, что ничего нельзя поделать, здание уже возведено. Ивановский секретарь обкома, не поверив, погрозился лично на следующий день приехать и проверить степень готовности. И тогда, перед его приездом
всю ночь отмобилизованные пучежцы трудились над завершением дворца местной власти по первоначальному роскошному плану. Когда секретарь обкома приехал, дворец сталинской эстетики всплыл перед ним во всей своей новосельной
красе — не ломать же?!

Прошли десятилетия, и вновь призрак Китежа навис над Пучежем. В конце 1990-х годов на фоне и так всеобщего экономического кризиса в Ивановской
области особо унылой и бесперспективной выглядела обстановка в пучежском
районе. В области поговаривали даже о расформировании этой административной единицы, распределении пучежских земель между окрестными районами.
Но тем временем пучежское руководство провело кое-какие реорганизации,
успешно поучаствовало в программе «Малые города России» фонда «Открытое
общество», и невероятные сведения стали поступать о Пучеже, будто за последние
два года темпы экономического роста оказались в нем самыми высокими среди
районов области — новые оригинальные программы развития внедрило пучежское руководство — и нынче это земля текущая молоком и медом! Тут мысль о расформировании пучежского района растворилась в воздухе сама собой.

Осматривая на месте Пучеж и его окрестности, мы не обнаружили ни примет
явной деградации, ни свидетельств его вызывающего процветания.

По словам главы пучежской администрации Александра Васильевича Климова, в эти годы удалось лишь несколько реорганизовать местные вертикальноинтегрированные комплексы: льняной, лесной и молочный, имеющие самодостаточную сырьевую базу, немного укрепился и местный малый бизнес — все это
и оказало положительное влияние на занятость и рост производства в районе.
Сам Александр Васильевич в общении, казалось, также обладал даром волшебного перевоплощения пучежца-китежца. Этот на вид сорока с небольшим лет человек, аккуратный и энергичный, то говорил на языке новой деловой культуры последних лет, в стилистике глянцевых столичных аналитических журналов,
то запросто переходил на обороты и интонации партийно-комсомольского поведения, а то вдруг в его лице и манерах вообще проступало нечто от древнерусского воеводы — проницательно-благолепное и пристально-грозное одновременно.
Характеризуя свой район, Александр Васильевич основывался на подробном перечислении экономико-географических, статистических фактов: «Транспортная
удаленность — серьезная проблема. Железной дороги в районе нет. Автомобильные дороги недостаточно развиты. Зато имеем 60 километров побережья вдоль
Волги. По воде солярку и уголь доставляем для отопления района, ведь район
до сих пор не газифицирован. Живет у нас почти 20 тысяч населения. Из них
сельских жителей — восемь с половиной тысяч. Лес занимает 50 процентов территории. Три ведущих отрасли промышленности: лесная, льняная, молочная.
В районе 235 сельских поселений. В каждом из них проживает 40 человек: 4 300 человек трудоспособных и 1 500 детей. В крупном сельскохозяйственном производстве работает 1 200 человек на 12 предприятиях, в бюджетной сфере — 400 человек, в промышленности — 200 человек. Льнозавод у нас один из
лучших в области, на нем работает 120 человек. По объему сельскохозяйственного производства занимаем пятое место в области. Неплохо развиты и ЛПХ, состоящие из 3 300 домовладений с содержанием 33 процентов скота в личных подворьях. Еще на селе имеем 15 школ, 17 библиотек, 16 медучреждений. Выделяем
на поддержание дорожной сети и транспорта солидные деньги. Малый бизнес на
селе особенно успешно развивается в переработка леса, где перекрыл по темпам
роста крупные предприятия. Впрочем, имеем также уникальное фермерское хозяйство — вы, надеюсь, его еще посетите. А так — район наш дотационный — мы
живем на трансферты…» Так что стратегическая задача района — укрепление
и развитие вертикально интегрированных пучежских комплексов: льняного, лесного и молочного.

Пестяки — убаюкивающая стратегия. Пестяки произвели сильное впечатление своим настороженным, дремотным консерватизмом. Из наблюдений и бесед
с пестяковцами показалось, что районный центр и весь район, как один человек,
медленно, мучительно год за годом втягивались в постсоветскую действительность подобно сонному советскому гражданину из деревни Обломовка бредущему на демонстрацию хмурым ноябрьским утром. Гражданину неуютно, хочется
спать, хочется, чтобы его оставили в покое, но по автоматической привычке он
тащит какой-то транспарант (о демократии), шепчет невнятную идеологическую
здравицу (о рынке) и пытается найти свою колонну (инвестора).

В маленьком поселке среди обычных домов-изб обращают на себя внимание
прежде всего три-четыре двухэтажных купеческих дома дореволюционных времен, кажется, с момента своего возведения также застывших в зачарованном оцепенении. Традиционный этот стиль жизни уходит корнями в глубь веков. Самый
чтимый пестяковский герой отличился именно активным недеянием. В XIV веке
во время набега татарского царевича Талича на Москву, митрополит Киевский
и всея Руси Фотий на берегу местной речки Ландех много провел времени
«в молчании и безмолвии, в умилении и молитвах», за что после одоления супостата был принят в столице «со многою честью».

Обыкновенный народ-то тут — как везде: испокон веков прилежно вертится
ради выживания. Известный русский публицист начала XIX века Д. П. Шелехов
в очерке «Путешествие по русским проселочным дорогам» отозвался о пестяковском крае: «Он удивителен разнообразием ремесел и промыслов, которые другому народонаселению не взойдут на ум». Почти все вокруг поголовно занимались,
и многие до сих пор занимаются, различными промыслами: всякая работа по дереву, строительство, катка валенок, вязание варежек и носков, строчно-вышивальный промысел… А вот ежели нужда чего общественное соорганизовать, тутто, как правило, с пестяковцами и приключается дремотное расслабление.

Наиболее активное впечатление из всех пестяковцев производит сам глава
районной администрации — Валерий Алексеевич Рычагов. Уже пожилой,
но крепкий невысокий человек, внешним видом напоминающий ладный грибокподберезовик. Валерий Алексеевич выделяется среди сограждан быстрым проницательным, недремотным взглядом, но и сам глава администрации, кажется, поставил себя прежде всего охранителем пестяковского сонливого спокойствия.

Выступая перед консультантами нашей делегации, Рычагов размеренно, как
журчащий ручеек, перечислял особенности вверенной его руководству жизни:
«Район наш расположен на равном расстоянии от Иванова и Нижнего Новгорода. Район сельский, но в нем также 80 тысяч гектаров леса, большие месторождения торфа и запасы чистой воды. Славимся ремеслами — большинство и промыслов сохранилось. Также имеем завод по первичной переработке льна,
молокозавод и некоторые другие предприятия. Почти все жители района имеют
подсобное хозяйство. Хозяйство района имело социалистический уклад и сейчас,
в этот переходный период мы стремимся привлечь участие сообщества к разработке районных программ. Что касается бюджета, то его нельзя признать хорошим. Бюджет наш дотационный на 80 процентов. Планируем в перспективе снизить бюджетные дотации до 60 процентов. Впрочем, почти все районы
Ивановской области дотационные. Зависим мы во многом от государства. Что касается сельского хозяйства, то пока рынок работает против крестьян. Некоторым подспорьем в сельском развитии может стать ЛПХ и небольшие фермерские
хозяйства. Вообще надо было бы нам создать фонды содействия развитию малому предпринимательству. Для такого фонда (мы подсчитали) нам надо два-три
миллиона долларов. Надо также обеспечить население работой, в особенности —
молодежь. Налаживаем учебу молодежи: вышивка по строчке, роспись по дереву,
дом ремесел, менеджмент туризма и даже туристская академия. Надо заинтересовать молодежь. А так работаем над «Стратегией развития Пестяковского района»,
главная цель которой — удобное проживание…»

Жизнь сельских сообществ

В райцентре из одной беседы с районным руководством не разглядишь всей местной
жизни, и в особенности сельской. Поэтому в каждом районе мы посетили по два сельских поселения, беседуя с самими местными жителями об их повседневной жизни.
Такие встречи проходили или в здании сельской администрации (бывшем сельсовете) или в доме культуры. На встречу собиралась почти вся местная элита: глава сельской администрации, его аппарат в числе двух-трех человек, глава местного сельхозпредприятия (бывшего совхоза-колхоза), директор школы, директор местной
библиотеки, председатель совета ветеранов, председатель женсовета, участковый милиционер, несколько видных жителей местного сообщества, как-то: мелкие предприниматели, фермеры, влиятельные дачники и, в конце концов, просто те, кому интересно было послушать, о чем пойдет речь. Собиралось от 15 до 40 местных жителей.

Кратко охарактеризовав цели нашего визита, мы просили рассказать о себе.
Слово тогда брала глава сельской администрации (все шесть глав сельских администраций оказались женщинами) и сообщала некоторые статистические и культурные сведения о вверенной ей территории.

В селе Мугреево-Никольское нам сообщили, что раньше село было вотчиной
Дмитрия Пожарского и с той поры сохранился насыпной холм. Есть в селе школа, клуб, два медпункта, библиотека, уличное освещение, 590 частных домов без
удобств. В прошлом году родилось четверо, а умерло 10 человек.

В селе Преображенском упомянули, что пенсионеров имеется 316 человек,
а детей в возрасте до 16 лет — 142 человека, 147 работающих, 212 неработающих.
Из социальных институтов есть школа, клуб, библиотека и детсад.

В деревне Алехино начали характеристику сразу с социальных институтов:
дом культуры, совет ветеранов, акушерский пункт, школа, библиотека, женсовет, магазин. Потом перешли к количественным характеристикам: 65 детей
в школе, 22 работника на стороне, 91 человек не работает, 20 человек — центр занятости, 424 человека населения, 108 пенсионеров, 158 тысяч рублей — годовой
бюджет сельской администрации.

В деревне Филята также перечислили полный типовой набор социальных
институтов, количественные характеристики поселения оказались во многом
схожими с уже упоминавшимися в других деревнях.

В селе Илья-Высоковское предоставили, пожалуй, наиболее подробную
информацию. Село возникло в конце XVIII века. Администрация отвечает
за 11 деревень, в которых проживает 1 210 человек из них 400 пенсионеров, 42 инвалида, 11 многодетных семей, 600 человек трудоспособных, 71 безработный, 70 работает за пределами администрации. За два года родилось 9 человек, а умерло — 42. Средний возраст местных жителей — 47 лет. Имеются: отдел
социальной защиты, актив ветеранов, дом культуры, в котором поет народный хор, два детсада, два фельдшерских пункта, школа, в которой учатся 128 человек. Местное производство представлено льнозаводом, колхозом с площадью
земли 1 100 гектаров. ЛПХ занимает 60 гектаров, да еще на 20 гектарах расположились 127 дач.

Даже в этих формальных характеристиках, вырисовывалась довольно тревожная картина. Во всех селениях произошел спад производства в сравнении
с советским временем. Во всех — смертность превышает рождаемость. Во всех —
ощущается тяжесть экономической депрессии и связанных с ней проблем безработицы и алкоголизма. Тревогу, суровость, беспокойство выражали лица этих людей, приходивших для бесед с нами, но, впрочем, еще и надежду! Надежда и любопытство также являлись неистребимыми чувствами, с которыми сельские
жители приходили на встречу. В дальнейших беседах оказывалось, что пути для
осуществления своих чаяний они видели прежде всего в особенностях активности различных социальных групп своих сообществ, из которых можно было выделить: работников бывших сельскохозяйственных предприятий, работников социальной сферы, предпринимателей и фермеров, священников, дачников,
деятелей местных общественных организаций.

Работники сельхозпредприятий составляли самую массовую часть этих собраний, и разговор о том, во что превратился к настоящему времени их совхоз-колхоз,
был центральным пунктом всех сельских бесед. Начинались эти разговоры опять же с ворчания на тяжелейший спад местных сельских производств. Приводились цифры: на сколько десятков процентов уменьшились посевные площади в растениеводстве, как в разы сократилось поголовье скота; описывалось, как ремонтируется латаная-перелатаная старая техника без возможности приобрести хоть что-нибудь
из нового машинно-тракторного парка. А отсюда и безработица, и невозможность
поддерживать на должном уровне социальную сферу, катастрофически не хватает
средств на школу, больницу, библиотеку, ремонт местной дороги.

Сельские люди консервативны, поэтому, размышляя над возможностями выхода из кризиса, они во многих случаях твердили лишь, что не надо было вообще
ломать старую систему: «В нашей местности совхозы всегда на дотациях государства жили. А где теперь эти дотации? Верните дотации, как это делают в других
странах! Оставили нам одни ножницы цен, когда литр бензина дороже литра молока, и чего же мы теперь можем сделать?!»

В деревне Алеховщина обратил на себя внимание эмоциональной манерой выступления молодой председатель местного колхоза Ибрагим Омарович Омаров,
тридцати с небольшим лет, еще в последние годы советской власти, по окончании
животноводческого отделения сельхозинститута, попавший в эти края по распределению на работу, да так и оставшийся здесь хозяйствовать. Горячий дагестанец
говорил о том, как его хозяйство попало в замкнутый круг, из которого уже несколько лет не может выбраться. Денег, вырученных за молоко, от 230 коров, на местном молокозаводе едва хватает залатать некоторые дыры в хозяйстве. Ни о каком
развитии вообще не может идти речи, ведь над хозяйством висят долги, образовавшиеся за предшествовавшее десятилетие. Выход Омаров видел лишь в получении
солидных кредитов и радикальном списании долгов с колхоза. Не заводил он речи
ни об изменении структуры производства, ни о внутрихозяйственных преобразованиях. Это был типично советский подход: дайте нам ресурсы, а мы дадим вам
вал — подход, оказывающийся настолько живучим, что угнездился даже в душе
руководителя молодого поколения.

Собрание в крупном селе Преображенское неподалеку от Южи главой районной администрации Сысуевой было специально посвящено проблемам негативного опыта существования местных сообществ. Откровенная беседа с общественностью, представленной, как обычно, по преимуществу женщинами, велась
вокруг парадокса: бывший богатый совхоз развалился уж как несколько лет
и проходил через процедуру банкротства, формально население являлось безработным, но реально выглядело совсем неплохо. Пришедшие на встречу женщины были ухожены, а одежда и обувь на них не уступали по качеству и современному виду платьям типичным москвичек. Женщины ругали текущую жизнь
за нестабильность и неопределенность, разобщающие существование их села.
Сысуева скептически и критически слушала объяснения жителей и уже по окончании собрания пояснила, что благосостояние местного сообщества в основном
зиждилось на двух основных неформальных источниках дохода: приворовывании из местных совхозных теплиц свежих овощей и самогоноварении. С окончательным банкротством совхоза первый источник дохода исчез, а от самогона теперь прежде всего страдает само село, в котором от вынужденного
постсовохозного безделья катастрофически спивается население, в особенности
мужское.

Посещение другого южского сообщества — селения Мугреево-Никольское выявило во многом противоположную картину. Эта деревня, расположенная на самой окраине района, соединенная с внешним миром отвратительной проселочной
дорогой, тем не менее жила совсем не плохо по нынешним временам. Под руководством бывшего бухгалтера колхоза, старушки на пенсии, избранной председателем хозяйства, местное сельхозпредприятие стало набирать обороты, поддерживая занятость и сельскую инфраструктуру. Сопоставляя негативный и позитивный
опыт увиденных двух сельских поселений, и местные жители, и приехавшие к ним
специалисты сошлись во мнении: многое зависит от характера лидерства среди местных сообществ. Объективно богатое большое село разваливается из-за борьбы
«каждый за себя» среди местных семейных кланов. Субъективно бедное селение
успешно преодолевает депрессивное социально-экономическое положение Ивановской области, объединяясь вокруг общих производственных и социальных целей, развиваемых лидерами местного сообщества.

Работники социальной сферы — другой важнейший социальный слой, обеспечивающий жизнеспособность местных селений. Жизнь местных школ, детских
садов, клубов, библиотек подает определенную надежду. Конечно, бедны эти заведения в сравнении со своими аналогами в крупных городах, но было видно,
сколько заботы и труда вкладывают местные жители в поддержание своих органов культуры. В классах школ, спальнях детсадов, комнатах клубов опрятно
и уютно, хотя обстановка бедновата. В клубах и школах были организованы различные выставки. Некоторые заведения культуры даже особо выделялись своими
достижениями. Так, в Пучежском районе в селе Илья-Высоковское, где социальная сфера традиционно поддерживалась местным льнозаводом, мы обнаружили
целый компьютерный класс, начиненный современной техникой, а в клубе работали различные секции и кружки. В деревне Мортки готовились к празднованию
50-летия здешней библиотеки. По такому случаю из района помогли с комплектованием новейшей литературой. Для местных жителей именно библиотека стала центром социальной самоорганизации. Хотя проблем у работников сельской
социальной сферы много. Тут и низкая зарплата учителей, воспитателей и недофинансирование объектов культуры. Главная беда — абсолютное сокращение количества детей и молодежи. Так что ряд бывших детсадов, ясель, клубов в осмотренных нами селениях оказался попросту закрыт. Тем не менее было ясно видно,
что директора школ и их педагогические коллективы — главные силы местной
интеллигенции и, пока они способны выполнять свой долг, местная культура
не заглохнет.

Предприниматели и фермеры были немногочисленны (два-три человека на
всю сельскую округу), но все же обращали на себя внимание в собраниях, прежде всего особым критическим настроем. Встречался нам только один тип предпринимателей — мелкий торговец, держащий ларек или магазинчик в селе. Как
правило, это бойкая женщина, упрекающая местных в неповоротливости и неуклюжести, поскольку ввиду их низкой покупательной способности страдает
торговый бизнес. Фермеры также редки и мелки в этих краях. Круглым счетом
на каждую сельскую администрацию по одному фермеру. То есть в одном месте
их могло быть максимум два, а в другом — вообще ни одного. Хозяйства фермеров маленькие — площадью от семи до 22 гектаров. Они казались скорее крупными крестьянскими хозяйствами, ведущими полунатуральный, полутоварный
семейный образ жизни, чем действительно настоящими фермерскими хозяйствами, интегрированными в рыночную экономику. Фермеры ругались и жаловались. Пару раз нам приводили примеры конфликтов с колхозом, который якобы
не давал расширить территорию фермерских хозяйств за счет своих бросовых,
уже не обрабатываемых земель. Представители же колхоза объясняли, что онито землю передать не против, но для передачи надо провести землемерные работы по законному выделению земельного надела, а это сейчас стоит 70 тысяч рублей, а небогатый фермер говорит, что нет у него таких денег, а кто же бесплатно
фермеру землю передаст? Так процедура передачи фермеру земли затягивается
бесконечно.

В Пучеже нам обещали показать единственно «настоящего» фермера на весь
район, площадь хозяйства которого превышала 100 гектаров, — и показали. Действительно, в деревне Мехово фермерская семья: отец, мать и двое взрослых сыновей — развили свое предприятие до чрезвычайных масштабов по местным меркам. На их ферме находится несколько десятков коров, корма для которых
заготавливаются фермерами на своих окрестных полях, а коровье молоко перерабатывается в творог, сметану и сыр для продажи в Нижнем Новгороде. Но техника и технология этого фермерского хозяйства 25-летней давности. Вся техника
или доставшаяся на колхозный пай чиненая-перечиненая и кустарно переделанная советская, или покупная новая, но также самая дешевая и простая — отечественного производства. Хозяева фермы работают много и тяжело, ругают местных сельских лентяев и начальство-бюрократов, вместе с тем признают, что без связей с тем же начальством (один из сыновей-фермеров по совместительству является помощником депутата Думы) не удалось бы развить хозяйство и в этих
пределах.

Священники в двух сельских администрациях оказались также чрезвычайно
важными личностями, вокруг которых стала теплиться и развиваться общественная активность местных сообществ.

В Южском Мугреево-Никольском местный священник, мобилизовав
на строительство, кого проповедью, кого умеренною платой местных мужиковалкоголиков, воздвиг храм святого Уара, редкостного святого, посвятившего
свою жизнь молитвам за умерших некрещеных, что привело к паломничеству
в этот глухой край множества верующих и неверующих. Как с гордостью подчеркивали в Мугреево: «И теперь к нашему святому паломники даже на двухэтажных автобусах приезжают». Пожилой батюшка (полковник в отставке) сам
пришел на встречу с нами и обсуждал подробности ремонта автодороги и газификации деревни.

В Пучежском Илье-Высоковском нам встретился другой тип священника.
Молодой, лет тридцати, но уже имеющий четверых детей, священник держался
подчеркнуто отстраненно. Да, он организовал при местном храме воскресную
школу для детей, много проповедует среди прихожан церкви, но напрямую в общественных делах принципиально не участвует, ибо «Богу — божие, кесарю —
кесарево». Хотя в беседах и проповедях с местными жителями он уделяет много
внимания достойному трудовому поведению своих прихожан. Вот один из фрагментов его беседы: «Много, много талантливых людей живет в нашем Илье-Высоковском, но большинство из них подвержено греху пьянства. Я, беседуя с одни
из таких мастеров золотые руки, попенял: “Да, что же ты делаешь, ты, со своей
способностью все починить и построить, если б не пил, уже давно себе автомашину купил”. А он мне отвечает: “Заблуждаетесь батюшка. Я тут как-то прикинул, что если б не пил, то не одну, а три машины уже купил бы”».

Но в других сельских администрациях еще нет ни приходов, ни священников.
И неизвестно, когда еще возродятся руины местных порушенных храмов.

Дачники — там, где их действительно уже много, — своеобразные проводники социальной энергии и культурных преобразований. В трех увиденных нами
селениях, по крайней мере, именно с дачниками местные жители связывают надежды на помощь в местных преобразованиях. Как правило, дачники более состоятельные люди, чем местные, а с другой стороны, прежде всего дачникам приходиться обустраивать выделенные под дачи территории. От дачного
обустройства что-то перепадает и местным. В прессе чаще упоминают о конфликтах, возникающих между сельскими жителями и дачниками, как правило,
по поводу выделенных под дачи земельных территорий. Но этот тип конфликтов
все же характерен для пригородов крупных городов, где земля — дефицитный ресурс. В тех краях, где мы были, бывшие сельхозугодья зарастают лесом и люди
умирают или уходят из деревень, поэтому приток свежих сил из города, часто деятельных и любознательных, в целом благотворно сказывается на сельской жизни. А если сельские и городские найдут общий язык, то такой диалог может открыть новые перспективы развития поселения, как это опять же происходит
в Мугреево-Никольском, где ряд влиятельных известных дачников патронирует
культурно-рекреационное обустройство территории и помогает в ее газификации. Один из представителей этой дачной диаспоры председатель дачного кооператива, наравне с местным священником, в беседе с нами пояснял особенности
планов устройства газификации и дорожного строительства.

Деятели общественных организаций — председатели женсоветов, председатели
советов ветеранов, старосты, ответственные за порядок на деревенских улицах, —
имелись в каждом из селений. В основном они отвечают за календарь формальных
мероприятий поселения. День села, день ветерана и другие праздники организуются именно этими людьми. Как правило, на такие должности выбирают более-менее ответственного заинтересованного человека, но этого все же мало, необходимы ведь и определенные ресурсы. А своих ресурсов в таких сельских общественных
организациях практически нет. От них обращаются в сельские администрации
и колхозы за помощью, да и там средств часто не оказывается. Поэтому на встрече
с нами, вставал, как правило, старичок-фронтовик, председатель совета ветеранов,
докладывал о проведении ежегодного праздничного мероприятия по случаю окончания Великой отечественной войны, а потом робко спрашивал: не слышно ли чего о льготах для пенсионеров на проезд в транспорте, а также о снижении оплаты
угля и дров для отопления стариковских жилищ.

Молодежь — эта социальная когорта, которую, к сожалению, мы почти не видели на наших встречах. Но беседы о молодежи возникали везде и постоянно. Это
был главный источник беспокойства за настоящее и будущее местных территорий.
С тревогой отмечалось, что абсолютное количество молодежи, а тем более детей
значительно сократилось в постсоветское время. Малочисленное подрастающее
юное поколение живет социально неактивно, злоупотребляя алкоголем и пристрастившись к наркотикам, а главное, стремясь вообще поскорее перебраться из родных сельских мест куда-нибудь в города. Нельзя сказать, чтобы работа с молодежью не велась. В Юже, например, норматив затрат на спортивные мероприятия
превышает во много раз норматив официально запланированный. Там же замечательный дом творчества и ремесел успешно вовлекает детей и взрослых в овладение множеством полезных творческих навыков. Ряд местных школ предпринимает попытки создания альтернативных пионерии и комсомолу детско-юношеских
организаций. В райцентрах планируется создание некоторых филиалов вузов для
получения высшего образования на местах. Но рецепт эффективного общения
с молодежью, ее творческого развития до сих пор не найден. И потому так часто
особенно горько звучали признания представителей старшего поколения: «Ну, хорошо, бьемся мы тут, бьемся, и даже может, действительно наладим нашу жизнь
к лучшему, но кому все это достанется, если молодежь уходит от нас и слабо местной жизнью интересуется?» Этот вопрос остается тревожно открытым.

* * *

Когда готовишься к исследованиям подобно ивановскому, всякий раз не отпускает сомнение: насколько искренним, неформальным получится общение
с сельскими жителями. Для селян, порой, визит собственного областного руководителя событие чрезвычайное, а тут прикатывает автобус с пятнадцатью субъектами, да некоторые из них не то что из столицы, а прямо из-за границы, и начинают эти субъекты выпытывать о житье-бытье

— Щас! Прям так вам и рассказали!.. — Не ответа подобного боишься, потому что сельские люди осторожные и пугливые, вслух такое вряд ли произнесут, но
боишься подобного невысказанного настроения, при котором тебе в глаза чегото о своем житье-бытье даже и рассказывают, а сами за глаза про себя мыслят:
«Господи, вот и еще одна комиссия от городских на нашу голову свалилась, и чего ездят да ездят, жизнь наша тяжкая от их поездок все равно к лучшему не изменится, а вот осложнений всяких как бы от этого не вышло».

К счастью, не обнаружили мы на месте этого пугливого настроения ни в одном из увиденных поселений. Пожалуй, мы сами этим были озадачены, насколько откровенно, но вместе с тем без истерики, вдумчиво люди обсуждали насущные жизненные проблемы. Отчасти — благодаря тому, что в нашу группу входило
несколько консультантов — профессиональных специалистов по доверительному общению с местными жителями. Отчасти — благодаря «экзотичности» нашей
группы, которую трудно было связать с каким-то «определенным начальством».
С другой стороны, именно иностранные специалисты из Бразилии, Польши,
Канады, США вызвали у местных жителей (многие из которых видели иностранцев вообще первый раз) живейший, неподдельный интерес.

Так, консультант нашей делегации из Бразилии квалифицированно рассказывала на встречах о позитивном опыте развития местного самоуправления среди
бедняков Порту-Алегро, но на окружающих еще большее впечатление производил
сам факт, что она настоящая гражданка Бразилии. Как сказала одна женщина
из села Филята — председатель местного сельхозкоператива: «Я очень люблю смотреть бразильские сериалы. И вот теперь я вижу перед собой реальную бразильскую женщину. У меня сейчас такое впечатление, что я нахожусь в настоящем кино. Как хорошо, что вы такие к нам приехали» (всеобщие оживление и смех в зале).

И были еще, пожалуй, две особые причины доверительного общения.

Во-первых, за прошедшие трудные годы люди так устали от беспросветно худого экономического положения, а с другой стороны, так привыкли, что открыто говорить по этому поводу можно все что хочешь (у нас демократия), что им уже
было все равно, кто приехал. И теперь у них было примерно такое настроение:
«Да будь вы хоть с Марса! Раз приехали, так спрашивайте и сами слушайте…»

А во-вторых, и не совсем все равно им было: ведь они знали, что приехали
к ним от Всемирного банка. Всемирный банк — звучит «внушающе» (в смысле
масштабов этой организации). А все звучащее «внушающе» вызывает у местных,
как правило, доверие. Они ощущают себя такими маленькими в сравнение
с Большим театром, Газпромом, столицей России, ООН, Всемирным банком, что
не могут вообразить, что знаменитая и могучая организация их вдруг посетившая,
может принести с собой что-нибудь дурное, обидеть их. Что отчасти не совсем
верно, ибо все эти наши грандиозные организации — «Всемирные Газпромы»
в силу своих грузных бюрократических масштабов часто не замечают уникальную
специфику того места, куда они приходят реализовывать свои «ясные как солнце»
планы улучшения локальной жизни. Так некий гиппопотам может от чистого
сердца ворваться помощи ради в незнакомую заводь-болото и передавить тут для
самого себя незаметно мириады местных мелких обитателей.

Итак, «всемирный банк» звучало как раз внушающе, и, как полагали особо
искренне иждивенчески настроенные местные жители, может этот банк даст денег (денег даст!!) на латание экономических прорех. Потому некоторые из беседовавших с нами вежливо так заявляли: «Это хорошо, что Вы к нам приехали. Купите наш совхоз, пожалуйста. Нам инвестор нужен. Вы хорошие». Впрочем,
быстро выяснялось, что приехавшие консультанты не инвесторы, а специалисты
по развитию с опорой прежде всего на собственные силы.

Как показали результаты нашей поездки, местные ресурсы для развития собственных сил в Юже, Пучеже, Пестяках есть. И хотя все три района по-прежнему остаются дотационными, в них все увереннее ставится задача организации самостоятельного контроля и развития муниципальных бюджетов, прирастающих
прежде всего рачительным использованием местных ресурсов. Не быстро идет
процесс, понадобятся годы для поиска эффективных путей муниципальных преобразований. Одним из первых и неприметных событий на этом долгом пути стало краткое, но очень полезное общение Южи, Пучежа, Пестяков с экспертами
Всемирного банка.