Адатное землепользование в Нагорном Дагестане

(по материалам Протокола сельского схода
с. Хуштада 1904 года)

Существует распространенное, но не совсем верное мнение об извечной борьбе
обычного (адат) и мусульманского (шариат) права в мусульманских регионах,
в частности на Северном Кавказе и в других мусульманских регионах нашей
страны и за рубежом. История Нагорного Дагестана показывает ошибочность
этого представления. С раннего Средневековья здесь шло скорее постепенное
приспособление друг к другу адата и шариата. Адат существенно дополнял сло-
жившиеся в Нагорном Дагестане мусульманские судебные и административные
институты. Даже знаменитый имам Шамиль, который вел решительную борьбу
со многими проявлениями адата, поддерживал некоторые его нормы. От шами-
левской эпохи сохранилось немало документов, узаконивавших нормы адатного
землепользования в сельских общинах края. Синтез обычноправовых и мусуль-
манских институтов и практик характерен для Дагестана вплоть до раннего со-
ветского периода.

Еще известный русский арабист И. Ю. Крачковский обратил внимание
на особую роль арабского языка на Северном Кавказе. В 1940-е годы он писал:
«История нашей арабистики до сих пор не осветила полностью той картины, фо-
ном которой являлся арабский язык на Северном Кавказе — Дагестане, Чечне,
Ингушетии. Здесь в течение нескольких веков он был единственным литератур-
ным языком, не только науки, но и деловых сношений»[1]. По данным современ-
ных исследователей, начиная с ХI–XII веков мечети и дома мусульманских уче-
ных (алимов) становятся хранилищами арабских рукописных книг и различных
документов[2].

Самоотверженность сельских алимов и простых горцев, относящихся к любому
арабскому тексту как к святыне, помогла сохранить в период антимусульманских
репрессий 1930–1970-х годов немало рукописных коллекций Дагестана, включаю-
щих как книги, так и хранившиеся вместе с ними документы. Большая часть бога-
тых рукописных коллекций Дагестана сохранилась в его горных центральных и се-
верных районах. Об этом свидетельствуют находки археографических экспедиций
Дагестанского научного центра под руководством проф. А. Р. Шихсаидова — за по-
следние несколько лет ученым удалось описать несколько сотен частных и мечет-
ных собраний.

Несколько интересных книжных коллекций нам удалось изучить в высо-
когорном селении Хуштада в Цумадинском районе. Мы просмотрели мечет-
ную библиотеку, где хранится переписанный в 1740–1741 годах Коран с запи-
сями дошамилевских норм адата селения, коллекции Муртазали Салманова,
Сеид-Гусейна Пирмагомедова, Магомед-Сеида Газиева, в архиве которого со-
хранились записи решений сельского суда Хуштады XIX–XX веков.
До 1927 года хуштадинский суд, как и другие сельские суды Нагорного Даге-
стана, решал тяжбы и дела на основании шариата и местного адата.

В предлагаемой вниманию читателей статье публикуется Протокол сель-
ского схода, состоявшегося 23 марта 1904 года и установившего ряд важней-
ших правил природопользования на землях, принадлежавших общине
Хуштады. Документ в течение долгого времени лежал в старопечатном сбор-
нике 40 хадисов (рассказов о деяниях и высказываниях пророка Мухаммада)
в личной библиотеке уроженца Хуштады, ныне имама соборной мечети г. Ха-
савюрта и ректора местного мусульманского университета Магомед-Сеида
Абакарова. В начале 1980-х годов племянник М.-С. Абакарова Магомед-Сеид
Газиев перевез «Протокол» из Хасавюрта обратно в селение как правовое уста-
новление, имеющее важное значение для современной Хуштады. Благодаря
М.-С. Газиеву нам удалось познакомиться с этим интересным текстом и полу-
чить его копию[3].

Обратимся сперва к самому документу.

ТАКОВ ПРОТОКОЛ [СХОДА] ЖИТЕЛЕЙ СЕЛЕНИЯ ХУШТАДА[4]:

Поистине в селении Хуштада число дымов 200. От них все совершеннолетние,
находящиеся в здравом уме, собрались с дозволения старшины Мухаммада сына
Гентера[5] Хуштадинского для совещания о законе и установлении штрафа с его на-
рушителей из жителей селения. Мужчины сошлись на годекане[6] числом 195, прочие
были в отлучке или присматривали за скотом. Все собравшиеся по доброму согла-
сию единодушно условились о следующем:

[1.] Установить пеню в полтинник с того, кто вторгся со своей скотиной в ви-
ноградники на южном склоне [горы].

[2.] С того, кто вторгся в Мишшол[7], — двадцать пять копеек (хамсат шихан)
с заключением его на трое суток в тюрьму.

[3.] С того, кто выжег песчаный участок в виноградниках, — двадцать пять ко-
пеек с заключением его на трое суток в тюрьму.

[4.] Приводить в селение с хуторов того, на кого трижды был наложен штраф.

[5.] С того, кто вторгся со скотиной в охраняемое, запретное для нее место, —
полмеры с заключением его на трое суток в тюрьму.

[6.] О вторичной посылке на работы в пользу селения того, кто плохо их выполнял.

[7.] О том, чтобы не посылать на работы в пользу селения неимущего, если
на него не наложен штраф с поручительством.

[8.] С того же, кто вытащил или получил что-либо из запретной рощи, все рав-
но — бревна или обтесанный ствол, хотя бы один, — двадцать пять копеек с заклю-
чением его на трое суток в тюрьму.

[9.] С того, кто пережигал уголь из [дров] охраняемой запретной рощи, — два-
дцать пять копеек с заключением его на трое суток в тюрьму.

[10.] С того, кто привел скотину в охраняемое место, полмеры с заключением
его на трое суток в тюрьму. Этот [запрет] равным образом относится к ослам на ху-
торах и в прочих охраняемых местах.

[11.] С того, кто построил хлев, дом или ручную мельницу на хариме[8] селения,
перенес на него свои постройки или захватил его часть, хотя бы размером в ладонь,
брать в качестве штрафа по полтиннику за меру захваченного поля сверх его стои-
мости, каковая будет взята с него вместе с выкупом. Все это за содеянное на южном
склоне [пастбищной горы] без разрешения правителей и общества.

[12.] На восточном же склоне за меру поля взимать по двадцать пять копеек.

[13.] И еще об одном запрете, касающемся сооружения новой постройки для
жилья на пашнях ли, на харимах или на сенокосах и в садах — за исключением не-
многочисленных старых хуторов и [хутора у] лежащего в развалинах овечьего хлева
на солнечном склоне.

[14.] С того, кто продал за пределы селения то, что изготовлено из [дров] рощи,
причем в любом количестве, — рубль с заключением его на трое суток в тюрьму.

[15.] С того, кто продал амбар[9] за пределы селения, — пятнадцать рублей.

[16.] С того, кто сделает новый амбар[10], тоже пятнадцать рублей.

[17.] С того, кто построил больше трех амбаров, брать штраф по мере превыше-
ния этого количества.

[18.] С того, кто собрал хоть часть винограда до разрешения сельского общест-
ва, штраф — рубль.

[19.] С того, кто собрал до подобного разрешения фрукты или зерно, — полтинник.

[20.] С того, кто небрежно пас стадо коров или других животных, так что скот
оказался не выпасен, — двадцать пять копеек.

[21.] С того, кто довел до горячки свою лошадь, если у него есть другие лоша-
ди, пеня — полмеры; если же их нет, то полмеры с заключением обвиняемого на
трое суток в тюрьму.

[22.] С того, кто привел пастись на хуштадинскую территорию из-за ее преде-
лов нехуштадинский скот (все равно — овец ли, лошадей ли, буйволов или ко-
ров), — рубль.

[23.] С того, кто пустил свой скот на южный или восточный склон после насту-
пления летнего сезона, — рубль.

[24.] С того, кто пустил свой скот на южный склон до наступления середины
зимы, — рубль.

[25.] С возделавшего землю внутри ограды Мишшола — пять рублей.

[26.] С того, кто, запирая ограду вокруг возделанного участка, на деле оставил
ее открытой для скота (коров или кого-либо еще), штраф — рубль.

[27.] С того, кто отдал для жертвоприношения больных корову или буйвола
и не принес жертвы, штраф — рубль.

К этому протоколу приложили свои пальцы [нижеследующие свидетели], сви-
детельствуя о согласии с тем, что в нем записано, и стремясь, чтобы в их селении
царил справедливый закон, равно крепкий и оберегающий как высокородных, так
и низкородных, как бедных и несчастных, так и богатых. Протокол всем прочитан
и содержащееся в нем всеми поддержано. Поскольку они неграмотны, то доверили
подписать свои имена под оттисками печатей кади своего селения Мухаммеду Ибн
Яхья Кванадинскому. Подтверждая, что этот протокол был [принят] жителями се-
ления Хуштада, мы приложили [к нему] свои печати.

[4а.] А также[11] о приводе в селение с хуторов того, на кого трижды был наложен
штраф, до наступления летнего сезона. Того же, на ком нет пени, не приводить,
кроме как после этого наступления[12].

И мы, старшина и члены хуштадинского суда. 23 марта 1904 года.
Что действительно настоящий протокол[13].

Чтобы объяснить читателю особенности адатного общинного землеполь-
зования, закрепленные в приведенном выше документе, необходимо сделать
небольшое отступление и кратко рассказать, что представляет собой селе-
ние Хуштада.

Это — старинное багвалинское селение, лежащее на правом берегу в верховьях
реки Андийского Койсу. Оно издавна было центром военно-политического союза
сельских общин багвалинцев, или багулал — небольшого близкого аварцам андий-
ского народа андо-цезской языковой группы. В эпоху Шамиля багвалинская кон-
федерация образовывала отдельное наибство в составе имамата. После пленения
имама она вошла в состав созданного в 1861 году Каратинского наибства (с 1899 го-
да — участка) Андийского округа Дагестанской области. Вплоть до Октябрьской
революции Положение о сельских обществах, принятое 26 апреля 1868 года[14], со-
храняло хуштадинцам ограниченное самоуправление, адатно-шариатное право
и нерушимые границы с соседями. Этими соседями на западе, с другой стороны
Андийского Койсу, были чамалинцы; на юге за перевалом — тиндинское селение
Тисси; на севере — багвалинские селения Тлондода и Кванада.

Большая часть этой территории, лежащая на высоте 2 000 метров над уровнем
моря, имеет вид, обычный для дагестанского высокогорья. В отличие от порос-
ших лесом и богатых растительностью причерноморских склонов Кавказа мест-
ные горы — более лысые и каменистые. Экологический баланс на землях Хушта-
ды и вокруг нее чрезвычайно хрупок и уязвим. Человек здесь издревле
сталкивался с опасностью размывания поверхности земли и уничтожения его
собственной среды обитания.

Главным занятием местного населения с древности было земледелие, скотовод-
ство с подсобным садоводством и даже виноградарством[15]. Это подтверждает и наш
«Протокол». Он говорит о пахотных участках (статьи 11, 12, 13, 19, 26), выгонах
и пастбищах (ст. 13, 22, 23), садах (ст. 3, 13, 19), виноградниках (ст. 18), причем ин-
тересы земледелия для горцев явно преобладали над интересами скотоводства.
Неслучайно в рассматриваемом документе община, в первую очередь, ограждает
возделываемые угодья (пашни и сады) от потравы их скотом (ст. 5, 10, 23, 26) и от за-
стройки (ст. 13). Лишь два постановления (ст. 20, 21) выражают заботу общины о ча-
стных и общественных стадах. В глазах хуштадинцев, как и любых крестьян-земле-
дельцев, высшей ценностью была земля и только потом скот.

Как же общине удавалось вести активную сельскохозяйственную деятель-
ность при столь скудных природных ресурсах? Топография селения показыва-
ет, что выход был найден в крайне рациональном и экономном использовании
каждой пяди земли. Хорошо сохранившаяся старая часть Хуштады построена
на скалистом откосе горы, не пригодном ни для земледелия, ни для выпаса
скота. Это — классический дагестанский аул, тип которого прекрасно запе-
чатлен на полотнах замечательного современного дагестанского художни-
ка А. Астемирова.

В литературе такой традиционный аул был в XIX веке точно описан грузин-
ским путешественником Платоном Иоселиани: «По всему Дагестану устройство
домов однообразно. Места для постройки домов избираются на высотах гор или
по скату гор, тщательно оберегая их от потоков, разрушительно действующих
в горных местах. Дома примкнуты одни к другим. Они возвышаются на горной
высоте как акрополисы. Оттого вид домов, составляющих деревню, имеет вид
жилища циклопов, пчелиных сотов. Они образуют из себя укрепление, опасное для враждебных к нему покушений»[16]. Сразу за околицей начинались возделан-
ные поля на террасах, амфитеатром спускавшихся к Койсу. Наконец, у хуштадин-
цев были еще пастбища и лес над селением.

Вся территория общины делилась на три вида владений: частные (мульки)
и общинные (харим), а также частные земли, переданные на религиозные нужды
общины (вакф). Неделимым харимом селения считались выгоны, пастбища
и часть сенокосов. К нему относился и лес на вершине горы над Хуштадой. Каж-
дый член общины имел равные права на харимные земли. Харим считался неот-
чуждаемой общинной собственностью (ст. 11–14). Земля, принадлежавшая част-
ным лицам, могла покупаться и передаваться по наследству, но только в пределах
сельской общины. Частная собственность внутри общины допускалась,
но община (джамаат) ограничивала возможные «сепаратистские» устремления
отдельных хозяев земли и скота, подчиняя их принудительному севообороту
и препятствуя попыткам хищнического использования природных и прочих ре-
сурсов на хуштадинской территории. Некоторые частные участки (мульки) были
переданы двум хуштадинским мечетям в вакф, т. е. безвозмездное пользование
местных жителей-мусульман. Реально это означало распределение урожая с этих
участков на общие нужды общины.

Дагестанский адат относится одинаково уважительно и к общественной,
и к частной собственности. При определении штрафов и других наказаний глав-
ное — уточнить, на какой категории угодий общины совершено правонаруше-
ние, каков здесь должен быть порядок природопользования. «Протокол» подвер-
гал одинаковому штрафу (25 копеек и трое суток тюрьмы) как потравившего
общественную рощу над селением, находившуюся под «лесной охраной», так
и выжегшего под пашню свой частный сад (ст. 3, 8, 9). Одинаково преступно,
по мнению хуштадинцев, было и нерадение общинного пастуха, и неосмотри-
тельность хозяина, заморившего своих лошадей (ст. 20, 21). Здесь уместно вспом-
нить, что во многих горных общинах (джамаатах) Дагестана крестьянин под уг-
розой штрафа в пять рублей был обязан заявить сельскому суду о болезни своего
скота. Особенно бдительно община следила, чтобы его природные (лес, обрабо-
танная древесина — ст. 14, выпасы — ст. 22) и хозяйственные богатства не были
расхищены жителями соседних селений. Крупные штрафы (от одного до 15 руб-
лей) охраняли это достояние Хуштады.

Согласно адату, все категории земель горной общины подчинялись единому
принудительному севообороту, в орбиту которого входили все роды деятельности
общины, и потому он представлен в нашем документе большинством статей
(ст. 1, 2, 5, 10, 18, 19, 23–26). Система эта показывает, что все жители Хуштады
привыкли действовать слаженно, как единый организм. Как и в других горских
селениях, они беспрекословно выполняли хозяйственные решения сельского
схода, основанные на многовековом опыте изучения природных особенностей
высокогорья. При остром дефиците земли одни и те же участки служили то паш-
ней, то пастбищем.

В августе глашатай объявлял на годекане, чтобы освобождали от посевов
верхние возделанные террасы. В сентябре хуштадинцы поднимались в субальпы
для сенокошения. До уборки урожая верхние террасы были закрыты для прохода
и охранялись общиной (ст. 5, 10, 26). После они открывались и использовались
в качестве дороги хозяевами нижележащих полей во время уборки ими урожая.

Часть верхних террас выделялась под пастбище скоту. Так, в октябре для него от-
крывались верхние сенокосы. На нижних террасах урожай убирался в последнюю
очередь.

Выпас скота был организован под таким же строгим контролем общины.
В условиях земельного дефицита хуштадинцы делили пастбища на летние и зим-
ние. На первых, расположенных высоко в горах, скот пасся летом до начала
страдной поры. Выпас животных летом на зимних пригревах был строго запре-
щен. «Протокол» показывает, что использование зимних пригревов разрешалось
джамаатом со второй половины зимы (ст. 24). От уборки сена до середины зимы
скот держали на сезонных выгонных хуторах (ст. 10, 13). В отличие от хрестома-
тийно известных самостоятельных европейских хуторов, эти сезонные зимне-ве-
сенние усадьбы хотя и принадлежали отельным семьям, но использовались
общиной совместно.

Полевые материалы, собранные в Северном Дагестане современным даге-
станским этнографом М.-З. О. Османовым, показывают, что хуштадинцы сооб-
ща держали здесь свои стада, в основном овец. В конце марта, когда корма на ху-
торах и зимних выгонах кончались, хуштадинцы на один-полтора месяца
перегоняли часть своих стад на равнину, на территории других сел[17]. С этим обы-
чаем связано отсутствие глав пяти хуштадинских семей на сельском сходе Хушта-
ды 23 марта 1904 года. Хутора с поздней весны пустели. В июне закрывались
и верхние сенокосы.

Вся эта слаженная система хозяйствования была не просто экологически сба-
лансирована, но и глубоко рациональна. Чередование земледелия со скотоводст-
вом помогало крестьянам удобрять поля. К тому же периодический ограниченный
выпас скота спасает сенокосы в субальпах при длительном использовании их че-
ловеком от наступления на них торфа и мха. Иными словами, хуштадинцы на ос-
новании многовекового опыта пришли к тому, что не так давно было подмечено учеными[18]. Этот опыт, наряду с усердным трудом, позволял Хуштаде, оберегая ок-
ружающую среду, добиваться высоких урожаев. Сохранившиеся доныне иррига-
ционная система и террасы, поддерживаемые совместным трудом всех жителей
селения (см. ст. 6, 7), служили гарантией хозяйственного процветания и богатства
общины. И действительно, даже в советское время, вплоть до 1940-х годов,
Хуштада снабжала хлебом окрестные селения.

Первые резкие перемены в традиционной системе хозяйства и природополь-
зования общины относятся к 1930–1950-м годам. С концом нэпа началось насту-
пление государства на крестьянство как в центре, так и на окраинах окрепшей
коммунистической империи. В Дагестане большевики к концу 1920-х годов по-
кончили с былой хозяйственной автономией и самоуправлением сельских об-
щин. В 1927 году, как и в других селениях, был объявлен вне закона хуштадин-
ский выборный суд. Через год в горских селениях была национализирована
собственность, принадлежавшая мечетям (вакф). Местный адат и шариат запре-
щались. Гражданские иски должны были решать окружные советские суды, кото-
рые руководствовались законами новой Дагестанской конституции 1927 года[19].
Прежде руководившие селением старшина, члены адатного суда (ст. 11), а также
местный кади (судья по шариату) подверглись репрессиям как «пособники ста-
рого режима». Большинство духовных лидеров в 1930-е годы были расстреляны
ГПУ или высланы из Дагестана. В 30–40-е годы одна небольшая Хуштада поте-
ряла около 60 человек, в том числе 35 — в 1931–1939 годы.

Наряду с административной ломкой общины (джамаата) советская власть по-
пыталась уничтожить и традиционное крестьянское землевладение. Еще в кон-
це 20-х годов были национализированы вакфы. В 1936 году общинные земли
Хуштады (харим) были отданы созданному здесь колхозу им. Молотова (в 1955 го-
ду переименованном в колхоз им. Чапаева). Наконец, в 1939 году при проведении
«сплошной коллективизации» в горах в Хуштаде была обобществлена частная соб-
ственность (мульк) крестьянских семей. Советская аграрная реформа лишила де-
ревню в Дагестане былой независимости и хозяйственной самостоятельности.
Модернизация колхозного аула в горах на деле обернулась деградацией традици-
онной крестьянской экономики.

За годы советской власти сложное многоотраслевое крестьянское хозяйст-
во пришло в упадок. Сначала насильственное обобществление полей и садов,
в силу местного рельефа доступных лишь для индивидуальной обработки, а за-
тем миграция части их прежних владельцев заставили хуштадинцев забросить
многие террасы. Террасные стенки в голодные 1940-е годы были распаханы
под посадки картофеля. С 1960-х годов, несмотря на сопротивление стариков,
стал нарушаться старинный запрет строительства домов на пахотной земле.
Сейчас территория самого селения выросла почти вдвое и заняла часть пахот-
ных земель.

Варварское хозяйствование на земле гор принесло печальные результаты. За-
прет на владение частным скотом, действовавший при Хрущеве, привел к резко-
му сокращению поголовья хуштадинских стад. Число овец с 1950-х по 1990-е годы
упало с 12 до четырех тысяч, крупного рогатого скота — с полутора тысяч до не-
скольких сотен голов. Уже свыше 40 лет хуштадинцы живут на дешевом привоз-
ном хлебе из России. Прекращение поставок муки, хлеба, других продуктов может вызвать в селении голод[20]. В то же время есть надежда, что через 15–20 лет при-
родно-хозяйственный комплекс горцев, сохранивших ряд своих важнейших тра-
диций, сможет выйти из состояния глубокого кризиса.

На землях самой Хуштады по-прежнему практикуется принудительный сево-
оборот (в советское время регулировавшийся местным колхозом). Пахотная зем-
ля, пастбища и лесные угодья доныне сохранили традиционную сельскохозяйст-
венную специализацию и, что еще более удивительно, старых хозяев. При
советской власти хуштадинцы продолжали тайно следовать старым адатно-ша-
риатным нормам природопользования. Дело в том, что в малоземельном Цума-
динском районе в 1920–1930-е годы не было существенных перемещений земель
из одних рук в другие. Общинная собственность (харим) была без раздела пере-
дана колхозу, а крупные крестьянские и помещичьи частные владения здесь не
встречались, поэтому советская власть так и не смогла навязать хуштадинцам су-
щественно отличных от старой системы поземельных отношений[21].

Опросы хуштадинцев показали, что в 1920–1980-е годы жители селения про-
должали строго соблюдать как права семейной частной собственности (мулька),
так и неприкосновенность общинной собственности (харима). Правда, отчисле-
ния в пользу мусульманской общины (вакф) начиная с 1960-х годов потеряли
былую обязательность и фактически превратились в добровольные пожертвова-
ния. Обнищание горцев почти упразднило садаку (добровольную милостыню
мусульман на нужды общины). Но свои дома хуштадинцы по-прежнему рассма-
тривают в качестве мулька. Новые дома отцы стараются строить своим сыновь-
ям на бывших родовых владениях, а в случае нехватки земли покупают у своих
соседей участок.

В наши дни старый, потерявший всякую юридическую силу арабский доку-
мент 1904 года вновь приобрел весьма актуальное звучание. Во многом это вызва-
но падением советской власти и теми переменами, которые происходят в Хушта-
де и по всему Дагестану в последние 10–15 лет. Протокол 1904 года уже не
охраняет землю и природные богатства сельской общины, но по-прежнему обла-
дает в глазах горцев магической силой закона. Хуштадинцы внимательно вчиты-
ваются в его текст. Не случайно М.-С. Газиев сильно истрепал драгоценный
листок, исписанный арабской вязью, показывая его односельчанам. И в постсо-
ветское время нормы старинного поземельного адата продолжают во многом
определять образ мышления, общественной жизни и хозяйствования в горах.

---

[1] Крачковский И. Ю. Над арабскими рукописями. М.; Л., 1946. С. 134.

[2] Рукописная и печатная книга в Дагестане. Махачкала, 1991. С. 48, 59, 61–62.

[3] М.-С. Газиев любезно переписал для нас этот документ. Скорость, с которой это было
сделано (алиму потребовался один вечер), говорит о том, что переписчик привык регулярно
писать по-арабски.

[4] Перевод с арабского языка В. Бобровникова и М. Рощина.

[5] Отчество хуштадинского старшины написано по-аварски: Гентерилассул МухIамад,
т. е. «Гентеров Мухаммед».

[6] Годекан — центральная площадь селения.

[7] Мишшол (от багвалинского миш — тень) — сады в местности под с. Хуштада в долине
р. Андийское Койсу на теневом склоне Богосского хребта. Часть из них в XIX веке была
отдана хуштадинцами тлондодинцам за помощь в погребении жертв эпидемии в их
селении. См.: Бобровников В. О. Реконструкция этнической истории багулал по данным
микротопонимики // Дагестанский лингвистический сборник / Отв. ред. М. Е. Алексеев.
Выпуск 3. М., 1996. С. 12.

[8] Харим — территория общинных владений.

[9] Под иранским понятием кундудж («ларь для зерна») составитель документа подразумевал
большие отдельно стоящие амбары (багв. гьекIош), в которых хранили муку, сушеное мясо
и другие продукты. Эта особенность быта, известная у разных народов Северного Дагестана,
неплохо описана этнографами советского времени. Новых амбаров давно уже не строят,
но старые по-прежнему пользуются популярностью в горах.

[10] На постройку амбара-гекош шли исключительно толстые бревна из принадлежащего всей
общине леса. Нехватка леса в горах Северо-Восточного Кавказа заставляла общину с особым
вниманием следить за сохранением ее лесных богатств.

[11] Примечание к тексту «Протокола», повторяющее и уточняющее статью 4 о приводе
в сельский суд лица, не явившегося для разбора дела.

[12] Далее следуют 195 круглых оттисков по 14 в ряд с арабскими подписями имен наискосок; три
именные арабские печати; две гербовые русские печати Хуштадинского сельского старшины
и Хуштадинского сельского суда Андийского округа.

[13] Последнее предложение написано крупным писарским почерком на русском языке в старой
дореволюционной орфографии.

[14] Проект положения о сельских обществах, их общественном управлении и повинностях
государственных и общественных в Дагестанской области. Темир-Хан-Шура, 1898.

[15] Османов М.-З. О. Формы традиционного скотоводства народов Дагестана
в XIX — начале ХХ века. М., 1990. С. 52.

[16] Иоселиани П. Путевые записки по Дагестану в 1861 г. Тифлис, 1862. С. 54.

[17] Османов М.-З. О. Указ. соч. С. 148, 201.

[18] Шифферс Е. В. Растительность Северного Кавказа и его природные кормовые угодья.
М.; Л., 1953. С. 337; Гвоздецкий Н. А. Кавказ: очерки природы. М., 1963. С. 126.

[19] История Дагестана. Т. 3. М., 1968. С. 156, 243–245.

[20] Нужно отметить, что горцы и раньше находились на грани выживания. Об этом ясно
свидетельствует наблюдение путешественника XIX века Платона Иоcелиани:
«О горцах всегда твердили, что едят мало. Это древнее о них сведение грузинских писателей
подтверждается и теперь. Горец точно ест мало, именно столько, сколько нужно, чтоб ему
существовать. Он, и по недостатку запасов для роскоши, и по началам спартанской жизни,
как будто вполне понял правило дивного Сократа: “Потребности человека должны быть как
можно ограниченнее. Разве ты не знаешь (говорит он одному из его учеников), что пища
у того вкуснее всего, у кого ее менее всех?”» (Иоселиани П. Указ. соч. С. 95). XX век не внес
перемен в эту ситуацию, и именно этим объясняется, на наш взгляд, с одной стороны,
постоянная миграция горцев на равнину, с другой — тот факт, что негорцы, как правило, не
могут прижиться в здешних местах.

[21] Подобную ситуацию, благоприятную для сохранения сельских традиций в советское время,
британский антрополог Т. Драгадзе отметила и в горных селах северо-восточной Грузии.
См.: Dragadze T. Rural Families in Soviet Georgia: A Case Study in Racha Province. L., 1988.