«Народная воля» (донесение прусского посланника Акселя фон Мардефельда о российском «конституционном кризисе» 1730 года)

В ночь на 19 января 1730 года в московском Лефортовском дворце (он и поныне стоит на берегу Яузы) умер от оспы 15-летний император Петр II. Члены высшего государственного органа страны - Верховного тайного совета - единодушно избрали на царство представительницу старшей линии династии - дочь царя Ивана герцогиню Курляндскую Анну.

Через неделю, вечером 25 января 1730 года она подписала спешно доставленные ей из Москвы «кондиции», обязавшись «...без оного Верховного тайного совета согласия ни с кем войны не всчинять; миру не заключать; верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать. В знатные чины, как в статцкие, как и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного тайного совета. У шляхетства и имения и чести без суда не отымать; вотчины и деревни не жаловать; в придворные чины, как русских, так и иноземцев, без совету Верховного тайного совета не производить. Государственные доходы в расход не употреблять»[1].

Росчерком пера самодержавная монархия в России стала ограниченной. Большинство подданных об этом так никогда и не узнало, но при ином раскладе политических сил эти ограничения могли бы стать рубежом в нашей истории. Однако новый режим просуществовал ровно месяц – с 25 января по 25 февраля 1730 года В этот день неожиданно для правителей во дворце появилась дворянская депутация, а вслед за тем произошли события, о которых рассказывает публикуемый ниже документ – донесение прусского посланника Акселя Мардефельда своему королю Фридриху Вильгельму I.

Депеши иностранных дипломатов являются важным, хотя и противоречивым источником для изучения общественной атмосферы тех дней[2]. Их авторы, конечно, информировали свои дворы о событиях в России, но не являлись их непосредственными участниками; к тому же возможности дипломатов были ограничены незнанием языка, отсутствием надежных информаторов и самой позицией, предполагавшей прежде всего оценку возможных изменений внешней политики страны, – отсюда можно говорить об отражении в их депешах не столько самих событий, сколько циркулировавших в столице толков и слухов.

Донесения Мардефельда в этом смысле выгодно отличаются от сочинений его французского и английского коллег полнотой содержащейся в них информации. Из всего дипломатического корпуса только он спрогнозировал последующее развитие событий: «Известия, полученные мною, говорят, что императрица решилась подождать до свершения обряда коронации и потом уже присвоить себе прежнюю власть; весьма умные люди однако полагают, что всякое замедление может только вредить делу и императрице следует воспользоваться настоящею нерешительностию верховного правления и добрым расположением остальных сословий» - и предсказал именно такой поворот событий за две недели [3].

Однако публикация его депеш в 15-м томе Сборника РИО обрываются на № 125 (донесении от 12 (23) февраля 1730 года. В РГАДА в фонде Русского исторического общества (Ф. 1292) сохранились подготовленные к печати, но по неизвестной причине так и не опубликованные донесения прусского дипломата за февраль-октябрь 1730 года.[4]

Приведенное ниже донесение Мардефельда от 9 марта (26 февраля по принятому в России стилю) рассказывает о решающем дне «конституционного кризиса», когда императрица вернула себе неограниченную власть – и вносит в картину событий несколько новых штрихов. Так Мардефельд сообщает, что Анна Иоанновна поручила охрану дворца своему родственнику преображенскому майору (подполковником он стал позже) С. А. Салтыкову утром 25 февраля. Если это известия соответствует действительности, то значит, переворот мог начаться уже вечером 24 февраля (как полагал саксонский посол Лефорт) или утром следующего дня. «Верховники» утратили контроль над охраной дворца, чем обеспечивался свободный доступ туда для дворянской делегации, а Анна Иоанновна, таким образом, получала возможность навязать правителям свой сценарий развития событий.

Четкое изложение дипломатом последующих за этим событий наводит на мысль, что подача двух челобитных в один день, возможно, была не «накладкой» и не столкновением различных позиций, а едва ли не спланированной заранее акцией. Ведь первая из поданных челобитных с просьбой «соизволить собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по большим голосам форму правления государственного сочинить» можно расценивать как попытку выяснить, позволят или не позволят «верховники» утвердить предложение, исключающее их самих из «конституционного процесса» – и таким образом, фактически перечеркивались бы «кондиции». Обе челобитных были подготовлены одними и теми же людьми – в числе первых их подписали одни и те же персоны генеральского ранга: генерал-лейтенанты Г. П. Чернышов, Г. Д. Юсупов и А. И. Ушаков, генерал-майоры С. И. Сукин и А. И. Тараканов, тайный советник А. М. Черкасский, действительные статские советники М. Г. Головкин и В. Я. Новосильцев, а также камер-юнкер Н. Ю. Трубецкой – будущий майор гвардии и генерал-прокурор. Все эти люди после переворота оказались в числе наиболее облагодетельствованных императрицей[5].

Сама же она немедленно подписала первую челобитную и отправилась на обед вместе с членами Верховного тайного совета: таким образом, она вместо церемониальной фигуры становилась арбитром в политической игре, а «верховники» были устранены от воздействия на явившихся челобитчиков. Последние же под давлением явившихся во дворце гвардейских офицеров и кавалергардов никакой новой «формы правления» сочинить не смогли и подали государыне вторую челобитную с просьбой «всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели».

Члены Верховного тайного совета вначале попытались перехватить инициативу и забрать себе первую челобитную, но решимости твердо настоять на этом не проявили. Кажется, опытные бюрократы петровской школы не предвидели возможности подобной демонстрации «народной воли» и не знали, как себя вести; нельзя же было, в конце концов, вышвырнуть из дворца верноподданных «рабов» в генеральских чинах, явившихся с челобитной к своей государыне! Восстановление самодержавия состоялось, таким образом, вполне в демократическом стиле.

Москва, 9 марта 1730 года.

Честь имею всеподданнейше донести вашему величеству, что после непрерывной в продолжении двух недель борьбы между собою различных партий, расположенных как «за», так и «против» самодержавия, и после того, что казалось, будто победа останется на стороне республиканской партии, ибо она заручилась ее величества подписью в требуемых пунктах, дело все-таки, против всякого ожидания, приняло тот оборот, что вчера императрице торжественно было вручено полное самодержавие всеми сословиями Российской империи. О подробностях, случившихся при этом, я имею следующие известия.

Вчера утром явились к императрице с всеподданнейшей просьбою, чтобы она выслушала их доклад, фельдмаршал Трубецкой и тайный советник и сенатор князь Алексей Черкасский во главе 300 дворян, из которых большинство занимает значительные должности или в армии, или в гражданской службе. Ее величество дала немедленно знать об этих желаниях членам тайного верховного совета и приказала им собраться для этой цели в большой аудиенц-зале. Вместе с тем поручила она подполковнику гвардии Салтыкову[6] (который приходится ей дальним родственником через ее мать) смотреть за тем, чтобы при этом не было учинено беспорядков. С этою целию последний тотчас же удвоил караул, назначил туда надежных офицеров и возможно увеличил число часовых. По собрании членов верховного тайного совета ее императорское величество государыня вошли на престол и отдали капитану от гвардии Альбрехту[7], по рождению пруссаку, повеление, чтобы он не слушался ничьих приказаний, кроме своего подполковника Салтыкова (ибо до сих пор дворцовый караул состоял под начальством князя Василия Лукича Долгорукого). За этим впустили вышеупомянутого фельдмаршала и остальных депутатов, сопровождающих его, который вручил ее величеству докладную записку такого содержания: так как в подписанных ею пунктах находятся некоторые вещи, могущие оказаться вредными государству, то просят ее величества соизволения просмотреть еще раз будущее основное государственное законоположение и совещаться о нем. Ее величество немедленно согласилась на это предложение и приказала им доложить себе решение их в тот же день после обеда. Членов же тайного верховного совета оставили ее величество у себя к обеду. По окончании стола допустили опять к аудиенции фельдмаршала Трубецкого с товарищами, и он доложил ее величеству, что они по зрелому обсуждению не находили другой формы правления, более подходящей и пригодной России, как монархическую, и поэтому просят, чтобы ее величество изволили принять полное самодержавие в Российской империи, какою обладали предки ее. Ее величество ответили, что она намерена управлять своими подданными в мире и справедливости. Она, однако, собственноручно подписала известные условия, а следовательно, должна услышать, согласны ли члены тайного верховного совета с только что доложенным требованием народа. После того, что последние выразили свое согласие наклонением головы, приняли ее величество самодержавную власть, приказали великому канцлеру подать ей условия, подписанные ею, и разорвали их публично; при чем в весьма милостивой речи она уверяла вторично, что будет матерью своему отечеству и окажет своим подданным всевозможную милость, а также приказала она потребовать к себе Ягужинского и вернула ему его шпагу и орден[8].

Об этом важном происшествии известил нас, иностранных министров, еще вчера вечером секретарь государственной канцелярии от имени великого канцлера; после чего мы сегодня утром имели счастие поздравить по этому поводу ее императорское величество.

(РГАДА. Ф. 1292. Оп. 1. № 97. Л. 448 об.-451об.)