Сергей Петров. Упущенные возможности. Гражданская война в восточно-европейской части России и Сибири, 1918–1920 гг. М.: АИРО-ХХ, 2006. 368 с.

Автор книги — сын белого генерала П. П. Петрова, начавшего воевать на Волге и закончившего Гражданскую войну на Дальнем Востоке. Однако С. П. Петров не пишет апологию Белого движения, а стремится объективно разобраться в происшедших событиях и понять их исторический смысл.

В силу разных причин большинство ярких деятелей Белого движения собралось на юге России, но реальные шансы сформировать альтернативную большевикам государственность белые получили на востоке, и их надежды были связаны с фигурой Александра Васильевича Колчака, известного полярного исследователя и талантливого военно-морского офицера. Исторический опыт режима Колчака особенно интересен тем, что это была первая попытка реализовать правую военную диктатуру в ХХ веке. В ночь с 17 на 18 ноября 1918 года в результате государственного переворота, совершенного в Омске, А. В. Колчак был провозглашен Верховным правителем России, а Омск примерно на год превратился в столичный город. Во время его правления сюда стекались видные политики, офицеры, представители деловых кругов и просто беженцы. Однако расцвет Омска был быстротечным. Глава, рассказывающая о перипетиях и темных местах в истории государственного переворота, — одна из лучших в книге. Петров прав, отмечая, что «большинство населения — даже основная часть сибирского крестьянства — приветствовало приход к власти Колчака в качестве Верховного правителя в надежде, что его руководство не будет злоупотреблять властью и объединит все слои населения в борьбе против большевизма» (с. 152). Главная проблема нового правительства заключалась не в отсутствии легитимности колчаковского режима (всякая легитимность в тот период была прервана большевистским переворотом), а в его непрочности и малой жизнеспособности как нового государственного образования. И нельзя не признать очевидного факта, что как глава вновь возникшего государства и политический деятель А. В. Колчак оказался несостоятелен. Предлагаемая вниманию читателей книга дает богатый материал для размышлений на эту тему.

Гражданская война была, по сути дела, столкновением двух диктатур, о чем убедительно написал в своем известном романе «Зверь из бездны» вынужденный эмигрировать писатель Евгений Чириков: «Для обеих диктатур не могло быть граждан, а были только смиренные и строптивые… Как тогда (при большевиках. — М. Р.), так и теперь господа положения (белые. — М. Р.) заявили себя местью всем, кто помогал или сочувствовал врагам. Узнавали это “по слухам” и доносам. Круто расправлялись, не уступая друг другу в бессмысленной жестокости и несправедливости. И снова — кровь, слезы, проклятие и мстительное пожелание возвращения большевиков… Начинало многим казаться, что лучше — красные, чем белые, как раньше казалось, что лучше белые. Взвешивали оба “зла”, каждый на своих весах личных впечатлений и случайностей»[1].

Е. Н. Чириков делал свои наблюдения на крымском материале, но тот же механизм действовал на Урале и в Сибири. Конечно, диктатура Колчака не носила тоталитарного характера, как большевистская, но ограничения прав и свобод граждан при ней тоже были значительными, репрессии против инакомыслящих проводились регулярно. Особой жестокостью отличался уполномоченный Колчака в Красноярске генерал С. Н. Розанов, который ввел децимацию («прорежива ние») в отношении мятежных селений и практиковал систему заложничества и массовых расстрелов заложников[2].

Вместе с тем необходимо отметить, что Колчак был человеком довольно широких взглядов. На допросе в Иркутске в конце января — начале февраля 1920 года он сказал, что «приветствовал такое явление, как Государственная дума, которая внесла значительное облегчение во всей последующей работе по воссозданию флота и армии. Я сам был в очень тесном соприкосновении с Государственной думой, работал там все время в комиссиях и знаю, насколько положительные результаты дала эта работа»[3]. После Февральской революции ему «было ясно, что восстановить прежнюю монархию невозможно, а новую династию в наше время уже не выбирают»[4]. Колчак полагал, что будущее государственное устройство России должно быть определено волей Учредительного собрания или Земского собора[5] — при этом сразу после прихода к власти он сам приказал арестовать около 20 членов Учредительного собрания, находившихся в Уфе, из которых 9 было расстреляно в конце декабря 1918 года!

Часто говорят, что причины неудач Колчака имели объективный характер, что людские, экономические и военные ресурсы Советской России намного превосходили соответствующие ресурсы омского правительства. Как показывают данные Петрова, подробно описавшего реальный расклад сил на тот момент (с. 183–192), в этом утверждении есть большая доля правды. Однако, как представляется, после конфликта большевиков с выходившими из России чехословацкими частями соотношение сил в результате наступательных операций армии Колчака изменялось и могло бы обернуться решающим перевесом белых при наличии у них весомых аргументов в идеологическом споре. Суть дела состоит в том, что таких аргументов не нашлось. Лагерь белых был весьма пестрой и разношерстной коалицией различных политических сил. А. В. Колчак призван был их сплотить и повести на Москву к победе, но Верховному правителю и кадетам, главной политической силе, поддержавшей его приход к власти, не удалось выработать ясной и привлекательной идеологии, приемлемой для основных слоев населения России. Новое правительство, контролировавшее в основном сибирские земли, совершенно не принимало в расчет особые интересы местного населения и его стремление к автономии, поэтому довольно быстро вошло в острый и непрекращавшийся конфликт с сибиряками.

Важным элементом военной диктатуры, особенно в условиях гражданской войны, является единоличная военная власть. Колчак еще до того, как стал диктатором, серьезно размышлял на эту тему. На допросе в Иркутске он выразил свое мнение: «…Единоличное верховное командование, в сущности говоря, может действовать с диктаторскими приемами только на театре военных действий и в течение определенного, очень короткого периода времени, когда можно действовать, основываясь на чисто военных законоположениях… Поэтому мне казалось, что единоличная власть, как военная, должна непременно связываться еще с организованной властью гражданского типа, которая действует, подчиняясь военной власти, вне театра военных действий»[6]. Это высказывание адмирала отчетливо показывает, что еще до переворота он хорошо сознавал всю сложность стоявших перед ним задач и серьезно готовился к своей будущей деятельности. Но вскоре выяснилось, что его незаурядные способности и знания в области военно-морского дела мало применимы на посту Верховного правителя, в сфере сухопутного командования и гражданского управления.

Не добившись консолидации российских политических сил, Колчак не смог установить долговременные и доверительные отношения с военными руководителями чехословацких военных частей, контролировавшими Транссибирскую железнодорожную магистраль. Кроме того, он не сумел — и более того, не хотел — достичь взаимопонимания с японцами, занимавшими в то время ключевые позиции на Дальнем Востоке и в Забайкалье, а это, по сути дела, лишало Колчака тыла и не давало реальных ресурсов для перегруппировки и возможного отступления в случае неудач на фронте.

В июне 1919 года финский генерал Карл Маннергейм был готов оказать помощь Юденичу во взятии Петрограда, при этом он рассчитывал на полное признание Колчаком независимости Финляндии, но последний не пошел на это и прервал переговоры. Этот эпизод подробно описан Петровым. По его мнению, «глубоко укоренившийся национализм и желание сохранить Россию в ее довоенном № 6 2005 состоянии имперского величия не позволяли ему (Колчаку. — М. Р.) рассматривать вопрос о полной независимости Финляндии и других прибалтийских государств. В противоположность этому Ленин был готов начать переговоры о предоставлении полной независимости Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы на условиях, казавшихся приемлемыми для них. Решение отклонить предложение Маннергейма о независимости Финляндии в момент, когда белая армия уже отступала, было, по всем меркам, верхом безрассудства. Оно обидело финнов и дало союзникам еще одну вескую причину для отказа полного дипломатического признания Всероссийского временного правительства в Омске» (с. 243–244). Я неслучайно обратил особое внимание на этот, вероятно, не самый значительный, но все же важный эпизод в истории режима Колчака, так как он наглядно демонстрирует неспособность Верховного правителя к политическому маневрированию и слишком твердую приверженность консервативным принципам. Позднее советско-финская война 1940 года выявила реальную силу финской армии, и есть серьезные основания полагать, что при ее поддержке Юденич, скорее всего, взял бы Петроград.

Политическому успеху Колчака препятствовали и некоторые его личные качества. Нервный, подверженный истерикам, Колчак был человеком слабого здоровья, болел бoльшую часть времени на посту Верховного правителя и зачастую не был в состоянии выполнять свои обязанности. Приведу лишь несколько характерных случаев, сообщаемых современниками: «Верховный был в необыкновенно нервном настроении и во время разговора с Дитерихсом и Сахаровым сломал несколько карандашей и чернильницу, пролив чернила на свой письменный стол»[7]; «…В воскресенье, как мне рассказывают, он разбил за столом четыре стакана»[8]; «…Я пытался доложить свои доводы, но с адмиралом начался шторм, он стал кромсать ножом ручку своего кресла…»[9]. Кроме того, есть серьезные основания полагать, что вследствие регулярного приема болеутоляющих средств, к тому же постоянно находясь в стрессовой ситуации, Колчак во время своего правления пристрастился к употреблению кокаина. Постоянная внутренняя неуверенность и нервозность Верховного правителя неизбежно сказывалась на деятельности его военной и гражданской администрации, придавая ей лихорадочный, довольно бессистемный и хаотичный характер.

Вместе с тем необходимо сказать, что Колчак был настоящим офицером с высоким чувством чести и достоинства, но, как ни парадоксально, эти объективно положительные человеческие качества часто мешали ему принимать правильные и нетривиальные политические решения, которые, возможно, могли бы спасти его режим в тяжелейших условиях Гражданской войны. Так, проявив высокое мужество, Колчак одним из последних покинул Омск, имея при себе российский золотой запас, захваченный белыми в Казани. Но Транссибирская магистраль не была в это время под контролем его войск, а находилась в руках чехословацких легионеров, заложником которых он вскоре стал. Личная драма адмирала закончилась выдачей его представителям «Политического Центра» (объединения ряда левых организаций Сибири), а фактически — иркутским большевикам, которые поспешили с ним расправиться.

Материалы допроса Колчака, изданные Центрархивом в Ленинграде в 1925 году, свидетельствуют о неустрашимости этого человека, его умении сохранять достоинство в самых трудных обстоятельствах. Е. Н. Чириков передает рассказ о расстреле Колчака, широко известный среди белых: «…Вспомнил, как умер адмирал Колчак: отдал расстреливающим свой золотой портсигар, сказав:

— Возьми на память от того, кого ты убиваешь!

Когда палачи впали в смущение, с презрением крикнул: — Даже расстрелять не умеете. Слушай команду!

И ему, расстреливаемому, стали повиноваться, как начальнику…»[10] Правда это или красивая легенда — точно неизвестно, но таким сохранился Колчак в памяти белых офицеров. Сегодня, на мой взгляд, важно оценить его реальное место в истории России, и книга С. П. Петрова помогает нам это сделать.


[1] Чириков Е. Н. Зверь из бездны. Минск: Тетра Системс, 2000. С. 157.

[2] Допрос Колчака. Л.: Центрархив, 1925. С. 222–223.

[3] Там же. С. 39.

[4] Там же. С. 45.

[5] Там же. С. 44.

[6] Там же. С. 150.

[7] Рапорт майора Моринса о приеме Колчаком генералов Сахарова и Дитерихса // Последние дни колчаковщины (сборник документов). М.; Л., Центрархив, 1926. С. 54.

[8] Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // «Колчаковщина» (из белых мемуаров). Л.: Изд-во «Красная Газета», 1930. С. 30.

[9] Будберг А. П. Дневник // Архив Русской Революции. Т. ХIV. Берлин, 1924. С. 255.

[10] Чириков Е. Н. Указ. соч. С. 270.