По ту сторону кризиса.

Известный экономист, профессор Йельского университета Олег ЦЫВИНСКИЙ на просьбу редакции нарисовать портрет российской экономики какого-нибудь 2020 года, когда, надо надеяться, кризис останется далеко позади, заметил, что профессионалу выступать в роли гадалки не пристало. По его мнению, сегодня можно говорить исключительно о красках, которыми история будет писать этот портрет.

Корни будущего в настоящем, каково оно?

Даже на этот вопрос дать ответ непросто. Мы не до конца понимаем природу нынешнего кризиса. Американские экономисты Кармен Рейнхард и Кен Рогофф проанализировали данные по всем системным[1] кризисам, которые пережили за последние 50 лет как развитые, так и развивающиеся страны (Великая депрессия также была включена в анализ, хотя она относится к более раннему периоду). Оказалось, что в среднем такие кризисы были сравнительно непродолжительными - падение производства продолжалось около двух лет, но потери оказывались значительными – приблизительно 9% ВВП. Нынешний кризис по всем признакам как раз является системным, а значит можно ожидать, что продлится он не слишком долго и будет глубоким. Некоторые экономисты, правда, считают, что он окажется и глубже, и продолжительнее всех послевоенных и что его скорее следует сравнивать с Великой депрессией. Не думаю, что последнее верно, но меня настораживают действия правительств, то, как меняется их экономическая политика. Повсеместно мы наблюдаем рост вмешательства государства в экономику. И это как раз может продлить и усугубить кризис. Ведь еще год назад в США добиться от правительства выделения миллиарда долларов даже на самую нужную программу было делом чрезвычайно муторным. Экономисты и политики бесконечно обсуждали, анализировали, почему не работают рыночные механизмы, для чего государству вмешиваться и давать этот миллиард. А теперь вливание триллиона долларов, т. е. тысячи миллиардов в банковскую систему, в инфраструктурные проекты никого не удивляют. Вмешательства государства стало намного больше. Почему это опасно? И откуда брать эти триллионы долларов? Их в виде возросших налогов вынуждено будет заплатить население или госдолг перейдет на будущие поколения. Но налогоплательщики наверняка взамен станут требовать от государства наведения порядка в экономике, что обычно понимается как бóльшая степень регулирования, вхождение государства в компании и т. п. В результате экономика потеряет гибкость, которая, кстати, позволяла все послевоенные годы быстро справляться с кризисами.

То есть пусть все идет, как идет, а всякое вмешательство государства в экономику есть зло?

И да, и нет. С одной стороны, финансовые институты, и не только они, но и инвестиционные банки, хедж-фонды, даже страны, например Исландия, брали на себя слишком много рисков. Потому что считали: в случае чего государство или международные институты их так или иначе спасут, что мы отчасти и наблюдаем. Иными словами, господдержка порождает безответственность, авантюризм, а они в свою очередь во многом и являются причиной нынешнего кризиса.

С другой стороны, даже нормально функционирующие рынки имеют изъяны, и их необходимо исправлять. Известные экономисты из Чикагской бизнес-школы Рагу Раджан (он одно время был директором исследовательского департамента МВФ) и Луиджи Зингалис называют это «спасение капитализма от капиталистов». Свою получившую широкий резонанс книгу они так и озаглавили.

То есть сам по себе капитализм – хорошая система (или, по известной формуле Черчилля, лучшая из пока придуманных), но отнюдь не совершенная – провалы рынков случаются, и потому, в частности, финансовые рынки необходимо регулировать. Вопрос в том, до какой степени? Как найти разумную меру, чтобы эффективно корректировать рынок там, где он не справляется, но при этом не допускать зарегулированности, которая остановит развитие финансовой системы? Во время кризисов вера в свободный рынок, даже в странах, где она давно утвердилась, подвергается эрозии. Вспомним Великую депрессию: в США 25% безработных, банкротство тысяч банков, падение производства, обнищание населения. А у Советского Союза, как казалось из-за океана, дела шли все лучше и лучше. И люди стали задумываться: может, капитализм – фундаментально плохая система, а социализм как раз то, что надо. Тогда огромную роль в спасении капитализма сыграл Кейнс. О нем обычно говорят исключительно как об экономисте, по моему же мнению, главная его заслуга в том, что он отстаивал прежде всего ценности капитализма как системы устройства общества. Что сказал Кейнс: не надо переходить к социализму, не надо пересматривать систему ценностей, капитализм не так уж плох, рынок – лучшая система организации экономики, а недостатки, которые ему присущи, можно компенсировать некоторым вмешательством государства, в частности увеличением государственных расходов в кризисные периоды. Сейчас о заветах Кейнса стали забывать, снова происходит переоценка ценностей и отход от системы свободного рынка уже не кажется таким уж невозможным. Не случайно президент Франции Никола Саркози в одном из своих недавних выступлений заявил, что капитализму пришел конец.

А вы не сгущаете краски? Западные правительства нынешние свои не совсем рыночные действия оценивают как пожарные и временные.

Ну, это как посмотреть. Конечно, там никто не говорит, что надо переходить к социализму. Но если нарисовать шкалу от нуля до десяти, где ноль - это социализм, а 10 - свободный рынок, то еще недавно США были на ней где-то в районе восьмерки-девятки, а теперь приближаются к пятерке. Сами суммы, которые тратятся на спасение компаний, спасение финансовых институтов, столь огромны, что можно говорить любые слова – суть от этого не меняется: налицо масштабное вмешательство государства в экономику. Заметьте, что и риторика на Западе стала меняться, причем даже у экономистов. Они уже не задаются вопросом: в чем причина провала рынка? - давайте ее выявим и внесем соответствующие коррективы. Нет, ссылаясь на кризис, на необходимость спасать экономику, они призывают вливать в частные компании огромные государственные деньги. И это меня пугает.

Но ведь как-то действовать надо.

Безусловно надо. Не дело, когда инвестиционные банки в гигантских масштабах проводят рискованные операции, а потом налогоплательщики эти банки вытаскивают. И не только инвестиционные, но и коммерческие банки, хедж-фонды. Понятно, что необходимо менять всю систему регулирования финансовых институтов. И тут без вмешательства государства не обойтись. Просто нет другого игрока на рынке, который мог бы регулировать эти институты. Экономисты используют термин «публичный товар» – это, к примеру, дороги или безопасность. Никто не хочет отдавать свои деньги на строительство дороги, хотя все хотят по ней ездить. Поэтому дорога без государства не будет построена. То же и с финансовыми рынками. Вопрос в степени регулирования. Приведу пример: после череды корпоративных скандалов с «Энрон» и рядом других компаний США в 2002 году приняли закон Сэрбэйнс – Оксли, который ужесточал требования, касающиеся бухгалтерской отчетности, предоставления информации, повышал ответственность директоров компаний за разного рода махинации с отчетностью. В результате, по мнению ряда экономистов, Нью-Йорк как финансовый центр стал для бизнеса менее привлекателен, чем, например, Лондон. Иными словами, излишнее регулирование чревато потерей инновационного шумпетерского[2] духа капитализма.

Тут уместна аналогия с маятником: если он выведен из равновесия, что мы сейчас наблюдаем в экономике, то, предоставленный сам себе, он в конце концов успокоится. Система регулирования может ускорить процесс прихода в равновесие, но может, если она работает неправильно, наоборот, маятник раскачать. Господдержка провалившихся компаний – это, на мой взгляд, раскачка маятника, поскольку данная мера прямо противоположна той роли, какую призвана играть финансовая система, а именно направлять ресурсы от компаний с недостаточной инновационной активностью к компаниям, у которых много идей и в избытке желания их реализовать.

Представим, что острый период кризиса миновал, в пожарных, т. е. во многом антирыночных мерах надобность отпала. Как дальше должны действовать правительства?

Беда в том, что одни антирыночные меры влекут за собой другие. Ведь налогоплательщики наверняка станут требовать, чтобы правительство как следует прижало этих толстосумов, из-за которых рухнул рынок и которым отвалили столько денег. Вовсе не учитывать такие настроения политики не могут и скорее всего поддержат увеличение налогов на высокие доходы. Мера вроде бы справедливая, однако она обычно крайне негативно сказывается на динамике роста экономики. Ведь многие толстосумы – настоящие и будущие – это новаторы, первопроходцы, люди активные и целеустремленные. Если мы нарисуем два графика: как менялись налог на доход по капиталу в Америке за последние 30 лет и венчурная активность или объем первичного размещения акций, IPO, то обнаружим, что эти кривые выглядят как зеркальное отражение одна другой – когда растет налог, оба эти показателя падают. А что означает для обычного гражданина падение объемов IPO? То, что не родилась бы на свет, к примеру, компания Googlе, услугами которой мы пользуемся каждый день. Если бы налоги были более высокими, чем сейчас, ребята, создавшие Googlе, скорее всего рассудили бы так: зачем  надрываться? Даже если нам будет сопутствовать успех, а вероятность этого мала, у нас заберут 95% того, что мы заработаем. Нет уж, лучше спокойно закончить аспирантуру в Стэнфорде и пойти работать в Майкрософт на 250 тысяч долларов в год и в выходные ездить на пикники. То есть рисковую предпринимательскую активность высокие налоги душат. Где большие риски, там, соответственно, должны быть большие стимулы, в частности денежные.

В России, кстати, переход на плоскую шкалу налогообложения способствовал ускорению экономического роста. Это было одно из самых удачных экономических решений последних лет - наиболее продуктивная часть общества получила стимул.

В Европе экономика гораздо больше зарегулирована, чем в США. Тем не менее, проблем у них, похоже, меньше.

Я думаю, Европа столкнется с очень серьезными проблемами. Полгода назад казалось, что это глупые американцы со своими сложными производными финансовыми инструментами, со своей финансовой алхимией заигрались, а в Европе, России, Китае все будет распрекрасно. Теперь мы видим, что кризис ударил по всем. Более того, я считаю, что в среднесрочной перспективе он ударит по Европе намного сильнее, чем по США. Одна из самых интересных работ, которые я прочитал в последнее время, это книга двух профессоров экономики – Альберто Алесины из Гарварда и Франческо Джавацци из университета Боккони. Английское ее издание называется «Будущее Европы: закат или реформы», а итальянское – «До свидания, Европа». Это глубокий, исчерпывающий анализ состояния европейской экономики. Из него видно, насколько зарегулирована Европа, насколько велико там вмешательство государств в рынок, насколько экономика там менее гибкая, чем в Америке. Попробуйте в Италии уволить работника – это практически невозможно. Та же картина во Франции. Поэтому я и считаю, что кризис в Европе продлится дольше, будет более глубоким, чем в США.

Понятно, что Западу придется трансформировать институты регулирования, но снизится ли в результате этой трансформации сам уровень регулирования?

Трудно сказать. Хотелось бы надеяться, хотя пока мы наблюдаем его рост. К сожалению, регулирование, как и госрасходы, имеют ту неприятную особенность, что, однажды увеличившись, они потом не желают уменьшаться. Государственный Левиафан под предлогом борьбы с кризисом «временно» захватывает значительные территории, а когда кризис проходит, отдавать их не желает.

Вернемся к России. Золотой дождь, который на нее пролился, явно закончился. Сможет ли страна с прежними институтами нормально существовать в послекризисном мире?

Здесь очень многое зависит от мирового спроса на нефть, на металлы; а это, в свою очередь, зависит от того, как быстро будет развиваться мир после кризиса. Впрочем, лучший прогноз по цене на нефть – это сегодняшняя цена, где-то в районе сорока долларов за баррель. При такой цене жить, как мы раньше жили, постоянно откладывая жизненно важные реформы на потом, не получится. Приведу пример Аргентины. В начале прошлого века она входила в пятерку самых богатых стран мира. Да, там случались разного рода потрясения, но не было какого-то краха. Просто необходимые преобразования не делались, и экономика росла очень медленно. Неумолимый закон: отставание от мирового роста даже на один процент в год приводит к тому, что через столетие в рейтинге уровня жизни страна скатывается далеко вниз, что и произошло с Аргентиной. Сейчас ее граждане живут очень, очень скромно.

Россия довольно богатое по мировым меркам государство, среднего или средне-низкого дохода по ВВП на душу населения в покупательной способности. А экономисты знают: чем богаче страна, тем труднее ей обеспечивать значительные темпы роста. К тому же резко сократились поступления от энергоносителей, а все низко висящие яблоки реформ уже собраны: плоская шкала налогов, административная реформа, которая, при всем ее несовершенстве, способствовала развитию среднего и мелкого бизнеса, и т. п. Поэтому, чтобы перевести страну на инновационные рельсы, правительству придется что-то придумывать, как-то менять институты. Есть прекрасная статья макроэкономистов Дарона Ацемоглу, Филиппа Агийона и Фабриццио Зилиботти. Они показали, что на «догоняющей стадии роста» ни политическая система страны, ни инновации не оказывают значительного влияния на динамику экономического развития. Потому что невелика хитрость скопировать телевизор или машину. А вот создать нечто совершенно новое, какой-нибудь iPhone, очень непросто. Для этого в стране должен господствовать дух свободного предпринимательства, должна быть реальная конкуренция, в том числе и в политике, демократия. Хотелось бы надеяться, что власти это понимают.

Ускорит ли кризис глобализацию или, наоборот, возникнет некая новая поляризация, просто в силу того, что одни страны готовы меняться, а другие не очень?

Мало кто об этом помнит, но в начале XX века уровень глобализации был сравним с тем, какой мы имеем сегодня. Ведь еще существовала Британская империя, которая охватывала чуть не полмира. Потоки капитала, товаров были весьма значительны. Но с началом Великой депрессии США и европейские страны стали вводить торговые барьеры, экономики самоизолировались, и это усугубило и продлило кризис. То же мы видим во многих странах и сейчас. Россия, например, повысила пошлины на импортные машины. И чем глубже мир будет погружаться в кризис, тем больше будет таких примеров. В той же Америке существует очень сильное лобби, выступающее против свободной торговли. Это и профсоюзы, и всевозможные производители сельхозпродуктов, и многие, многие другие. В Китае таких настроений нет. Для него глобализация - огромный плюс. Используя свои конкурентные преимущества, прежде всего дешевую рабочую силу, он завалил Америку и Европу товарами. На Западе это многих не устраивает, прежде всего, неэффективные фирмы и их менеджеров. Потребитель-то как раз от дешевых китайских товаров выигрывает, но его лоббистские возможности несопоставимы с возможностями производителей. Поэтому – по крайней мере, в среднесрочной перспективе – риск замедления глобализации в результате действий именно развитых стран, обычно выступающих за свободу торговли, достаточно велик. Но надолго остановить глобализацию вряд ли удастся.

Но существует другая опасность – политическая система Китая, да и России, в какой-то момент перестанет отвечать потребностям инновационной экономики, и у властей возникнет искушение снова отгородиться от мира.

Политическая система и Китая, и России стабильна, пока она обеспечивает экономический рост. Сегодня в Китае внутренняя экономическая среда очень конкурентная. Там действительно сверхкапиталистический рынок, во многом более капиталистический, чем, допустим, в США. Это обстоятельство плюс дешевая рабочая сила, открытость к инвестициям, огромный внутренний рынок и обуславливают бурный экономический рост. Но недалек тот день, когда китайским рабочим уже нельзя будет платить по 100 долларов в месяц. Перед страной неизбежно встанет проблема: как от, грубо говоря, сборочной экономики перейти к чему-то более интеллектуальному. Действительно, не очень ясно, сможет ли политическая система такой переход обеспечить. Вот тогда могут возникнуть политические проблемы. Трудно сказать, что будет в России. Одна из составляющих успеха нынешней власти в том, что средний человек считает: страна никогда так хорошо не жила, как в последние годы. Но теперь обеспечить экономический рост прежними методами вряд ли удастся. Единственный путь – перевод страны на инновационные рельсы, но совершать его придется в гораздо более сложных условиях, чем те, что были еще полгода назад.

Беседовал Александр Щербаков