Россия и ЕС: новые перспективы

Россия и ЕС: новые перспективы*

Для отношений России и ЕС 2008 год стал решающим. Постепенное возвращение России на международную арену достигло в ходе российско-грузинского конфликта неожиданной кульминации. Покончив с мифом об однополярности мира, этот конфликт породил острые дискуссии: многим показалось, что возвращаются времена «холодной войны». Но затем стал набирать ход финансовый кризис, напомнив всем участникам событий, что в современном мире отношения между государствами, как бы ни складывалась ситуация, определяются прежде всего их взаимозависимостью. Сигналы, посылаемые в последнее время и ЕС, и Российской Федерацией, свидетельствуют о стремлении сторон к обновлению отношений.

Недавний призыв Никола Саркози к пересмотру отношений России и ЕС удивил тех, кто не забыл, какой позиции по этому вопросу французский президент придерживался в течение последних двух лет.  Чтобы понять характер и масштаб изменений, которые претерпела его точка зрения, необходимо вспомнить, как она эволюционировала.

Вплоть до своего избрания в мае 2007 года президентом г-н Саркози никогда не упускал возможности публично выразить свою обеспокоенность соблюдением прав человека в России или осудить политику Владимира Путина в Чечне. В рамках предвыборной кампании подобная критика по большей части была призвана подчеркнуть различия между ним и президентом Шираком. Но уже тогда можно было предположить, что в случае своего избрания на пост президента Саркози будет вести более прагматичную, менее идеалистическую политику, исходя из чисто деловых интересов. Действительно, став президентом, он уже почти не вспоминал ни о Чечне, ни о нарушениях прав человека в России и предпочел – в тех случаях, когда хотел продемонстрировать свою озабоченность правозащитными проблемами, – сосредоточиться на Тибете. Этот сдвиг отразил более общие изменения, произошедшие за последние годы в позиции американцев и европейцев: преподавание русским основ демократии медленно, но верно исключалось из повестки дня большинства западных лидеров.

Тем не менее, даже смягчив свою позицию, Саркози продолжал мыслить так же, как большинство руководителей европейских стран после 1991 года: влияние Москвы, пусть и снова возросшее, все же оставалось недостаточно сильным, чтобы учитывать его в ходе принятия стратегических решений о будущем расширении ЕС. В скором времени в Евросоюз, следом за Польшей и странами Балтии, будет принята Украина. Что же касается Грузии, то с 2007 года в официальных документах ЕС не упоминалось ее будущее вхождение в Союз: планировалось скорее «направить усилия на создание зоны процветания и добрососедства между странами ЕС и странами-партнерами» в рамках программы «Европейский инструмент добрососедства и партнерства». Очевидно, что при этом подразумевалось включение Грузии в зону влияния ЕС, вне зависимости от того, будет она интегрирована в его состав или нет.

По каким бы причинам летом 2008 года ни начался российско-грузинский конфликт, он изменил правила игры, ясно показав: в том, что касается вступления соседних стран в НАТО и даже втягивания их в сферу влияния ЕС, у Москвы есть свои «ограничительные линии». За последние несколько лет она порой обозначала эти линии, но никогда еще не проводила их с такой отчетливостью.  Миф об однополярном мире (или остатки этого мифа) был окончательно уничтожен.

Означает ли это, что мир возвращается к «холодной войне»? Поначалу высказывания российских и американских официальных лиц заставляли принимать в расчет эту возможность. Именно так интерпретировали события многие американские обозреватели, однако теперь большинство подобных заявлений выглядит лишь частью республиканской предвыборной кампании, призванной поставить под вопрос способность кандидата Барака Обамы справиться со столь напряженной политической ситуацией. Сомнения еще могли оставаться, когда 5 ноября президент Дмитрий Медведев обратился к Федеральному собранию со своим первым президентским посланием; однако его довольно агрессивная речь была произнесена почти одновременно с избранием Обамы и адресовалась в основном предыдущей администрации США. Может быть, кто-то и продолжал верить в развитие сценария «холодной войны», но Владимир Путин во время телевизионного шоу 4 декабря однозначно заявил, что ужесточение отношений с Америкой не входит в планы России и что Москва уже получила «позитивные сигналы» от администрации Обамы. Он также дал понять, что эти сигналы откроют дорогу к значительному улучшению российско-американских отношений. Никто не верит в полное исчезновение напряженности, однако налицо многочисленные свидетельства более гибкого подхода Америки к проблемам, способным осложнить отношения между Москвой и Вашингтоном, включая и вопросы о расширении НАТО и размещении американской системы ПРО в Европе.

Гипотеза о возобновлении «холодной войны» исчезла так же быстро, как появилась; впрочем, в Европе никто и не воспринимал ее всерьез. Но остается вопрос: как охарактеризовать новое положение дел в мире? Одна из возможностей – осмыслять его в терминах баланса сил, как перед Первой мировой войной, когда существовало несколько сплоченных блоков, жестко контролирующих свои зоны влияния. В начале ноября 2008 года казалось, что подобное видение ситуации определяет позицию России. Когда стал развиваться финансовый кризис, можно было подумать, что такой подход лежит в основе взглядов Кремля не только на международные отношения, но и на российскую экономику. Постоянные упоминания Медведевым и Путиным  российского экономического суверенитета и независимости, как и их равнодушие к долгосрочным перспективам иностранных инвестиций, внушали мысль, что они верят в способность России избежать финансового кризиса или, по крайней мере, самостоятельно найти из него выход. Урок 1998 года усвоен, говорили они,  Россия теперь располагает большими финансовыми резервами и о дефолте по государственным долговым обязательствам не может быть и речи; крупнейшие российские компании защищены от спекуляций на западных биржах. Да и вообще причины кризиса надо искать в другом месте.

Так было в начале ноября 2008 года. Еще можно было думать, что реальная экономика не пострадает от финансового кризиса: бурно развивающаяся Азия будет по-прежнему подпитывать глобальную экономику, а цены на нефть перестанут падать. Меньше чем через месяц Кремль начал признавать то, что уже знал любой российский гражданин: российская экономика пострадала гораздо больше, чем ожидалось.  Рубль падает, иностранные инвесторы ликвидируют свои позиции, чтобы получить деньги; продолжающееся падение цен на нефть показало, как тесно российская экономика привязана к экономике глобальной.

То же самое можно сказать о любой современной открытой экономике. Кризис лишь сделал то, что знали специалисты, очевидным для всех. Конечно, рано или поздно цены на нефть вновь достигнут высокого уровня, что расширит возможности для государственно-ориентированной экономической политики – включая использование цен на нефть как силового инструмента. Но точно так же, как российско-грузинский конфликт изменил правила игры, дав всем понять, что Москву не стоит более рассматривать как второстепенного игрока, финансовый кризис напомнил мировым лидерам, что никто не играет в одиночку. Продавцы не меньше нуждаются в покупателях, чем покупатели в продавцах. Любой экономике необходимо привлекать инвесторов, особенно в условиях дефицита ликвидности.  Глобальная экономика стала необратимой реальностью.

В данном контексте такие политические понятия, как государственный суверенитет, контроль и влияние, приобретают новое значение. Суверенитет теперь означает способность к управлению экономическими потоками, каковое, в свою очередь, подразумевает способность реагировать на изменчивые, нестабильные факторы. В мире экономики, где решающую роль играют денежные или товарные потоки и взаимообмен, реальная власть основывается скорее на умении усиливать и направлять эти потоки, чем на возможности закрыть границу на замок. Границы не только очерчивают политическое пространство, но и организуют торговлю. Контролировать территорию – значит развивать ее рынки, а следовательно, рано или поздно открывать их для мировой экономики.

Именно такова была европейская стратегия в отношении Грузии: развивать в этой стране рынок, накачав деньгами ее экономику, чтобы грузинские потребители могли делать займы в европейских банках и покупать европейские товары. Однако теперь в игру включился еще один игрок, и очень сильный. Для ЕС это может означать, что с его привилегированной позицией в трактовке вопроса о расширении Союза и развитии «партнерских отношений» придется расстаться.

Завершающая фаза председательства Франции в ЕС заставляет предполагать, что в этой области открываются новые перспективы; существуют также признаки возможного встречного движения России. В Париже, Берлине и Брюсселе проблематика, связанная с Украиной, рассматривается теперь менее поверхностно; российские аргументы признаются весомыми. Может быть, потому, что Россия взмахнула большой дубинкой? Разумеется, но дело не только в этом. Обе стороны знают, что военные игры окончены, а значит, пора вырабатывать новые стратегии, новые формы взаимодействия. Приход к власти новой американской администрации, чья внешняя политика, по-видимому, будет гораздо более умеренной, только ускоряет этот процесс. В повестке дня отныне будут доминировать экономические вопросы: финансы и торговля.  Ярким примером может служить Калининград. Когда вовсю обсуждалась возможность возобновления «холодной войны», Калининград многими рассматривался как потенциальная база для размещения российских ракет. Теперь предстоит вспомнить, что это еще и экономическая зона, предназначенная Российской Федерацией для увеличения торговли с ЕС.

В одной из своих последних речей, произнесенных в качестве президента ЕС, Саркози предложил создать «общее экономическое пространство» между ЕС и Россией, защищенное «пространством безопасности», частью которого, как предполагается, может быть Украина. Возможно, неожиданным результатом финансового кризиса станет то, что все игроки вспомнят простую истину: для достижения экономического роста и, тем самым, для сохранения своих ключевых позиций они должны действовать сообща.