Из пяти зарубежных миссий Русской православной церкви Российская духовная миссия в Китае (РДМ), больше известная как Пекинская миссия, была самой ранней. Иерусалимская, Японская, Корейская и Миссия в Урмии (Персия)[1], основанные в XIXвеке, в условиях, отличных от Китая XVIII—XIXвеков, избежали многих тягот, выпавших на долю Пекинской миссии, не повторили в полной мере исторический опыт ее многогранной деятельности.

В июне 1935 года Пекинская миссия праздновала свое 250-летие, точнее 250-летие православия в Китае. На открытии торжественного акта под сводами Успенского собора РДМ прозвучало вступительное слово архиепископа Пекинского и Китайского владыки Виктора, начальника последней 20-й Миссии: «Трудами многих поколений строилась Миссия, молитвами святых подвижников освящено ее прошлое; Святитель Иоанн, Митрополит Тобольский, Святитель Иннокентий, Епископ Иркутский, принимали непосредственное участие в ея возникновении и развитии; много знаменитых ученых, много выдающихся политиков воспитала она в тиши своих стен; свидетельницей великих событий в истории Китая была она, и не только свидетельницей. О многом рассказывает ее 250-летняя история. ..И в мирные спокойные времена не много таких учреждений, которые переживают не только поколения, но и целые эпохи, которые могут праздновать двухсотпятидесятилетний юбилей»[2].

Плодотворная деятельность Миссии, ее вклад в развитие российско-китайских отношений, в развитие диалога двух культур — православной и конфуцианской — служат убедительным подтверждением справедливости этих слов.

Всего за время ее существования сменилось 20 составов Миссии. Все они внесли свою лепту в развитие российско-китайских отношений.

История взаимоотношений России с Китаем насчитывает почти 400 лет. He сразу и не просто складывались отношения двух равновеликих соседних государств, принадлежащих к разным цивилизационным ареалам. Уже первые посещения Китая русскими путешественниками и официальными послами показали серьезность культурных различий и сложность в установлении контактов между двумя странами. Каждая из сторон руководствовалась не только своими национально-государственными интересами, но и собственными представлениями о том, какими должны быть межгосударственные отношения, включая дипломатический церемониал и этикет. Если Россия действовала в соответствии с нормами европейской дипломатической школы, основанными на принципе равенства сторон, то Китай рассматривал другие государства как своих данников. И Россия не составляла исключения.

Другим серьезным препятствием в российско-китайских отношениях на протяжении долгого времени был языковой барьер: в XVII и в первой половине XVIII века в России не знали китайского языка, а в Китае — русского. Показателен такой эпизод. В 1618—1619 годах русский путешественник И. Петлин приехал в Китай. Минский[3] император Чжу Ицзюн передал через него грамоту для русского царя, в которой говорилось, что русским людям разрешается торговать с Китаем. Эта грамота была переведена на русский язык лишь 56 лет спустя, когда на китайском троне уже восседал маньчжурский богдыхан, а в стране правила маньчжурская династия Цин[4]. До середины XVIII века для русско-китайских переговоров использовался латинский язык; при этом приходилось прибегать к помощи западных миссионеров, живших в Китае и владевших китайским языком.

История российско-китайских отношений знала разные времена: периоды сближения и активизации межгосударственных связей сменялись годами охлаждения, переходившего порой в конфронтацию, и крайне редко — в пограничные конфликты. Затем снова наступало сближение. Спорные вопросы, независимо от степени их остроты, решались мирным путем: путем переговоров, заключения договоров и соглашений. Так, путем подписания договорных актов была определена граница между двумя странами. Российско-китайские отношения медленно, но неуклонно продолжали развиваться по восходящей.

Немалая заслуга в формировании мирного характера этих отношений принадлежит РДМ в Китае. Надо сказать, что христианство проникло в Срединное государство еще в VII веке. Начиная с XVI века западные миссионеры развернули там активную деятельность. В отличие от западной ветви христианства православие пришло на китайскую землю значительно позднее, лишь в конце XVII века, и имело весьма ограниченную миссионерскую деятельность — духовное окормление небольшой русской общины, оказавшейся в Пекине в результате военных действий в Приамурье. В 1685 году, после очередной осады расположенного на берегу Амура Албазинского острога многотысячным цин- ским войском[5], защитники крепости, не получив подкрепления из Нерчинска, были вынуждены принять ультиматум осаждавших и покинуть Албазин. Часть защитников Албазина цинские военачальники увели в Пекин как доказательство своей великой победы над могущественными «лоча»[6]. Император Сюань E[7] принял их благосклонно, причислив к воинскому сословию, включив в русскую роту императорской гвардии, положил им жалование наравне с маньчжурами и поселил в северо-восточном углу внешней городской стены, вблизи от ворот Дунчжимэнь. Тем, кто пожелал, были определены в жены вдовы казненных преступников.

Плененные албазинцы привели с собой в Пекин священника о. Максима Леонтьева. Покидая Албазин, они захватили с собой небогатую церковную утварь и икону Николая Чудотворца Мирликийского. Расположенную недалеко от домов аблазинцев заброшенную буддийскую кумирню император повелел переделать под православную часовню. Так на китайской земле появилась первая православная часовня во имя святителя Николая Чудотворца, и о. Максим совершал там церковные службы. Разделив судьбу пленников, о. Максим стал первым проповедником православия в Китае.

В России о появлении в далекой китайской столице православной общины соотечественников узнали от побывавших там русских торговых караванов. В 1698 году сподвижник Петра I думный дьяк Андрей Виниус, до того служивший главою Сибирского приказа, написал об этом царю, который в то время находился в составе Великого посольства в Западной Европе.

Царь-реформатор очень серьезно воспринял известие о существовании в китайской столице русской православной общины и посчитал необходимым в интересах Русского государства и развития русско-китайских отношений иметь в Пекине РДМ, усмотрев в этом реальную возможность установления более тесных и регулярных контактов с цинским Китаем. «То дело зело изрядно. Только для Бога, поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу также иезувитов, которые уже там от многих времен гнездо имеют...»[8], — предостерегал царь в ответном письме А. Виниусу. Однако только после кончины о. Максима, последовавшей в 1711 (или 1712) году, цинский император Сюань E дал согласие на открытие в Китае РДМ, которая прибыла в Пекин в 1715 году.

РДМ в Китае стала уникальным российским учреждением за рубежом. Она прибыла в Пекин в 1715 году не по собственной инициативе. Ее учреждение было определено на высоком межгосударственном уровне, на уровне двух императоров: Петра I и Сюань Е.

Направляя 1-ю Миссию (1715—1728) в Китай, российское правительство положило ей скромное жалование, выдававшееся мехами, которые члены Миссии сами должны были продавать.

В Пекине представители Миссии были встречены с почетом. Всех ее членов император Сюань E причислил к чиновному сословию: начальнику присвоил высокий придворный ранг чиновника 5-й степени, священнику и дьякону — 7-й степени. Все члены Миссии получили казенные квартиры на северо-востоке города вблизи православной церкви албазинцев.

Китайский император повелел выдать всем членам РДМ единовременное пособие, а Палата внешних сношений (Лифаньюань) должна была ежемесячно выплачивать им жалованье деньгами и рисом, сверх того по прошествии каждых трех лет им полагались деньги на одежду.

Оказывая столь великодушный прием Миссии, цинский император тем самым не отходил от существовавшего в китайской дипломатии «обыкновения» или «обычая» (ли)[9] в отношении иностранцев, которых считали варварами, данниками, вассалами, так как император рассматривал ее членов как людей, поступивших к нему на службу, как в свое и албазинцев. Позднее в Китае была создана школа для русских учеников, формально относящаяся к Гоцзыцзянь (педагогическое училище типа лицея при цинском дворе). При этом Палата внешних сношений также должна была снабжать русских учеников одеждой и продуктами питания.

В 1727 году в пятой статье русско-китайского Кяхтинского договора был закреплен официальный статус Миссии: ее состав, месторасположение, довольствие, выделяемое китайской стороной. Там же была зафиксирована необходимость строительства православной церкви в новой резиденции Миссии, бывшем русском или посольском дворе[10], который по аналогии с Северным подворьем Миссии (Бэйгуань) стал именоваться Южным подворьем (Нань- гуань)]11. Расположенное в оживленной части китайской столицы вблизи императорского запретного города[12] и официальных учреждений, Южное подворье стало главной резиденцией РДМ. Здесь находились апартаменты начальника Миссии и размещалось большинство ее членов. Вскоре после прибытия в Пекин 2-й Миссии (1729-1735) в Южном подворье была построена церковь. В китайской столице теперь уже было два русских православных храма, а у Миссии — два подворья.

Богослужение, которое велось здесь русскими священниками, вызывало в Пекине неизменный интерес. Убранство церкви, красочное, особенно в праздничные дни, облачение священнослужителей, красивое, стройное песнопение — все это привлекало в православную церковь не только семьи албазинцев, а с годами и их потомков, но и местных пекинцев, включая сановных особ.

Основание РДМ в Пекине знаменовало начало постепенного перехода России и Китая к новой практике межгосударственных отношений, в которых Пекинской миссии отводилась роль непосредственного участника.

РДМ была создана во времена, когда цинский Китай проводил внешнюю политику «закрытых дверей» и не имел дипломатических отношений с Россией, как и с другими государствами. Дипломатические контакты между двумя странами осуществлялись посредством посольств, чаще всего они посылались из России в Китай. С согласия цинских властей, РДМ на протяжении первых 150 лет выполняла функции неофициального дипломатического представительства России в Китае. В связи с этим вплоть до 1864 года, т. е. до открытия в Пекине Российской дипломатической миссии, она имела двойное подчинение: по линии церковной — Синоду, по линии дипломатической — Коллегии иностранных дел, а с начала XIX века — МИД России. То, что в течение 150 лет Российское государство представляло в Китае не правительственное, а духовное учреждение, придавало менее официальный характер российско-китайским отношениям, способствовало сближению обоих государств, в том числе и в культурном отношении.

Так, причетник 5-й Миссии (1755-1771) Степан Зимин, единственный из ее членов вернувшийся в Петербург после 17 лет пребывания в Пекине, в Доноше- нии в Коллегию иностранных дел от 7 июня 1773 года так характеризовал положение Миссии и отношение к ней пекинских чиновных особ: «В столичном китайском городе Пекине российского резидента не имеется (о чем Государственной иностранной коллегии известно), но вместо его российской архимандрит имеет сношение с Трибуналом (т. е. Палатой внешних сношений,— А.И.), из ко- тораго присудствующия также и из прочих коллегиев господа часто приезжают в российский посольский двор (т. е. Южное подворье. —А.И.) в высокоторжественные дни и в господския праздники для смотрения церковной церемонии и украшения. Архимандрит для российской славы и радости трактует их трапезою на свой щет, а нужнейших особ для всяких случаев празднует российскими вещами»[13].

Как уже было сказано, неофициальный статус РДМ как дипломатического представительства способствовал развитию добрых — за редким исключением — российско-китайских отношений. Об этой роли Пекинской миссии писал один из ее первых историографов, член 16-й (1879-1883) и 17-й (1884-1896) Миссий, иеромонах Николай (Адоратский). «В глазах китайцев, — писал он, — Миссия наша не имела политического характера: тем не менее, начальникам и членам ее часто удавалось приобретать расположение тех лиц, которые так или иначе могли иметь влияние на ход политических дел Китайской империи. Чрез связи с членами пекинского трибунала (Палата внешних сношений. — А.И.) наши миссионеры вовремя узнавали о предметах более или менее важных для сношений России с Китаем и заблаговременно могли предварять обо всем российское правительство. Все это делалось не без ведома самих китайских властей»[14]. При таком положении членам РДМ приходилось поведением и делом (правда, не всегда с одинаковым рвением) убеждать китайцев в своем благорасположении.

Кяхтинский договор ограничил сферу распространения православия в Китае лишь небольшой группой русских людей, волею судьбы оказавшихся вдали от родины в инокультурной среде. В статье 5-й договора было записано: «...россиянам не будет запрещено молитися и почитать своего Бога по своему закону»[15]. В том же духе составлялись и последующие инструкции для РДМ вплоть до 14-й Миссии (1858-1864). Таким образом, миссионерская деятельность РДМ в Китае носила весьма ограниченный характер, хотя наряду с албазинцами среди ее прихожан встречались и немногочисленные представители коренного населения.

Миссия старалась не выходить за рамки отведенной ей сферы деятельности и до конца XIX века не вела широкой миссионерской пропаганды среди местного населения, не вторгалась во внутренние китайские дела и не участвовала в придворных интригах, что выгодно отличало ее в глазах китайцев от западных миссионеров. На эту отличительную особенность РДМ обратил внимание в конце прошлого столетия профессор Петербургского университета и член Института международного права Д. Ф. Мартенс. «Характеристическая черта, — писал он, — отличающая ее (РДМ. — А.И.) во всех отношениях от других духовных миссий и от всех религиозных конгрегаций, основавшихся в Китае: самое тщательное соблюдение со стороны Миссии автономии китайского правительства»[16].

Именно такая позиция позволила Пекинской миссии не только выжить в весьма сложных и непривычных условиях, но и стать со временем важным звеном в российско-китайских отношениях. РДМ не коснулись и гонения, с которыми цинское правительство в XVIII и в начале XIX века обрушивалось на западных миссионеров, изгоняя их из Пекина, разрушая их храмы и запрещая под страхом наказания всем китайцам, монголам и маньчжурам принимать чужестранную веру.

Вместе с тем, несмотря на особое положение РДМ и ограниченный круг контактов с местным населением, проблемы адаптации в инокультурной среде были актуальны и для ее членов. По мере того как албазинские пленники уходили из жизни, их потомки от браков с китайскими, маньчжурскими и монгольскими женами, вырастая в инокультурной среде, которая от поколения к поколению становилась для них все более родной, постепенно утрачивали связь с православными корнями. Стремясь вернуть в православие эту паству, члены РДМ обратили внимание на необходимость перевода на китайский язык как богословских, так и богослужебных текстов. Они полагали, что православие должно быть не только привлекательным благодаря красочной обрядности, но и понятным по своей сути. Члены Миссий трудились над сложнейшим переводом этих текстов с церковнославянского языка на китайский, подбирая знакомые для китайцев эквиваленты православных терминов, понятий, символов. Ho только с появлением первого православного священника-китайца Митрофана Цзи (16-я Миссия) РДМ стала использовать китайский язык в церковных службах.

Важнейшая роль в многогранной деятельности Миссии принадлежит научному направлению. Согласно Кяхтинскому договору, вместе с Миссией в Китай направлялись ученики (с XIX века студенты) со знанием латинского языка для изучения официальных языков цинского Китая: китайского, маньчжурского и монгольского. Изучением Китая Миссия занималась и в XVIII, и в XIX, и в XX веках. С середины XVIII века исследования проводились по программам, составленным в Российской академии наук. Именно в китайской столице, в рамках РДМ, зародилось и долгие годы развивалось отечественное китаеведение. Члены Миссии и ученики были первыми российскими исследователями Китая, о чем свидетельствуют их работы и переводы — опубликованные и рукописные. РДМ по праву считается колыбелью российской науки о Китае.

Члены Миссии сознавали, какую огромную роль в духовной жизни китайского общества играют традиции конфуцианства, даосизма и буддизма и насколько эти традиции устойчивы; поэтому наряду с изучением официальных языков цинского Китая они со временем стали овладевать тибетским и санскритом. Приобретенные знания использовали для изучения и перевода на русский язык важнейших древних и средневековых китайских трактатов, в первую очередь конфуцианских, необходимых для понимания менталитета традиционного китайского общества. Большое внимание уделялось также современной жизни Китая, истории правящей Цинской династии, особенностям ее правления.

Деятельность РДМ продолжалась на протяжении почти всего периода правления в Китае династии Цин. Учреждение ее в начале XVIII века пришлось на время правления 2-го цинского императора Сюань Е, а в XX веке она стала свидетельницей свержения цинской монархии Синьхайской революцией (1911—1913). При этом члены РДМ имели по тем временам уникальную возможность заниматься исследованиями китайской культуры и воспринимать происходившие в Китае события, находясь в самом Китае, т. е. изнутри. Вклад в изучение Китая внесли не только начальники Миссий, а впоследствии всемирно известные ученые (Н. Бичурин, П. Кафаров и др.), но и светские ее члены, прикомандированные к некоторым Миссиям: в XVIII веке — ученики, а в XIX веке — студенты, врачи, метеорологи, художники, ученые. В их числе — молодой магистр В. П. Васильев, прикомандированный к 12-й Миссии (1840—1849). По возвращении в Россию он активно занялся преподавательской деятельностью, посвятив ей 50 лет жизни, в Казанском, а затем в Петербургском университетах. В. П. Васильев стал первым отечественным китаеведом-академиком. К переводам важнейших многотомных трудов официальной цинской историографии обратились уже ученики 2-й (И. Россохин) и 3-й (А. Леонтьев) Миссий, первые российские китаеведы. И в дальнейшем эта работа не прекращалась.

Ко второй половине XIX века фундаментальные труды ученых, прошедших школу РДМ, вывели российское китаеведение на уровень мировой науки, и в этом заслуга многих членов РДМ. Наиболее эффективной и плодотворной деятельность РДМ была в XIX веке.

РДМ вела в Китае также просветительскую работу, насколько это было возможно в условиях закрытого общества, каким был цинский Китай. Члены Миссии преподавали в Школе русского языка при Императорской канцелярии (Нэйгэ), а также в устроенной для потомков абазинцев миссийской школе. По рекомендации и при непосредственном участии РДМ происходил обмен редкими книгами и высокохудожественными произведениями искусства на уровне царствовавших особ и правительств России и Китая, что также способствовало распространению знаний о России в Китае и о Китае в России, а следовательно, развитию российско-китайских отношений. Так, по совету начальника 12-й Миссии архимандрита Поликарпа (П. Тугаринова) МИД России прислало в дар Китаю 100-листную карту Российской империи, коллекцию из 300 книг по астрономии, математике, медицине, а также учебники для русско-маньчжурской школы. Член Миссии, молодой и очень талантливый китаевед Владимир Горский, подготовил каталог этой коллекции с переводом названий книг на китайский язык. В ответ китайское правительство подарило России только что изданную генеральную карту Китая. Еще до этого член 10-й Миссии 3. Ф. Леонтьевский перевел на китайский язык три тома «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Китайцы удостоили переводчика титула «императорский наставник». Экземпляр перевода Леонтьевский преподнес Николаю I, за выполненную работу российский император наградил его бриллиантовым перстнем[17].

Многие члены РДМ по возвращении на родину становились преподавателями, переводчиками, дипломатами, сохраняли доброе отношение к Китаю и пропагандировали знания о нем.

Особое место в налаживании российско-китайского диалога, а также в формировании положительного образа русских в Китае принадлежит врачам, прикомандированным к 10—14-й Миссиям: О. П. Войцеховскому, П. Е. Кирилову, A. A. Ta- таринову, С. И. Базилевскому и П. А. Корниевскому. Все они имели прекрасное медицинское образование, окончили Медико-хирургическую академию в Петербурге, а некоторые из них уже успели получить звание доктора медицины. Направляясь в Китай вместе с очередным составом Миссии, они должны были заботиться о здоровье ее членов, так как из-за непривычного климата и сложных бытовых условий многие из них умирали, не дождавшись возвращения на родину[18].

Очень быстро первые русские врачи приобрели в Пекине огромную популярность: у них лечились и сановные особы, и простые пекинцы, и крестьяне окрестных деревень, куда члены Миссии иногда выезжали. Вот как Кирилов описывает свою жизнь среди китайских крестьян: «Я до июля жил в деревенском кругу, где при помощи Эскулапа привлек к себе искреннейшую доверенность, любовь и уважение многих деревень, с которыми ел хлеб-соль, посреди семейства поселян, забывших совершенно, что я иностранец, а при сем нагляделся и на образ их жизни, и на обычаи, и на нравы, и на страсти»[19]. Один из членов этой Миссии Аввакум (в миру Д. С. Честной) писал о Кирилове, что «ему не доставало уже ни времени, ни способов удовлетворить всем нуждающимся в его помощи... Он не дорожил ни покоем, ни трудами, ни собственным жалованием»[20]. Русские врачи делали китайцам прививки от оспы и холеры — от этих болезней тогда в Китае умирали многие. За такое отношение цинские власти преподнесли Кирилову и Войцеховскому почетные доски с благодарственными надписями.

Врачи занимались не только медицинской практикой, но и изучали китайский язык, переводили книги по китайской медицине. Поездки в окрестности Пекина они использовали для сбора различных растений и составления гербария местного растительного мира. Один Кирилов привез в Россию 127 образцов различных трав. Шесть из них были названы его именем, так как до этого не были известны европейской науке. He менее плодотворной была деятельность и других первых русских врачей в Китае[21].

Весьма интересна и работа художников, приезжавших в Китай вместе с РДМ (с 11-й по 14-ю): А. М. Легашева, К. И. Корсалина, И. И. Чмутова и Л. С. Игорева. Все они окончили Академию художеств, а в Китае занимались составлением своего рода этнографических альбомов, включавших предметы быта, культуры, зарисовки строений, представителей местной флоры и фауны, перерисовывали надписи, сделанные на камнях, и т. п. К художникам, как и к врачам, часто обращались представители местного населения. Как правило, это были чиновники, которые просили написать их портреты. За 10 лет пребывания в Пекине только Легашев выполнил более сорока заказных портретов. В его обязанности также входило изучение китайских водяных красок — их состава, употребления и т. д. По просьбе начальника Миссии Легашев специально для подарков высоким чиновникам написал 13 картин. Сходные обязанности были и у других художников. Часть их работ хранится в главных музеях России: Русском музее, Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Третьяковской галерее (например, картина Л. С. Игорева «Китайские нищие на холоде»). Эти художественные произведения служили наглядными свидетельствами жизни китайского общества в цинский период, знакомили русское общество с Китаем. Следует сказать, что картины этнографического характера нередко заказывались и китайским художникам[22].

Весомый вклад РДМ в изучение Китая, а также в российско-китайский диалог признают не только отечественные, но и современные китайские ученые. Так, известный специалист по китайско-российским культурным связям, директор Института России Академии наук провинции Хэйлунцзян, профессор Cy Фэнлинь так оценил деятельность членов РДМ: «Именно благодаря стараниям этих людей российское китаеведение избежало влияния западной синологии и, основываясь на собственном независимом разумении, смогло сформировать свой самобытный облик и продолжает оставаться в истории развития мирового китаеведения одной из самых значительных его страниц»[23].

Профессор Пекинского университета Сюй Ваньминь также высоко оценивает научную деятельность РДМ и приводит интересные цифры: в составе первых 14 Миссий в Китае побывали 149 человек. Из них 59 были известны своими публикациями, в их числе один почетный академик Академии наук, три академика, две члена-корреспондента, шесть профессоров[24]. В этой статистике следует сделать поправку на очень высокую смертность среди первых девять составов Миссии.

Итак, вплоть до 60-х годов XIX века, по образному выражению проф. Дай Гуйцзюй, РДМ была «единственным официальным окном в Китай»[25] для России и Запада.

Положение кардинальным образом изменилось после подписания в 1858 году серии Тяньцзиньских договоров Китая с западными странами, согласно которым в Пекине были открыты дипломатические представительства различных государств, в том числе и России. С учреждением Российской дипломатической миссии от Духовной миссии отошла ее важнейшая функция — дипломатическая[26].

Полное разграничение сфер деятельности состоялось в 1864 году, когда произошла очередная смена состава РДМ. Завершился важнейший и наиболее длительный период в истории РДМ в Пекине, когда она делала то, что в те времена и в тех условиях не мог сделать для России никто другой. По сути дела РДМ стала первым европейским учреждением, представлявшим в Китае свое государство, его религию, науку и культуру, вносила огромный вклад в развитие межгосударственных и межцивилизационных отношений двух стран — России и Китая.



*Финансовая поддержка РГнФ РАН. Проект № 08-01-00223а.

[1] Российская духовная миссия в Китае была основана в 1715 году, закрыта в 1954 году. В 1957 году Священный синод Русской православной церкви принял решение о даровании статуса автономии Китайской православной церкви. Японская православная миссия была основана в 187о году, а в 1970-м - получила автономию в юрисдикции патриарха Московского и всея Руси. Решение Синода РПЦ о создании Корейской православной миссии было принято в 1897 году, однако фактически ее открытие состоялось лишь в феврале 1900 года. Корейская миссия, как и Японская, находилась под большим влиянием Пекинской, получала от нее всевозможную помощь и, применительно к местным условиям, использовала накопленный ею опыт. С 1955 года она находилась в подчинении Константинопольского патриарха, а в 1996 году была передана в ведение Австралийско-Новоеландской епархии. В 1840 году была учреждена Камчатская, Курильская и Алеутская епархия во главе с Иннокентием (Вениаминовым), будущим апостолом Сибири и Америки, который начиная с 1824 года занимался просветительской, миссионерской и научной деятельностью в этих местах.

В 1870 году, в связи с продажей США Аляски и Алеутских островов (!867), была преобразована в отдельную епархию Алеутских о-вов и Аляски; в 1970-м - объявлена автокефальной, т. е. административно независимой.

[2]   Китайский благовестник. 1685-1935. Юбилейный сборник, посвященный 250-летию со дня основания Российской Православной Миссии в Китае. Пекин, 1935. С. 13.

[3]  Династия Мин — коренная китайская династия, пришедшая к власти в результате свержения монгольской династии Юань. Правила с 1368 по 1644 год.

[4]    Династия Цин была провозглашена после завоевания Китая воинственным племенем маньчжуров, обитавших к северо-востоку от Китая. Китайские феодалы призвали их на помощь для подавления бушевавшей в стране крестьянской войны. Погасив основные очаги сопротивления, маньчжуры захватили верховную власть в Китае. Цинская династия правила с 1644 года по 1912 год.

[5]    Крепость Албазин была основана русскими в 1651 году, а затем стала центром Албазинского воеводства.

[6]    «Лоча» — искаженная транскрипция буддийского «ракшас» — демон. Так тогда называли в Китае русских людей.

[7]    Сюань E (1654—1722) — второй император цинской династии.

[8]     Цит. по: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 7. (Т. 13—14). М., 1962. С. 600.

[9]      «В практике цинской дипломатии под словом “обычай” или “обыкновение” (ли) подразумевался тот или иной исторический прецедент, утвердившийся в официальном династийном историописании и тем самым обладавший законностью для тех или иных дипломатических или военных действий» (Юй Цзе. Место Кяхтинского договора 1728 г. в становлении российского китаеведения // Проблемы Дальнего Востока. 2007. № 4. С. 100).

[10]      Cм. об этом: Русско-китайские отношения в XVIII веке: Документы и материалы. Т. 3. 1727—1729 г. М., Памятники исторической мысли, 2006. С. 189; Русско-китайские договорно-правовые акты (1689-1916). М.: Памятники исторической мысли, 2004. С. 44.

[11]       После установления в 1860 году дипломатических отношений Китая с иностранными государствами территория Южного подворья была предоставлена иностранным дипломатическим представительствам и получила название Посольского квартала. Резиденция Миссии вновь переместилась в Северное подворье, где и находилась вплоть до ее закрытия в 1954 году. С конца 1950-х годов до конца 1991 года на территории Бэйгуаня располагалось Посольство СССР в КНР, в настоящее время — Посольство РФ в КНР.

[12]      Запретным городом в Китае называют императорский дворцовый комплекс Гу Гун, который находится в центре Пекина. Построен в 1420 году. Гу Гун служил зимней резиденцией минских и цинских императоров вплоть до свержения Цинской династии и упразднения монархии в 1912 году. За это время во дворце сменилось 14 монархов. После образования КНР дворцовый комплекс Гу Гун, один из величайших памятников мировой культуры, был отреставрирован и превращен в музей.

[13]      Копия с Доношения в Коллегию иностранных дел бывшаго в Пекин в духовной свите церковника Степана Зимина, поданного в 7 июня 1773 году //Архив внешней политики Российской империи. Ф. Внутренние коллежские дела. Оп. 2/1. Д. 304. JT. 105 об. — 106.

[14]    Адоратский Н. История Пекинской духовной миссии в первый период ея деятельности (1685-1745). Вып. I. Казань, 1887. С. 48.

[15]   Русско-китайские договорно-правовые акты. С. 44; Русско-китайские отношения в XVIII веке. Т. 3. С. 189.

[16]  Мартенс Ф. Ф. Россия и Китай: Историко-политическое исследование. СПб., 1881. С. 48.

[17]    Cм. об этом: Шубина С. А. Захар Федорович Леонтьевский (1799—1874) I I Православие на Дальнем Востоке. Вып. 3. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2001. С. 103.

[18]     С 1-й по 9-ю Миссии, т. е. до включения в состав РДМ врачей, из 94 ее членов и учеников 34 умерли в Китае.

[19]       Цит. по: Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения. М.: Наука, 1977. С. 146.

[20]       Там же.

[21]        Подробнее о деятельности врачей РДМ см.: Скачков П.Е. Русские врачи при Российской духовной миссии в Пекине // Советское китаеведение. 1958. № 4. С. 136—148.

[22]       Подробнее о художниках РДМ см.: Нестерова Е. В. Российская духовная миссия в Пекине и начало русско-китайских контактов в сфере изобразительного искусства (новые архивные материалы) // Православие на Дальнем Востоке: 275-летие Российской духовной Миссии в Китае. СПб.: Изд. «Андреев и сыновья», 1993. С. 127-133.

[23]      Cy Фэнлинь. От Нерчинского договора до Кяхтинского договора: Фрагменты из истории культурных контактов Китая и России // История и современное состояние китайско- российских отношений. Кайфэн, 2004. С. 24—25. (Кит. яз.)

[24]       Сюй Ваньминь. Некоторые соображения относительно истории российского китаеведения периода правления династии Цин // Там же. С. 51. (Кит. яз.)

[25]       Дай Гуйцзюй. К вопросу об исторической роли Российской духовной миссии в Китае I I Там же. С. 38. (Кит. яз.)

[26]        Подробнее о деятельности РДМ после 1864 года см.: Дионисий Поздняев. Православие в Китае (1900—1997 годов). М.: Изд-во Свято-Владимирского Братства, 1998; Ипатова А. С. Российская духовная миссия в Китае: век двадцатый // История Российской духовной миссии в Китае: и Сб. ст. М.: Изд-во Свято-Владимирского братства, 1997. С. 281—317.