UFO над Днепром

UFO[1] НАД ДНЕПРОМ

Истоки и перспективы украинского федерализма

В самом начале 2007 года произошло событие, последствия которого могут оказаться чрезвычайно значимыми для будущей истории Украины, несмотря на то что само оно выглядит вполне рядовым, хотя и без сомнения трагическим эпизодом современной политической жизни украинского государства. 17 января погиб Евгений Кушнарев — один из замечательных деятелей эпохи «оранжевой революции», единственный крупный идеолог и практик украинского регионализма и федерализма. И вот теперь судьба и дальнейшее направление развития этого движения отнюдь не очевидны. Уход лидера любого политического движения — это всегда и прежде всего вопрос о том, есть ли оно на самом деле, т. е. представляет ли оно какой-либо общественный интерес и значимость само по себе или же является только плодом персональных трудов и результатом стечения политических обстоятельств. Во-вторых, это, безусловно, вопрос о дальнейших векторах его развития. Собственно, проблемным дальнейшее развитие федерализма на Украине стало еще при жизни Кушнарева, когда он сам, ярко и недвусмысленно выдвинув лозунг переустройства украинского государства на федеративных началах, в конце концов, под влиянием отчасти давления государственных структур, отчасти из стремления к компромиссу начал смягчать свою точку зрения. Что возобладает теперь — «фундаментализм» или «оппортунизм»?

Вопрос не праздный, поскольку речь о судьбе совершенно исключительного направлении в политической и духовной жизни современной Украины, направления, которое сегодня претендует на то, чтобы заменить прежний постсоветский интеграционализм как сторону в многолетнем споре «двух Украин».

«Креолы» перестают быть красными, но остаются собой

«Оранжевая революция» рассматривается ее идеологами как своего рода второй этап национал-либерального переформатирования украинского постсоветского общества, так сказать, сине-желтый «октябрь», после затянувшегося на 15 лет переходного «февраля», когда в 1991 году произошло обретение Украиной политической независимости. Все это время основной линией внутриукраинского политического и идеологического противостояния был спор «двух Украин», как обозначил его известный публицист Мыкола Рябчук, — национально-сознательной, либеральной и прозападной части украинского социума и людей и групп, тяготеющих к советскому наследству, ориентирующихся на интеграцию в рамках СНГ или просто мечтающих о восстановлении СССР, спор между Украиной «европейской» и Украиной «евразийской». В силу специфических украинских условий спор этот приобрел выраженный пространственный характер, поскольку «европейцы» в качестве своей территориальной базы избрали западные регионы страны, ну а «евразийцы», соответственно — восток. В этом споре медленно, но верно верх одерживали «западники», выдвигавшие привлекательные и перспективные идеи евроинтеграции, экономического либерализма, свободного рынка и т. д., идеи же и ценности противной стороны — создание ЕЭП, русский язык как второй государственный, социально ориентированная экономика и т. д. — преодолевались как ретроградные лозунги вчерашнего дня. При этом смысл этих принципов сам по себе никого не интересовал, для их преодоления достаточно было того, что они несут на себе тавро «реставрации».

Достаточно проследить за динамикой поддержки Коммунистической партии Украины на президентских и парламентских выборах начиная с 1991 года, чтобы увидеть неумолимое сжатие «шагреневой кожи» другой, как представлялось многим, «красной» Украины. Если в 1998 году коммунистов поддержали 18 регионов из 27, то в 2002 году таких было только 10, а в 2006-м — ни одного!

«Оранжевая революция» лишь довершила процесс. Коммунисты потерпели сокрушительное поражение и оказались оттесненными на обочину украинской политической жизни. Однако означало ли это, что «две Украины» прекратили существование?

Несмотря на то что избранный в 2004 году новый украинский президент проникновенно говорил, что на киевском Майдане родилась единая украинская нация, в действительности единства в современном украинском обществе сегодня значительно меньше, чем его было в эпоху Кучмы. Более того, граждане Украины еще никогда за время постсоветской истории этой страны не были так идейно разобщены и непримиримо настроены друг против друга. «Переформатированным» оказалось вовсе не общество, а лишь характер спора, теперь он ведется на иных идеологических основаниях и в других системах аргументации, но не менее оживленно. То пространство, которое на электоральных картах еще недавно было окрашено в красный цвет, теперь заменила бело-голубая гамма. Еще вчера голосовавшие за коммунистов территории в 2004-м и 2006 годах отдали свои голоса новой политической силе — Партии регионов, олицетворяющей совершенно новое направление в политическом и культурно-идейном спектре Украины.

В публицистике 90-х годов, описывающей дилеммы украинского самосознания, как бы само собой подразумевалось, что противостояние «двух Украин» носит, так сказать, «идеологический» характер, отражающий ментальную принадлежность современных украинцев к двум традициям — национально-либеральной и консервативно-постсоветской. Так получилось, что эти два сообщества оказались территориально разведены, на Востоке оказалось, пользуясь терминологией Рябчука, больше «креолов», на Западе — больше «автохтонов». События «оранжевой революции» показали, что все гораздо сложнее: «две Украины» не потому различаются, что имеют разные предпочтения, — они имеют разные предпочтения, потому что различаются. Мыкола Рябчук был прав во всем, кроме одного: он полагал, что открытые им украинские «креолы» являются креолами в силу тяготения к некоему «совковому» менталитету, в то время как в действительности все как раз наоборот — они долго цеплялись за «совковые» поручни, потому что были «креолами», т. е. ощущали себя общностью, не вписывающейся в традиционные представления об «украинстве». Поэтому сокрушение некоей «ретроградной» идеологии вовсе не означало сокрушение «другой» стороны. Более того, именно в результате «оранжевой революции» эта аморфная «другая» Украина как раз и начала обретение своей собственной идеологической основы, в качестве которой и выступает сегодня федерализм и в своей более смягченной форме — регионализм.

Сегодня это направление претендует на практически полную замену собой в качестве идеологической основы старой политической постсоветской «веры». Не правда ли, более чем достойный повод разобраться в том, что же она собой представляет?

«Секретное оружие» Востока

На самом деле регионалистские и федералистские идеи вовсе не являются чем-то новым для Украины. О необходимости организации власти в новом украинском государстве на федеративно-земельных принципах говорил еще создатель Народного руха Украины В. Черновол в конце 80-х — начале 90-х годов. Реальный опыт «федерализации» был осуществлен в 1991 году с воссозданием Автономной республики в Крыму, с которой у Киева был установлен особый режим отношений. Федералистские требования звучали неоднократно в Закарпатье, Донбассе, Одессе в первые годы становления украинского государства, хотя они нигде не обрели характера политических лозунгов. Эти «мечтания» воплотились в достаточно скромный поначалу проект Партии регионов, которая в 2002 году почти незаметно стала правящей, правда в значительной степени ценой отказа от «федералистской фронды». При «втором» Кучме федералистские идеи вновь становятся популярными на западе Украины, прежде всего в Галиции, где они активно обсуждались в обществе... «Оранжевая революция», породившая в качестве ответа на «Майдан» своеобразное «восстание в провинции», вывела тему оптимальной формы государственного устройства на новый уровень. После «антиоранжевого» съезда в Северодонецке в декабре 2004 года федерализм внезапно превратился из сугубо теоретических умозаключений в практическую идеологию. Негласное табу на обсуждение этих проблем, наложенное при президентстве Кучмы, само собой было устранено, и в украинском обществе началась бурная дискуссия о федерализме, несмотря на все попытки теперь уже новых властей не дать ей развернуться.

Первым текстом, который получил широкий резонанс, стала брошюра председателя Луганского областного совета В. Тихонова^[2]; вскоре в ряде СМИ и на интернет-сайтах появились многочисленные работы как в защиту федерализма, так и против него. Особенной активностью отличалась в этом смысле киевская газета «2000», которая почти в каждом номере 2005 и 2006 годов публиковала материалы о федерализме^[3]. Е. П. Кушнарев создал первую федералистскую партию — «Новая демократия» (накануне парламентских выборов 2006 года она влилась в Партию регионов) и стал главным рупором федералистских идей, почти превратив их в актуальную политическую программу.

Федералисты аргументируют необходимость переустройства Украины на принципах региональной автономии, при этом они апеллируют одновременно к историческим традициям украинской политической жизни и интересам современного экономического и социального развития украинских территорий. В целом федералистскую аргументацию можно свести к следующему.

Украина исторически является «страной регионов». Она формировалась постепенно и включила в себя к концу ХХ века территории, принадлежавшие ранее к различным социокультурным системам, уже успевшие оформиться как самобытные регионы. Это весьма характерное обстоятельство: целый ряд регионов Украины оформились как самобытные этнокультурные целостности значительно раньше, чем появилось на свет украинское государство. Существует насколько вариантов его регионального членения. Наиболее часто в современной Украине выделяются восемь-девять исторических регионов^[4]. По крайней мере в половине из них широко распространен русский язык (во многих местах он доминирует), в остальных такую же роль играет украинский. Три из них лишь немногим более полувека находились в составе СССР, один стал частью Украины лишь полвека назад и до сих пор упорно стремится сохранить свои культурные особенности. Ряд регионов носит ярко выраженный индустриальный характер, в то время как в других доминирует аграрный сектор. Одни регионы являются местом древнего оседлого поселения людей, другие освоены совсем недавно. Население западных регионов преимущественно считает себя частью Европы, Восток привержен «наследию» СССР и, соответственно, тяготеет к его «главной наследнице» — России. Любые из прошедших украинских выборов (будь то президентские или парламентские) показывают, что различные регионы отдают предпочтение разным политическим силам (часто диаметрально противоположным). Украина представляет собой обширный и сложный мир, части которого обладают ярким своеобразием, а некоторые — выраженным стремлением к автономному существованию. Стягивать это многообразие железными обручами принудительного единства означает подспудно готовить социальный взрыв.

Унитарное устройство современной Украины не является ни традиционным, ни оптимальным. Гиперцентралистская модель организации власти, унитарное государственное устройство унаследованы Украиной от СССР, ее пытаются сохранить национально-либеральные круги, пришедшие к власти после 1991 года, однако она нередко входит в противоречие не только со своеобразием украинских регионов, но и с интересами экономического и социального развития государства в целом и, несомненно, должна быть преодолена.

Задачи современного экономического развития требуют учета региональных интересов. Украинские регионы объединяются в три «макрозоны» — западную, центральную и юго-восточную, вносящие неравномерный вклад в экономическое развитие страны. Интересы развития сообществ этих макрозон сегодня находятся в резком конфликте. Официальная столица не выполняет функцию медиатора, в результате чего в Украине идеологию и культуру определяет одна макрозона, а материальное богатство производит другая. Индустриальный, развивающийся Юго-Восток, по существу, является донором аграрного, депрессивного Центра и Запада страны, при этом практически не влияя на выработку экономической и социальной политики. В этих условиях неизбежно ощущение отчужденности и ущемленности, которое испытывает население территорий, вынужденных лишь отдавать и вдобавок постоянно чувствовать угрозу своим социальным, культурным, языковым ценностям. Эту систему необходимо сменить другой, основанной не на принудительном перераспределении государственных средств в пользу одних территорий и в ущерб другим, а на принципах экономической «конкуренции регионов», которая позволит индустриальным локомотивам страны эффективно развиваться.

Унитарный характер Украины не отвечает ее культурному разнообразию. Украина — двуязычная страна, ее население имеет разную конфессиональную принадлежность. Существующие культурные проблемы, в том числе ориентация на те или иные внешние контакты, не могут быть разрешены в рамках унитарного государства, региональные сообщества должны сохранять свою самобытность, для чего им должны быть предоставлены соответствующие права. Будет лучше, если национальное государство вообще покинет сферу культуры, отдав заботу о ней в руки региональных сообществ. Во всяком случае, многие будоражащие сегодня Украину проблемы могут быть гармонично разрешены только в условиях большей свободы регионов.

В начале нового столетия эти идеи получили не только более или менее адекватное интеллектуальное обрамление, но и воплотились в известные политические формы, став в том или ином качестве доктриной одной из самых мощных политических сил Украины — Партии регионов, сменившей на политическом олимпе изрядно поредевшие коммунистические колонны. Но речь идет не о простой «смене вех».

Новая идеологическая парадигма

Переход от постсоветского интеграционализма к федерализму как идеологии «другой Украины» носит поистине революционный характер, и это не дань сомнительной романтике «оранжевой революции». Современный украинский федерализм представляет собой качественно новое явление в области общественного сознания и коммуникаций как с содержательной стороны, так и по возможностям влияния на массы. Внешне он выглядит по отношению к интеграционист-ским идеологиям как поворот на 180°, поскольку обществу вместо интеграции предлагается ее антипод — дальнейшая фрагментация. Между тем никакого принципиального противоречия здесь нет. Более того, именно это полностью соответствует и интенциям современного европейского регионализма, который в отличие от партикуляристских движений в Европе в конце ХК — первой половине ХХ века в значительной степени предстает не столько как сецессионистское, сколько как объединяющее умонастроение. Сегодня именно регионализм претендует на авангардную роль в процессе евроинтеграции, провозглашая, что «Объединенная Европа будет Европой регионов, а не национальных государств», заполняя тем самым вакуум «почвенности», остро ощущаемый при объединении в наднациональную структуру. В случае украинского федерализма происходит почти то же самое, поскольку потребность в локализации едва ли не в наибольшей степени диктуется интересами трансграничного сотрудничества украинских регионов — Донбасса и Причерноморья с Россией, Закарпатья — с Венгрией, Галиции с Польшей и т. д., т. е. глобализацией. Поэтому, перенося акцент с темы переустройства всего постсоветского пространства на тему переустройства пространства украинского, федерализм, тем не менее, в полной мере сохраняет интеграционную ориентацию и ценности.

В отличие от невнятного постсоветского «интеграционизма» новый украинский федерализм представляет собой также гораздо более действенный в политическом смысле идейный продукт. Каковы же его основные контрапункты?

1. Переосмысление «соборности». Современный украинский федерализм в отличие от господствующего постсоветского умонастроения не отбрасывает одно из основополагающих понятий современного украинского государства — понятие «соборности», но радикально переосмысливает его. «Соборность» представляет собой очень важный концепт украинского государственного сознания, почти столь же значимый, как «незалежность» — независимость^[5]. В официальной трактовке «соборность» рассматривается в качестве воплощения принципов государственного единства и унитарности. Между тем обращение к тому, как понимали этот принцип классики украинской политической мысли — М. С. Грушевский, Вяч. Липинский, С. Л. Рудницкий и др., говорит о том, что они видели в соборности скорее аналог земельно-федеративного устройства. «Будет ли Украинская республика, — писал Грушевский в 1909 году, — формально называться федеративной или нет, фактически она все равно должна организовываться как федерация своих фактических республик-громад. Всякое навязывание громадам механической унитарности принудительных связей будет большой ошибкой, которая вызовет только отпор, реакцию центробежности или же даст основание для... усобиц»^[6]. Собственно, и в День соборности, отмечаемый 22 января в честь соединения (Злуки) Украинской Народной республики и Западноукраинской Народной республики в 1919 году, было создано не унитарное, а федеративное государство. Соборность в трактовке украинских регионалистов — это не что иное, как федерализм, причем в таком качестве это понятие в наибольшей степени соответствует и своему изначальному православно-церковному контексту, откуда оно, собственно, и было заимствовано украинской политической мыслью. Федерализм, таким образом, предстает, что очень важно, в качестве украинской, а не привнесенной политической доктрины. Но еще более важно то, что федералисты активно позиционируют себя не в качестве противников целостности украинского государства, а, напротив, в качестве наиболее последовательных ее адептов. «Федерализм или распад» — так формулировал эту дилемму Е. П. Кушнарев, которому государство так и не смогло инкриминировать «сепаратизм» в период «оранжевой революции». Реальная опасность для единства Украины, по его мнению, исходит не от культурного разнообразия Украины, а от стремления к принудительной унификации этого разнообразия. Политическое будущее Украины напрямую зависит от того, как скоро ее политическая элита преодолеет наследие советского централизма и обратится к собственно-украинским традициям государственного строительства. Таким образом, федерализм не отрицает украинскую «государственную идентичность», а лишь предлагает воспринимать ее в более модерном контексте, а не в традициях «нации-государства» начала ХХ века.

2. «Восток и Запад вместе»... в борьбе за федерализацию. Второй весьма важный момент заключается в том, что федерализм в отличие от предшествовавших ему доктрин и настроений популярен на западе Украины не в меньшей степени, чем на востоке. Вспомним — впервые в новейшей украинской истории идея земельно-федерального устройства была высказана В. Черноволом, а первая попытка «явочного федерализма» была осуществлена еще в период перестройки во Львове^[7]. Затем на какое-то время эти лозунги перехватывает юго-восток — Крым, Донбасс, Одесса, но с конца 90-х годов они снова получают известную популярность и развитие на западе. Это было вызвано политикой Кучмы, направленной, как казалось многим, на воссоздание советских бюрократических моделей управления государством, а также недостаточной в глазах украинского Запада заботы о национальном характере новейшей украинской государственности. На рубеже столетий среди западноукраинской интеллектуальной элиты появляется сильное желание отгородиться от бюрократического и «русифицированного» Киева в своей маленькой «европейской» Галиции^[8]. Рупором этих интеллектуалов становится ряд периодических изданий: газета «Пост-Поступ», львовский журнал «I», который неоднократно публиковал программно-теоретические статьи по вопросам федерализма^[9]. Теперь один из номеров этого журнала с главной темой «Украинская Федеративная республика» является настольным пособием в Донецке, Харькове и Одессе. «Оранжевая революция» лишь на какое-то время заглушила интерес к проблемам федерализма на Западе, но 2006 год, успех на выборах Партии регионов во главе с Януковичем, а особенно восхождение последнего на пост премьер-министра Украины вновь вернули все на круги своя. Для западных украинцев возможности их «европейского» развития теперь больше чем когда-либо связаны с автономизацией и федерализацией украинского государства. Сегодня эти настроения становятся даже более радикальными, чем были при Кучме: в 2006 году во Львове открылся новый интернет-сайт, сразу привлекший к себе большое общественное внимание, он называется «Федеративная Республика Западная Украина». Все его тексты публикуются на украинском языке, но латинской графикой, дабы в культурно-географической направленности его устремлений ни у кого не возникало никаких сомнений. Новый украинский федерализм, таким образом, имеет значительное число сторонников как на востоке, так и на западе страны. Безусловно, большей частью они не любят друг друга и смотрят, как правило, «в разные стороны», однако в будущем это не помешает им действовать сообща ради достижения, без сомнения, сходных целей.

3. Демократия в пространстве. Федерализм обрел то, чего так мучительно не доставало его идеологическим предшественникам и без чего сегодня практически невозможно рассчитывать на долговременный успех, — патент на принадлежность к «демократическим движениям». «Федерализм — это демократия в пространстве» — этот лозунг является одним из самых главных в продвижении федералистских идей. Апелляции к демократическим ценностям и европейскому опыту составляют общее место и более того — краеугольный камень всей федералистской пропаганды, несмотря на то что периодически у кого-то могут возникать сомнения в способности того или иного лидера следовать демократическим принципам. В этом смысле федерализм попадает в мейнстрим украинской идейной и политической жизни, определяемой сегодня духом «оранжевой революции». У федералистов в этом смысле в руках беспроигрышный козырь, они имеют возможность критиковать стремящуюся к сохранению унитаризма власть с более радикальных либеральных и демократических позиций. Особенную актуальность все это приобретает в контексте заявленного администрацией президента Ющенко курса на интеграцию Украины в западные политические и экономические институты. Отчасти мы уже затрагивали эту проблему. Европейский федерализм, получивший развитие после Второй мировой войны, был не просто движением за объединение существующих национальных государств Европы, это было движение прежде всего за введение принципов субсидиарности в политическую жизнь европейского континента. Другими словами, объединение Европы мыслилось политическими деятелями послевоенной Европы прежде всего как результат децентрализации европейских государств. В этом качестве оно знаменовало собой отказ от абсолюта нации-государства, которое должно прийти к союзу с такими же государствами, отдав часть своих полномочий «наверх» в общеевропейские структуры и «вниз» в структуры регионального и местного самоуправления. Проблема интеграции Украины в Европу также ставит в повестку дня задачи регионального развития. Дело в том, что евроинтеграция — это не просто процесс сближения экономик европейских государств и их политических систем, это сближение цивилизационных основ во многом различных стран и народов. Качественная евроинтеграция восточно-европейских государств вообще не может осуществиться бюрократическими способами — решением центральных правительств и парламентов. Проблема сближения Украины и Европы — это прежде всего проблема развития локальной демократии и культуры. В этом смысле евроинтеграция — это сугубо «низовой» процесс, где развитие местного самоуправления, локального благоустройства, региональной культуры значит гораздо больше, чем все решения, принятые на «высшем», межгосударственном уровне. Можно даже сказать, что Украина как государство в специальном значении этого слова вообще не может быть никуда интегрирована, интеграция возможна для Украины лишь как для страны. Это означает, что судьба Украины как европейского государства будет решаться не только и не столько в Киеве, сколько в регионах и что Украина как европейское государство может состояться лишь на локальном, местном уровне.

4. Вольте Украин, хороших и разных. Наконец, современный украинский федерализм более гибок в понимании украинских реалий. Он стремится преодолеть фатальную, чреватую постоянной борьбой концепцию «двух Украин» — «европейской» и «евразийской», из которой все еще исходят как национал-демократы, так и постсоветские «интеграционалисты». Федералисты же настаивают на равном праве на существование и той и другой Украины. Более того, они говорят, что Украин в действительности не две, а гораздо больше и именно из них и складывается то, что называется «единым соборным государством». В этом смысле весьма показательно то, что происходит сегодня с традиционной для украинских идейно-политических дискуссий мифологемой, или, лучше сказать, образом Днепра. В традиционном политическом сознании именно Днепр всегда ассоциировался с известной «цивилизационной границей», разделяющей украинские Восток и Запад. «Берег левый — берег правый» — именно в этой форме — и значит, непременно в свойственном ей фронтовом контексте — обычно и описываются украинские идейно-политические дискуссии. Однако достаточно посмотреть на электоральные карты современной Украины, скажем президентских выборов 2004 года или парламентских — 2006-го, как становится совершенно очевидным, что реальные границы проходят не вдоль, а поперек течения Днепра, т. е. не в меридианальном, а в широтном направлении. Если уж и говорить в этом смысле о противостоянии «двух Украин», то уж никак не Левобережной и Правобережной, а скорее Причерноморской (береговой) и «континентальной» (глубинной). Но дело даже не в этом — «противостоят» не территории, а центры, «политические регионы», отделенные друг от друга как буфером большими украинскими пространствами. Таких центров явно больше, чем два, и их географическое соседство вовсе не означает их политической и культурной близости: Закарпатью не совсем по пути с Галицией, а Крым все чаще высказывает недовольство экономической и финансовой экспансией Донбасса. Проблема не в том, что Западу не по пути с Востоком, а в том, что Киев стремится превратить Запад и Восток в некое абстрактное целое, а практически — в неразличимое культурное месиво. «Нет Востока и Запада нет» — впору процитировать еще одного, даром, что не отечественного классика, чтобы выразить кратко «философию» украинского государственного центра, в отличие от которой позиция федерализма заключается именно в том, чтобы и «Восток» и «Запад» оставались самими собой. Там, где раньше всем виделось противостояние «двух Украин», федералисты пытаются показать множество разных и самобытных регионов, которым если и нужно противостоять кому-либо, то только центру, который под лозунгом культурной унификации регионов стремится к монопольному распоряжению их ресурсами.

Итак, федерализм, несомненно, представляет собой весьма сильную альтернативу традиционной национально-державной идеологии, развившейся и окрепшей в борьбе с постсоветскими настроениями, но лишенной иммунитета к новым веяниям.

Трансформации и перспективы украинского федерализма

Между тем украинскому федерализму, для того чтобы состояться в качестве одного из ведущих политических движений, придется пройти непростой путь. Сегодня, собственно, о существовании его именно в качестве «движения» (если под движением подразумевать определенные политические структуры, четкую идеологию и целенаправленную активность) говорить слишком рано — есть довольно разрозненные группы, сайты, есть тексты, но это, понятно, далеко не все. Есть также и определенные политические реалии, которые будут препятствовать организационному оформлению федерализма. И они уже действуют. В «посторанжевой» Украине серьезное обсуждение проблем федерализма, мягко говоря, не поощряется. Действующий президент Ющенко на встрече с донецкими избирателями сказал, имея в виду федерализм, буквально следующее: «Эта патологическая идея, которая принадлежит больным людям, не будет иметь развития. И я доживу до момента, когда эти люди ответят перед судом за тот бред, который они принесли в украинское общество»^[10]. Тем не менее, сегодня у государства нет достаточно эффективных способов заставить сторонников федерализма и регионализма испуганно молчать.

Как ни странно, основная угроза федерализму и регионализму будет исходить не столько от его противников, сколько от адептов, среди которых наиболее видное место принадлежит Партии регионов. Причудливая история этой мощной политической силы не оставляет никаких сомнений в том, что украинский федерализм ожидает отнюдь не простое будущее.

Институциональное оформление федеративных настроений всегда встречало сопротивление украинской властной и экономической элиты, причем не только центральной, но в первую очередь местной. За прошедшее после обретения Украиной государственной независимости время последняя видела свою задачу не столько в том, чтобы добиваться локальной свободы и расширения полномочий, сколько того, чтобы заставлять центр перераспределять в своих интересах общегосударственные ресурсы, т. е. не в том, чтобы создавать новые правила, а скорее умножать исключения из действующих. Поэтому, когда тот или иной региональный клан (например, донецкий или днепропетровский), как это нередко бывало в новейшей истории Украины, добивался эксклюзивного влияния на политику администрации президента или правительства, его представители стремились, прежде всего, на все сто процентов использовать те преимущества и рычаги, которые им давало как раз унитарное устройство государства. Регионалистские лозунги сворачивались, федеративное государственное устройство удалялось в туманную даль истории, приобретая черты Царствия Небесного. Партия регионов неоднократно оказывалась в подобной ситуации.

С самого начала украинской независимости целый ряд политических партий и организаций выдвигал идеи регионального развития, достижения определенного уровня самостоятельности территорий. Возникновение политической организации, ставящей эти цели в качестве основных, относится к 1997 году. Это была Партия регионального возрождения Украины — одна из «карликовых» партий, получившая на парламентских выборах лишь 0,9079% голосов, что не позволило ей даже преодолеть четырехпроцентный барьер для проведения своих кандидатов в Верховную раду. Будучи одной из малозаметных партий, ПРВ, однако, в 2000 году стала основой межпартийного объединения, в которое кроме нее вошли и другие такие же политические «карлики». На объединительном съезде пяти партий новая организация получила название «Партия регионального возрождения "Трудовая солидарность Украины"». Впрочем, и в таком качестве ее вряд ли ожидало какое-либо политическое будущее, если бы в 2001 году с началом кризиса режима Кучмы в связи с «пленками майора Мельниченко» эту партию не решила использовать новая генерация донецких политиков, включившаяся в борьбу за киевские властные кресла. В марте 2001 года партия получила новое название, став Партией регионов, и нового вождя — Н. Я. Азарова, который не только реформировал эту партийную структуру, но и сделал ее ядром пропрезидентской межпартийной коалиции. Новая партия была сразу же названа журналистами «партией губернаторов», поскольку под ее политическую «крышу» стали постепенно собираться руководители местной власти, преимущественно востока и юга страны. Несмотря на свое название, программные установки партии и намеком не предполагали какого-либо существенного реформирования центр-региональных отношений, говорилось в самых общих чертах лишь о том, что «главной целью деятельности партии является содействие построению сильной независимой державы Украины; развитию региональной политики, местного самоуправления; повышению благосостояния людей...»^[11]. Вскоре ПР заявила о себе и как серьезная парламентская сила, носящая целиком пропрезидентский характер и претендующая играть роль основной политической опоры президента Кучмы. В октябре 2001 года Партия регионов составила основу коалиции пропрезидентских сил, которая должна была выступить на парламентских выборах 2002 года. Вместе с ПР в нее вошли Аграрная партия, Народно-демократическая партия, Партия промышленников и предпринимателей и Политическая партия «Трудовая Украина». Блок получил весьма характерное, особенно с учетом вхождения в него «регионалистской» партии, название — «За единую Украину».

У стороннего наблюдателя не может не вызвать удивления то обстоятельство, что регионалистская партия вместо критики унитаристского президентского режима направляет свои усилия на его поддержку, не выдвигая никаких условий формального характера. Однако этот «парадокс» был вполне в духе парадоксальной украинской политики кучмовской эпохи. Возникнув как средство лоббирования интересов восточных региональных элит, Партия регионов в результате скандала, связанного с «Делом Гонгадзе» и пленками Мельниченко, оказывается в числе главных опор президента Кучмы. Судя по всему, между руководством партии и президентом было достигнуто соглашение, в соответствии с которым близкие к партии круги получали большие преимущества в управлении государством (естественно, без изменения его унитарного характера). Регионалистские лозунги в этих условиях оказались излишними и были фактически свернуты.

Итак, ПР становится основой провластной коалиции, в которую кроме нее вошли также «Трудовая Украина» (политическое крыло «днепропетровского клана») и другие политические силы. Главной электоральной базой этого блока стали восточные области Украины, прежде всего Донбасс, где коалиция получила, опираясь на административный ресурс, рекордное число голосов. Это позволило ей стать основой пропрезидентского большинства в парламенте, что окончательно превратило ПР в партию действующей власти. Этот статус был закреплен избранием ее председателем донецкого губернатора В. Ф. Януковича, ставшего в 2002 году премьер-министром правительства.

История восхождения Партии регионов на политический олимп лучше чем что бы то ни было показывает всю противоречивость украинского элитно-кланового регионализма. В течение нескольких лет Партия регионов обеспечивала стабильность политической системы глубоко унитарного государства, по существу отказавшись от реформирования центр-региональных отношений, чего в первую очередь следовало бы ожидать от регионалистской партии.

Однако политическая судьба ПР подтверждает и то, что расплата за подобного рода «игру идеалами» также весьма сурова. Именно это ярко подтвердили события политического кризиса 2004 года.

Сразу же по окончании второго тура президентских выборов 21 ноября 2004 года, победу в котором избирком присудил Януковичу, оппозиция организовала в Киеве акции гражданского неповиновения, местные власти многих западных регионов страны объявили о своем неподчинении администрации Кучмы, возникла угроза силового захвата административных зданий. В этих условиях целый ряд юго-восточных областных и городских Советов, а также госадминистрации Харьковской, Донецкой и Луганской областей (последние составляли основную опору ПР) заявили о своем намерении добиваться создания автономных образований на своих территориях и выступили с призывом к федерализации Украины.

Казалось бы, судьба давала регионам возможность добиться небывалой доселе свободы, однако «номенклатурные регионалисты» не проявили в нужный момент ни решимости, ни способности к консолидации. Заявив о федералистских амбициях, лидеры Юго-Востока пошли на попятную и отказались от проведения консультативных референдумов, которые могли бы состояться во время «третьего тура» выборов и, несомненно, сыграли бы большую роль в дальнейшем продвижении административной реформы.

Поражение ПР на президентских выборах, вопреки ожиданиям, не привело к ее полному краху, благодаря главным образом быстро наступившему кризису победившей «оранжевой» команды. Напротив, неумелые действия новой власти практически во всех областях ее деятельности, а также массовая поддержка, которую получил Янукович прежде всего на юго-востоке страны, привели в 2006 году к впечатляющей победе «регионалов» на парламентских выборах, однако лишь только перед лидерами выборной гонки замаячила перспектива сформировать парламентское большинство, о федерализме вновь было забыто. Лидеры ПР посчитали правильным не раздражать ни своих возможных партнеров, ни оппонентов федералистской риторикой. Сначала федерализм плавно трансформировался в «европейский регионализм», затем столь же плавно сошел с первоочередной повестки дня. Стоит ли вспоминать о федерализме, когда в руках вновь оказался руль управления унитарной страной? Весьма характерно, что Партия регионов даже не включила пункт об институциональном реформировании государства в свою программу, обтекаемо заявив лишь о том, что с вниманием относится к идее о федеративном устройстве Украины в будущем. К чему приведет очередной отказ от реформирования государственной власти, спрогнозировать достаточно легко — уже сегодня Партия регионов теряет своих сторонников на Юго-Востоке, недовольных, в частности, тем, что из телевизионного и радиоэфира русский язык вытесняется еще более настойчиво, чем это было в период «оранжевой революции». В этих условиях пути украинского федерализма предстают как вполне «неисповедимые». Вопрос — станет ли он серьезным политическим течением или останется ситуативным набором «отмычек» для властных дверей для различных политических и бизнес-групп, по-прежнему остается открытым. Неясно также, удержит ли Юго-Восток пальму первенства в движении по пути регионализации или ее, как это уже бывало неоднократно, вновь перехватят западные регионы. Не исключено также, что украинским федералистам Запада и Востока в будущем придется совместно противостоять совокупным усилиям «оранжевого» президента и «бело-голубого» правительства сохранить унитарное устройство государства в неприкосновенности.

Безвременная смерть Евгения Кушнарева, таким образом, пришлась как раз на эпоху очередного кризиса украинского федерализма. Кому-то этот факт, несомненно, покажется символом заката этого направления как такового, другим — лишь пресечением оппортунистической линии на его «смягчение». Во всяком случае, как нам представляется, Украинское федералистское объединение в ближайшей перспективе сделается одним из главных векторов идейной и политической жизни украинского государства, а не Неопознанным Летающим Объектом, каковым оно было до сей поры.

Завершая эту статью, нельзя не коснуться еще одной темы, которая вообще-то требует самостоятельных исследований — имеется в виду возможное влияние современного украинского федерализма на украино-российские отношения. Не сложится ли ситуация, при которой России, равно как и другим соседям украинского государства, придется иметь дело с целым набором Украин? Сможет ли федерализм обеспечить внутреннюю стабильность этой достаточно молодой и беспокойной страны? Было бы наивно полагать, что федерализм не несет в этом смысле определенных внутренних рисков, однако, на наш взгляд, гораздо более серьезные риски заложены в ситуации принудительного воспроизведения и попытках укрепления унитарной государственной модели. Историческое место Украины между Россией и Европой диктует необходимость большей гибкости и внутренней подвижности со стороны такого «посредника» (что как раз и может обеспечить федеративное устройство), без чего он рискует быть «затертым» между «массами» столь не сходных между собой социальных, экономических и ментальных систем или разорванным их разновекторным притяжением.