|
«Наказание и общество».
Международный пенологический журнал
Punishment & society: the international journal of penology.
London; Thousand Oaks, CA:SagePublications
|
 |
Первый номер этого журнала вышел виюле1999 года. С тех пор журнал «Наказание
и общество» выходит ежеквартально. На протяжении первых трех лет его
главным редактором был ведущий американский социолог Дэвид Гарленд (профессор
права Нью-Йоркскогоуниверситета),сегодняэто Ричард Спаркс (профессор
криминологии Килского университета, Стаффордшир, Великобритания).Журнал
имеет представительную международную редакционную коллегию, в которую
входят специалисты более чем из 10 стран мира (показательно— ни одного«представителя»
стран Восточной Европы и России). Выпуски журнала—небольшие по объему,
в каждом публикуется, как правило, пять-семь статей и, кроме того, обширная
подборка обзоров и рецензий.
Обоснованию необходимости нового издания и формулировке его задач была
посвящена редакционная статья в первом номере журнала. Причем ее тон
и постановка проблем отличались от традиционных академических — своей
критичностью и желанием вмешаться в ход происходящего.
То, что происходит в США — буквально на наших глазах — в сфере наказания,
Гарленд называет «структурной трансформацией», которая способна изменить
сами наши представления о правосудии. Он говорит, в частности, об эрозии
трационной «идеологии коррекции», о возврате к жесткому применению прямых
норм, об апелляции к аргументу «защиты общества», о политизации пенологической
темы. Если еще 30 лет назад академические исследователи, практики и
комментаторы средств массовой информации придерживались в своих рассуждениях
некоторых общих, «само собою разумеющихся» посылок, то сегодня такой
«общей дискурсивной рамки» нет. Поэтому Гарленд не раз в этой статье
говорит о необходимости нового «форума», где можно было бы не только
с разных позиций, но и средствами разных дисциплин обсуждать проблемы
наказания.
Критический междисциплинарный подход — кредо нового издания. Оно продолжает
традицию практической пенологии (традицию анализа, критики и выработки
современной пенологической практики), но выводит ее в более широкую
исследовательскую область, где работают социология, история, философия,
культурология, антропология. Фокусом публикуемых исследований остаются
проблемы наказания, функционирование институтов наказания, пенитенциарный
контроль. Но самым важным является отход от нормативного теоретизирования,
установка на соотнесенность теоретических и практических исследований
и их активное «включение» в процесс трансформации пенологических практик.
Фактически журнал выдвигает на первый план задачи критики и влияния
на формирование пенитенциарной политики в западных демократических обществах.
В 2001 году вышло два тематических номера журнала, один из них был
посвящен феномену «массового заключения», появившемуся в последние два
десятилетия в Америке, другой — становлению частного тюремного сектора.
Но если до проблем частных тюрем нам еще далеко, то анализ «массового
заключения» чрезвычайно интересен в свете нашего собственного опыта
— по числу заключенных мы занимаем сегодня второе место после США (порядка
880 тысяч наших сограждан находятся за решеткой).
Именно термин «массовое заключение» (mass imprisonment) единодушно
выбран авторами журнала для описания, как они считают, принципиально
нового, прежде всего американского, феномена. Известный норвежский криминолог
Нильс Кристи, обостряя проблему, назвал сегодняшнюю американскую тюремную
систему «ГУЛАГом западного образца» (см.: Кристи Нильс. Борьба
с преступностью как индустрия. Вперед, к ГУЛАГу западного образца. М.,
Центр содействияреформеуголовногоправосудия,2001). Фактически речь идет,
как полагает Дэвид Гарленд, о возникновении нового социального института.
В его распоряжении находятся сегодня более двух миллионов человек (общая
численность заключенных, содержащихся в местах предварительного заключения
и в тюрьмах), при этом всего под надзором в той или иной форме находятся
порядка шести миллионов американцев (три процента взрослого населения).
Что само по себе беспрецедентно как для истории США, так и для истории
либеральной демократии вообще.
С начала ХХ века и до 1973 года количество заключенных в Соединенных
Штатах не превышало 110 человек на 100 000 жителей. За 90-е годы число
заключенных удвоилось — сегодня около 680 человек, иначе говоря, в пять
раз выше показателя1972 года. В сравнении с европейскими и скандинавскими
странами этот показатель также выше в шесть — десять раз. Эмиль Дюркгейм
назвал бы подобный феномен «патологическим». Он не имеет аналогов в
западном мире. В сравнение могут идти только Россия и Китай.
«Массовое заключение» — новое явление. Новый термин сконструирован
по образцу «Великого заключения» (Great Confinement), употребляющегося
применительно к XVII веку, когда впервые бедняки и сумасшедшие были
отправлены в исправительные дома и психиатрические лечебницы (этот процесс
описал Мишель Фуко в своей знаменитой «Истории безумия»). И по образцу
«Архипелага ГУЛАГа», давшего имя особому явлению.
У феномена массового заключения исследователи выделяют две характерные
черты. Первая — это собственно сама численность тюремного населения,
превышающая все исторически известные сравнительные нормы для обществ
западного типа. И вторая— концентрация определенных социальных эффектов
массового заключения. Заключение становится «массовым», когда оно перестает
быть практикой изоляции отдельного правонарушителя, а становится систематической
практикой изоляции целых групп населения. В случае Соединенных Штатов
такой группой стали молодые чернокожие больших урбанизированных центров.
Для этой группы тюремное заключение — предсказуемая часть социального
опыта. Иначе говоря — неизбежный этап процесса социализации. В этот
опыт тюрьмы так или иначе вовлечена и семья, и соседи, и знакомые. Тюрьма
перестает быть участью лишь отдельного индивида, но становится опытом
больших социальных групп. Фактически речь идет о сформировавшемся низшем
криминализированном социальном классе, который систематически воспроизводится
самой пенитенциарной политикой.
Что это означает? До каких масштабов может развиться этот процесс?
И как он может быть повернут вспять?
Дэвид Гарленд напоминает высказывание Макса Вебера о «железной клетке»,
в которой может оказаться общество, когда процессы и социальные институты,
некогда вызванные к жизни определенными разумными мотивами, начинают
воспроизводиться уже вне своей первоначальной логики. Постепенно они
нарабатывают собственную среду, к которой следующие поколения уже вынуждены
приспосабливаться. Социальные институты порождают определенные привычки,
формируют интересы и само мышление, — иначе говоря, становятся как бы
частью порядка вещей, в то время как порождающие причины давно уже не
действуют. Похоже, авторы номера разделяют опасение, что массовое заключение
может загнать американское общество именно в ту самую веберовскую «железную
клетку».
Причины возникновения феномена массового заключения — в истории последних
десятилетий ХХ века. Это озабоченность общества проблемой преступности
и насилия, требования защититить общество от этих явлений, распространение
представлений о том, что забота о жертвах исключает одновременную заботу
о преступнике, политический популизм, дискредитация социальных подходов
к решению проблем общественного порядка, наконец, циничное отношение
к тем, кто беден.
Однако сегодня, как подчеркивают исследователи, уже очевидна серьезная
социальная цена массового заключения — это перераспределение государственных
средств в пользу тюрьмы, а не в пользу, скажем, образования или социальных
бюджетных программ; расширенное воспроизводство криминогенных процессов;
выход тюремной культуры в широкое сообщество; дискредитация закона среди
наиболее затронутых криминальной практикой групп; обострение социальных
и расовых различий. Маргинализованные и криминализованные группы бедных
способны создать малоприятные условия жизни для других членов сообщества.
Иначе говоря, то, как мы определяем «их», определяет «нас».
Среди причин новой социальной ситуации в Америке исследователи называют
и отход от модели правосудия, практиковавшейся в 1960-е годы. Сегодня
практика вынесения приговоров гораздо более жесткая, нормированная,
в ней в гораздо меньшей мере учитывается уникальность тех или иных обстоятельств,
особенности личности. Немалую роль сыграла и «война с наркотиками»,
приведшая к значительному увеличению тюремного населения. Принятый в
1973 году «Рокфеллеровский закон о наркотиках» предусматривает 15-летний
срок заключения для любого, кто продал две унции или имел при себе четыре
унции наркотических средств, независимо от его предшествующей истории
отношений с правосудием. Немалую роль сыграло и изменение социальной
политики. В последние два десятилетия произошло сокращение числа тех,
кого поддерживали государственные субсидии. Разрастание тюрьмы стало
закономерным итогом политики, делающей акцент на исключение и наказание.
Многие исследователи, работы которых представлены в этом номере журнала,
размышляют о необходимых шагах решения тюремной проблемы. С их точки
зрения, в центре общественных дебатов сегодня должен стать вопрос: какое
общество мы намерены создавать? Общество должно понять, что его безопасность
— не в увеличении числа полицейских или более частом применении смертной
казни, но в создании адекватных социальных условий для поддержания стабильности
сообщества.
Я намеренно не выделяла в этом обзоре отдельных авторов и отдельные
статьи. Номер имел определенный проблемный фокус, и все авторы так или
иначе сосредоточились на центральной проблеме, стараясь внести свой
вклад в ее решение. Более того, само построение номера способствовало
этому: авторы номера в своих статьях полемизировали друг с другом, анализируя
предлагаемые подходы. Получился действительно интеллектуальный форум.
Проблемы преступности и наказания в российском обществе стоят сегодня,
на самом деле, не менее остро. Но пока их осмысление задается старыми
клише, которые предлагают обществу «силовые» структуры. Без междисциплинарных
усилий профессионального гуманитарного сообщества мы все рискуем остаться
заложниками малограмотных пенологических фантазий наших законодателей
и убогой государственной уголовной политики.
