Правоохранительные органы и гражданское общество в России

[*]

Некоторые правозащитные организации хотят показать, что все плохо [в российской правоохранительной системе]. Мы же пытаемся найти в правоохранительных органах конструктивную нишу. Алексей Марченко, директор Нижегородского проекта содействия правосудию[1]

Санкт-Петербург: «Гражданский контроль»

Правозащитная организация «Гражданский контроль» (ГК) видит свою задачу в том, чтобы способствовать установлению «парламентского и гражданского контроля» за деятельностью государственных правоохранительных органов «для предотвращения нарушения ими конституционных прав граждан»[2]. Такая постановка вопроса изначально не рассчитана на сочувствие со стороны правоохранительных органов, и, на первый взгляд, ГК напоминает «типичную» правозащитную организацию, применяющую стандартную тактику обличения властей, чтобы призвать их к ответу за нарушения прав граждан. И, действительно, такой элемент есть в работе организации. Однако наряду с этим она прилагает значительные усилия к тому, чтобы наладить отношения с сотрудниками правоохранительных органов.

Борис Пустынцев, председатель ГК, считает, что важнейшая задача неправительственных организаций (НПО) состоит в том, чтобы «цивилизовать бюрократию». Пустынцев не скрывает своих намерений: он говорит, что НПО должны попытаться «в хорошем смысле коррумпировать» чиновников, используя для этого личные связи, материальные стимулы и перспективы повышения престижа. Он отозвался об одном чиновнике как о «цинике, карьеристе», однако затем, цитируя Франклина Д. Рузвельта, заметил: «возможно, он и сукин сын, но это наш сукин сын». Побудить чиновника к взаимодействию с НПО, имеющей международные контакты, может, например, перспектива поездки за границу. Пустынцев отметил, что несмотря на наблюдающиеся в последние годы на федеральном уровне регрессивные тенденции, в среде государственной бюрократии появляется все больше людей, которые осознают, что международное партнерство может способствовать их политической карьере. Эти люди, по его утверждениям, понимают, что Россия будет и дальше двигаться «в Европу» и что нынешние авторитарные тенденции долго не продержатся[3].

У ГК есть несколько проектов с участием правоохранительных органов, прежде всего милиции и прокуратуры. Одним из направлений работы стало проведение совместных исследований (в частности, социологических опросов) по вопросам взаимоотношений между населением и милицией в СанктПетербурге. ГК добился поддержки и сотрудничества со стороны Главного управления внутренних дел по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, которое заявило о намерении использовать результаты совместных исследований при подготовке милицейских кадров[4]. Знаменательно, что данный проект изначально задумывался исходя из концепции «Гражданское общество III», предусматривающей партнерство между властью и обществом. Представитель Фонда Форда Мэри Маколи [Mary McAuley] заметила, что проект не ставил целью обличать в СМИ «плохую работу милиции». Задача состояла в другом: «определить практические пути совершенствования работы милиции и улучшения взаимоотношений между милицией и населением»[5]. Таким образом, осуществлявший финансирование фонд отказался от обличения власти и стал выстраивать с ней конструктивные отношения — т. е. предпочел подход, способствующий сотрудничеству между гражданским обществом и правоохранительными структурами в России.

ГК наладил хорошие связи с Санкт-Петербургским университетом МВД. Они сообща работают над тем, чтобы включить в программу подготовки новых милицейских кадров ознакомление с европейскими нормами по правам человека. С этой целью на русский язык было переведено несколько важных материалов о работе полиции в Западной Европе, среди них — «Европейский кодекс полицейской этики» (Совет Европы), «У полицейских тоже есть права!» (Совет Европы и Европейская платформа по работе полиции и правам человека), а также «Роттердамская хартия по охране правопорядка в многонациональном обществе». Тысячи экземпляров этих брошюр были запрошены в качестве учебных пособий самим университетом, городской милицией и центральным аппаратом МВД.

Кроме того, в течение нескольких лет ГК работает совместно с Санкт-Петербургским университетом МВД над созданием кафедры прав человека[6]. Начальник университета сначала не верил в то, что МВД даст на это разрешение, однако Пустынцев несколько раз встречался с заместителями министра федерального МВД и получил принципиальное согласие. Дело упиралось в необходимость финансирования новых ставок профессорско-преподавательского состава, и Пустынцеву однажды предложили «достать денег от одного из ваших западных фондов» — что показалось Пустынцеву «забавной ситуацией», поскольку президент Путин подвергал эти самые фонды публичной критике. Тем не менее Фонд Мотта согласился выделить «стартовый грант» на финансирование новых ставок в течение первых двух лет, однако окончательного приказа о создании новой кафедры все еще не последовало, хотя Пустынцев не теряет на это надежды.

Другое важное направление деятельности ГК — помощь в подготовке учебных фильмов, предназначенных для показа сотрудникам милиции в Санкт-Петербурге и по всей стране. Первый фильм был снят о необходимости соблюдения прав граждан в «горячих точках» и освещал проблему, состоящую в том, что милиционеры по возвращении из непродолжительных (около трех месяцев) командировок в Чечню становятся более склонны к применению грубой силы[7]. В это же время была достигнута договоренность о том, чтобы каждый командируемый из Санкт-Петербурга в Чечню милиционер проходил инструктаж у работников прокуратуры и был предупрежден о возможной уголовной и административной ответственности за нарушения прав человека.

Второй фильм, подготовленный для сотрудников милиции, был посвящен правилам проверки документов на улицах города. В работе над ним вместе с ГК участвовали представители иностранных консульств, обеспокоенных поступающими от туристов жалобами на кражи и вымогательства со стороны милиции. Фильм был показан во всех отделениях милиции города, и через год в шведском консульстве Пустынцеву сказали, что милиция стала более вежливой по отношению к туристам и что число жалоб сократилось. В настоящее время идет работа над третьим фильмом — о правах задержанных. Он снимается по заказу ГУВД Санкт-Петербурга и будет частично финансироваться за счет средств самой милиции, и это наглядно демонстрирует, что милиция постепенно осознает выгоды долгосрочного сотрудничества с НПО.

«Гражданский контроль», кроме того, пошел на довольно необычный для правозащитной НПО шаг, наняв на работу полковника милиции, профессора СанктПетербургского университета МВД. Михаил Родионов стал координатором организации по вопросам реформы милиции. Он проводит семинары на тему политического экстремизма для милицейских работников по всей стране. Пустынцев говорит, что «Гражданскому контролю» нужен человек, который «знает милицейскую кухню изнутри». Родионов полагает, что при работе с любой структурой в России, в том числе и с милицией, многое зависит от личных связей и знакомств[8]. Чин полковника милиции должен облегчить Родионову выполнение его задачи.

Пустынцев и Родионов признают, что рядовые граждане пока не видят значительных перемен в работе милиции и что достижение реальных сдвигов потребует немало времени и упорной работы. Тем не менее, считает Пустынцев, некоторые результаты усилий его организации уже ощущаются в Санкт-Петербурге даже на «уличном уровне» — несмотря на то что многих сотрудников милиции по-прежнему «коррумпирует система». Самое большее, на что можно надеяться, — это постепенные перемены, растянутые на долгие годы. По словам Пустынцева, «мы работаем в лучшем случае на благо наших внуков».

Москва и Нижний Новгород: «Центр содействия правосудию»

«Центр содействия правосудию» (ЦСП) еще более отчетливо, чем «Гражданский контроль», позиционирует себя как общественную организацию, взаимодействующую с государством во имя укрепления законности. ЦСП работает в «сотрудничестве с государственными и негосударственными организациями для разработки и проведения экспериментов в области уголовного правосудия». ЦСП входит в состав Фонда «Информатика для демократии» (ИНДЕМ), возглавляемого Георгием Сатаровым, бывшим советником Бориса Ельцина.

ЦСП создан по инициативе базирующегося в Нью-Йорке Института юстиции Vera, международной неправительственной организации по вопросам соблюдения законности, которая предложила фонду ИНДЕМ сотрудничество в рамках центра под его эгидой[9]. ЦСП занимается рядом проектов в области отправления правосудия и охраны правопорядка. Работа организации осуществляется в тесном взаимодействии с реформаторскими элементами внутри правоохранительных структур и органов юстиции как на федеральном, так и на региональном уровнях. Представитель ЦСП Иван Комарицкий прямо заявил, что его организация не занимается мониторингом нарушений со стороны властей и осуществляет только те проекты, которые могут принести пользу как гражданам, так и самим правоохранительным органам. Организация провела несколько экспериментов в Нижнем Новгороде, призванных продемонстрировать, что прогрессивные реформы в судебной сфере одновременно служат интересам государственных структур и общества.

Одним из крупных начинаний центра явился «Нижегородский проект содействия правосудию» (НПСП). Основной целью проекта, начатого в 1999 году, было сокращение сроков досудебного содержания под стражей. Российские следственные изоляторы часто бывают переполнены; в них, среди прочего, высока заболеваемость туберкулезом[10]. Для того чтобы хоть как-то исправить ситуацию, в рамках НПСП был проведен эксперимент с участием милиции, прокуратуры, судов и представителей пенитенциарной системы. В помощь следователям для ускорения следствия по возбужденным делам были наняты студенты юридических факультетов; одновременно студенты-юристы помогали судьям готовить дела к рассмотрению в суде. В рамках проекта была также создана межведомственная компьютерная сеть, упрощающая обмен данными между милицией, прокуратурой, судами и тюремными службами[11].

За три года проектом были охвачены тысячи дел. Самым заметным результатом стало то, что по сравнению с контрольной группой удалось сократить срок досудебного содержания заключенных под стражей в среднем с 60 до 40 дней. Организаторы НПСП подсчитали, что, сократив затраты на досудебное содержание заключенных, область могла бы сэкономить миллионы рублей в год и направить эти деньги на оплату помощников-юристов. Таким образом, в принципе программа могла бы стать самоокупаемой.

Алексей Марченко, директор НПСП, считает наиболее интересной стороной проекта то, что неправительственной организации как таковой разрешили работать над реальными уголовными делами в тесном контакте со следователями милиции и прокуратуры — и это несмотря на то, что работа НПСП финансировалась из-за границы. По наблюдению Марченко, государственные чиновники, выразившие готовность участвовать в проекте, были движимы самыми разными мотивами. Одни понимали, что помощь от внешнего источника может оказаться особенно действенной. У других был более меркантильный, практический интерес: в рамках НПСП им были предоставлены новые компьютеры и бесплатная рабочая сила. Наконец, важное значение имела поддержка со стороны высших должностных лиц области, губернатора Нижнего Новгорода Ивана Скляра и полномочного представителя президента Сергея Кириенко.

Несмотря на впечатляющие результаты по сокращению сроков предварительного заключения, представители ЦСП сомневаются, что проект получит широкое распространение. Основная проблема, по словам Комарицкого, заключается в том, что эксперимент затрагивает два разных ведомства: милицию и пенитенциарную систему. Сокращение сроков досудебного содержания под стражей снижает расходы последней, но при этом увеличивает расходы милиции, ибо требует дополнительного персонала для ускорения следствия. Таким образом, проект, который может быть целесообразен с точки зрения государственной правоохранительной системы в целом, вовсе не обязательно приносит выгоду отдельным заинтересованным ведомствам.

Второй крупный проект, который, возможно, обладает лучшими долгосрочными перспективами, называется «Первый контакт». Основная задача проекта — «улучшить качество взаимоотношений между населением и правоохранительными органами в процессе первоначального обращения в милицию с заявлением о правонарушении»[12]. В рамках пилотного проекта, проводившегося в Нижнем Новгороде в 2002–2003 годах, в трех из восьми районных отделений милиции города были созданы «центры помощи гражданам». Студенты-добровольцы из местной академии МВД и юридических вузов работали в отделениях милиции, занимаясь приемом заявлений и жалоб граждан. Координатор проекта «Первый контакт» Валентина Косырева говорит, что первые несколько месяцев были трудными, поскольку в милиции «считали, что мы шпионы», которые ведут скрупулезный учет всех преступлений и жалоб лишь для того, чтобы уличить милицию в сокрытии преступлений от учета и в фальсификации статистики[13]. Однако затем в милиции по достоинству оценили их работу, поскольку более полный учет облегчил последующий анализ информации, что позволило повысить качество оперативной работы милиции.

Наряду с работой, непосредственно связанной с регистрацией заявлений об уголовных преступлениях, сотрудники «Первого контакта» оказывают обратившимся в милицию гражданам помощь и более общего характера. Имея хорошие связи с другими нижегородскими общественными организациями, такими как центр помощи жертвам изнасилования и организация по защите прав бывших заключенных, они могут направить нуждающихся в соответствующую НПО или службу социальной помощи. Они также дают справочную информацию, например, о том, как получить дубликаты украденных документов — паспорта, сберкнижки и т. д. В целом они стараются предоставить обратившимся за помощью гражданам как можно больше необходимой информации, тогда как милиция такого содействия им не оказывала.

Этот пилотный проект оказался успешным сразу в нескольких отношениях. Во-первых, в местах проведения «Первого контакта» статистика преступности оказалась лучше, чем по другим районам города. Во-вторых, — и это, быть может, еще важнее — целый ряд социологических опросов показал резкое повышение доверия граждан к милиции после проведения эксперимента. Если до эксперимента 44% опрошенных отвечали, что получили необходимую помощь в милиции, то по его окончании этот показатель возрос до 69%. Кроме того, доля считавших, что в милиции с пониманием отнеслись к их проблемам, вырос с 34 до 72%.

После эксперимента респонденты также оказались юридически и практически лучше осведомлены о процедуре подачи заявлений и перспективе последующих контактов с милицией по своему делу. После эксперимента было проведено анкетирование среди сотрудников милиции, и большинство из них выразили удовлетворение итогами проекта: 60% милиционеров ответили, что в результате «Первого контакта» качество работы дежурных милиционеров улучшилось, и только 5% сказали, что оно ухудшилось. Примерно столько же опрошенных выразили мнение, что степень удовлетворенности граждан при обращении в милицию повысилась (60%), и лишь 4% полагали, что число оставшихся довольными граждан уменьшилось.

По состоянию на конец 2004 года перспективы продолжения или расширения проекта были обнадеживающими, хотя и не вполне определенными. ЦСП провел ряд семинаров о проекте как для милиции, так и для общественных организаций в Москве, Нижнем Новгороде и Санкт-Петербурге, а в конце 2004 года в МВД состоялась посвященная проекту конференция. Следующий этап предполагает проведение подобного эксперимента в Москве и Казани — на сей раз исключительно с привлечением персонала МВД, поскольку некоторые эксперты МВД выразили сомнение в том, что удастся добиться столь же положительных результатов, если набранных силами НПО студентов-добровольцев заменить на самих работников милиции. На этом втором этапе МВД возьмет на себя некоторые расходы, в частности оплату труда, тогда как в Нижнем Новгороде ЦСП покрывал все расходы за счет средств фонда. Некоторые идеи проекта можно внедрить в практику работы милиции почти без дополнительных бюджетных расходов. Так, можно разместить в отделениях милиции информацию о том, какие государственные или общественные организации оказывают гражданам помощь в решении тех или иных конкретных вопросов. Эти нововведения будут способствовать улучшению взаимоотношений между милицией и обществом. Вместе с тем можно сказать, что эксперимент «Первый контакт» столкнулся с проблемой собственного выживания, общей для многих проектов поддержки демократии[14].

Так, несмотря на то что оба экспериментальных проекта ЦСП имели конкретный, зримый успех на местном уровне, остается неясным, каков будет их эффект в долгосрочном плане. Как бы то ни было, они показали, что можно непосредственно, в реальных условиях сотрудничать с ведомствами, за которыми укрепилась репутация консервативных и враждебных по отношению к гражданскому обществу. Как сказал, оценивая деятельность «Первого контакта», заместитель начальника Следственного комитета при МВД Борис Гаврилов: «Проект продемонстрировал еще одну очень важную вещь. В органах внутренних дел есть сотрудники, готовые брать на себя риск ответственности и пробовать новые механизмы, повышающие качество их работы и думающие об улучшении взаимоотношений с гражданами. Тем самым в ходе осуществления проекта был развенчан миф о милиции как об органе, который не идет ни на какие нововведения и на сотрудничество с общественными организациями»[15].

Работа ИНДЕМ/ЦСП вызвала в Министерстве внутренних дел явный интерес. Недавно это ведомство дало Фонду совместно со специалистами из Высшей школы экономики заказ: подготовить этический кодекс работника правоохранительных органов. Планируется также провести по новому кодексу занятия с курсантами Московской академии МВД. Эксперимент предусматривает проведение ролевых игр с записью их на видеопленку и дальнейшим обсуждением в группах. Сатаров считает, что данный метод следует использовать и для обучения уже имеющихся кадров. Он также указал на то, что не Фонд обратился с этим предложением к власти, а сама власть первой обратилась к Фонду[16]. Таким образом, избранная стратегия начинает приносить плоды: правоохранительные органы с большей готовностью идут на сотрудничество с общественной организацией.

Екатеринбург: Кризисный центр «Екатерина»

Трудно ожидать серьезного сотрудничества между правоохранительными органами и организациями гражданского общества по поводу семейного насилия. По общему мнению, российская милиция в лучшем случае безразлична к этой проблеме; как утверждает один общественный активист, милиция «редко расследует жалобу, если женщину не убили»[17]. Н. А. Латрыгина из новосибирского кризисного центра для женщин уверяет, что милиция часто не оказывает никакой помощи в подобных делах. По ее словам, трудно работать с милицией, которая является «крайне закрытой структурой»[18].

Однако, несмотря на все препятствия, екатеринбургскому кризисному центру «Екатерина», общественной организации, сосредоточившейся на проблемах семейного насилия, удалось наладить известное взаимодействие с местной милицией. В брошюре о деятельности Центра есть раздел с перечнем «друзей и партнеров». В список входят консульства Великобритании и США в Екатеринбурге, кафедра социологии университета, центр планирования семьи и, как это ни удивительно, милиция Екатеринбурга. Соглашение о сотруд ничестве между милицией и Центром было заключено в 2001 году и, по словам одного из сотрудников Центра, явилось первым подобным соглашением в Екатеринбурге[19].

Одним из направлений совместной работы милиции и Центра стала программа ознакомления участковых города с проблемой насилия в семье. Занятия проводились психологами из областной академии МВД. Кризисный центр «Екатерина», кроме того, подготовил учебные пособия по данной тематике для милицейских работников и организовал обучение инспекторов милиции Екатеринбурга и соседних городов. Наконец, был открыт совместный центр в одном из отделений милиции города, где несколько раз в месяц можно получить консультацию юриста и психолога по вопросам насилия в семье.

В отделениях милиции были вывешены тематические стенды и плакаты, разложены брошюры с дополнительной информацией. При проведении кампании «Жизнь без страха» использовалась брошюра, соавтором которой выступила женщина — местный полковник милиции, начальник подразделения по делам несовершеннолетних и консультант федеральной программы по предотвращению насилия в отношении женщин. Брошюра содержит подробный раздел об уголовной и административной ответственности за насилие в семье, а также инструкции участковым, как улаживать семейные ссоры и предотвращать домашнее насилие. Подчеркивается, что необходимо проявлять вежливость и сочувствие к жертвам, дается несколько простых рекомендаций о том, как нужно с ними разговаривать. Во всех этих действиях нет ничего экстраординарного, однако по сравнению с обычным поведением милиции в подобных ситуациях они являются несомненным шагом вперед.

Как и в случае с проектами в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде, относительный успех екатеринбургских женских кризисных центров в деле взаимодействия с милицией во многом зависел от личной активности небольшой группы людей, а также от их умения найти сотрудников милиции, заинтересованных в переменах. В данном случае важную роль сыграла женщина, высокопоставленный офицер милиции, которая имела собственную личную позицию по данному вопросу. Она получила возможность побывать в США и Великобритании по программам обмена и ознакомиться с тем, как полиция этих стран борется с семейным насилием.

Другие проекты

Разумеется, взаимодействие гражданского общества с органами правопорядка осуществляется не только тремя вышеупомянутыми организациями. Существует множество других примеров подобной работы. Project Harmony, базирующаяся в США НПО, в период между 1994 и 2002 годами занималась организацией обменов для работников правоохранительных органов многих американских и российских городов, причем главное внимание уделялось вопросам взаимодействия между милицией и населением при обеспечении общественного порядка. Московский центр содействия реформе уголовного правосудия успешно сотрудничает с Министерством юстиции, в ведении которого находится система исполнения наказаний. Санкт-Петербургский центр «Стратегия» работает совместно с местной милицией и учреждениями пенитенциарной системы, проводя с персоналом занятия по теме прав человека и организуя конференции по проблеме экстремизма с участием сотрудников органов правопорядка и правозащитников. Во многих регионах представители организаций гражданского общества входят в состав комиссий по помилованию. Женские НПО, взаимодействуя с Думой и президентской администрацией, а также с правительствами иностранных государств, в частности США, заметно способствовали принятию серии законов, запрещающих торговлю людьми. По всей Сибири действуют НПО, сотрудничающие с органами правопорядка в делах малолетних правонарушителей, по вопросам социальной реабилитации лиц, освободившихся из заключения. Большинство этих проектов используют, в частности, стратегию «Гражданское общество III»[20].

Следует также упомянуть институт омбудсменов, который существует как на федеральном уровне, так и в 29 регионах России. Хотя данный институт обозначен в Конституции как государственный, он одновременно является важным элементом гражданского общества и активно сотрудничает с правозащитными организациями. И бывший федеральный омбудсмен Олег Миронов, и нынешний — Владимир Лукин видят одну из главных своих задач в том, чтобы привлечь внимание общества к неблагополучному состоянию дел в правоохранительных структурах, критикуют милицию и другие правоохранительные органы за грубые нарушениях прав человека и требуют от этих ведомств наказывать виновных сотрудников. Вместе с тем используются и более конструктивные формы совместной работы. К примеру, в ноябре 2004 года МВД и аппарат омбудсмена организовали конференцию на тему «Права человека и гражданское общество», а также подписали меморандум о сотрудничестве, предусматривающий помимо прочего совместное инспектирование региональных подразделений милиции[21].

Успехи и неудачи

До сих пор мы говорили лишь о положительных сдвигах во взаимоотношениях между гражданским обществом и властью в сфере охраны правопорядка. Между тем российские правоохранительные органы по-прежнему остаются коррумпи рованными, не пользуются доверием населения и часто бывают повинны в пытках и других серьезных нарушениях прав человека[22]. Наиболее тяжелой, несомненно, является ситуация в Чечне, где МВД и ФСБ часто допускают грубейшие нарушения прав человека[23]. Язвы эти хорошо известны, и вряд ли их удастся залечить горстке НПО за несколько лет.

Описанная выше деятельность неправительственных организаций хотя и вызывает искреннее уважение, все же не лишена ряда недостатков, отмеченных в литературе, посвященной содействию демократии и гражданскому обществу в России[24]. Все эти проекты полностью или частично зависят от иностранного финансирования и от усилий крайне небольшого числа преданных делу и влиятельных людей, поэтому будущее этих проектов неопределенно. Критика в адрес «Гражданского контроля» и «Центра содействия правосудию» за то, что эти организации больше ориентируются на желания иностранных спонсоров, чем на нужды российских граждан, не лишена оснований. Но было бы явной ошибкой настаивать на какой-то одной модели общественной деятельности. Иностранные фонды и организации, например Совет Европы, могли бы, помимо прочего, финансировать местных реформаторов, которые будут затем побуждать власть к проведению либеральных и демократических реформ[25]. Местные и региональные общественные организации совсем не обязательно должны иметь большой штат сотрудников, но в случае успеха они могут принести пользу широким слоям общества. Ну, а на встречный вопрос, станет ли российское гражданское общество сильнее без иностранного финансирования и участия опытных международных НПО, мало кто из специалистов дает утвердительный ответ[26].

Наконец, несмотря на создавшееся общее впечатление, что при Путине, особенно после дела ЮКОСа, стало труднее заниматься гражданской деятельностью, я не заметил, чтобы активисты, с которыми мне довелось общаться, опасались за судьбу своих проектов, по крайней мере в области сотрудничества между правоохранительными структурами и НПО. Напротив, некоторые утверждали, что работать в этой сфере стало легче или вообще возможно лишь в последние годы и что сотрудники правоохранительных органов все чаще обращаются к НПО с предложениями о совместной работе[27]. Высшие милицейские чины, судя по их выступлениям, понимают, что отношение населения к правоохранительным органам далеко от благожелательности и что улучшить положение можно было бы совместными усилиями с гражданским обществом. Нынешний министр внутренних дел Рашид Нургалиев призывает к укреплению сотрудничества между милицией и правозащитными организациями, а начальник управления по борьбе с организованной преступностью МВД (УБОП) заявил: «Мы готовы к взаимодействию, по сути, с любой общественной организацией, тем более с самыми авторитетными гражданскими объединениями»[28].

«Негражданское общество» и российские правоохранительные органы

Несмотря на явные положительные сдвиги, нельзя не видеть, что в борьбе за влияние на милицию либеральные общественные организации испытывают серьезную конкуренцию со стороны группировок «негражданского общества». Под таковым я имею в виду элементы гражданского общества, которые проповедуют ненависть на расовой, межнациональной, религиозной и иной почве[29]. Правда, некоторые авторы не включают подобные группировки в понятие гражданского общества[30], однако такая классификация вряд ли корректна, если исходить из используемого в данной статье определения Линза/Степана.

Жестокие нападения на представителей национальных меньшинств, убийство — судя по всему, нацистами — известного санкт-петербургского ученого и правозащитника Николая Гиренко, выступавшего в качестве свидетеля обвинения в делах по разжиганию расовой вражды, — все эти события последних лет возродили опасность роста экстремистских группировок в России[31]. Особую тревогу вызывает наличие у этих группировок сторонников в российских правоохранительных органах. Притеснение милицией российских и иностранных граждан с темным цветом кожи стало притчей во языцех[32], однако есть основания предполагать наличие и более организованных связей. Так, глава неонацистской Партии свободы в Санкт-Петербурге прежде работал в милиции. В Краснодаре милиция участвовала в запугивании и выдворении мигрантов за пределы Северного Кавказа при поддержке казачьих формирований. Появлялись даже сообщения о том, что члены ряда экстремистских группировок проходят подготовку в официальных учебных центрах МВД. Джон Данлоп приводит десятки случаев взаимодействия между членами Российского национального единства (РНЕ) и действующими или бывшими сотрудниками милиции, спецслужб и вооруженных сил[33].

Эти свидетельства контактов и взаимных идеологических симпатий между экстремистами и сотрудниками правоохранительных органов не могут не вызывать тревогу, хотя нельзя с уверенностью утверждать, что речь идет о широко распространенном явлении, а не о единичных случаях. Вместе с тем нетрудно заметить, что члены экстремистских группировок имеют много общих социальных черт с рядовыми милиционерами: и те и другие — молодые мужчины, русские по национальности, со сравнительно низким материальным и образовательным уровнем. Многие милицейские чины признают в интервью, что милиции в России крайне мало платят, это приводит к большой текучести кадров, и в результате на работу в милицию приходится брать случайных людей. В советский период милицейские зарплаты были выше, а сама служба считалась более престижной, поэтому существовал конкурс на поступление в милицию и не было такой текучести кадров[34]. Данлоп отмечает, что плохое материальное положение зачастую является главным мотивом вступления действующих и бывших сотрудников силовых ведомств в РНЕ. Симона Чамберс и Джеффри Копстейн, в более широком контексте, также утверждают, что группировки «негражданского общества» часто рекрутируют в свои ряды людей из экономически неблагополучных слоев[35].

Таким образом, есть основания полагать, что экстремисты из «негражданского общества» способны распространить свое влияние на правоохранительные структуры, особенно на сотрудников низового звена. Если учесть, что именно с этими сотрудниками в основном приходится иметь дело рядовым гражданам, то становится понятно, насколько важна совместная работа общественных организаций с правоохранительными органами на низовом уровне. Проводимые «Гражданским контролем» лекции об экстремизме на милицейских семинарах, нововведения в учебных программах для курсантов МВД — все это может настроить хотя бы некоторых молодых милиционеров против антилиберальных и антидемократических идей[36].

Вместо заключения

Принятое в России к моменту публикации данной статьи законодательство, вероятно, затруднит партнерские отношения между властью и обществом. Многое будет зависеть от того, как новый закон об НКО будет применяться на практике, во всяком случае на бумаге он дает власти больше полномочий по ограничению деятельности тех гражданских организаций, работу которых сочтут угрозой для «национальных интересов» России. Потенциальной мишенью могут стать и проекты, направленные на распространение либеральных и демократических норм среди чиновников на низовом уровне, особенно те проекты, которые ориентируются на зарубежные модели и финансируются иностранными фондами. С другой стороны, упомянутые в данной статье организации уже имеют опыт успешного взаимодействия с обычно закрытыми для сотрудничества государственными структурами, и потому рано списывать эти НПО со счетов, тем более что работа их сейчас нужна как никогда.

---

[*] Предлагаем вниманию читателей фрагмент статьи: Brian D. Taylor. Law Enforcement And Civil Society In Russia, 2006. Печатается с любезного разрешения редакции журнала «Europe-Asia Studies» [http://www.tandf.co.uk], где статья была впервые опубликована (Vol. 58, № 2, March 2006, p. 193–213). В первой ее части автор обрисовывает три стратегии общественной деятельности, практикуемые — по отдельности или в различных комбинациях — неправительственными организациями в России. Первая из них, условно названная «Гражданское общество I», состоит в том, чтобы интенсивно знакомить рядовых граждан с нормами и ценностями либеральной демократии, вторая, «Гражданское общество II», делает акцент на критике и предании широкой гласности различных злоупотреблений, допускаемых государственными органами. Третий подход, «Гражданское общество III», описанный автором в данной главе на конкретных примерах, предполагает конструктивное сотрудничество с правоохранительными органами с целью укрепления законности и правопорядка. Перевод с английского Никиты Дунаева.

[1] Интервью автора с Алексеем Марченко, директором Нижегородского проекта содействия правосудию, Нижний Новгород, 30 апреля 2003 года. Все должности интервьюируемых приведены на момент получения интервью.

[2] http://www.wplus.net/pp/citwatch/index.htm

[3] Интервью с Пустынцевым от 19 декабря 2002 года и 24 декабря 2004 года. Все приведенные далее высказывания Пустынцева взяты из этих двух интервью.

[4] Население и милиция в большом городе: Круглый стол (презентация исследования). Стенографический отчет. СПб.: Гражданский контроль, 2000. С. 12–13.

[5] Там же. C. 19.

[6] Проблемы защиты прав человека в учебных программах Санкт-Петербургского университета МВД России: Круглый стол (сборник материалов). СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России и Гражданский контроль, 2004.

[7] Милиционеров посылают в Чечню по нескольким причинам, в том числе из-за нехватки там личного состава, а также из желания представить операцию в Чечне как правоохранительную, а не как войну против мятежников. Susan B. Glasser, “Chechnya Duty Hardens Russian Police”, Washington Post, 28 November 2003; Valentinas Mite, “Russia: Police Who Serve In Chechnya Bring Trauma Of War Back Home,” Radio Free Europe/Radio Liberty, 27 June 2002.

[8] Интервью автора с Михаилом Родионовым, Санкт-Петербург, 21 декабря 2002 года.

[9] Интервью с Г. Сатаровым. Веб-сайт ЦСД [http://www.cja.ru/pages/index2.htm]. Веб-сайт Института Vera [http://www.vera.org/].

[10] Peter H. Solomon, Jr. and Todd S. Fogelsong, Courts and Transition in Russia: The Challenge of Judicial Reform (Boulder: Westview Press, 2000), 151–157.

[11] Приводимое ниже описание проекта основано на следующих материалах: НСНП: итоги и перспективы. Методический материал по сокращению сроков содержания в СИЗО [http://www.cja.ru/pages/publications/npsp-itogi.htm]; Нижегородский проект содействия правосудию. Нижний Новгород, 2002 (брошюра); интервью с Марченко; интервью автора с Мелани Пейзер [Мelanie Peyser], директором ЦСП, Москва, 16 декабря 2002 года.

[12] Jennifer Trone, “For the Police, a Good First Impression Could be Crucial,” Just ‘Cause (Newsletter of the Vera Institute of Justice), 10, 4 (2003), 3. При описании проекта использовались также следующие материалы: Доклад «Улучшение взаимоотношений граждан и милиции: результаты эксперимента “Первый контакт’’». Под ред. Горяинова К. К. М.: Фонд ИНДЕМ, 2004; интервью с М. Пейзер; интервью автора с Валентиной Косыревой, координатором проекта «Первый контакт», Нижний Новгород, 28 апреля 2003 года.

[13] О данной проблеме см.: Горяинов К. К., Овчинский В. С., Кондратюк Л. В. Улучшение взаимоотношений граждан и милиции: Доступ к правосудию и система выявления, регистрации и учета преступлений. М.: ИНФРА-М, 2001; Adrian Beck and Annette Robertson, Public Attitudes to Crime and Policing in Russia (Scarman Centre, University of Leicester, United Kingdom, 2002).

[14] Carothers, Aiding Democracy Abroad, 219–221.

[15] Улучшение взаимоотношений граждан и милиции: результаты эксперимента «Первый контакт». Под ред. Горяинова К. К. C. 119.

[16] Интервью с Сатаровым.

[17] Jonathan Weiler, Human Rights in Russia: A Darker Side of Reform (Boulder: Lynne Rienner, 2004), 73.

[18] Телефонное интервью автора с Н. А. Латрыгиной, Новосибирский женский кризисный центр, Новосибирск, 25 июня 2003 года.

[19] Кризисный центр «Екатерина», 1998–2003, брошюра, личный архив автора. Другие источники данного раздела статьи: Жизнь без страха: Практическое пособие (Екатеринбург: кризисный центр «Екатерина», 2002); интервью автора с Еленой Макей, кризисный центр «Екатерина», Екатеринбург, 20 июня 2003 года.

[20] Веб-сайт проекта Harmony Community Policing [http://cpti.projectharmony.ru]; веб-сайт Центра содействия реформе уголовного правосудия [http://www.prison.org]; интервью автора с Валерием Абрамкиным, директором Московского центра содействия реформе уголовного правосудия, 20 марта 2003 года; интервью автора с Александром Сунгуровым, центр «Стратегия», Санкт-Петербург, 24 декабря 2004 года; интервью автора с Андреем Константиновым, агентство журналистских расследований, Санкт-Петербург, 17 декабря 2002 года; интервью автора с Игорем Галл-Савальским, председателем Новосибирской областной организации Всероссийского общества инвалидов, Новосибирск, 25 июня 2003 года; Thomas Firestone, “The Russian Connection: Sex Trafficking into the United States and What the United States and Russia Are Doing About It,” International Organized Crime, 51, 5 (2003), 39–42; интервью автора с Томасом Файрстоуном, министерство юстиции, посольство США, Москва, 18 марта 2003 года; интервью автора с Сарой Линдеманн-Комаровой, Игорем Барадачевым и Татьяной Бабановой, Сибирский центр поддержки общественных инициатив, Новосибирск, 24 июня 2003 года.

[21] Armen Urikhanjan, “Mironov: People do not Tolerate Humiliation,” Vremya MN, 22 April 2003 [in Johnson’s Russia List (hereafter JRL), –7151, 22 April 2003]; Латухина К. Лукин не хочет начинать с «ужастиков» // Независимая газета. 9.04.2004; Колесниченко А. Главный нарушитель у нас — МВД // Новые известия. 17.06.2004; Гаврюшенко В. Станет ли МВД Министерством прав человека? // Новая газета. 16.12.2004; Права человека и гражданское общество: Программа международной научно-практической конференции. Москва, 23 ноября 2004 года; интервью автора с Робертом Симоняном, заместителем руководителя аппарата уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, 21 декабря 2004 года.

[22] Taylor, «Law Enforcement and Russia’s Federal Districts»; Finn, “For Russians, Police Rampage Fuels Fear.”

[23] Список ссылок может быть практически бесконечным, например.: Политковская А. Вторая чеченская. Москва: Захаров, 2002; Alex Rodriguez, “Chechnya abuses on rise, groups say,” Chicago Tribune, 3 May 2004.

[24] Valerie Sperling, Organizing Women in Contemporary Russia: Engendering Transition (Cambridge: Cambridge University Press, 1999); Sarah E. Mendelson and John K. Glenn, eds., The Power and Limits of NGOs: A Critical Look at Building Democracy in Eastern Europe and Eurasia (New York: Columbia University Press, 2002); Sarah L. Henderson, Building Democracy in Contemporary Russia: Western Support for Grassroots Organizations (Ithaca: Pennsylvania University Press, 2003).

[25] О политике Совета Европы, который во главу угла в своих отношениях с Россией ставит соблюдение законности и реформу правоохранительной сферы, см.: Pamela A. Jordan, “Russia’s Accession to the Council of Europe and Compliance with European Human Rights Norms,” Demokratizatsiya, 11, 2 (2003), 281–296.

[26] Альтернативное мнение можно найти здесь: Alexander N. Domrin, “Controls over Foreign Funding of NGOs: What Do They Have to Do with Development of Civil Society in Russia?”, Untimely Thoughts [http://www.untimely-thoughts.com], 3 August 2004 [in JRL –8315, 5 August 2004].

[27] Интервью с Абрамкиным; интервью с Линдеманн-Комаровой; интервью с Комарицким; интервью с Сунгуровым; интервью с Пустынцевым, 2002 и 2004.

[28] Гаврюшенко В. Станет ли МВД Министерством прав человека?; Строганов Ю. Мускулистая демократия // Труд. 18.05.2004.

[29] Simone Chambers and Jeffrey Kopstein, “Bad Civil Society,” Political Theory, 29, 6 (2001), 837–865; Petr Kopecky and Cas Mudde, eds., Uncivil Society?: Contentious politics in post-communist Europe (London: Routledge, 2003).

[30] Diamond, Developing Democracy, 223; Howard, Weakness of Civil Society, 40–41.

[31] Yuri Zarakhovich, “From Russia With Hate,” Time Europe, 9 August 2004. More generally, see: Andreas Umland, “Toward an Uncivil Society? Contextualizing the Decline of Post-Soviet Russian Parties of the Extreme Right Wing,” Demokratizatsiya, 10, 3 (2002), 362–391; Stephen E. Hanson and Jeffrey S. Kopstein, “The Weimar/Russian Comparison,” Post-Soviet Affairs, 13, 3 (1997), 252–283.

[32] Weiler, Human Rights in Russia, 89–95.

[33] Zarakhovich, “From Russia With Hate”; Susan B. Glasser, “Immigrants Feeling Russians’ Wrath,” Washington Post, 12 June 2002; Нарышкина А., Роткевич Е. В 85 городах страны действуют фашистские организации // Известия. 10.02.2004; John B. Dunlop, “Barkashov and the Russian Power Ministries, 1994–2000,” Demokratizatsiya, 9, 1 (2001), 60–74.

[34] Интервью автора с Евгением Вышенковым, Агентство журналистских расследований, Санкт- Петербург, 17 декабря 2002 года; интервью автора с анонимным полковником МВД, Нижний Новгород, апрель 2003 года; интервью автора с анонимным полковником МВД, Москва, апрель 2003 года.

[35] Dunlop, “Barkashov and the Russian Power Ministries,” 62 ; Chambers and Kopstein, “Bad Civil Society,” 845–848.

[36] Гражданский контроль начинает сравнительное исследование практики привлечения этнических меньшинств для работы в органах правопорядка, которая в одних европейских странах оказалась более успешной (Великобритания), чем в других (Франция, Германия), — в надежде извлечь уроки для России. Интервью с Пустынцевым, декабрь 2004 года.