Уважаемые читатели! Не удивляйтесь, пожалуйста, обнаружив в этом номере ОЗ изрядное количество анахронизмов. Дело в том, что номер, посвященный проблемам административной реформы, мы начали готовить совсем давно — давнeе, чем некоторые из нынешних реформаторов начали обдумывать план этой самой реформы. И поскольку административное устройство родины покуда таково, что преемственность — идеологическая ли, кадровая ли — наблюдается у нас в крайне ограниченном объеме, часть собранных нами материалов утратила актуальность ровно в тот мартовский день, когда Россия обрела нового премьер-министра.

Интересно, что, вопреки широко признаваемой важности административной реформы, мы столкнулись с серьезными трудностями в процессе сбора материала по этой теме. Фактически нам так и не удалось найти ответов ни на один из сформулированных нами вопросов, хотя мы и пытались формулировать их предельно просто. Например: в чем цель административной реформы? Каков должен быть ее результат? Каковы критерии оценки ее успешности? Кто является ее объектом, а кто субъектом? Каковы ее стратегия и тактика, а также методы решения поставленных задач, если таковые могут быть поставлены? Не говоря уж о вопросах «что делать?» и «доколе?»...

Нам не удалось отыскать людей, способных или по долгу службы обязанных ответить на эти вопросы. Нам даже не встретились сколько-нибудь приближенные к центрам выработки административных решений люди, в задачи которых входила бы квалифицированная постановка вопросов. Возможно, мы просто не сумели до них добраться ввиду их исключительной занятости. С тех пор как административная реформа сорвалась из глубокого оврага, где пребывала последние лет десять, и понеслась в неизвестном направлении, чиновники, приставленные к ней, и вовсе замелькали, как версты полосаты.

Возможно, мы были просто слепы и не заметили настоящего центра реформы. Возможно, мы пали жертвой собственных неадекватных ожиданий: заметили, но не узнали. Ведь читали же мы несколько посвященных реформе документов, подготовленных разрозненными учреждениями и группами самоорганизовавшихся граждан. И ни в одном не вычитали того, чего искали, — простых ответов на простые вопросы.

Впрочем, возможно и другое объяснение: мы искали то, чего нет. Согласно расхожему мнению, объектом реформы, равно как и ее субъектом, является власть. Но власти-то и нет. Не в том смысле, что безвластье, а в том смысле, что не существует власти помимо совершенно конкретных обсевших различные ее ветви индивидов — тех самых мелькающих в идиотических сводках влиятельности «обитателей Кремля» и прочих хорoм, украшенных государственным флагом. А они ведь кто? Они ведь люди — со всеми вытекающими. Со случайными и закономерными пороками и достоинствами, со страхами и амбициями, с теми же страной-культурой-образованием за плечами, что и мы. Пронзительная теория сталинской негативной селекции хотя и справедлива, но не исчерпывающа. Не так уж все было здорово и до того. И даже совсем до того. Всегда забавно перечитывать толстовскую «Историю Государства Российского от Гостомысла до Тимашева». На фоне нынешних событий в отечественной политической жизни обращает на себя внимание не знаменитый рефрен «земля, кажись, обильна — порядка ж нет как нет», а лирическая концовка, посвященная славной — особенно по сегодняшним меркам — плеяде российских министров:

С горы со криком громким
In corpore, сполна,
Скользя, свои к потомкам
Уносят имена.

Се Норов, се Путятин,
Се Панин, се Метлин,
Се Брок, а се Замятин,
Се Корф, се Головнин.

Их много, очень много,
Припомнить всех нельзя,
И вниз одной дорогой
Летят они, скользя...

Казавшиеся Толстому букашками министры, по крайней мере Корф и Головнин, по нынешним временам смотрелись бы титанами. Но сетовать на измельчание человеческой природы и невежество чиновников — дело неблагодарное. Природа и есть природа, а своих чиновников мы заслуживаем. Удельный вес людей, склонных к чтению книжек без картинок и при этом каким-то образом оказавшихся относительно близко к кормилу власти, во все века и повсюду примерно одинаков. В России сегодня безусловно есть умные, образованные, бескорыстные и высоко мотивированные чиновники. Не то чтоб каждый третий, но всё же...

Чего такого, собственно говоря, про эффективные способы устройства государственной машины давно не было известно хотя бы этим, читающим книжки? Все было известно даже и полуграмотным. Даже в московском овощном магазине моего детства — где мясо (условное) рубили на гнилом чурбане, а по зловонной (правда, вкусной) квашеной капусте и мятым соленым помидорам ползали сытые мухи; где кассирша с консервной банкой в начесе не обсчитывала разве что дошкольников (по невинности времен вовсю посылаемых за семейными покупками), а продавщица бывала нежной лишь по пьяни; где в шесть утра занимали очередь за изумрудными бананами, которые могли вообще никогда не дозреть, даже и на шкафу и в газете; где в винном отделе валялись и дрались и где пол был покрыт толстым слоем нечистот, — так вот даже там всегда висела пыльная табличка, гласившая: «Чисто не там, где метут, а там, где не сорят». Кто бы спорил. Но кто бы и перестал сорить... И если сегодня можно смело утверждать, что, скажем, в столице нашей родины и пяти крупнейших мегаполисах граждане могут себе позволить голосовать против такого вот овощного ногами (или рублем, как было модно говорить в свое время), то так же смело можно утверждать, что мой овощной жив повсюду за пределами этих оазисов либерализма (разве что нет недостатка в бананах)...

Поскольку я и так изрядно злоупотребила служебным положением, протаскивая в этой якобы вступительной статье вредные и не разделяемые большинством редколлегии мысли (а то даже и не мысли, а чувства), то уже и продолжу. В свое время я носилась от чиновника к чиновнику (то есть было их примерно два) с набором опасных идей про административную реформу, суть которых мои ученые коллеги уже заклеймили как «неосенсимонизм». Идеи были незамысловатые: обитатели Кремля должны, наконец, определиться с пожеланиями на будущее, а потом для их воплощения в жизнь рекрутировать, ни в чем себе не отказывая, двадцать лучших граждан страны (предположительно, руководителей крупнейшего бизнеса — по понятным причинам). Рекрутировать обычным способом: подкуп-шантаж-угроза убийства. Заключить договор — типа десять процентов ВВП в обмен на выполнение поставленных (предположительно, чрезвычайно амбициозных) задач. За невыполнение без уважительных причин — четвертование на Лобном месте с конфискацией. Полномочия — ограничиваемые разве что международными гуманитарными конвенциями и подобными документами... Ну, и так далее. Примечательно, что коллеги смеялись надо мной по причине примитивности предложений. А чиновники — по причине их невыполнимости. В частности, по их мнению, дело застопорилось бы прямо на стадии формирования списка этих самых двадцати оперуполномоченных комиссаров. А по сути у них возражений как будто и не было....

В конечном счете ход административной (да и любой) реформы, похоже, зависит вовсе не от ее безупречного доктринального обеспечения, а от того, что принято называть «политической волей». От желания то есть. От совокупности человеческих воль, рождающих политическую. Нет никаких оснований сомневаться в том, что сегодняшние высшие чиновники могут позволить себе желать чего угодно. Нет также никаких оснований сомневаться в том, что желают они хорошего. Есть основания сомневаться в том, что они преуспеют: хотя и гадко цитировать тирана, но кадры попрежнему решают всё. А с кадрами дело обстоит совсем не так хорошо, как хотелось бы, хотя и лучше, чем могло бы. Фокус в том, что, даже будучи неосенсимонисткой, я вынуждена признать: кадры — это не двадцать добрых молодцев. Это мы. Остается надеяться на то, что кадры — то самое младое незнакомое племя, компетентное и эффективное, — подрастут достаточно быстро для того, чтобы обеспечить хотя бы преемственность благих пожеланий. Вопрос, таким образом, упирается в последний фактор — время. Которого, по некоторым данным, кстати, тоже не существует.

Замечательная обзорная статья Виталия Куренного, систематизирующая существующие сегодня подходы к административной реформе в России, называется «В поисках достоинств». Это вступление я назвала «В поисках достоинства». Потому что именно для этого поиска и нужна воля. И потому что, как мне кажется, мы вступили на этот путь. Хотя, к сожалению, он не обещает быть коротким. Так что не судите строго — ни этот номер ОЗ, который виделся драматическим, а получился почти что техническим, ни саму административную реформу, которая — лишь первый шаг на длинном пути к достоинству.

Татьяна Малкина