Дед Мороз и Снегурочка

*

…Создание Деда Мороза как обязательного персонажа новогоднего ритуала приписывается советской власти и приурочивается к концу 1930-х годов, когда после нескольких лет запрета вновь была разрешена елка[1]. Стремительный процесс разработки этого образа как непременного участника детского праздника елки стал возможным в предвоенные годы только при опоре на литературную традицию и бытовую практику, в основных чертах сложившуюся задолго до Октября…

В 1840 году были опубликованы «Детские сказки дедушки Иринея» В.Ф.Одоевского, в одной из которых («Мороз Иванович») впервые дана литературная обработка фольклорного и обрядового Мороза… Образ этот уже узнаваем: «добрый Мороз Иванович» — «седой-седой» старик, который как «тряхнет головой — от волос иней сыплется»; живет он в ледяном доме, а спит на перине из пушистого снега…

В литературе образ Мороза мифологизируется по двум направлениям. С одной стороны, согласно поэме Некрасова «Мороз, Красный нос» (1863), где Мороз представлен злой силой, любящей «кровь вымораживать в жилах / И мозг в голове леденить», он изображается как зловредный атмосферный дух, которому приписывается способность оказывать пагубное воздействие на человека... С другой стороны (преимущественно в поэзии для детей), зарождается его положительный двойник, главной функцией которого становится формирование «здоровой» погоды и сотворение зимних «волшебств»… На создание этого образа начинает «работать» и некрасовский «Мороз, Красный нос», из которого для детского пользования берется только фрагмент «Не ветер бушует над бором…», где главный герой, исторгнутый из контекста поэмы, выступает как «воевода», неограниченный властитель зимнего леса и волшебник, убирающий свое «царство» в«в алмазы, жемчуг, серебро»…

Одновременно и независимо от литературного образа Мороза в городской среде возникает и развивается мифологический персонаж, «заведующий» елкой и, подобно самой елке, первоначально заимствованный с Запада. В ходе переориентации елки «на отечественную почву» и создания псевдофольклорной елочной мифологии и произошло оформление Деда Мороза. Этот персонаж формировался в процессе поисков ответов на детские вопросы: откуда в доме берется елка, кто ее приносит, кто дарит подарки?..

Персонаж, которому дети были обязаны елкой и подарками, выступает под разными именами. Процесс унификации имени растягивается на несколько десятилетий: старый Рупрехт (1861)[2] — единичные случаи, указывающие на немецкую традицию; св. Николай или Дедушка Николай (1870)[3] — вариант отбрасывается рано, поскольку у русских, как уже отмечалось, Никола в роли дарителя никогда не выступал; Санта Клаус (1914)[4] — только при изображении западных елок; просто старик, живущий зимой в лесу (1894)[5]; добрый Морозко (1886)[6]; Мороз(1890-е годы)[7] Елкич…

В борьбе за имя победителем оказался Дед Мороз. Аналога этому имени нет ни у одного западного елочного персонажа. Предпочтение, отданное Деду Морозу, нуждается в объяснении. В восточнославянской мифологии Мороз — существо уважаемое, но и опасное: чтобы не вызывать его гнев, обращаться с ним следовало осторожно; прося не губить урожай, его задабривали; им пугали детей. Но наряду с этим он выступал и в функции приходящего в сочельник Деда (умершего родителя, предка)[8] …

На праздниках елки Дед Мороз появляется не сразу, а в середине или даже к концу торжества. До его прихода дети подарков не получают. Они с нетерпением ожидают его прихода. По народным представлениям, любой гость — всегда желанный и должен быть объектом почитания как представитель чужого мира. Так Дед Мороз становится на елке желанным, и его следует пригласить, что вполне соответствует ритуалу приглашения в гости мифологических персонажей — предков или того же фольклорного Мороза. Дед Мороз, по существу, и становится предком-дарителем. Поэтому и зовут его не стариком или старичком, а дедом или дедушкой.

К началу XX века образ Деда Мороза окончательно оформился: он функционирует как игрушка на елке, главная фигура, стоящая под елкой, рекламная кукла на витринах, персонаж детской литературы, маскарадная маска, даритель елки и подарков. В это время и утверждается мнение об «исконности», древности этого образа: «Дедушка-мороз… внезапно появляется в зале и так же, как сто или двести лет назад, а может быть, и тысячу лет назад, вместе с детьми совершает танец вокруг елки, распевая хором старинную песню, после чего из мешка его начинают сыпаться детям подарки»[9] …

Когда в середине 1920-х годов в СССР началась антирелигиозная кампания, не только елка, но и Дед Мороз превратился в «религиозный хлам» и стал рассматриваться как «продукт антинародной деятельности капиталистов»[10] … В антирождественской кампании приняли участие поэты, состоявшие на службе у советской власти, как, например, Демьян Бедный, который писал:

Под «Рождество Христово» в обед
Старорежимный елочный дед
С длинной-предлинной такой бородой
Вылитый сказочный «Дед-Мороз»
С елкой под мышкой саночки вез,
Санки с ребенком годочков пяти.
Советского тут ничего не найти![11]

Вместе с реабилитацией елки в конце 1935 года прекратились и обличения Деда Мороза, после некоторых сомнений полностью восстановленного в правах. Устроители детских елок получили возможность проявлять инициативу, составители книг — рекомендаций по устройству елок сочиняли сценарии, что в конце концов и привело к выработке стандартного ритуала общественной детской елки. Если прежде дети получали различные подарки, отличающиеся и качеством, и материальной ценностью, то теперь Дед Мороз приносил для всех детей одинаковые пакеты, которые он подряд вынимал из своего мешка.

В течение зимних каникул дети обычно посещали несколько елок (в детском саду или в школе, на предприятиях и учреждениях, где работали их родители, домашние елки у друзей и знакомых). И на каждом празднике они встречались с новым Дедом Морозом…

Во время войны образ Деда Мороза широко использовался в целях патриотической пропаганды: «Новогодняя открытка к 1942 году изображает Деда Мороза, изгоняющего фашистов. На новогодней открытке к 1944 году Дед Мороз нарисован со “сталинской” трубкой и мешком оружия в руках, причем на мешке изображен американский флаг»[12].

Ритуал общественных елок с Дедом Морозом соблюдался на всей территории СССР: от главной елки в Большом Кремлевском дворце до лагерей ГУЛАГа; от Азербайджана до Чукотки…

* * *

Снегурочка прочно связана с Дедом Морозом как родственной связью (она его внучка), так и сюжетной: появляясь на празднике одновременно (или почти одновременно), они приводят с собой лесных зверей, развлекают детей, приносят им подарки. Будучи помощницей Деда Мороза, Снегурочка способствует установлению контакта между Дедом Морозом и детьми. Дети заранее знают об их приходе на елку, однако вопросы о месте нахождения Снегурочки в другое время, о ее родителях, о том, почему она не стареет (в чем секрет ее вечной молодости), их обычно не беспокоят…

Восстанавливая историю формирования образа Снегурочки как литературной героини и как мифологического персонажа, обратимся к его источникам.

Если одним из прообразов (хотя и не единственным) Деда Мороза явился восточнославянский обрядовый Мороз, то образа Снегурочки в русском народном обряде не зафиксировано. Отсутствует она (в отличие от Леля) и в искусственно сконструированной мифологии ХVIII века. Однако в фольклоре образ Снегурки есть: он известен по народной сказке о сделанной из снега и ожившей девочке[13]. Эта снежная девочка летом идет с подружками в лес по ягоды и либо теряется в лесу (и в этом случае ее спасают звери, привезя ее на себе домой), либо тает, прыгая через костер (по всей видимости, купальский). Последний вариант более показателен и, скорее всего, является исходным. В нем нашел отражение миф о природных духах, погибающих при смене сезона (рожденное зимой из снега существо при наступлении лета тает, превращаясь в облачко). Здесь обнаруживается связь с календарным (купальским) обрядом прыганья через костер, который является инициационным (в этот момент девочка превращается в девушку). Снегурочка как сезонный (зимний) персонаж погибает с приходом лета…

Варианты сказок о Снегурке были проанализированы А. Н. Афанасьевым сточки зрения «метеорологического мифа» в вышедшем в 1867 году втором томе его «Поэтических воззрений славян на природу»[14]. Именно под влиянием концепции Афанасьева у Островского тогда же возникает замысел «весенней сказки». Этот замысел был реализован в 1873 году; вскоре пьеса была напечатана в«Вестнике Европы» и поставлена в Большом театре. Современниками она была воспринята с недоумением и непониманием: Островскому не поверили, «Снегурочку» критиковали в печати, над ее текстом издевались…

В 1879 году за создание оперы по пьесе А. Н. Островского берется Н. А. Римский-Корсаков, которому она в первом чтении тоже не понравилась. «…Царство Берендеев показалось мне странным, — вспоминал позже композитор. — В зиму1879–1880 годов я снова прочитал “Снегурочку” и точно прозрел на ее удивительную поэтическую красоту. Мне сразу захотелось писать оперу на этот сюжет…»[15] Завершенная в 1881 году и впервые поставленная в 1882 году опера Римского-Корсакова имела громадный успех…

Когда в конце ХIХ — начале ХХ века педагоги и методисты начинают разрабатывать сценарии детского праздника новогодней елки, в него попадают и персонажи из народной сказки о Снегурке[16], «весенней сказки» Островского, хоры из оперы Римского-Корсакова[17]. Стихотворения и песни о зиме, Новом годе и елке включают в себя персонифицированные образы Мороза (превратившегося постепенно в Деда Мороза), девушки/девочки Снегурочки (превратившейся в его внучку), Зимы, Метели, Снежинок и пр. …

Если образ Деда Мороза успевал оформиться в мифологический персонаж и войти в сценарий детских елок еще до революции, то со Снегурочкой этого не случилось. Возможно, Дед Мороз опередил Снегурочку потому, что у него оказались западноевропейские двойники: дарители елок и подарков (св. Николай, Санта-Клаус, Father Christmas и др.), в то время как Снегурка в этом отношении оказалась уникальной, существующей только в русской культуре. Тщетно было бы искать в западной новогодней и рождественской мифологии ее аналоги. Ни Маланка (участвующая в Галиции, Подолии и Бессарабии 31 декабря в обрядовом действе[18]), ни св. Катерина и св. Люция, в день их тезоименитств выступающие у некоторых европейских народов в роли дарительниц[19], ни итальянская Бефана, в ночь на Богоявление бросающая детям в башмачки подарки[20], ничем не напоминают русскую Снегурочку и ни одна из них не имеет мужского «напарника». Женских персонажей, связанных с Новым годом и елкой, на Западе не существует…

Уже до революции Снегурочка была представлена на елках достаточно широко: куклы снегурочки вешались на елку, девочки в костюме Снегурочки участвовали в празднике, о Снегурочке декламировались стихотворения, она являлась главным персонажем инсценировок народной сказки, фрагментов пьесы Островского и оперы Римского-Корсакова. Но в роли ведущей на празднике елки Снегурочка в эти годы никогда не выступала.

И только в посвященных устройству детских новогодних праздников книжках, выпущенных после разрешения елки в 1935 году, Снегурочка начинает фигурировать на равных правах с Дедом Морозом. Она становится его помощницей и посредницей между ним и детьми[21]. Вначале 1937 года Дед Мороз и Снегурочка впервые явились вместе на праздник елки в московский Дом союзов…