Почему удались земские школы

До эпохи великих реформ казенные школы в России существовали только в уездах (училища) и губернских городах (гимназии). В селах их кое-где заводили сами крестьяне и благотворители. Детей в таких примитивных школах грамотности обучали дьячки, отставные солдаты, дворовые, члены семей помещиков. С начала XIX века предпринимаются попытки правительства создавать приходские школы в селениях государственных крестьян. К 1853 году их было ничтожно мало на страну — около 3 тысяч. А в начале ХХ века школ стало настолько много, что в 1907 году в Думу был внесен законопроект о всеобщем начальном образовании.

Такому стремительному прогрессу мы обязаны не столько государственным усилиям, сколько самому обществу. Дело в том, что начальные школы стали главной заботой земских органов. А почин общественному движению положил Лев Толстой. Школа для него была не случайным объектом помещичьей благотворительности, а главным звеном морального совершенствования человека и перехода его к разумной жизни.

В 1859 году, с великой страстью (как и все, что он делал) приступив к делу, Толстой построил бесплатную школу в Ясной Поляне и сам учил в ней три года. Поскольку российского опыта не было, усиленно изучал зарубежный, для чего дважды ездил за границу.

Толстой хотел не просто грамотности, но именно просвещения. В его школе преподавалось 12 предметов:

1. чтение медленное и постепенное (причем он разработал свой метод обучения);
2. письмо;
3. каллиграфия;
4. грамматика;
5. священная история;
6. русская история;
7. рисование;
8. черчение;
9. пение (удивительно, но он занимался с крестьянскими детьми сольфеджио, ныне исчезнувшим из обычной школы с ее нулевой музыкальной культурой);
10. математика;
11. беседы из естественных наук;
12. Закон Божий.

Он исповедовал школу свободную, что означало полное отсутствие принуждения к учебе и внешней дисциплины. На переменах мальчишки гроздьями висели на своем «грахе», а он никогда не устанавливал порядок — просто начинал урок с теми, кто уже успокоился, и постепенно втягивал остальных.

Толстой сразу же начал обобщать свой опыт. С великими цензурными трудностями он издавал педагогический журнал «Ясная Поляна», где давал отчет обществу в своих усилиях и излагал свое понимание проблем образования.

Главная идея его состояла в том, что школы должны образовываться не сверху, от министерства, а снизу. В марте 1860 года он писал брату министра народного просвещения Е. П. Ковалевскому: «Чтобы народное образование пошло, надо, чтобы оно было передано в руки общества. <...> Ежели бы правительство бросило все дела, закрыло все департаменты и комиссии (и прекрасно бы сделало) и занялось бы одним народным воспитанием, и тогда едва ли бы оно успело — потому что механизм, усвоенный правительством, помешал бы ему и, главное, потому что интересы его кажутся отдаленными (в сущности это один его интерес) от народного образования»[1]. Основываясь на своей практике, Толстой предлагал создать Общество народного образования, которое учреждало бы школы, научно ими руководило, надзирало бы за преподаванием, создавало учебники, нанимало учителей и управляло школами хозяйственно. «До сих пор общество это составляю я один, — писал он. — Но говорю вам без фразы, что, возможно, будет или нет такое общество, я положу все, что могу, и все свои силы на исполнение этой программы»[2].

Толстой не бросал слов на ветер. Как только грянула крестьянская реформа, он с головой окунулся в ее осуществление, стал мировым посредником в своем Крапивенском уезде. Но главное — начал осуществлять свой школьный проект. Он созывал волостные сходы крестьян и предлагал им открытие школ. При этом брал школы на откуп, собирал небольшую плату с родителей учеников и сам платил найденным им учителям, руководил ими, рекомендовал учебники, следил за процессом. То есть на самом деле стал тем самым Обществом. Вскоре в Крапивенском уезде открылось 20 школ, где в качестве учителей работали студенты.

Свой проект Толстой изложил в статьях «О свободном возникновении и развитии школ в народе» и «Об общественной деятельности на поприще народного образования»[3].

Через год его деятельность была прервана после известного обыска в Ясной Поляне, когда жандармы в его отсутствие искали подпольную литературу в доме и у студентов. Будучи глубоко оскорбленным и поставленным в унизительное положение в глазах уездного общества, Толстой оставил школу и погрузился в сочинение «Войны и мира». Лишь с 1870 года он снова начал преподавать и более уже никогда не покидал дело народного просвещения. Достаточно сказать, что он переложил Четвероевангелие для детей, написал для них другие духовные книги. Создал «Азбуку». Правда, первый ее вариант не был принят педагогическим обществом. Но он не оставлял усилий и написал «Новую азбуку» (1875), которую министерство народного просвещения одобрило и рекомендовало для повсеместного начального обучения. Его «Русские книги для чтения» получили широчайшее распространение в школах, даже за рубежами страны.

Но когда начальное образование как общественное дело стало практически воплощаться в земских школах, Толстой его не признал. Дело в том, что он, будучи религиозным реформатором ригористского толка, не хотел видеть в земствах ничего положительного. Он смешивал земства и администрацию и думал, что вся школа примет вредную чиновничью окраску.

Зато земские просветители, наоборот, свою родословную возводили к Толстому, к его инициативе общественной самодеятельности, и не только в школьном деле. Земства в их глазах стали нашим «особым путем» к свободе и самоуправлению. При их достижении вся организация школ целиком ушла бы на местный уровень, где их и видел Толстой, как и все те функции государства, которые на нем решаются лучше, чем на центральном.

Поначалу, правда, и земцы не очень представляли будущее. По положению земские собрания и управы не были рассчитаны на такую активность. Как крестьянская реформа официально не называлась освобождением, а только улучшением «экономического быта» поселян, так и земства были созданы со скромной целью «содействия местному развитию». Но инициативой дворянских гласных они вдруг стали превращаться в органы местного самоуправления. Как же соединились толстовская самодеятельность и земская демократия?

В 1862 году был опубликован «Проект общего плана устройства народных училищ», который Толстой разбил в пух и прах в статье под таким же названием за незнание народной жизни и крестьянской психологии. Но все же строительство казенных начальных народных училищ на селе началось, особенно после введения в 1874 году Положения о них. Практически одновременно происходило опережающее развитие земских начальных школ. Они очень быстро превратились в одну из главных задач земства.

В 1878 году мировой судья и земский гласный Черниговской губернии Иван Ильич Петрункевич в комиссии черниговского губернского земского собрания выступил с докладом, в котором обосновал невозможность для земства содействовать правительству в борьбе с террористами, напрямую связав это с положением школы, бесправным положением общества и отсутствием общественного мнения.

Его речь произвела громадное впечатление, ее переписывали и распространяли. Вскоре Петрункевич разработал проект переустройства России на конституционных началах и изложил их в брошюре «Ближайшие задачи земства», в которой призывал преобразовать земские собрания из хозяйственных в политические органы со всей полнотой местной власти. Непосредственным результатом этой инициативы стала ссылка Петрункевича с запретом проживания в столицах. Но через 20 лет он станет организатором и председателем (затем почетным председателем) первой легальной политической партии — партии конституционных демократов, а вскоре и лидером крупнейшей кадетской фракции в первой Государственной Думе. А пока после отбытия ссылки Петрункевич поселился в Тверской губернии, в имении Машук, недалеко от знаменитого бакунинского гнезда Пре-мухина, где жил его брат Михаил Ильич. Братья вошли в число земских гласных.

Рядом, в Весьегонске, Павел и Иван Корсаковы образовали кружок «Молодая Весьегония», который составили общественные деятели подвижнического, романтического склада. Вскоре здесь выдвинулся Федор Измайлович Родичев. Выпускник Санкт-Петербургского университета, где кроме физико-математического окончил еще и юридический факультет, он сразу стал лидером благодаря своему ораторскому дару и ясности мышления. (Он станет лучшим кадетским оратором и депутатом всех четырех Дум). Его избирают предводителем уездного дворянства и, стало быть, председателем уездного земского собрания. Поставив своей задачей развивать народное образование, Родичев в 1886 году пригласил заведовать всем школьным делом в уезде князя Дмитрия Шаховского. И тем самым соединил, еще не ведая всего значения своего шага, толстовские идеи и энергию земского движения.

Дело в том, что Шаховской с друзьями по университету в 1886 году под влиянием нравственной проповеди Толстого образовали братство[4]. Члены его ставили своей целью нравственное совершенствование, поиски смысла жизни и путей общественного служения. Главную роль в нем играли будущий большой ученый, политический, государственный, общественный деятель и публицист Владимир Вернадский, один из столпов земского просвещения и педагогики Федор Ольденбург и его брат, востоковед, будущий академик Сергей Ольденбург, историк Александр Корнилов, будущий профессор-медиевист Иван Гревс. Вернадский в старости вспоминал, как Федор Ольденбург и другие студенты — издатели лекций гектографировали официально запрещенную «Исповедь», какое неизгладимое впечатление она на него произвела и «заставила очень много думать»[5]. Их братство поставило целью поиск смысла жизни и моральное усовершенствование в толстовском духе, они стремились к реальной деятельности, и самым естественным образом — к просветительству.

Дмитрий Шаховской был знаком с Толстым лично. Летом 1885 года он и Федор Ольденбург пилигримами прошли из Серпухова в Ясную Поляну (а оттуда — в Оптину пустынь). И Шаховской, и братья Федор и Сергей Ольденбурги по своему образу жизни были первыми толстовцами, но далеко не слепыми подражателями. Вернадский более сдержанно относился к анархизму Толстого, поскольку не принимал его отрицания цивилизации, культуры и тем более науки. Влияние Толстого сказалось лишь в том, что свою общественную деятельность они видели исключительно ненасильственной. В 1891 году братство приняло обет посвятить себя конституционному изменению государственного строя, но только мирным путем.

Морализаторские и просветительские идеи Толстого упали на благодатную почву. Молодые люди создали кружок для изучения народной литературы, для перевода, печатания и рассылки книг в сельские библиотеки и школы. В дневнике 21-летнего студента Вернадского есть тот же список школьных проблем, которые волновали и Толстого[6]. Друзья связались и долго работали с толстовским издательством «Посредник», влились коллективно в Петербургский комитет грамотности и весьма взбодрили его деятельность. «Эти лица вносили в Комитет то, что одно может оживлять подобное учреждение — общественное начало; они имели связи и в провинции и заграницей, имена их были известны публике; в Комитете стали теперь читаться доклады, привлекавшие слушателей, заседания его стали люднее. Бюрократический элемент уступил место общественному», — писал свидетель[7]. Благодаря им Петербургская губерния, как и Тверская, стала выходить в лидеры по грамотности сельского населения. По инициативе братьев был организован сбор средств на сельские читальни. Думали за 1894 и 1895 годы собрать 25 тысяч рублей, а собрали 33 415 рублей, что позволило учредить 110 читален. Комитет снабдил их книгами, а земство предоставило всю инфраструктуру и штат.

Итак, осенью 1886 года Дмитрий Шаховской принял предложение Роди-чева возглавить народные школы Весьегонска, только от половины жалованья в 1200 рублей в год как помощника предводителя дворянства сразу отказался в пользу земства. Шаховской энергично объезжал деревни, всячески опекая учителей. Он организовал для них летние курсы, поездки по Волге и Мологе, в Москву, Ярославль, Тверь. Основал в уезде педагогическую библиотеку, ставил любительские спектакли. Короче говоря, интеллектуальный и нравственный уровень уезда сразу вырос.

Первое, чего удалось добиться им с Родичевым, — ввести особый земский сбор на строительство школ. Бюджет земства вырос с 22 до 32 тысяч рублей. Школы решили строить сразу кирпичные, а не деревянные. В 1894 году Родичев составил первый в России план введения в уезде всеобщего начального образования. Он был рассчитан на десять лет, предусматривал строительство восьми школ ежегодно и был принят уездным земством (чуть позже такой же приняли соседние Новоторжокское и Тверское уездные земства). Правда, самого реформатора в следующем году изгнали из земства за дерзкий адрес императору при вступлении на престол. Именно его текст вызвал печально знаменитые слова Николая о «бессмысленных мечтаниях» относительно участия представителей земства в делах внутреннего управления. Но все же план Родичева действовал, и в 1904 году осуществился полностью — во всем уезде было введено обязательное начальное образование.

Еще раньше был изгнан Шаховской. Он вызывал большое удивление весьегонских обывателей: князь, сын генерала, выпускник столичного университета, а занимает такую невидную должность. Но более смущал образ жизни Шаховского: не взял прислуги, все делает сам, даже огород разводит; разъезжает мужиком, в валенках и шубе, и не на тройке, а одиночкой. Слишком уж выделялся он на фоне уездной жизни. За ним был установлен надзор, который в уездных условиях нельзя сохранить в тайне. Шаховской почувствовал недоброжелательное отношение к себе администрации и ушел. Весьегонский опыт Шаховской перенес в Ярославское земство, где у него было имение и где он сразу пошел в земские гласные.

Еще будучи в Весьегонске, он внимательно штудировал статьи Толстого и принимал его критику казенной школы. Но с оговоркой о необходимости регулярной школы.

И все-таки казенная школа нужна, — писал он. — Наука даже казенная все-таки нечто великое и светлое. Но нельзя ею удовлетвориться, чтобы вступить в жизнь. Наука жизненная много и много шире той, которая преподается в казенной школе[8].

Толстой же не делал различия между казенными и земскими школами. Действительно, содержание образования было единообразным, формально земские школы подчинялись министерству. Но на деле, поскольку финансирование земских школ шло через местный налог, по Положению 1874 года земские школы стали подчиняться непосредственно предводителям губернского и уездного дворянства. Кроме того, два представителя земств входили в губернские Училищные советы, они подбирали учителей и контролировали учебный процесс. В целом на практике народное образование на рубеже веков в руках земства шло успешнее.

Превосходство земских школ отражалось прежде всего в финансировании. Статс-секретарь министерства финансов С. Ю. Витте в конфиденциальной записке для государя 12 февраля 1899 года привел статистику. Министерство народного просвещения тратит на начальные народные училища и на семинарии по подготовке учителей для них почти четыре с половиной миллиона рублей в год плюс 1 200 000 из земских сборов в тех губерниях, где еще не было введено земство — в западных и сибирских. В то же время земства только 33 губерний Европейской России расходуют в год значительно больше — около 7 миллионов рублей. На основании своих данных Витте подсказывал царю, что нужно ввести единообразие в этом деле, потому что земские органы не отчитывались перед министерством за свои дела, нет контроля и «плана действий по распоряжению народных училищ»[9].

Возможно, с подачи будущего премьер-министра, хотя это и трудно доказать, в следующем 1900 году был установлен предел земского обложения. Его прирост не должен был превышать 3 процентов в год. Правда, инерция была набрана такая, что это уже не изменило ситуации. Тем более что самое тонкое и как бы незаметное, но решающее отличие казенной школы от земской заключалось в людях, которые в них работали. В казенной учили чиновники, а в земской школе трудились энтузиасты, которые ехали в медвежьи углы на очень скромный оклад исключительно из чувства «долга перед народом».

Их вдохновителем был Федор Ольденбург. По окончании университета он возглавил учебную часть земской семинарии, созданной в Твери просветителем Павлом Максимовичем. Она выпускала сельских учительниц. Ольденбург проработал здесь до своей преждевременной смерти в 1914 году. О его влиянии говорит штрих, зафиксированный в мемуарах Александра Корнилова. Отдыхая у друга летом, тот обнаружил, что Федор Федорович каждый день получал не менее десяти писем со всех концов страны от своих выпускниц. И всем подробнейше отвечал.

Кстати сказать, сельские учительницы, которых готовила семинария (теперь в этом здании находится Тверской университет), в основном были дочерями лиц духовного звания. Для них карьера учительницы была практически единственной возможностью самостоятельного жизненного пути. Учительство стало новой массовой интеллигентной профессией в стране наряду с другими земскими специальностями. Они, представители так называемого третьего элемента (так именовались врачи, агрономы, статистики и другие земские служащие; первый элемент — администрация, второй — дворянские земские гласные), составили фундамент интеллигенции страны.

Вернадский тоже включился в эту работу. В 1892 году он, тогда приват-доцент Московского университета, стал земским гласным одновременно двух — Мор-шанского уездного и Тамбовского губернского — земств. Он так описывал жене свою первую уездную сессию:

Сейчас в комиссии, где я провалился, я явился единственным говорящим противником против сокращения школ. <...> Вопрос будет решаться закрытой баллотировкой, а все крестьяне подадут голос за школы, да и некоторые из других будут стоять за них. В комиссии характерно: из 12 членов — 3 крестьян, они все + я подали голос за школы, остальные 8 дворян и образованных купцов против. [Зато] в собрании большинство крестьянское (так как вместо 24 дворян выбрано всего 16, а явилось 13, а 12 крестьян плюс 3 купца все явились, но они влияют лишь при закрытой баллотировке)[10].

Речь здесь шла о сокращении числа школ после страшного голода, приведшего к бюджетному дефициту в уезде. В конце концов по данному конкретному вопросу был найден компромисс — невиданная для прежнего управления вещь.

В его зарисовке видны как в капле воды все проблемы школ в земских собраниях и их внутренняя кухня. Ясно, что Вернадский возглавил демократическую часть собрания. Видно, как важно правильно готовить вопрос, сначала в комиссиях, потом бороться за каждый голос, как важна демократическая процедура. И в уездном, и в Тамбовском губернском собрании Вернадский неизменно входил в комиссии по народному образованию. Результаты его деятельности до некоторой степени проглядывают в губернских статистических цифрах. В 1897 году в Российской империи прошла первая всеобщая перепись населения. В Тамбовской губернии картина была неприглядной — грамотных 16,6 процента, а среди женщин еще меньше. И вместе с тем резко выделялись возрасты с 10 до 19 лет. Среди них грамотных было уже 46,5 процента среди мужского и 13,5 среди женского населения[11]. Число грамотных стремительно увеличивалось в последнее десятилетие века и в других губерниях в годы резкого увеличения числа школ. Цифры эти характерны для всех земских губерний.

В 1910 году, последнем из своих земских лет в Моршанском уездном собрании, Вернадский, теперь уже профессор и академик, писал тому же адресату с одного из заседаний: «Вырабатывается новая организация школьного дела... Я помню, как еще недавно 80—90 школ в Моршанском уезде казались чем-то большим, сейчас их 120 и будет скоро 300!»[12]

Ясная задача, которую поставили себе земства и оба Комитета грамотности (Московский и Петербургский, в которых, кстати, и Вернадский, и его друзья не прекращали участвовать до их грубого закрытия правительством в 1895 году, а в Московском комитете заседали вместе с Толстым), — всеобщее начальное образование в России. Шаховской в декабре 1893 года, выступая с публичной речью с планом разработки этого вопроса к съезду Московского общества сельского хозяйства, вспомнил о весьегонском опыте[13].

В своем Ярославском земстве Шаховской провел подлинно научную работу. Он изучил статистику, выяснил положение 99 имевшихся в губернии начальных школ, располагавших зданиями, учебниками и учителями, в отличие от церковноприходских, в которых ничего этого не было. (Кстати сказать, во всей России в результате конкуренции с земскими школами и равнодушия духовенства церковные школы после 1910 года пришли в упадок.) Шаховской определил школьный участок, который равнялся кругу радиусом в 3 версты до школы, и на этой основе разработал план школьной сети для охвата образованием всех детей. В изданной записке он обращался к коллегам:

Ввиду всего вышеизложенного, имею честь внести в собрание следующее предложение: Признать, что доставление возможности учиться всем жителям уезда является самою важною и безотлагательной потребностью населения, и поэтому всестороннее разъяснение этого вопроса и посильное его разрешение является наиболее существенной задачей земства[14].

Еще более солидную работу, поскольку она охватила всю страну, провел Ф. Ф. Ольденбург в статистическом обзоре «Народные школы Европейской России в 1892—93 году», опубликованном в 1896 году, где показал готовность земств ко всеобщему начальному образованию. А в 1902 году под редакцией Шаховского вышел сборник работ земских просветителей под названием «Всеобщее образование в России».

В 1910 году начальным школьным образованием был охвачен 51 процент всех детей, а в передовых губерниях — до 85 процентов, что позволяло надеяться на достижение всеобщего образования практически за одно поколение — за 28 лет[15]. Так за 50 земских лет Россия оторвалась от своих великих азиатских соседей и в цивилизационном смысле присоединилась к Европе.

С начала века шла постоянная конкуренция между земской и казенной школами, где также возникали проекты всеобщего образования, и наконец 1 ноября 1907 года министр народного просвещения внес на рассмотрение Государственной Думы долгожданный проект. Он рассматривался очень долго и так и не был принят до начала Первой мировой войны. Но во многих земских губерниях вопрос был уже почти решен к 1914 году явочным порядком. Известен факт, что в Весьегонском, Новоторжокском и других тверских уездах мобилизованные на войну призывники оказались почти поголовно грамотными.

А на государственном уровне закон был принят только в 1931 году.

В 1899 году И. И. Петрункевич подытожил борьбу земств с правительством за народное образование. В письме к В. И. Вернадскому, с которым они очень подружились, несмотря на 20-летнюю разницу в возрасте, он писал:

Ну, скажите, стоит ли из-за всех этих бюро, из-за всех этих отменно составленных таблиц, программ, каталогов и т. п. вести борьбу, направлять свои силы, не спать двадцать ночей подряд, рисковать столкновением с администрацией и т. п.?! Если все это получит силу изначально, то только тогда, когда мы видим в развитии самоуправления задачу, не разрешив которую русское общество никогда не выбьется и не освободится от пелены, в которую оно запутано с головы до пят. Все остальное в этом деле мелочи[16].

И вот, казалось бы, настал момент, когда идеи школы и демократии соединились. Летом 1917 года министром народного просвещения назначается академик С. Ф. Ольденбург. Он немедленно берет в заместители Вернадского, правда, по высшему образованию, а по народной школе — известного кадетского деятеля и благотворителя, падчерицу Петрункевича графиню Софью Владимировну Панину. Вернадский готовил на осень профессорский съезд, который должен был принять кардинальную реформу высшего образования. Дело начального образования должно было перейти на местный уровень, в земства, которые доказали свою эффективность, выполнили наказ Толстого и решили важнейшую национальную задачу.

Их-то, Вернадского и Панину, и свергли в октябре 1917 года, хотя формально Временное правительство еще две недели заседало в ее квартире на Сергиевской. А через три месяца свергли и земские органы, которые к тому времени обладали уже всей полнотой местной власти.

Так что свободная школа, как и сама свобода, остались в сослагательном наклонении.