Русская православная церковь на пути к монополизации «духовного пространства России»

Положение крупнейшей «традиционной» конфессии — Русской православной церкви (РПЦ) — в общественно-политической системе России в минувшем году продолжало укрепляться. Опираясь на открытую, порой демонстративную, поддержку властей, заявляющих о своей приверженности «традиционным ценностям» и о стремлении «навести порядок» в различных сферах общественной жизни, в том числе — в духовной сфере, РПЦ сделала в 2002 году несколько существенных шагов на пути к утверждению своего монопольного права на духовное окормление «этнически православных» народов России, прежде всего — русского.

В конце года главный идеолог РПЦ митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев) озвучил новую «национальную идею» в церковной интерпретации: «Россия — это православная страна с национальными и религиозными меньшинствами»[1]. Идея «православной страны», получившая поддержку в среде политической элиты, пришла на смену концепции «многоконфессиональной страны»[2], где одинаково уважаются права всех «традиционных» конфессий...

В новейшую историю РПЦ минувший год войдет успешными кампаниями по устранению конкурентов, претендовавших на то, чтобы разделить с Московским патриархатом пастырскую ответственность за «традиционно православные» народы России. Претензия РПЦ на монополию в деле духовного окормления этих народов основана на сформулированной тем же митрополитом Кириллом идее о том, что большинство населения России является «православным по рождению». Это означает, что своей потенциальной паствой, неотъемлемой частью своего «канонического пространства», РПЦ считает всех россиян, в том числе невоцерковленных (т. е. не ведущих активной и регулярной церковной жизни) и неверующих, которые «своими корнями уходят в православие», являются потомками православных. Если до недавнего времени объективным признаком принадлежности к «сфере влияния и интересов» РПЦ считалось крещение (если человек крещен в православном храме и живет в России — значит, он член РПЦ), то в 2002 году возобладала идея, что и некрещеные, принадлежащие к «культуре, во многом сформированной православием», также являются паствой РПЦ. Таким образом, на смену небезупречной, но находящей хоть какое-то каноническое оправдание доктрине «православных по крещению» в РПЦ пришла этнократическая доктрина «православных по рождению», которая фактически исключает конституционное право граждан на свободу религиозного выбора, обуславливая религиозную принадлежность этническим происхождением или принадлежностью к культуре.

Даже внутри РПЦ, где весьма распространены этнократические представления, подобная доктрина нередко подвергается критике. Сама идея о необходимости духовно окормлять 85 процентов населения страны мало у кого из церковных людей вызывает возражения. Однако в стремлении представить религиозность в качестве одной из производных национальной или культурной принадлежности справедливо усматривается опасность «материализации религии». Призывы к максимальной деполитизации РПЦ неоднократно звучали из уст ее нынешнего предстоятеля. В то время как выдвинутая митрополитом Кириллом идея «этнической религиозности» подразумевает возрождение административных форм «религиозного принуждения», напоминающих те, что бытовали в дореволюционной России, где религиозная принадлежность официально ставилась в зависимость от национальной. Впрочем, в Российской империи, официально декларировавшей себя в качестве православного государства, всячески поощрялось обращение в православие «иноверцев и инородцев», пресекался лишь обратный процесс. Доктрина же митрополита Кирилла исключает прозелитизм «в обоих направлениях»: РПЦ отказывается от миссионерской работы, например, среди «традиционных» мусульман в обмен на их отказ от приема в ислам этнических русских. В такой интерпретации религия лишается своего важнейшего атрибута — веры в абсолютность и универсальность исповедуемой ею богооткровенной истины (т. е. в то, что это истина «для всех», а не только «для данной культуры»); превращается таким образом в набор «мифов и легенд народов России» и хранилище «абстрактных норм морали», в частное производное национальной культуры, в неубедительную «национальную идею», в идеологическую служанку власти.

Между тем именно такая выхолощенная модель религиозности оказывается наиболее эффективной при использовании «административного ресурса» государства (остающегося светским) в деле устранения религиозных конкурентов. Минувший год запомнится двумя наиболее масштабными кампаниями по устранению религиозных конкурентов РПЦ: православно-католическим конфликтом, в ходе которого МИД выслал из России нескольких католических священников и даже одного епископа, и показательным судебным процессом, направленным на компрометацию основной «альтернативной» православной Церкви.

В феврале 2002 года Ватикан заявил о формальном преобразовании своих апостольских администратур в России в постоянные епархии. При этом был сделан некоторый дипломатический реверанс в сторону РПЦ: вопреки традиции, епархии получили свои названия не по городам, где расположены их центры (кафедры), а по именам святых или праздников, которым посвящаются эти вновь созданные диоцезы (епархии). Этим Ватикан намекал РПЦ на свое стремление избежать создания вполне «параллельной» иерархии в России, формально признавая, в частности, патриарха Алексия II единственным законным епископом Москвы. Несмотря на то что переименование администратур в епархии не привело к каким-либо заметным изменениям положения католической Церкви в России, со стороны РПЦ этот акт вызвал гневный протест: он был квалифицирован как «агрессия», «католический прозелитизм на исконной территории РПЦ», «дерзкий вызов» и т. п. Ватикан в ответ напомнил, что РПЦ также имеет свои епархии на Западе, причем их правящие архиереи носят титулы городов (Брюссель, Дюссельдорф, Берлин, Вена и т. д.), в которых уже более тысячи лет есть католические епископские кафедры. РПЦ, в свою очередь, заявила, что ее епископы на Западе окормляют только «русскоязычную паству», в то время как католики в России, по ее мнению, намерены «переманивать» паству РПЦ. Вскоре словесная полемика, достигавшая порой крайних форм, переросла в причудливую административную войну. Ее причудливость состояла в том, что впервые в постсоветскую эпоху чисто церковные интересы одной из конфессий России принялись отстаивать высшие органы государственной власти (напомним, что сточки зрения российского законодательства правовой статус РПЦ ничем не отличается от статуса католической Церкви в России). Уже в конце февраля из России был выслан священник Стефано Каприо, более 10 лет прослуживший на приходе во Владимире; в апреле МИД РФ лишил визы епископа Восточной Сибири Ежи Мазура — одного из четырех католических епископов страны; затем, без объяснения причин, было выслано еще несколько католических священнослужителей. Католической общине этим был нанесен ощутимый удар. Лишь к концу года накал беспрецедентного православно-католического конфликта стал несколько ослабевать: патриарх Алексий II направил в Ватикан примирительное послание, предложив папе «обновить братолюбное общение» с РПЦ.

Объектом второй шумной кампании стал показательный судебный процесс в Суздале над главой Российской православной автономной церкви (РПАЦ) митрополитом Валентином (Русанцовым). РПАЦ является наиболее заметной (около 200 общин) и организованной церковной структурой, противостоящей РПЦ уже, собственно, на православном «поле». На первом этапе судебного процесса (в феврале 2002 года) преследования своего первоиерарха «альтернативной» церкви удалось обратить себе на пользу. Явная надуманность обвинений против митрополита позволяла без труда их опровергать, а сам процесс давал повод для многочисленных пресс-конференций и публикаций в прессе, благодаря которым миллионы людей узнавали о самом существовании в России каких-то иных, помимо РПЦ, православных деноминаций. Митрополита Валентина обвинили в педофилии (в это же самое время громкий «педофильский скандал» разразился в католической Церкви). Начало судебного процесса в Суздале оказалось совершенно провальным для его организаторов: все «потерпевшие», на показаниях которых основывалось обвинение против митрополита Валентина, подробно рассказали, кто и как оказывал на них давление и диктовал им показания на предварительном следствии.

Сразу после этого в Суздале появились боевики ранее неизвестной организации «Наше дело», которые принялись методично запугивать жителей города, прежде всего — прихожан РПАЦ. Началась активная и, очевидно, щедро профинансированная медиакампания против РПАЦ. Публикации, предшествовавшие и сопровождавшие второй этап процесса (14–23 августа), были однозначно негативными для РПАЦ. Телерепортажи, сообщавшие о приговоре митрополиту, вышли 23 августа в эфир вечерних новостей по четырем из пяти федеральных телеканалов. Суд приговорил подследственного к условному лишению свободы, причем о составе его преступлений в приговоре говорилось крайне туманно: ни предварительному следствию, ни суду не удалось установить даже даты совершения инкриминируемых главе РПАЦ деяний, чем суд фактически лишил митрополита права на представление алиби.

Укрепление монопольного положения РПЦ сопровождается ее сближением с экстремистскими организациями. В июне официальные церковные награды получили активисты Союза православных граждан, прославившегося своими антикатолическими шествиями по центру Москвы, организованными совместно с ЛДПР. Обилием эсктремистских выступлений отличался и VII Всемирный русский народный собор, проходивший в декабре под эгидой РПЦ в храме Христа Спасителя. Участники собора приняли резолюцию, призывающую в обязательном порядке ввести во всех учебных заведениях страны Закон Божий, а некоторые из выступавших настаивали на внесении поправок в Конституцию РФ, закрепляющих государственный статус РПЦ.

Весьма показательно, что авторы доклада о религиозном экстремизме, подготовленного в октябре рабочей группой президиума Госсовета, вообще не обратили внимания на факт существования в России экстремистских, в том числе военизированных, организаций «православной направленности». Несмотря на то что правоохранительными органами РФ не выявлено ни одной экстремистской католической организации, на первое место в докладе поставлена Римско-католическая церковь как основной источник религиозного экстремизма в России. Исламские радикалы, которые на Западе традиционно считаются основным источником религиозного экстремизма, поставлены в докладе лишь на четвертое место (после протестантов и новых религиозных движений). Такая неадекватность в оценке ситуации авторами доклада свидетельствует, скорее всего, о прямом лоббировании интересов двух религиозных центров — РПЦ и Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ.

Авторы доклада — министр «без портфеля» Владимир Зорин и глава Чечни Ахмад Кадыров — рассматриваются многими политаналитиками как наиболее вероятные кандидатуры на пост руководителя нового федерального органа по делам религий, споры о создании которого получили развитие в прошедшем году. Основные аргументы в пользу создания такого органа: со стороны государства — политизация религиозной жизни и, как следствие, необходимость единой и скоординированной политики всех органов государственной власти в религиозной сфере; со стороны религиозных конфессий — практические сложности в решении различных хозяйственных и юридических вопросов, когда общине приходится иметь дело со множеством органов, в каждом из которых действуют свои нормативные акты, нередко противоречащие друг другу. Однозначно в пользу создания такого органа выступает Центральное духовное управление мусульман во главе с муфтием Талгатом Таджуддином. Он надеется, что появление такого органа постепенно приведет к выстраиванию четких «вертикалей» внутри каждой конфессии, что вернет верховному муфтию утраченный им контроль над всей исламской уммой России, которая сейчас весьма раздроблена. Однако РПЦ занимает более сдержанную позицию: патриарх и митрополит Кирилл неоднократно высказывались против создания такого органа, отмечая преимущества контактов «без посредников» с разными органами власти. Тем не менее позиция РПЦ постепенно смягчается и, скорее всего, в ближайшие годы федеральный орган исполнительной власти по делам религий может быть создан.

С подачи государственных чиновников в октябре минувшего года была инициирована еще одна кампания, направленная на укрепление политического положения РПЦ в России. Министр образования Владимир Филиппов выступил с неожиданной инициативой по внедрению в программу светских школ России предмета «Основы православной культуры», который фактически представляет собой православный Закон Божий, лишь слегка прикрытый светским флером. Ранее с подобными инициативами выступали только церковные представители, и то обычно они скромно предлагали сделать «Основы православной культуры» факультативным предметом. Одновременно с инициативой министерства образования в школах России появился учебник по «Основам», мало чем отличающийся от православного детского катехизиса. Общероссийскому общественному движению «За права человека» удалось убедить один из московских судов в том, что содержание учебника дает основания прокуратуре провести его проверку на предмет соответствия российскому законодательству в части соблюдения прав граждан на свободу совести и вероисповедания, а также на защиту от межнациональной и межконфессиональной розни. Министерство образования фактически отреклось от своей же инициативы, и в результате никаких принципиальных изменений в порядке преподавания «Основ православной культуры» в России не произошло. В большинстве тех российских школ, где этот предмет введен, он преподается факультативно, хотя, как правило, труд преподавателя оплачивается школой — из средств федерального и местных бюджетов.

Общая относительная политическая стабильность в России не позволяет говорить о сколько-нибудь заметной политической активизации РПЦ в минувшем году. По традиции, главы епархий поддерживали на местных выборах кандидатов от «партии власти» (так было, например, в Красноярском крае). Некоторый всплеск политической активности РПЦ, несомненно, совпадет с кампанией повыборам в Государственную думу, которая начнется сразу после сезона отпусков 2003 года. Очевидно, что «религиозный фактор» на нынешних выборах будет играть более заметную роль, нежели раньше. Во-первых, в России завершился процесс социальной «реабилитации» ведущих религиозных конфессий, которые больше не воспринимаются как маргиналии или экзотика, а занимают влиятельное место на политической сцене. Во-вторых, результат парламентских выборов в известной степени предопределен, нет тех интриг и страстей, в атмосфере которых проходили выборы 1990-х годов. А это облегчает для религиозных лидеров задачу определения своих электоральных предпочтений. Если раньше приходилось искать гибкие формулировки, потому что не было до конца ясно, кто победит, то теперь победитель известен и ничто не мешает поддерживать его «прямым текстом».

Тем временем в руководстве самой РПЦ, похоже, начался мучительный процесс перераспределения церковной власти. Этот процесс подстегнула тяжелая болезнь патриарха Алексия II, которая началась в конце октября — через несколько дней после возвращения главы РПЦ из отпуска и во время драмы с заложниками в Москве. По официальной версии, именно переживания первосвятителя по поводу трагедии «Норд-Оста» и спровоцировали тяжелый гипертонический криз, который привел к фактическому устранению патриарха от церковного управления на целых два месяца (а вместе с отпуском — на три). На весь этот период — достаточно продолжительный и насыщенный важными событиями — «лицом» РПЦ фактически стал митрополит Кирилл. Возглавляемый им Отдел внешних церковных связей (ОВЦС) и без того был влиятельным центром церковной власти. На время же болезни патриарха он превратился в основной центр власти в РПЦ.

Церковно-административная структура устроена таким образом, что она вполне жизнеспособна и без патриарха. Роль первосвятителя состоит не столько в том, чтобы всех «выстраивать» и всеми руководить, сколько в том, чтобы быть сакральным символом церковного единства. Эта роль чем-то сродни роли некоторых европейских монархов, которые не столько управляют, сколько «консолидируют» свои нации. Система церковного управления в РПЦ обладает двумя основными характеристиками: автономностью (при соблюдении определенных «правил игры», епархии очень мало зависят от церковного центра, варясь в «собственном соку») и системой «сдержек и противовесов», амортизирующей конфликты между разными группами интересов (например, между «либералами» и«консерваторами»). Поэтому состояние здоровья патриарха гораздо меньше отражается на работе церковного аппарата, нежели, скажем, состояние здоровья президента на работе его администрации. Высшая церковная власть сосредоточена в руках восьми постоянных членов Священного синода, все решения на котором принимаются простым большинством голосов (но обычно действует принцип консенсуса), так что этот орган сохраняет свою работоспособность и при недееспособном патриархе.

Особое влияние митрополита Кирилла порождает слухи о его реальных шансах стать следующим патриархом. Однако именно такое положение и является его слабым местом. Насколько благоговейно и трепетно в простом церковном народе отношение к священной особе патриарха, настолько недоверчив и осторожен народ к его основному «противовесу» — «теневому патриарху», «серому кардиналу». Поэтому необходимо учитывать еще одну кандидатуру на патриарший престол — митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия (Немцова), пользующегося репутацией консерватора, государственника и «крепкого хозяйственника».

Экономическая активность РПЦ в минувшем году продолжала набирать обороты. Церковная экономика с ее естественным стремлением к «затенению» и к некоторой «неформальности» оказалась очень хорошо приспособлена к системе коррупционно-бюрократического капитализма, сформировавшейся в России. Отчетность и, соответственно, налоговые платежи в большинстве церковных предприятий сведены к минимуму.

В конце года было объявлено о решении Федеральной энергетической комиссии существенно снизить тарифы на электроэнергию для религиозных организаций. Этот шаг открывает новые перспективы для церковных производств и монастырских предприятий.

В июле-августе 2002 года, с легкой руки одного из сенаторов, получила новый импульс дискуссия о реституции церковной собственности, в особенности — земель. С подобной идеей неоднократно выступал митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий, по мнению которого, возвращение РПЦ всего ее дореволюционного имущества позволит быстро возродить все сохранившиеся храмы, не обращаясь при этом за помощью к государству, которое ответственно за их разрушение. В ходе дискуссии о реституции церковной земли назывались астрономические цифры — до трех миллионов гектаров. Очевидно, эти цифры отрезвляюще подействовали на чиновников, и вопрос был закрыт. Патриарх также заявил о том, что РПЦ не в состоянии эффективно использовать такие площади. Лучше, по мнению предстоятеля Церкви, передавать необходимые участки монастырям и приходам, формально сохраняя их в государственной собственности.

Наконец, бурно развивается совсем новая отрасль церковной экономики — торговля православными брендами. Начало этой отрасли было положено в середине 1990-х годов появлением питьевой воды «Святой источник», производители которой всячески подчеркивали свою связь с РПЦ, что, вероятно, способствовало развитию их бизнеса. Многие епархии и крупные монастыри дали свое согласие на производство той или иной продукции (в основном, пищевых продуктов) под церковными брендами в обмен на отчисление определенного процента от прибыли на церковные нужды. Так, рядом с Оптиной пустынью производится минеральная вода, «освященная именем преподобного Амвросия Оптинского». Разными заводами и фабриками выпускается масса «церковных вин», существуют кондитерские, хлебобулочные и молочные изделия, в названиях которых, по благословению местных епархий, используются церковные термины и выражения. В Подмосковье в ближайшее время предполагается наладить выпуск молока и молочных продуктов «Божья коровка» на базе приобретенных некоей церковной структурой молочных предприятий концерна «Панинтер».

Многие торговые точки, принадлежащие монастырям и приходам РПЦ, торгуют «непрофильной» продукцией — например, в столичном Замоскворечье открылась целая сеть молочных киосков, работающих под вывеской «Приход св. Климента»; в Москве также открыто несколько «православных аптек». Местные органы власти, несмотря на явное нарушение законодательства религиозными организациями, которые имеют право реализовать только продукцию, непосредственно связанную с религиозной деятельностью, относятся к «непрофильным» торговым точкам снисходительно, понимая, что «храмы надо на что-то возрождать».

В условиях укрепления политической и экономической стабильности в России трудно ожидать от наступившего 2003 года каких-либо существенных перемен в религиозно-общественной жизни. Монополизация «рынка церковных услуг», очевидно, будет постепенно возрастать.