Гражданское общество в России

[*]

Спустя 15 лет после распада Советского Союза в России все еще не построена устойчивая демократия. Полная свобода эпохи ельцинского правления обернулась разрушением и делегитимацией старых политических структур. Большей частью населения эта свобода была воспринята как синоним беспорядка и утраты стабильности. Поэтому внешние наблюдатели — но также некоторые российские аналитики и политические деятели — считают прошедший период лишь «видимостью демократии». В восприятии большинства российских граждан созданные политические структуры и институты, формально достаточные для установления демократии, также практически лишены легитимности. Именно отсутствие легитимности у этих институтов позволило за шесть лет президентства Путина заменить «видимость демократии» «видимостью управления», т. е. пресловутой «управляемой демократией».

Но и «управляемая демократия» не пользуется поддержкой граждан. Российский политический класс не признан остальной частью населения в качестве своего законного представителя. Если не считать президента Путина, ни один государственный институт управления не набирает, по данным социологических опросов, более 25–30 процентов голосов поддержки. Почти все политические группировки — за исключением некоторых мелких и маргинальных — выступают, по крайней мере на словах, за превращение России в демократическое государство. Высшей целью государственного строительства объявляется создание мощного, уважаемого в мире государства, способного защитить своих подданных от внешней и внутренней опасности и обеспечить социальную, экономическую и политическую стабильность. Это, однако, может осуществиться только при условии, что удастся склонить население к признанию легитимности действующей политической системы. Лишь институциализация отношений между населением и правящими элитами и санкционирование соответствующих институтов обществом может обеспечить успех государственного строительства.

Президент Путин неоднократно (последний раз — в обращении к Федеральному собранию 25 апреля 2005 года) говорил о том, чтo, по его мнению, предстоит сделать, чтобы Россия стала стабильной, демократической и процветающей страной: необходимо создание эффективного, свободного от коррупции государственного аппарата, укрепление законности и правопорядка, развитие гражданского общества и прав личности. Подобную речь вполне мог произнести любой европейский государственный деятель. Она хорошо согласуется с теориями, господствующими в современной политологии. И однако при Путине в России установилась система, которую можно определить как состязательный авторитаризм, когда небольшое число различных фракций элиты — в основном неофициально, а зачастую с помощью незаконных и недемократических средств — конкурируют между собой за политическое влияние. Что же происходит не так? Чего недостает России?

Россия сегодня

Я не хотел бы рассматривать здесь тезис о том, что подлинные намерения Путина полностью расходятся с его официальными заявлениями, поскольку не поддерживаю ни одну из многочисленных конспирологических теорий, толкующих российскую политическую реальность. Современные общества — и Россия не исключение — слишком сложно устроены, чтобы довольствоваться столь простыми объяснениями. Искать причины нужно гораздо глубже. Природа этических принципов любого общества, демократического в первую очередь, такова, что само оно не в состоянии воспроизводить их рациональным образом. К их числу относятся религиозные ценности и традиции, а также нравы, обычаи, политические и социальные установления. Все эти нормы управляют жизнью общества, не требуя никакого законодательного вмешательства со стороны государства. Предписывая человеку, чтo он должен делать и от чего воздерживаться, они составляют наследственный культурный запас общества. С течением времени они изменяются — но лишь параллельно с накоплением исторического опыта и политическим развитием общества. Выражаясь современным языком, они представляют собой компьютерный «софт», тогда как «железо» — это законодательство, состоящее в ведении государства. Именно демократические, открытые общества более всего зависят от этих норм.

Цельность всякого общественного организма поддерживается совокупным действием внешнего принуждения и свободного согласия, находящимися в известном соотношении. Развитые общества в большей степени обнаруживают внутреннее согласие граждан и труднее поддаются давлению извне, со стороны государства.

Приблизительно 20 лет назад государственное насилие в России стало резко ослабевать. Каковы же итоги этого процесса?

В России сегодня имеется множество общественных, т. е. по определению негосударственных и неподконтрольных государству организаций. В этом отношении Россия находится гораздо ближе к гражданскому обществу, чем Советский Союз в его последние годы и даже чем новая Российская Федерация начала 90-х годов.

Россия официально считается демократической страной. Однако фактически она таковой не является, поскольку ее население, не участвуя в институциализированных демократических процессах, не оказывает существенного влияния на политическую жизнь. Более того, основные политические шаги, например приватизация, были предприняты вопреки воле большинства. Так было при Ельцине, так происходит и при Путине. В этом отношении оба президента обнаружили начатки диктаторских склонностей.

И все же, несмотря на тревожащие тенденции, Россия начиная с 1990-х годов стала — и в значительной степени до сих пор остается — свободной страной. Ее граждане имеют право свободного передвижения. Они могут селиться в любом месте, по собственному усмотрению (правда, за исключением Москвы), уезжать из страны и возвращаться, когда сочтут нужным. Они также могут свободно выражать свое мнение, если только не захотят непременно воспользоваться для этого одним из каналов российского телевидения. С исторической точки зрения Россия не представляла бы в этом отношении ничего экстраординарного, если бы демократия здесь наступила вслед за установлением свободы. Почти все общества, которые мы сегодня называем демократическими, прошли через следующие более или менее отчетливые фазы развития: сначала — завоевание буржуаз ных свобод, затем построение правового государства и наконец — демократизация. Конечно, такая периодизация лишь приблизительно отражает реальность. В действительности эти периоды могли отчасти перекрываться или совмещаться друг с другом.

Почему же в России даже при наличии формальных предпосылок оказалось столь трудно построить функционирующее гражданское общество? Ответ прост и одновременно сложен: потому что создать гражданское общество вообще невозможно. Оно должно созреть само, и это долгий процесс, подверженный многочисленным внешним воздействиям.

Прежде всего следует кратко пояснить, чтo я понимаю под гражданским обществом. Вообще говоря, существуют две трактовки этого понятия. Согласно первой, гражданское общество — это особое четко очерченное общественное пространство. В России для него существует обозначение: «третий сектор» (наряду с «первым сектором» — государством и «вторым сектором» — бизнесом). Это представление восходит к диссидентской среде, возникшей 40–50 лет назад в странах Центральной и Восточной Европы, которые находились тогда под контролем Советского Союза. «Гражданское» в таком понимании вполне оправданно противопоставлялось тоталитарному, насквозь милитаризованному государ ству. К сожалению, пережиток этого представления о гражданском обществе сохранился до нашего времени в сознании многих людей — обычных граждан, политиков, государственных служащих, — и это подчас создает большие трудности. В ходе всеобъемлющей демократизации, первая волна которой прокатилась по европейским странам во второй половине 1960-х, вторая — в конце 1990-х годов, повсюду в Центральной и Восточной Европе образовалось множество общественных организаций «нового типа», которые в социологической литературе стали именоваться «неформальными организациями» или, в обобщенном смысле, — «новыми социальными движениями». Позднее утвердился термин «неправительственные организации», сокращенно — НПО.

Мне ближе другая концепция и другой способ классификации, согласно которому страны в целом распределяются по уровню распространения в них гражданских институтов. Уровень гражданского развития общества в целом (а для меня он неотделим от уважения к достоинству каждого отдельного человека) в конечном счете зависит от того, насколько гражданские ценности и нормы укоренены и действенны в каждой социальной сфере — государственном управлении, экономике, армии и т. д. Гражданское общество тем самым предполагает особое качество социальных взаимодействий, его наличие означает преобладание гражданского образа действий и демократических убеждений у его членов. Вместе с тем для анализа и описания того состояния, в котором находятся сейчас страны, подобные России, первая концепция — во всяком случае на начальном этапе — представляется более удобной. Ко второму типу классификации я вернусь позднее, при описании актуальных проблем, возникающих в ходе развития гражданского общества в России.

Три группы акторов в гражданском обществе

Если считать акторами гражданского общества всех тех, чье основное место работы — не в государственных учреждениях и не в бизнесе, то их можно разделить по принадлежности на три большие группы:

• НПО, функционирующие как посредники между государством и обществом. С их помощью артикулируются общественные интересы и устремления, они предоставляют возможность публичного высказывания группам населения, оттесненным на социальную периферию, и защищают граждан от чиновников, злоупотребляющих властью. Сегодня это прежде всего правозащитные, экологические, женские и профсоюзные организации.

• Группы, производящие социальный капитал: отряды самообороны, союзы ветеранов, культурные объединения и т. п. Сюда же относятся церкви и другие религиозные объединения, даже те, которые в силу своего, скажем, специфического отношения к государству представляют собой некое исключение из правил.

• Негосударственные предприятия в сфере социального обслуживания (территориальные органы самоуправления, кооперативы и т. д.). В западных странах церкви также относятся к этой группе. В Русской православной церкви благотворительные традиции выражены несколько слабее.

Две последние группы играют важную роль в рамках хорошо функционирующего гражданского общества, однако в таких странах, как Россия, где демократия еще не укрепилась, именно организации первой группы обеспечивают возмож ность деятельности двух остальных групп. Иначе говоря, они добиваются от государства соблюдения правил, позволяющих организациям второй и третьей группы выполнять свои задачи. В дальнейшем, говоря о гражданском обществе или об организациях, его составляющих (НПО, или некоммерческих организациях), я буду иметь в виду группу первого типа.

Обычно считается, что страны, образовавшиеся на территории бывшего СССР, находятся в переходном состоянии. Объяснить, по каким законам происходит разрушение авторитарных или тоталитарных обществ и возникновение на их месте более свободных и либеральных, уяснить, к чему в итоге приводит этот процесс, призвана теория трансформации. Она должна учитывать, что преобразования в таких странах происходят по-иному, чем в случае классических западных демократий. «Успешной» считается трансформация, прошедшая три этапа:

конец автократического режима,
институциализация демократии,
упрочение демократических институтов, отношений и «опосредующих структур».

Применительно к России очевидно следующее: первый этап несомненно пройден, второй в известном смысле — тоже. Как мы уже говорили, здесь созданы все институты, составляющие в совокупности демократическое общество: парламент, формально независимые суды, свободная — по замыслу — пресса, право на собственность и, что составляет тему данной статьи, право человека добровольно и без принуждения вступать в общественные организации. Напротив, третья фаза далеко не завершена, поскольку демократические институты в России пока не функционируют как должно или не работают вовсе. Сказанного, однако, еще недостаточно, чтобы уяснить, в каком направлении происходит движение.

Гражданское общество

Что же говорит теория трансформации о гражданском обществе? В переходный период решающую роль в установлении новых социальных правил играют общественные организации. При этом совершенно неважно, они ли положили начало этим процессам или старое общество (как, например, Советский Союз) само рухнуло под тяжестью накопившихся проблем и противоречий. Важно другое: общественные организации весьма активно способствуют расширению сферы действия «мягких» (этических) правил, действующих в обществе. Они генерируют эти правила, осуществляя посредничество между государством, бизнесом и обществом. Иначе говоря, именно в силу своей критической настроенности и дистанцированности от остальных участников процесса они сообщают легитимность политической сфере. Они укрепляют корни правовой культуры, поддерживают юридически-рациональные формы деятельности государственной бюрократии, а заодно — государственную монополию на власть. Каким же образом такое влияние сочетается с привычным образом негосударственных организаций как источника неустанной критики, а подчас и радикальной оппозиции по отношению к государственной власти?

Одно из основных свойств гражданского сектора — это его принципиальная неупорядоченность. Он представляет собой точное отражение общества — разнородного, поскольку не подчиненного никаким внешним правилам. Столь же разнообразны функции, выполняемые неправительственными организациями: они защищают людей от незаконных действий государства, посредничают между раз личными общественными и политическими акторами, между государством и гражданами, формируют общественное пространство, производят услуги, которые не могут быть предоставлены государством или бизнесом.

Иначе говоря, гражданское общество — это функциональная сфера, расположенная между сферами государственного и частного. Оно состоит из множества разнородных и всегда конкурирующих между собой организаций и объединений, преследующих собственные материальные или нормативные цели. При этом организации гражданского общества формируются на основе добровольности и автономности.

Итак, основные свойства третьего сектора — разнородность, открытость, добровольность и прозрачность. И, безусловно, — ограниченное присутствие государства в этой сфере. Задача гражданского общества — установить обязательные для всех правила, придав им силу закона, и контролировать их выполнение. Одновременно НПО осуществляют публичный контроль над государством. Акторы гражданского общества политически ангажированы, хотя и не стремятся занять политические посты.

Открытость и разнородность гражданского общества не могут не создавать проблем. Две главные теоретические трудности, вытекающие из концепции гражданского общества, — это, во-первых, вопрос о легитимности НПО, т. е. о том, кто наделил НПО и их активистов правами и что это за права, и во-вторых — то, что зачастую общественные организации фактически получают право вето по некоторым вопросам, а это находится в противоречии с изначальным демократическим принципом: «один человек — один голос». И хотя обе эти проблемы — не самые злободневные в нынешней российской ситуации, государство все чаще использует само их наличие в качестве аргумента для делегитимации неправительственных организаций, особенно тех, которые наиболее остро критикуют его действия, т. е. в первую очередь правозащитных.

«Казус» России

Совершив демократический прорыв 20 лет назад, Россия оказалась на перепутье между демократией и авторитаризмом и не может решить, в какую сторону ей двигаться дальше. В подобных случаях лучшим индикатором направленности движения может служить состояние гражданского общества. Попробуем в этом разобраться.

В конце 80-х — начале 90-х годов, т. е. во время перестройки и сразу после нее, возникавшие повсюду неправительственные организации во многом содействовали массовому привлечению населения к гражданской деятельности. Это были первые, еще неуверенные шаги, выводящие из безжизненной пустыни 1970-х. Вплоть до начала первой чеченской войны НПО играли важную роль посредников между государством и обществом, быстро научившись выполнять одну из своих основных функций. Вместе с тем многие из этих организаций как на идейном, так и на личностном уровне ассоциировали себя с правлением Ельцина. Впрочем, сегодня в памяти российского общества эта связь выглядит еще теснее, чем она была на самом деле.

Россия 1990-х унаследовала от ельцинского правления, т. е. более молодой демократии, «первородный грех». В этой связи можно назвать три наиболее значимых события.

В сентябре 1993 года произошла попытка переворота, завершившаяся расстрелом Белого дома и в итоге приведшая к созданию либеральной демократической конституции, которая, однако, в глазах многих людей отмечена родимым пятном нелегитимности.

В конце 1994 года началась первая чеченская война, чрезвычайно осложнившая отношения между государством и НПО, подвергшими действия федеральных сил на Северном Кавказе настойчивой и резкой критике. В этой ситуации новая государственная элита (которая в отличие от элит других трансформирующихся стран Центральной и Восточной Европы представляла собой лишь слегка модернизированную фракцию своей предшественницы) и неправительственные организации уже не противостояли единым фронтом угрозе «коммунистической реставрации».

Президентские выборы 1996 года вновь сплотили рассорившихся было союзников. Вместе с тем они отмечены массовыми манипуляциями общественным сознанием, производимыми с помощью политтехнологов (тогда еще не названных этим термином). Это — третий случай грехопадения молодого государства, формально считавшегося демократическим.

В условиях хаоса, царившего между хасавюртовским мирным договором и началом второй чеченской войны, — напомним, в это время в России произошел экономический дефолт, а в Чечне правили бандиты, — отношение государства и неправительственных организаций друг к другу можно охарактеризовать как безучастное противостояние.

Между тем одна важная проблема в отношениях между государством и НПО обозначилась уже в то время, позднее она лишь обострилась. Выяснилось, что, с одной стороны, государство не понимает, чем, собственно, занимаются НПО и в каких условиях им приходится работать, с другой — сами неправительственные организации плохо представляли себе те ограничения, которые неизбежно накладываются на деятельность государства. Многие НПО словно бы застряли на уровне диссидентства, столь хорошо им знакомого (в личностном плане это вполне объяснимо). Как ни парадоксально, именно путинские попытки «упрочить государство», «укрепить вертикаль власти» заставили многие НПО повзрослеть, объединиться и наконец почувствовать свою ответственность за целое. Лишь реальная или фиктивная (я сам не имею на этот счет окончательно суждения) угроза быть встроенными во «властную вертикаль» подтолкнула НПО к тому, чтобы отказаться от роли узконаправленной, тематической оппозиции и стать самостоятельным политическим субъектом. Это сделало их более серьезным и сильным контрагентом государства. Более того: с точки зрения группировки, находящейся у власти, которая давно и прочно идентифицирует себя с государством, они превратились в возможного политического конкурента в борьбе за эту власть.

Весьма важное, если не решающее значение для понимания сегодняшних проблем российской демократии и российского гражданского общества имеет вопрос о том, в какой степени отдельные группы берут на себя — наряду с государством — ответственность за судьбу целого. Существенным условием функционирования демократии является нечто такое, что не подчиняется ни законам, ни предписаниям и не подлежит контролю: политическая культура. Что же входит в это понятие?

Чтобы разобраться в этом, нам понадобится небольшой теоретический экскурс. Стабильная демократическая государственность предусматривает пять публичных функциональных сфер. Это гражданское общество, политическая жизнь (то, что в английском языке обозначается точным, но плохо переводимым понятием «political society»), право, государственный аппарат, экономика. Другими словами: стабильная демократия может существовать лишь в случае, когда институциализованный рынок создает необходимые условия для благосостояния обще ства, когда государство располагает дееспособным классом бюрократии и когда политическая жизнь подчиняется твердым правилам. Вся эта система должна находиться под охраной правового государства. В идеальной ситуации гражданское общество придает легитимность политическим действиям посредством критического, т. е. сознательного и явно выраженного согласия. Авторитарные государства, как правило, могут сформировать такое согласие, лишь воспользовавшись инструментом социальной мифологии. Однако такая мифология рано или поздно входит в противоречие с социальной действительностью. Отсюда постоянная внутренняя нестабильность авторитарных политических систем. Особенно ясно эта нестабильность проявляется во время смены верховной власти.

Сказанного достаточно, чтобы понять, что в России дела с пятью ключевыми сферами государственности обстоят далеко не лучшим образом. Все они безусловно наличествуют, но функционируют отнюдь не для общего блага, а зачастую используются отдельными группировками в их корыстных интересах. Причина — недостаточная или вовсе отсутствующая уверенность различных политических и социальных акторов в рациональности существующих правил, в том, что эти правила могут быть этически обоснованы. Акторы не верят в выполнимость этих правил и, что немаловажно, в намерение других акторов им следовать. Само же это недоверие коренится в непосредственном практическом опыте, который порой может быть и положительно окрашенным. Опыт этот говорит: реальность такова, какой она представляется. Например, если все убеждены, что какой-то банк — банкрот, то не имеет почти никакого значения, каковы его фактические резервы. Если люди верят в его банкротство, значит, он действительно банкрот. То, что люди принимают за реальность, всегда имеет реальные последствия.

В нынешней ситуации деятельность российских гражданских акторов особенно важна. Государство не в состоянии — по крайней мере, без помощи извне, — сформировать у достаточного числа людей веру в разумность и легитимность создаваемых им самим правил. В общественных организациях объединяются люди, которые хотя бы отчасти обладают такой верой и потому готовы действовать, не преследуя при этом сиюминутной выгоды. Это может стать истоком позитивных социальных изменений — если государственные органы не будут препятствовать деятельности НПО слишком активно.

Изменения всегда зависят от конкретных людей, иногда от отдельных личностей. Не существует никаких отлаженных механизмов для построения гражданского общества. Порой оно рождается в неблагоприятных условиях, там, где этого меньше всего ожидали. Созидание гражданского общества имеет одну особенность, которая в медицине обычно вызывает тревогу: эта деятельность заразительна. Точнее, заразительным эффектом обладают ее результаты. Если же использовать терминологию физики, качественная и количественная плотность общественной деятельности может создать критическую массу, и тогда отношения между государственной властью и гражданами существенно преобразятся. В России есть довольно много примеров таких изменений. Рассмотрим лишь один из них.

В Перми, как почти во всех больших российских городах, широко практикуется незаконная застройка свободных пространств между жилыми домами. Предприниматели и коррумпированные чиновники в погоне за прибылью зачастую не заботятся о соблюдении законности, не принимают во внимание желаний и требований местных жителей. В настоящее время в Перми энергично действует целый ряд хорошо зарекомендовавших себя НПО, по большей части правозащитных. Несколько лет назад группа пермяков, недовольных противозаконной застройкой, обратились за помощью в Пермский региональный правозащитный центр. Объ единенными усилиями им удалось организовать акции общественного протеста, выиграть судебный иск у городской администрации и остановить застройку. Впоследствии этот успех был закреплен многократно. И хотя его удалось добиться не всегда и не везде, эта история по сей день служит вдохновляющим примером для многих горожан, успешно борющихся с незаконной застройкой. Эти конфликты совсем не обязательно заканчиваются победой одних и поражением других. Вполне возможны компромиссы. Так, один из территориальных органов самоуправления сумел договориться со строительной фирмой о том, что на спорном месте будет возведено не десяти- , как изначально планировалось, а трехэтажное здание, причем, чтобы как-то компенсировать горожанам потерянную площадь, фирма разбила рядом небольшой благоустроенный парк, уход за которым тоже взяла на себя. Из Москвы или Петербурга это выглядит утопией, но ничего принципиально недостижимого здесь нет.

Все это, разумеется, лишь первые начинания. Нельзя забывать, что, вопреки официальной риторике, на федеральном уровне постоянно предпринимаются попытки подорвать легитимность общественной деятельности, сузить ее границы. Практика общественной деятельности — это процесс обучения и социализации граждан, который затрагивает все общество в целом. Как всякий подобный процесс, он протекает медленно, не ограничен во времени, не имеет предсказуемого результата и вполне может пойти в нежелательном направлении. Для того чтобы он все же мог успешно развиваться и принести долговременные изменения, необходима добрая воля всех его участников. Достичь этого нелегко, особенно когда речь идет о сложных политических проблемах или когда бывают затронуты имущественные интересы. Эти трудности к тому же усугубляются все бoльшим слиянием государства и бизнеса.

Парадокс состоит в том, что заранее определенных условий развития гражданского общества не существует — ни благоприятных, ни негативных. Слабое государство, если оно авторитарно, может оказаться столь же тормозящим фактором, как и сильное. Экономический подъем может помешать развитию гражданского общества ничуть не меньше, чем экономический кризис. Развиваться должны прежде всего сами люди.