Исторически церковная община была основным (или, по крайней мере, одним из основных) институтов гражданского общества (ГО) и в Восточной, и в Западной Европе, и в Америке. Процесс секуляризации постепенно выводил из церковного прихода общественную жизнь, но и сейчас в секуляризованной Европе и, тем более, в не столь секуляризованной Америке она остается одной из важнейших ячеек ГО. До 1917 года это утверждение было в равной степени справедливо и в отношении России.

Полноценная церковная община одновременно выполняет широкий спектр социальных функций. В ней реализуется психологическая и социальная солидарность ее членов, вырабатывается их позиция не только по узкорелигиозным, но и по многим общемировоззренческим проблемам. В ней в разной степени вовлеченности (от церковных общеобразовательных учебных заведений до воскресных школ, курсов или кружков) обучаются дети и взрослые. Община может как активный самостоятельный член социума преследовать определенные социальные и политические цели. Развитая церковная община занимается благотворительностью по отношению к людям, не являющимся ее членами. И в этой области и в прошлом, и ныне на Западе она продолжает играть очень существенную для общества роль.

Деятельность общины далеко не является прямым воплощением целей и задач, поставленных церковным руководством, намеченных им приоритетов. Она определяется интересами, ценностями и убеждениями членов общины, которые обладают определенной степенью самостоятельности от официальной позиции церкви. Эта позиция не является прямым отражением религиозности населения и, тем более, авторитета церковного руководства. В этом отношении достаточно привести два примера из современной жизни западноевропейских стран. При постоянном падении численности верующих в последние десятилетия в большинстве стран заметно растет церковная благотворительность (причем этот рост отмечается не только по объему осуществляемой работы, но и по числу вовлеченных в эту деятельность людей). В наибольшей степени это явление характерно для Италии иФранции. В этих странах в 80-е годы заметно выросло число добровольцев католических благотворительных организаций. Рекордсмены в этом отношении — «Итальянское милосердие» (рост за 10 лет с 7 тыс. до 3 млн участников) и французские «Католические общины за веру и развитие», превратившиеся за 10 лет из малозаметной церковной инициативы в крупнейшую в стране неправительственную организацию с бюджетом более 83 млн долларов[1].

Другой европейский пример — рост популярности, в связи с кризисными явлениями в системе государственного образования, церковных учебных заведений во многих европейских странах.

В России за годы советской власти не просто был разрушен традиционный уклад религиозной жизни и ее первичной организационной ячейки — прихода, но возник и утвердился тип религиозного поведения, для которого чуждо участие в общинно-приходской жизни. Для большинства прихожан личные отношения со священником не требуются: они приходят на богослужения, молятся, участвуют в таинствах, часто при этом посещая несколько разных храмов. Никакой потребности в каких-либо отношениях с остальными членами прихода они не испытывают. Для духовенства такой порядок также стал естественным. Есть верующие, есть священник, есть храм, но собственно общины нет. Этот тип религиозной жизни можно назвать «атомизированным».

При коммунистах подобное религиозное поведение для большинства верующих и духовенства было единственно возможным, т. к. ничего больше не было разрешено. Идти на конфликт с властью, естественно, осмеливались немногие. Сложившиеся в советское время нормы стали традицией и глубоко укоренились в церковной жизни. После краха советской власти, когда общинную организацию никто не запрещает, а социальная активность (естественно, если она не противоречит интересам властей) приветствуется, в РПЦ, в основном, сохраняется «атомизированная» религиозная жизнь. В большинстве зарегистрированных «местных религиозных организаций», строго говоря, общинно-приходской жизни нет. Почти все обязанности по социальному служению (если таковое осуществляется) и организации церковной жизни берет на себя духовенство прихода. Иногда им помогает несколько прихожан. Тем не менее и такой приход нельзя не считать, хотя и слабой, ячейкой ГО. Священнослужители не только духовно окормляют паству, но и влияют своими проповедями и беседами на взгляды прихожан по общественно значимым проблемам, духовенство выступает с лекциями и беседами вне храма, убеждает собирать гуманитарную помощь неимущим и т. д.

Священноначалие Русской православной церкви не воспринимает слабость (а чаще полное отсутствие) общинной жизни как острую церковную проблему. В наибольшей степени о приоритетах РПЦ в развитии приходов можно судить по выступлениям патриарха на ежегодных Епархиальных собраниях города Москвы, в выступлениях патриарха и епископов на Рождественских чтениях. На этих форумах часто довольно критично обсуждаются проблемы церковной жизни, в т. ч. недостатки в деятельности духовенства, проблемы мирян, намечаются пути развития РПЦ. О проблеме возрождения общины вспоминают очень редко. И упоминания эти носят скорее ритуальный характер. Например, патриарх Алексий II, выступая на встрече с архиереями Приволжского федерального округа, 20 июля 2005 года заявил: «Община — это важнейший элемент церковного организма, формирующий отношение человека к Богу, миру и ближним… без укрепления этого основополагающего начала невозможно говорить о возрождении полноценной духовной жизни в нашем отечестве...»[2] Поскольку за такими теоретическими признаниями не следует никаких реальных действий, можно сделать вывод, что священноначалие на практике считает активность Церкви активностью духовенства.

Церковная жизнь «атомизированного» верующего в советское время ограничивалась участием в богослужении, и лишь немногие осмеливались устанавливать личные связи со священнослужителем. Теперь эта практика приобретает массовый характер. Свою духовную жизнь верующие психологически связывают с личностью приходского священника. Даже не отличающиеся талантами и добродетелями клирики воспринимаются прихожанами незаменимыми руководителями их духовной жизни. Неудивительно, что наиболее частые конфликты в церкви возникают при удалении священнослужителей из их приходов. В последние годы в двух епархиях — Пермской и Алтайской — назначение новых архиереев, взявшихся очистить клир от явно недостойных священнослужителей, привело к глубокому и длительному кризису во многих приходах. Многочисленные старушки (и не только старушки) протестовали всеми доступными средствами, часто защищая совершенных неучей, нечистых на руку хапуг, пьяниц и т. д. Активность верующих мирян, направленная на открытие новых храмов, также, как правило, воспроизводит сложившийся порядок. Инициативная группа добивается открытия церкви, в нее правящий архиерей назначает священника. Приходская жизнь в большинстве подобных храмов через год-два ничем не отличается от той, которая сложилась в приходах, существующих десятилетия.

Несмотря на безразличие священноначалия и укоренившуюся пассивность мирян, в РПЦ не являются редким исключением случаи развития общинной жизни. Деятельное духовенство, успешно развивающее какие-либо проекты в своем приходе, в большей или меньшей степени вовлекает в свою работу помощников-мирян.

С советских времен православные верующие не связывают выбор храма, который они посещают, с его территориальной близостью к месту жительства. Выбор храма (и что важнее, священника) зависит от его авторитета и мировоззрения верующего; впрочем, часто его определяют случайные факторы — рекомендация друзей и родственников, семейная традиция и т. д. В Москве, Петербурге и, в меньшей степени, некоторых других крупных городах верующие имеют широкие возможности выбора прихода (вернее сказать, священника). И очень многие этой возможностью пользуются. В результате возникают объединения верующих единомышленников, что способствует сплочению прихода и делает его подлинной ячейкой ГО.

В приходах, где служат наиболее популярные харизматичные священники, привлекающие к себе большое количество верующих, в их пастве вызревают деятельные общины. Находятся люди, берущие по поручению священника на себя различные церковные служения. Рождается актив прихода, который становится основой общинной жизни. В Москве можно упомянуть приходы протоиерея Дмитрия Смирнова, Артемия Владимирова, Владислава Свешникова, Александра Борисова, архимандрита Тихона (Шевкунова). В этих приходах осуществляется широкий спектр социальных, образовательных, культурных инициатив и существует значительное число участников общинно-приходской жизни. Однако своим существованием эти приходы-общины обязаны большому авторитету своих пастырей и существуют только благодаря ему. Харизма пастыря создает общину, он является центром, вокруг которого осуществляются все инициативы. Уйдет лично этот священник, и община очень скоро исчезает, ибо она представляет не самостоятельный организм, а лишь некое множество людей, персонально связанных с лидером.

Число таких общин a priori не может быть значительным. В Москве и Подмосковье это в лучшем случае не более 70 объединений, в Петербурге — до 10. В других епархиях по несколько приходов. Так что на всю страну наберется по самым оптимистическим оценкам до 200–250 полноценных общин такого рода (из около 12 тыс. зарегистрированных православных приходов).

Более распространена ситуация, когда деятельный священник развивает каких-либо два-три служения, и ему в этом помогают несколько мирян. Даже если этих мирян немного, можно говорить о некоторых слабых формах общинной жизни на основе различных инициатив духовенства. Такие служения и возникший вокруг них малочисленный актив нельзя назвать полноценной общиной, это, скорее, некоторый ее зачаток. Наиболее распространенная форма активности приходов — образовательная. Воскресные школы, кружки для детей и молодежи — пожалуй, наиболее успешные приходские проекты.

Статистические данные о воскресных школах (впрочем, как и вся церковная статистика РПЦ) крайне неточны и недостоверны. С советских времен духовенство привыкло составлять отчетность, в т. ч. и для своего начальства, очень вольно. Все же за ориентир можно взять официальную статистику 2000 года, последние опубликованные на этот счет данные. Согласно им насчитывалось 2 600 воскресных школ, в них обучалось более 80 тыс. детей и около 30 тыс. взрослых[3]. По оценке Николая Митрохина воскресные школы действуют в одном из шести приходов РПЦ[4]. Число учащихся колеблется от десятка до нескольких сотен человек. Характер преподавания, да и сам набор предметов варьируются в очень широких пределах. В одних школах все дело лежит на клире храма и учат там только Закону Божьему и церковной истории, в других — и пению, и рисованию, и английскому языку.

Уровень преподавания в воскресных школах сильно различается от прихода к приходу. Для большинства, естественно, не находится талантливых и профессиональных преподавателей, и число учащихся в них невелико. В то же время в Москве, Петербурге и некоторых других городах существуют школы, занятия в которых проводят члены приходов — интеллигенты самого высокого уровня. Среди духовенства талантливые педагоги также не редкость.

В последние годы успешно учреждаются домовые церкви при вузах. Как правило, при них возникают реальные студенческие общины. Одна из наиболее активных и многочисленных приходских общин Москвы — при храме св. мученицы Татианы при МГУ. Показательно, что в 2004 году была создана Ассоциация православных домовых храмов при учебных заведениях. Ассоциация создана для координации деятельности по духовному окормлению студентов и работников учебных заведений. В состав учредителей ассоциации вошли: храм св. мученицы Татианы при МГУ, храм во имя св. мученицы Татианы Екатеринбургской епархии, храм Архангела Гавриила Белгородской и Старооскольской епархии, храм св. мученицы Татианы при Оренбургском государственном университете, храм св. мученицы Татианы г. Ижевска, храм преподобного Сергия Радонежского г. Иркутска, храм святых первоверховных апостолов Петра и Павла при Санкт-Петербургском государственном педагогическом университете, храм святого праведного Иоанна Кронштадтского при Ростовском государственном университете путей сообщения; Межрегиональная молодежная нравственно-просветительская общественная организация «Православная молодежь». Студенческие приходы-общины при вузах сильно отличаются от обычных приходов, в т. ч. и тем, что в них всегда существуют реальные общины, независимо от того, является ли их настоятель талантливым лидером-харизматиком.

Социальная диаконическая работа православных приходов фактически до сих пор находится в зародышевом состоянии. Немногочисленные наиболее успешные православные инициативы в этой сфере осуществляются либо монастырями, либо общественными православными организациями, не являющимися непосредственно составной частью церковного прихода. Наиболее распространенные формы диаконической работы приходов — обеспечение питанием бомжей, посещение детских домов для раздачи собранной в приходе гуманитарной помощи и занятий с детьми, гуманитарная помощь в домах престарелых. Совсем малочисленны и редки сестричества, оказывающие помощь больным в госпиталях и на дому. Число приходов, реально осуществляющих диаконическую работу, не превышает десятка на епархию.

С 2004 года священноначалие РПЦ энергично призывает православные приходы заняться диаконической работой с беспризорными детьми. Этот призыв вызвал появление целого ряда инициатив по всей стране. И уже появились триумфальные отчеты. Например, по утверждению пресс-службы Самарской епархии, «плоды совместной деятельности Самарской епархии и областных властей по укреплению семьи настолько позитивны, что в регионе закрываются детские дома по причине усыновления всех воспитанников приемными родителями из приходов». По утверждению пресс-службы епархии, это является «единственным прецедентом в стране»[5].

Трудно поверить, что в короткий срок можно было добиться таких блестящих результатов в решении столь сложной проблемы. В любом случае судить об успехах инициатив в работе с беспризорниками, о развертывании которых было объявлено в последнее время, еще рано.

Одна из причин слабости приходской социальной работы, равно как и образовательных и культурных инициатив, — финансовые отношения внутри РПЦ. Эти отношения не способствуют развитию приходской активности. Стандартный приход существует на основе самофинансирования. В РПЦ (в отличие от протестантских церквей) отсутствует традиция фиксированных взносов в бюджет прихо да. Обычный источник финансовых поступлений — средства от продажи свечей и другого товара в церкви, а также оплата верующими треб и кружечный сбор. Большинство православных верующих люди небогатые, и такое финансирование гарантирует прочное материальное положение только тем церквам, которые посещает очень большое число верующих. Для громадного большинства приходов РПЦ эти средства с трудом обеспечивают содержание клира, обслуживающих работников и текущий ремонт церковного здания. С конца 1980-х годов появились новые источники финансирования — государственный бюджет и помощь бизнеса. Строго в соответствии с законом государство имеет право тратить бюджетные деньги только на реставрацию церковных зданий — памятников архитектуры. Эта норма закона часто не соблюдается, но все же власти предпочитают не финансировать приходы напрямую, а чаще оказывают различные формы давления на бизнес, побуждая его поддерживать церковь. Впрочем, бизнесмены и без всякого давления нередко поддерживают РПЦ. По сложившейся традиции наиболее престижными и популярными вложениями средств в помощь церкви спонсорами считается реставрация и строительство церковных зданий. Получить поддержку на социальные проекты верующим, как правило, намного сложнее. Да и само высшее духовенство в первую очередь лоббирует строительство и реставрацию церковных зданий. В этих условиях и финансовые проблемы часто оказываются труднопреодолимым препятствием для развития социальных инициатив.

Среди церковной общественности РПЦ, в отличие от священноначалия, существуют круги, осознающие ущербность нынешней ситуации в РПЦ, когда нормальная общинно-приходская жизнь практически отсутствует. Община-приход с апостольских времен была и остается основой церковной жизни во всех христианских конфессиях, в том числе и в православных церквах других стран. Некоторые священники по своей инициативе предпринимают целенаправленные усилия по возрождению общинной жизни. Наиболее громкую и, в определенном смысле, скандальную известность приобрело движение московского священника Георгия Кочеткова. Георгий Кочетков развил собственную богословскую теорию и разработал принципиальную систему, ставящую своей целью возрождение общинной жизни в РПЦ.

Община была сформирована отцом Георгием в начале 1990-х годов — настоятелем храма Сретения Владимирской иконы Божьей Матери. Опыт был достаточно успешным — в общине состояло несколько сотен человек.

Некоторые положения богословских теорий и принципов организации церковной жизни отца Георгия вызвали бурную критику со стороны видных представителей духовенства. Под давлением недоброжелателей Георгий Кочетков был запрещен в служении патриархом 1 июля 1997 года. 16 марта 2000 года Кочетков был восстановлен в праве совершать богослужение. Однако отец Георгий не получил для совершения богослужений какого-либо определенного храма. Его община собирается в разных храмах Москвы, где настоятели разрешают отцу Георгию совершить богослужение, часто — в Антиохийском подворье в Москве. Противники Кочеткова не оставляют его в покое — специальные богословские комиссии поочередно исследуют его труды на их соответствие учению Церкви.

Я не обладаю достаточной компетенцией, чтобы судить о еретичности или, наоборот, православности отца Георгия, но совершенно очевидно, что основным, первичным импульсом кочетковского движения стала глубокая неудовлетворенность части православных верующих отсутствием в РПЦ общинной жизни.

Правильное церковное устройство внутренней религиозной жизни православных, кроме их обычной церковно-приходской жизни, по мнению о. Г. Кочет кова, — это «семьи-общины», которые «не знают деления на клир и мирян, их руководители избираются самой общиной из своих членов и поставляются в ней же»[6]. Провозглашается неиерархичность общины по своему внутреннему устройству. Во главе каждой общины имеется «глава семьи», которого о. Георгий уподобляет «нерукоположенному пресвитеру», различаются «полные» и «неполные» члены «семьи». Во главе этой разветвленной системы стоит о. Георгий Кочетков.

Помимо богослужения на русском языке, использования современных переводов Евангелия за богослужением и частого, в нормальном случае — еженедельного, участия в Евхаристии, в общине было установлено совершение особых «вечерь любви», агап (это «полулитургическое действо», т. е. трапеза после общего причастия в храме, с элементами свободно варьируемого чинопоследования), как восстановление апостольской традиции. Отцом Георгием разработаны система оглашения (катехизации), т. е. наставления в христианской вере и жизни при подготовке к крещению и/или к первому причастию, и система подготовки катехизаторов.

Нововведения Кочеткова имеют своей основной целью создание солидарной общины верующих. Общины, не только отличающейся сплоченностью и взаимной любовью, но и активно миссионерствующей, проявляющей социальную ответственность по отношению к окружающему социуму.

Еще до начала гонений со стороны церковных властей общиной отца Георгия было сформировано Спасо-Преображенское братство (первый председатель — искусствовед Александр Копировский). Не имея с 1997 года возможности устроить свою религиозную жизнь в церковном приходе, кочетковцы организуют ее в рамках этого объединения. Спасо-Преображенское братство выпускало в 1991–2000 годах свой журнал «Православная община», в настоящее время издает газету «Кифа» и имеет собственное учебное заведение — Свято-Филаретовский православно-христианский институт. Кочетковцы осуществляют разнообразные гуманитарные и культурные проекты и остаются сплоченной и многочисленной религиозной общиной.

В ряде епархий священники — ученики и последователи Георгия Кочеткова сумели создать многочисленные, сплоченные и активные приходские общины. В частности, в Архангельске таковой является община храма в Заостровье под Архангельском, где настоятелем служит иерей Иоанн Привалов, выпускник Свято-Филаретовского института в Москве. Архангельский епископ Тихон на епархиальном собрании отговорил отца Иоанна от использования в богослужении перевода богослужебных текстов на русский язык, сделанных отцом Георгием Кочетковым, Сергеем Аверинцевым и священником Феофаном Адаменко. В богослужении отец Иоанн Привалов оставил только чтение Апостола и Евангелия и по-русски, и по-славянски. При этом епископ поддерживает его многочисленные программы в области образования и благотворительности. Отец Иоанн Привалов, по его словам, делает упор на просвещении и катехизации для того, чтобы вернуть значение крещения в церкви и, наконец, открыть Церковь обществу. На приходе отца Иоанна Привалова действует воскресная школа, которую посещают до 30 детей. Специально организованы катехизационные курсы для взрослых, для всех принимающих крещение обязательно проводится серия огласительных бесед. Только после этого желающие могут креститься. Среди прихожан отца Иоанна Привалова много интеллигенции не только из Архангельска, но и регулярно приезжающих из Москвы и Санкт-Петербурга. Отец Иоанн Привалов приглашал по благословению епископа Тихона на встречи и беседы с ин теллигенцией известного деятеля эмиграции Никиту Струве. В Заостровье более 150 прихожан, которых отец Иоанн Привалов, по его словам, знает лично, по праздникам приезжает намного больше.

Кочетковское движение не имеет публичной поддержки в церковных кругах. Но многие церковные деятели не относятся к нему безоговорочно критически, как об этом можно судить по церковным изданиям. В частных беседах многие вполне официальные представители духовенства, в т. ч. и некоторые епископы, говорили мне о том, что, какие бы богословские ошибки Кочетков не совершил, он все же серьезно пытается решить одну из самых острых и сложных проблем РПЦ — возрождение общинно-приходской жизни.

РПЦ с 40-х годов прошлого века была наиболее привилегированной конфессией режима. Соответственно, и пороки, привнесенные в религиозную жизнь советской властью, поразили ее в наибольшей степени. Ни у какой другой конфессии общинно-приходская жизнь не атрофировалась до такой степени, как у православных. Конвертанты из православия в любые другие вероисповедания указывают одной из первых причин своего перехода отсутствие в РПЦ общинной жизни. Они находят ее и у протестантов, и у католиков, и у старообрядцев.

На интенсивность и характер общинной жизни разных вероисповеданий влияют многие особенности их вероучения и организации церковной жизни, но, пожалуй, до сего дня самым значительным является наличие или отсутствие опыта легального существования при советской власти. Среди других христианских конфессий наибольшее признание советских властей права на существование после РПЦ имели баптисты и старообрядцы. Баптисты (я имею в виду легальное объединение — ВСЕХБ) и старообрядцы (в данном случае речь идет о легальных общинах белокриницкого, новозыбковского и поморского согласий) подверглись тем же разрушительным влияниям. Их общинная жизнь ослабла и деформировалась. Но все же традиции и навыки общинно-приходской жизни этими конфессиями не были утеряны до такой степени, как это произошло с РПЦ. У баптистов сами традиции безусловно сохранились повсеместно, но до крайности атрофировалось изначально присущее им чувство социальной ответственности, социального служения вне общины. В последние два года у старообрядцев белокриницкого согласия (крупнейшей старообрядческой конфессии) происходит решительный поворот к укреплению общинно-приходской жизни и развитию социального служения. Таким образом, у них достало внутренних сил для решительного изживания советского прошлого.

Те вероисповедания, которые имели минимальное признание власти или не имели его вовсе и существовали нелегально или полулегально, наоборот, создали очень крепкие общины, развивавшие внутри себя высокую степень солидарности и различные внутрицерковные инициативы. В данном случае речь в первую очередь идет о баптистах-инициативниках (Совет церквей ЕХБ), нерегистрированном союзе пятидесятников (Союз христиан веры евангельской, «федотовцы», ныне официальное название — Объединенная церковь христиан веры евангельской — пятидесятников) и адвентистах. В постсоветское время развитие этих церквей пошло разными путями. Баптисты-инициативники остались замкнутым, тесно спаянным сообществом, враждебным окружающему светскому миру. Федотовцы и адвентисты, наоборот, включились в общественную жизнь. Общины федотовцев активно участвуют в благотворительной деятельности среди неимущих, в больницах, работают с наркоманами и алкоголиками. Заметно их участие и в правозащитной деятельности. В частности, региональные отделения наиболее влиятельной организации в области защиты свободы совести — Международной ассоциации религиозной свободы, как правило, существуют на базе адвентистских приходов.

Остальные христианские конфессии — например, католики, лютеране, большинство пятидесятнических объединений — после атеистического погрома 20–60-х годов прошлого века хотя и сохранили свое присутствие в России, но были столь малочисленны и часто плохо организованы, что на их постперестроечное возрождение опыт существования в советское время не оказывает большого влияния. Основные черты их церковной жизни формируются заново и принципиально не отличаются от тех вероисповеданий, которые утвердились (или вновь утвердились после полного уничтожения, как методисты) в России уже в постсоветское время. Эти вероисповедания отличаются сплоченностью общин и социальным служением внутри и вне церковной ограды. Чемпионы в этом отношении — пятидесятнические объединения. Пятидесятники в настоящее время являются наиболее быстро растущим вероисповеданием России. Сейчас большинство российских протестантов — пятидесятники. В пятидесятнических церквах велика доля молодежи, бизнесменов и студенчества.

Пятидесятнические общины, как правило, осуществляют большое число церковных инициатив — это и воскресные школы, и семейные группы, и музыкальные ансамбли, и подростковые клубы, и различные формы взаимопомощи. Но наиболее значительная отличительная черта пятидесятнических общин — это благотворительная деятельность в домах престарелых, детских домах, больницах и т. д. Среди всех этих сфер деятельности, возможно, наиболее впечатляющая — работа с наркоманами и алкоголиками. Пятидесятнические центры реабилитации демонстрируют поразительные результаты в преодолении наркозависимости.

Одним из последствий успешной работы с наркоманами стало возникновение крупной пятидесятнической церкви бывших наркоманов — «Исход». «Исход» объединяет более 25 местных церковных общин в России, в основном на Юге. Возглавляет эту церковь бывший наркоман епископ Сергей Ощепков. Церкви и центры для реабилитации наркоманов в этой церкви существуют параллельно друг с другом. Наркоманы, проходящие реабилитацию, вначале заслуживают доверие в рамках центра и становятся лидерами группы, а затем постепенно входят в церковную жизнь, участвуют в богослужениях и становятся лидерами библейских групп в церкви. Одной из особенностей методов служения «Исход» является тесная работа с родителями наркоманов и с созависимыми людьми. На первом этапе наркоманы находятся в стационаре на протяжении полугода. На втором этапе бывшие наркоманы служат в центре — читают Библию, начинают свободно выходить на улицу. Третий этап — это непосредственное включение в жизнь церкви. Как правило, пастор является одновременно и руководителем реабилитационного центра. Кроме того, большинство лидеров служения «Исход» являются бывшими наркоманами, прошедшими реабилитационные центры.

Важнейшая сфера деятельности пятидесятнических церквей — миссионерство среди малочисленных народов Крайнего Севера и Дальнего Востока[7]. Обращение в пятидесятничество представителей этих народов коренным образом меняет их образ жизни — полностью исчезают алкоголизм и наркомания, изживаются иждивенческие настроения. Пятидесятнические общины становятся маяками национального возрождения.

Исключительного успеха христианские миссионеры добились среди коренного населения полуострова Камчатка — коряков. За несколько лет в районе традиционного проживания коряков на Крайнем Севере в Корякском автономном округе Цер ковью Полного Евангелия было создано семь церквей, в которых более 80% составляют коряки. Трудности проповеди в этом районе заключаются в тяжелых природных условиях, когда до церкви можно добраться, например, только на вертолете, а вокруг миссионеров встречает поголовная нищета. Коряки, не кочующие с оленями, а живущие в поселках, обычно страдают алкоголизмом и туберкулезом, почти не имеют образования, и многие русские относятся к ним с пренебрежением. Миссионеры-пятидесятники Полного Евангелия ломают все стереотипы, они открыты для всех и готовы всем помочь. Родственники верующих коряков обращают внимание на то, что в христианских церквях люди их народности становятся здоровыми полноправными членами общества в смысле элементарной цивилизованности. Богослужения обычно проходят на русском языке, так как корякская молодежь не знает родного языка, но пасторы поощряют изучение родной культуры и приобретение навыков традиционного хозяйства (оленеводства и рыболовства) среди молодых коряков. На пятидесятнических служениях на Крайнем Севере обычно используются национальные бубны и корякская одежда из кожи оленя. А некоторые христианские песнопения переводятся на корякский и алеутский языки (для алеутов, проживающих на Командорских островах). Магаданская миссия «Благая Весть» во главе с Александром Грищуком ведет наиболее активную среди всех протестантских церквей миссионерскую деятельность на Чукотке. Среди чукчей уже есть и пасторы и диаконы церквей. В пос. Кайетен шаман пытался выгнать миссионеров, однако, по словам Грищука, попал в больницу и затем сам приглашал миссионеров приехать в этот поселок. Миссионеры стараются адаптировать к христианству всю традиционную культуру народов Севера, исключая шаманизм, пьянство и полигамию. В тесном сотрудничестве с церковью «Благая Весть» действует Христианский центр «Добрый Самарянин», глава — Николай Гребенюк. Миссионеры этого центра занимаются активной проповедью и организацией церквей на Чукотке.

С конца 1990-х годов обращение некоторых малочисленных народов (в первую очередь коряков и чукчей) в пятидесятничество идет столь бурными темпами, что не исключено, что в обозримом будущем пятидесятники составят большинство среди некоторых из этих народов.

В последние годы власти многих субъектов Федерации ведут дискриминационную политику по отношению к пятидесятникам — лишают их возможности арендовать помещения для богослужений, не выделяют землю под строительство, ограничивают возможности социальной работы. Тем не менее пятидесятники во многих регионах добились чрезвычайно высокого авторитета своей социальной работой, и власти сотрудничают с ними в наиболее кризисных ситуациях. Иногда (по понятным причинам я не называю конкретное место) губернатор преследует пятидесятников, а департамент социальной защиты тайком просит их помочь в детских домах или больницах.

Не только пятидесятники, но и другие протестантские вероисповедания создают сплоченные общины и осуществляют социальное служение, но в сравнении с бурной активностью пятидесятников они выглядят более бледно.

Специфическая ситуация сложилась в Католической церкви России. В 90-е годы католическая церковь не только успешно расширяла сеть своих общин, в которых всегда существует сплоченное ядро — настоящая община, но и развивала различные благотворительные, образовательные и культурные проекты. С 2000 года католическая церковь подвергается массированному давлению со стороны РПЦ и российских властей с целью заставить ее добровольно ограничить свою активность. В 2001–2002 годах без объяснения причин из России была выслана большая группа авторитетных священнослужителейиностранцев. Давление на католическую церковь привело к тому, что, боясь высылки священнослужителей и других неприятностей, не только католические общины свернули внецерковную работу, но и интенсивность общинной жизни многих приходов значительно ослабла.

Я уделил наибольшее внимание социальной и образовательно-культурной активности христианских общин, потому что для них самих она наиболее значима. Но какова же их общественно-политическая роль?

И тут водораздел проходит между РПЦ и другими христианскими вероисповеданиями. В своей деятельности РПЦ в первую очередь отстаивает свои корпоративные права. Духовенство РПЦ, в лучшем случае, безралично к утверждению демократии и прав человека, для нее идеалом политического устройства остается православная монархия[8]. При этом она склонна и на федеральном, и на региональном уровне поддерживать существующую власть. Вся деятельность в этом направлении осуществляется духовенством, и приходские общины обычно не имеют к ней отношения. Одной из важнейших сфер деятельности РПЦ является борьба с инаковерующими. Не случайно во многих епархиях наиболее активная сфера деятельности прихожан инициируется епархиальными миссионерскими отделами и ставит своей целью организацию публичных протестов против деятельности христианских религиозных меньшинств — католиков и протестантов. Впрочем, ни на одно из этих мероприятий не удавалось собрать значительной толпы. И это является еще одним, хотя и косвенным, доказательством слабости общинно-приходской жизни РПЦ.

Протестанты, католики и, менее последовательно и осознанно, старообрядцы — поборники укрепления демократии и прав человека. Особенно ярко политическая ориентированность русского протестантизма проявляется у пятидесятников. В оформлении помещений для богослужения часто используются российские флаги, и регулярные молитвы за победу демократии тоже не ред кость. До сих пор на стенах некоторых церквей можно увидеть портреты «апостола демократии» — Б. Ельцина. Еще лет пять назад российские протестантские общины часто непосредственно вовлекались в политический процесс. Активное участие (обычно на стороне «Яблока», иногда — СПС) в предвыборных кампаниях до 2000 года было широко распространено, причем не только среди пятидесятников. На думских выборах 1999 года, например, одна из самых больших в России методистских общин — Екатеринбургская — нарвалась на серьезные неприятности с облизбиркомом, потому что формально вошла в предвыборный штаб «Яблока», чем нарушила избирательное законодательство.

Последние пять лет протестанты (и тем более католики) боятся участвовать в политике непосредственно. Но политическое воспитание в своих общинах протестанты получают. Культура протестантских общин — это культура воспитания демократических ценностей. Протестанты бывают горячими патриотами, поборниками великой и процветающей России; среди них нетрудно, например, найти сторонников войны до полной победы в чеченской войне. Но их патриотизм имеет свою специфику: представление о великой России для них — это автоматически представление о демократической, правовой стране с неукоснительным соблюдением прав человека. Они часто не любят западную массовую культуру, тем не менее Россия для них — западная страна, пороки Запада — это общие пороки христианского мира.

При оценке роли религии в российской жизни следует учитывать, что роль религиозных организаций в становлении гражданского общества гораздо более значительна, чем можно предположить, исходя из показателей религиозности населения. Действительно, практикующих верующих в России мало, а среди практикующих православных большинство не участвует в жизни общин. Но по всей стране есть православные монастыри и приходы, ведущие заметную социальную работу, практикующие различные формы солидарности верующих, хотя они и в явном меньшинстве. Действительно, протестантов, католиков, других религиозных меньшинств, для которых общинная жизнь и социальное служение обычное дело, очень мало. По сравнению с США или даже самыми секуляризированными странами Европы религиозные организации как субъект гражданского общества — величина незначительная. Но на ситуацию следует посмотреть и с другой стороны: за 75 лет советской власти народ в России потерял всякие навыки самоорганизации. И в религиозной сфере положение еще не самое плохое. В стране, в которой некоммерческие общественные ассоциации и институты общественного самоуправления очень слабы, около шести тысяч религиозных организаций, реально формирующих общественное мнение, сплачивающих своих членов, совершающих какую-либо социальную работу, — это очень много.


[1] На пути к свободе совести. М.: Прогресс, 1989. С. 278.

[2] Журнал Московской Патриархии. 2005. № 9. С. 21.

[3] Иоанн (Экономцев), игумен. Десятилетие возрождения православного образования в России // Сайт Отдела религиозного образования и катехизации. 2001.

[4] Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М., 2004. С. 325.

[5] Благовест-инфо. 21.11.2005.

[6] Православная община. 1991. № 1. Цит по: Благодатный огонь. М, 1998. С. 29.

[7] Лункин Р. Нехристианские народы России перед лицом христианства // Религия и общество: Очерки религиозной жизни современной России. М.; СПб.: Летний сад, 2002. С. 336–360.

[8] См.: Основы социальной концепции Русской православной церкви. М.: Издательство Московской Патриархии, 2000.