Сравнительная олигархия: Россия, Украина и США

[*]

Проблема олигархии стала одной из самых существенных для посткоммунистических государств, и один из главных политических вопросов, обсуждаемых сейчас и в России, и на Украине, — что же с олигархами делать? В России мы уже стали свидетелями противозаконной конфискации активов крупнейшей нефтяной компании — ЮКОСа — посредством предъявления ей непомерных налоговых претензий. Украина намеревается пересматривать итоги приватизации в целом. То, каким способом будет решена проблема олигархов, во многом определит путь, по которому пойдет далее экономика этих стран.

Для того чтобы выработать адекватную политику по отношению к олигархам, требуется понять самую их суть: кто они, каковы правовые и экономические причины их появления на свет, какую политику проводят они сами и что именно в них раздражает большинство их сограждан. При этом мы постараемся подойти к феномену олигархии как к определенному социальному явлению, вынеся за скобки все нравственные критерии и оценки.

Этот анализ убедит нас в том, что экономически олигархи чрезвычайно полезны. Они — естественное порождение быстро прогрессирующего крупного производства в условиях слабой правовой системы: без них предприятия-гиганты просто не могут развиваться. Главная беда в том, что олигархи тратят неимоверные суммы, пытаясь максимально закрепить за собой права на имеющуюся у них собственность и тем самым порождая коррупцию. Лучший способ противодействия этому процессу: гарантировать всем, в том числе и олигархам, нерушимость их прав собственности. В конце концов, если даже богатейшие люди страны не чувствуют себя в безопасности, что уж говорить о мелких собственниках? Гарантии прав собственности — этот тот порог, за которым открывается прямая дорога в зрелый капитализм. Возможную отрицательную реакцию общества на такое решение можно отчасти сгладить, обложив олигархов дополнительными налогами или принудив их пожертвовать значительные средства на благотворительные цели. А вот сажать или просто отбирать и делить заново нельзя ни в коем случае. Ведь в конце концов выбор: принимать или не принимать олигархов — принадлежит к области чистой идеологии. Можем ли мы смириться с существованием очень богатых людей? Если хотим жить в преуспевающем капиталистическом обществе — можем и даже должны, а если нам по нраву более низкие ступени развития — не обязательно.

Что такое «олигарх»?

«Олигарх» — термин весьма древний, а «олигархия» означает, согласно авторитетным толковым словарям, «сосредоточение власти в руках немногих». В 1994 году, когда богатство новых российских и украинских бизнесменов стало бросаться в глаза, этот ярлык практически одновременно повесили на самых преуспевающих из них. Надо сказать, что основные характеристики олигархов в этих двух странах почти идентичны[1]. В народе «олигархом» именуют чрезвычайно богатого предпринимателя с разветвленными политическими связями: он вхож к президенту, владеет несколькими крупными предприятиями и его состояние исчисляется миллиардами или немногим меньше. Быть может, современных олигархов скорее следовало бы называть плутократами, поскольку у них на первом месте деньги, а не власть. Определяя взаимоотношения большого бизнеса и государственных органов в стране типа Украины, Джоэл Хеллман[2] использовал выражение «захват власти», имея в виду, что крупные предприниматели используют всевозможные рычаги непосредственного влияния на государственную власть, дабы обеспечить своему бизнесу режим наибольшего благоприятствования.

Не надо думать, что олигархи — уникальное порождение российской или украинской действительности. По справедливому наблюдению Андрея Шлейфера[3], их появление характерно для любой страны со средним уровнем доходов на душу населения и даже для целого ряда западных государств. Не случайно популистские экономические программы в Латинской Америке почти всегда имеют стержнем ограничение власти олигархов[4]. Об олигархах рассуждают и в бывших республиках Советского Союза, в особенности в Казахстане; куда меньше разговоров о них в более бедных Грузии, Киргизии, Молдавии и Таджикистане, а уж в застывших на стадии социалистической экономики Туркменистане, Белоруссии и Узбекистане и слова-то такого не слыхали.

Если обратиться к истории, то самыми настоящими олигархами были знаменитые «бароны-разбойники» в США. Так еще в 1850-х годах «Нью-Йорк таймс» окрестила новых американских бизнесменов; метафора подразумевала средневековых рыцарей, взимавших плату за проезд мимо своих замков на берегах Рейна. Вот они-то и были первыми олигархами. Прозвище так и приклеилось, и «баронами-разбойниками» ныне именуют тех, кто в XIX веке создал огромные промышленные и транспортные империи[5].

Русские и украинские олигархи куда больше походят на баронов-разбойников, чем принято считать, — просто время, залечив старые раны, сильно приукрасило американскую историю. В своей работе я постараюсь показать, что подобное сопоставление поможет нам лучше понять суть происходящего в наши дни. В разное время в трех странах сложилась достаточно специфичная экономическая, политическая и правовая ситуация, которая объективно подталкивала крупных бизнесменов к определенным действиям.

Экономическая суть олигархии

С экономической точки зрения главное отличительное свойство олигархов и баронов-разбойников — это их огромное богатство. Потому в принципе их не может быть много. По мнению Брэдфорда ДеЛонга[6], в пересчете на современные масштабы барону-разбойнику соответствует миллиардер; а Джон Стил Гордон[7] весьма уместно вспоминает по этому поводу слова президента Герберта Гувера: «Главная беда капитализма — в капиталистах; они все-таки чертовски жадны». Стоит повнимательнее разобраться в причинах, способствовавших появлению олигархов в США и в странах бывшего Советского Союза.

Одной из важнейших предпосылок для накопления и концентрации капиталов такого масштаба являлась возможность извлекать сверхприбыли благодаря расширению производства в отдельных отраслях, прежде всего в металлургии, железнодорожном транспорте и нефтегазовом комплексе. Заметим, что подобное увеличение масштабов производства невозможно в маленьких странах. Сверхбогатые люди появляются только в государствах с объемными рынками, вот почему огромные состояния возникли в трех крупнейших из бывших республик СССР (Россия, Украина, Казахстан).

Следующая общая черта для Америки времен индустриализации и посткоммунистических государств — стремительное структурное преобразование их экономик. Это также способствовало сосредоточению огромных богатств в руках немногих — тех, кто умел быстро приспособиться к веяниям времени. В Центральной Европе крупные предприятия долгое время оставались в собственности государства и при этом приносили одни убытки. В конце концов их иногда продавали частным инвесторам, но те в большинстве случаев просто не могли взять в толк, что делать с этими коммунистическими монстрами. В итоге практически все большие промышленные предприятия в Центральной Европе были попросту закрыты. А в России и на Украине, напротив, нефтегазовый комплекс и металлургическая промышленность переживают пору невиданного расцвета — и все благодаря местным предпринимателям, которые, разумеется, при этом невероятно разбогатели.

Наряду с извлечением сверхприбылей из роста масштабов производства, олигархи могут накапливать свои состояния и с помощью ренты, причем два эти способа зачастую трудно различить. Не случайно камнем преткновения в знаменитом антимонопольном деле, разворачивавшемся в США, стал именно вопрос о том, насколько прибыли «Майкрософта» зависели от расширения производства, а насколько — от извлечения ренты. Большинство первых американских баронов-разбойников сделали деньги на железных дорогах, которые предоставляли неограниченные возможности для установления монопольных тарифов. Другие сосредоточились на получении природной ренты от эксплуатации сырьевых ре сурсов: так, Д. Рокфеллер стал нефтяным магнатом, а Эндрю Карнеги — стальным[8]. Вот и сегодня российские олигархи по большей части занимаются нефтью и металлургией. Из 26 российских миллиардеров, фигурировавших в 2005 году в списке журнала «Форбс»[9], двенадцать сделали большую часть своих состояний на металле, девять — на нефти и двое — на угле[10], а шесть крупнейших украинских промышленных группировок сосредоточены в сталелитейной промышленности[11]. Важным источником обогащения в США служила также свободная раздача государственного имущества — прежде всего земель вокруг железных дорог — и предоставление дешевых кредитов[12]. Не стоит говорить о том, что распродажа по дешевке старых активов посредством прямой приватизации или на вторичном рынке весьма характерна и для России с Украиной.

Феномен олигархии, естественно, определяется и принятыми правовыми нормами. Отлаженная юридическая система — завоевание совсем недавнего времени, но даже наиболее передовая западная юриспруденция и теперь не свободна от множества недостатков. Акционирование компаний началось еще в XIX веке, но во многих западных странах законодательный запрет на использование инсайдерской информации был введен только в последние 20 лет. И все равно — то и дело вспыхивающие финансовые скандалы, от «Энрона» до Эй-ай-джи[13], свидетельствуют о том, что с корпоративным управлением еще далеко не все в порядке. Что уж говорить об Америке 60-х годов XIX века — эпохе взлета баронов-разбойников. Вот как описывает тогдашние порядки Джон Стил Гордон: «Нигде еще... коррупция не пускала такие глубокие корни, как в Нью-Йорке и особенно на Уолл-стрит... В1868 году в штате Нью-Йорк был принят закон, по сути легализовавший взяточничество... Тогда же популярный английский журнал “Фрэзер” замечал, что “в Нью-Йорке есть такой обычай, столь же естественный для этого города, сколь, будем надеяться, и уникальный, отличающий именно его. Идя в суд, ты должен нанять не только адвоката, но и судью”»[14].

Выходит, что нынешнее состояние судебной системы России или Украины чуть ли не нормально для той стадии развития, на которой она находится. Слабость юридической системы порождает неуверенность в управлении компаниями, а слабость корпоративного руководства препятствует развитию финансовых рынков. Там же, где нет четкого корпоративного законодательства и сильного независимого суда, партнерам по бизнесу оказывается очень трудно договариваться и разрешать возникающие конфликты. В свою очередь, руководители (владельцы) компаний с трудом могут контролировать действия своих подчиненных (менеджеров) и в итоге вынуждены сами управлять своим предприятиями. В ре зультате предприниматель, сосредоточивший всю власть, т. е. всю собственность, в своих руках, оказывается в более выигрышном положении по сравнению с теми, кто вынужден считаться с мнением многочисленных миноритарных акционеров. Более того, сами бизнесмены сознательно встраиваются в вертикаль подобного единоличного управления, только бы избежать судебных тяжб с неясным исходом. Иными словами, они предпочитают жесткую корпоративную иерархию превратностям плохо регулируемого рынка[15].

Специфической чертой посткоммунистической России является то, что многие олигархические группировки возникли на основе дружеских связей, по большей части завязавшихся еще в школьные и студенческие годы; американские «бароны-разбойники», как правило, действовали в одиночку. Это означает, что степень доверия в российском бизнесе, вопреки расхожим представлениям, куда выше, чем в Америке столетней давности. Такой поразительно высокий уровень партнерской взаимопомощи и привел к тому, что из одного и того же концерна выходит не один, а сразу несколько миллиардеров. Так, ЮКОС породил сразу семерых, «Альфа» — троих, «Интеррос» — двух, «Мечел» — двух и т. д.[16] Получается, что в России так много миллиардеров как раз потому, что в этой стране принято рассчитывать на крепкие узы делового сотрудничества. Интересно, что на Украине подобного доверия куда меньше: в этом отношении она гораздо более напоминает Соединенные Штаты времен «баронов-разбойников». Впрочем, в руководстве каждой из двух крупнейших украинских финансово-промышленных групп (группа «Приват» и Союз промышленников Донбасса) тоже имеется по три миллиардера[17].

Таким образом, к концентрации капитала и возникновению громадных состояний, сделанных на нефти, металле и железнодорожном транспорте в Америке XIX века и в России и на Украине сегодня, приводит сочетание нескольких взаимосвязанных факторов. Это, во-первых, наличие крупных предприятий, позволяющих экономить на масштабах производства; во-вторых, большая емкость рынка; в-третьих, стремительные структурные преобразования в экономике; в-четвертых, возможность извлекать природную и монопольную ренту; наконец, в-пятых, слабость и уязвимость правовой системы. Трудно предположить, может ли в принципе рыночная экономика развиваться в подобных условиях, не порождая сверхбогатых предпринимателей. Появление олигархов естественно и неизбежно в сложившейся ситуации. Единственной реальной альтернативой их возникновению было бы уничтожение целых отраслей, рентабельность которых обеспечивается прежде всего за счет масштабов производства. Собственно, именно так и произошло в странах Центральной Европы.

Политическая подоплека олигархии

Понятно, что ключевой юридический вопрос для нарождающегося капитализма — это права собственности. Эрнандо де Сото[18] вполне обоснованно показал, что их отсутствие чрезвычайно вредит беднейшему населению разви тых стран и стран со средним уровнем доходов на душу населения. Однако на заре капитализма богатые люди оказываются в этом отношении не менее уязвимыми.

Для бизнеса период сразу после падения коммунизма — это поистине мир, живущий по законам Гоббса. По удачному выражению Вадима Волкова, «в естественном состоянии[19] права собственности существуют лишь в той мере, в какой тот, кто их заявляет, способен их отстоять»[20]. До появления олигархов бал правила организованная преступность. «Поскольку государственные чиновники и правоохранительные органы действовали исключительно по собственному усмотрению, а их помощь стоила все дороже и дороже, в сфере подобных услуг государство стало проигрывать частному сектору (читай: мафии), который уверенно захватил лидирующие позиции»[21].

Приход олигархов ознаменовал собой решительный уход из мира организованной преступности. На первых порах они просто организовали собственные службы безопасности, которые были дешевле и куда надежнее бандитских «крыш». С течением времени, желая укрепить свои шаткие права собственности, они стали тратить все больше средств на то, чтобы заручиться поддержкой государственных людей — иначе говоря, политиков. Понятно, что политики порой бывают нужны для того, чтобы присвоить еще больше государственных ресурсов или, наоборот, чтобы подорвать экономическую мощь своих конкурентов, но в основном и чаще всего от них требуется помощь в защите весьма спорных прав на недавно приобретенную собственность.

На политических прилавках есть много товаров. Можно начать с самого верха и купить то или иное решение президента; впрочем, обычно платить приходится членам семьи или ближайшим советникам. Честно говоря, в этом отноше нии различий между правлением Улисса Гранта (1869–1877) и президентством Бориса Ельцина или Леонида Кучмы куда меньше, чем многим хотелось бы. Ведь не случайно, что хотя первые «бароны-грабители» появились еще в 1850-х годах (коммодор Корнелиус Вандербильт), Теодор Рузвельт смог им успешно противостоять только в начале следующего века.

У национальных парламентов тоже есть что выставить на продажу. В США покупка нужных законов, или лоббирование, не запрещено; совсем напротив, эта процедура легализована и тем самым сделана прозрачной. Президент Путин сетовал на то, что ЮКОС блокировал попытки даже незначительного повышения налогов в нефтяной сфере, но американское правительство и вовсе не в силах облагать налогами энергетику из-за мощнейшего лобби, защищающего интересы соответствующих корпораций. Одной из причин значительного присутствия лоббистов в парламентах США, России и Украины является то, что выборы в этих странах проходят в большом числе одномандатных округов[22]. В итоге кандидаты вынуждены сами искать источники финансирования своей кампании — понятно, что это сделать куда легче, когда потенциальный депутат богат сам или может рассчитывать на щедрые взносы. В «золотые 80-е» XIX века Сенат Соединенных Штатов так прямо и именовали — «клуб миллионеров». Сейчас это название вполне подойдет для Верховной рады, да и американские конгрессмены по-прежнему сильно зависимы от спонсоров их предвыборных кампаний. В Государственной думе картина схожая: отдельные олигархи финансово поддерживают по нескольку депутатов, а те уж стараются блюсти деловые интересы своих друзей. После мартовских выборов 2002 года украинский парламент побил все рекорды по части присутствия олигархов в своих рядах. Принято считать, что 300 из 450 членов Верховной рады — долларовые миллионеры, и вплоть до «оранжевой революции» в ней правили бал девять фракций, защищавших главным образом интересы крупных финансово-промышленных групп.

Еще одним предметом политической торговли являются решения правительства. Это коррупция в чистом виде. Несколько министров в администрации президента Гранта находились на содержании у железнодорожных компаний[23], и вообще коррумпированность членов кабинета стала для Америки привычным делом. Правительство и частный сектор связывает улица с весьма плотным двусторонним движением, переезд происходит очень быстро, так что практически невозможно выявлять конфликты интересов и преследовать коррупционеров по закону.

Напротив, можно только удивиться тому, сколь мало интереса к правительственным постам проявляли в 1990-х годах российские и украинские олигархи. Министерские должности в основном занимали обычные чиновники — некоторые из них были коррумпированы, но другие — нет. В России назначения (сроком на полгода) Владимира Потанина и Бориса Березовского на важнейшие государственные посты были скорее исключением из правила. Русские бизнесмены предпочитают либо оплачивать услуги официальных лиц, либо покупать должности для своих ставленников. В настоящее время, по существующим оценкам, стоимость министерского портфеля исчисляется десятками миллионов долларов — цена зависит от того, о каком министерстве идет речь и кому именно надо платить; на заместителей министров тарифы ниже, да и разброс цен меньше — от 8 до 10 миллионов. В последнее время коррумпированность российского руководства стала большей, чем когда-либо прежде[24].

Украинское правительство опять-таки находилось под куда бoльшим влиянием олигархов. В 90-е годы два премьер-министра, Ефим (Юхим) Звягильский (1993–1994) и Павло Лазаренко (1996–1997), сами были крупными предпринимателями[25]. Но даже при этом большинство постов занимали государственные служащие — это положение сохранялось до ноября 2002 года, когда было сформировано первое коалиционное правительство во главе с Виктором Януковичем и бизнесмены потянулись из законодательной в исполнительную власть. Виктор Ющенко пообещал четко разграничить сферы власти и бизнеса, и в его первом кабинете числятся только три человека, известные своей предпринимательской деятельностью (Петро Порошенко, Евгений Червоненко и Давид Жвания).

Еще одним ценным политическим товаром являются судебные решения. Ничто не говорит об американской юриспруденции красноречивее приведенной выше оценки судов Нью-Йорка середины XIX века, причем эта характеристика годится на все времена. По мере того как в России и на Украине внедрялось новое законодательство, на суды ложилась все бoльшая нагрузка[26]; но, к сожалению, росту их значимости сопутствовал и рост коррумпированности, проявившийся, в частности, в стабильном повышении цен на судебные «услуги»[27].

Средства массовой информации — пятый по счету пункт в политическом прейскуранте. Конечно, поскольку они находятся главным образом в частных руках, то способны лишь воздействовать на власть, но не являются составной частью власти. В США владельцы СМИ уже давно ведут себя как захотят. В течение последних лет освещение того или иного события в прессе стало также ходовым товаром в России и на Украине, причем торговля им ведется на вполне законных основаниях. При президенте Ельцине крупнейшими медиамагнатами были Борис Березовский и Владимир Гусинский. Владимир Путин постарался возвратить прессу в собственность и под контроль государства, но торговля ее возможностями в коммерческих интересах продолжается точно так же, как и прежде. В московских агентствах по связям с общественностью всегда наготове прайс-листы, в которых указано, сколько надо заплатить за представляющее тебя в выгодном свете сообщение из уст какой-нибудь известной телевизионной персоны[28]. Следуя образцу российских выборов 1996 года, украинские олигархи (прежде всего Виктор Медведчук и Виктор Пинчук) перед октябрьскими выборами 1999 года тоже приобрели ряд СМИ, прежде всего электронных. Само слово «олигарх» на Украине приобрело дополнительное значение — «владелец прессы»[29]. Основные СМИ до сих пор находятся в руках нескольких богатейших бизнесменов.

Таким образом, рассмотрев экономические, правовые и политические условия, порождающие олигархии, можно заключить, что, вопреки расхожему мнению, российские и украинские олигархи вовсе не так необычны. Олигарх всегда будет стараться, приспособившись к окружающей среде, найти тот путь, благодаря которому он сможет обеспечить максимально разумный баланс между двумя своими основными целями: извлечением прибыли и обеспечением безопасности.

В чем винят олигархов

Современные олигархи — явление весьма противоречивое, они порождают не меньше споров, чем в свое время их предшественники, «бароны-разбойники»[30]. Пожалуй, стоит проанализировать наиболее частые упреки в адрес олигархов и выяснить, в чем заключается их суть.

Политические оппоненты олигархов часто ставят им в вину их чрезмерное богатство. В России миллиардеров, действительно, много: по их количеству она уступает только США и Германии[31]. Стало быть, продолжают критики, олигархи способствуют расслоению российского и украинского общества. Однако индекс концентрации доходов (так. наз. «коэффициент Джини») в России и на Украине близок к показателям США и куда меньше средних значений для стран Латинской Америки[32]. Да, неравенство заметно, но оно не выходит за определенные рамки. Кроме того, разрыв между богатыми и бедными не увеличивается, а остается более или менее постоянным. Это означает, что с общим экономическим ростом уменьшается и количество бедных.

Редкая атака на олигархов обходится без упоминания о том, что свои состояния они сколотили на якобы нечестной приватизации. Такого мнения, похоже, придерживается большинство российских и украинских граждан, и им с удовольствием вторят западные эксперты вроде Джозефа Стиглица[33] и Маршалла Голдмана[34]. Увы, распространенность той или иной точки зрения вовсе не свидетельствует о ее обоснованности. Пример той же Украины убедительно опровергает подобные утверждения. До 2000 года все олигархи занимались перепродажей газа и почти ничем другим. Широкую известность приобрела фраза из интервью, данного в 1998 году одним из самых крупных бизнесменов, Игорем Бакаем: «Все богатые люди Украины заработали свои капиталы на газе»[35]. Но для этого никакой приватизации вообще не требовалось: все крупные и наиболее спорные приватизационные сделки на Украине относятся к периоду 2002–2004 годов. К тому моменту олигархия в этой стране уже не только существовала, но и вполне упрочилась.

В России источником богатства олигархов принято считать так наз. «залоговые аукционы», начавшиеся в конце 1995 года. Им уже посвящено множество исследований[36], но при этом связь между приватизацией и становлением олигархии все еще до конца не очевидна. Начнем с того, что большинство крупных предпринимателей стали таковыми до начала реализации этой программы, и не залоговые аукционы сделали их олигархами. Еще более поразителен тот факт, что многие олигархи вообще не участвовали в залоговых аукционах[37]. Но даже если ограничиться только этой формой приватизации, то следует заметить, что, в отличие от многих других способов передачи собственности, здесь за акции действительно платили живыми деньгами. Пусть это и были суммы, несоразмерные с потенциальной стоимостью приватизируемых предприятий, — однако все равно бoльшие, чем во всех прочих случаях перехода государственной собственности в частные руки. Многие компании, прошедшие через залоговые аукционы, далее развивались чрезвычайно успешно. Наиболее яркой иллюстрацией здесь могут служить ЮКОС и «Сибнефть», способствовавшие стремительному возрождению российской нефтяной отрасли. Очень быстро ежегодные налоговые выплаты этих компаний сравнялись с самыми оптимистическими оценками их потенциальной стоимости в 1995 году[38].

Таким образом, с чисто экономической точки зрения залоговые аукционы полностью оправдали себя. Если бы государство сохранило собственность в своих руках и приватизировало соответствующие предприятия позже, оно потеряло бы больше — независимо от того, за какую цену эти предприятия были бы проданы. Все познается в сравнении, и сравнение это будет весьма ярким, если сегодня окинуть взглядом дышащую на ладан сталелитейную или угледобывающую отрасль в Центральной Европе, где соответствующие предприятия были приватизированы гораздо позже. Не забудем и о том, что прежнее руководство этими предприятиями было из рук вон плохим, а большинство доходов оседало в карманах начальников. В принципе на приватизацию реагируют куда более болезненно, чем на вульгарное воровство, потому что здесь есть зримый объект — завод, фабрика и т. п. Именно эта наглядность и становится главной политической проблемой: простой человек в данном случае способен оценить чужое богатство воочию[39].

Приватизация на Украине происходила позже и была куда более беспорядочной, чем в России[40], — и, пожалуй, это только способствовало укреплению власти тамошних олигархов. Их аппетиты тормозили развитие всей экономической системы страны куда заметнее, чем в России. В 2000 году вопреки воле олигархов произошли существенные сдвиги в экономической политике, приведшие к экономическому росту. Хотя прежние хозяева жизни в течение некоторого времени продолжали умножать свои богатства, они стали испытывать более жесткую конкуренцию со стороны новых крупных бизнесменов, и этот процесс подрывал самую суть олигархии[41]. После «оранжевой революции» острие народного гнева было направлено против двух крупнейших олигархов: Виктора Пинчука и Рината Ахметова, которые уже давно занимались не столько торговлей, сколько производством; немало других богатых людей при этом смогли затаиться и тем самым избежать критики. Оба упомянутых промышленника владеют большими сталелитейными концернами, причем эти компании кажутся столь же прозрачными, сколь и эффективными. Конечно, и Пинчук, и Ахметов изрядно обогатились благодаря приватизации «Криворожстали», вызвавшей на Украине больше кривотолков, чем какая-либо другая аналогичная сделка. Процедура торгов в какой-то мере напоминала российские залоговые аукционы, но в целом была достаточно прозрачной, хотя о настоящей состязательности, конечно, говорить не приходилось. Как бы то ни было, за «Криворожсталь» удалось выручить немалую сумму (800 миллионов долларов), и Пинчук, может быть, прав, утверждая, что эти торги принесли государству больше, чем приватизация всех других сталелитейных предприятий Украины вместе взятых.

Олигархов также принято винить в воровстве, подкупе должностных лиц и вообще во всех мыслимых преступлениях. Фундаментальная проблема всякого общества, только что пережившего крах коммунистического строя, состоит в том, что такое общество беззаконно в буквальном смысле этого слова. Множество очевидных правил человеческого поведения не закреплены в законах. Более того, немало естественных форм этого поведения скомпрометированы и криминализованы. Прежде всего, это относится к торговле, которую по старой привыч ке именуют «спекуляцией» — термином, сошедшим с замшелых страниц советского Уголовного кодекса. Законодательство в этот период, мягко говоря, противоречиво. Судебная система находится в еще более плачевном состоянии, а, скажем, процедура законного взимания налогов по сути практически отсутствует. При таком положении дел весьма затруднительно определить, чтo следует считать законопослушным поведением. Сколько бы отдельных граждан по моральным соображениям ни воздерживалось от поступков, которые им кажутся неблаговидными, все равно найдутся другие, с радостью использующие огромные дыры в законодательстве. И некоторым из них удастся заработать таким образом огромные деньги.

Часто приводят и другую причину ненависти обывателей к олигархам: их-де считают паразитами, которые сами ничего не производят. Однако на самом деле динамика изменения народных чувств оказывается прямо противоположной: чем больше человек начинает заниматься реальным производством, тем бoльшую ненависть он вызывает. Здесь наиболее показателен пример Украины, где большинство олигархов львиную долю своих состояний заработали в период до 2000 года на торговле, причем в подавляющем большинстве случаев (как уже говорилось) — на перепродаже газа. Другими источниками их доходов были: государственные кредиты, в том числе субсидии для угледобывающей отрасли, торговля нефтью, экспортная перепродажа стали, продуктов сельского хозяйства и химической промышленности, — в общем, что угодно, только не производство[42]. А ко времени «оранжевой революции» 2004 года ВВП Украины уже рос весьма бодрыми темпами (12,4%), бoльшая часть украинской стали производилась на отечественных заводах, приобретенных олигархами, да и многие другие отрасли промышленности тоже пробуждались от спячки благодаря приходу в них больших денег. Людей больше всего задевает то, что видно невооруженным глазом. Когда миллиарды утекают из государственной казны, это происходит незаметно для общества. А вот когда олигархи перестают воровать и начинают что-то делать сами, тут-то они выходят из тени на всеобщее обозрение. Заводы-то не спрячешь, и, глядя на них, народ начинает строить свои собственные умозаключения на тему: «откуда у них столько денег».

Именно поэтому в России игра на народной ненависти к олигархам начала входить в моду около 2000 года — как раз тогда, когда несколько крупнейших бизнесменов решили полностью перейти в правовое поле: объявить о принадлежащей им собственности, заплатить налоги, начать делать крупные благотворительные пожертвования и т. д. Задним числом кто-то теперь может сказать, что этот добровольный выход из тени стал самой крупной ошибкой российских олигархов. Неприязнь к ним в широких массах населения стала расти буквально как на дрожжах.

Очень часто сталкиваешься с желанием любыми способами убедить нас в том, что американские «бароны-разбойники» были хоть в чем-то лучше современных олигархов. Доказывая этот тезис, Маршалл Голдман[43], например, подчеркивает, что они, в отличие от их нынешних последователей, вкладывали средства в создание новых предприятий. Подобное противопоставление не выдерживает никакой критики. В основном «бароны-разбойники» сколотили свои состояния на эксплуатации железных дорог, а успешное развитие этой отрасли было невозможно без государственных субсидий и бесплатной раздачи земли[44]. Соответственно, первые владельцы железных дорог извлекали огромную прибыль (так наз. монопольную ренту) из своего привилегированного положения. Использование природных ресурсов и извлекаемой из них ренты — вот главный источник олигархического капитала во всем мире. Напротив, российские и украинские олигархи, завладев своими предприятиями, стали вкладывать в них немалые средства, и эти инвестиции были весьма значительными по каким угодно меркам[45]. В конце концов, зачем пропадать крупным производствам? А как показывает опыт, только олигархи в состоянии вдохнуть в них новую жизнь.

По всей видимости, общественное одобрение тех или иных мероприятий обратно пропорционально их экономической целесообразности. Уж на что неэффективны были разного рода способы приватизации «среди своих», к которым постоянно прибегали на ранних стадиях экономических преобразований, — но с ними охотно мирились. Когда новые владельцы растрачивали приобретенную собственность, им это легко прощали или, по меньшей мере, смотрели на происходящее сквозь пальцы. Пусть неумелое управление довело частную компанию до того, что на вторичном рынке ее можно купить за копейки, — кому какое дело? Точно так же и теперь: никто не станет громко протестовать, если кто-то по дешевке приберет к рукам хорошо работающую фирму, без всяких на то оснований натравив на нее правоохранительные органы.

А вот за угрызения совести олигархам приходится платить очень дорого. Чем темнее махинации, с помощью которых новые хозяева жизни зарабатывают деньги, тем в большей безопасности они находятся. Чем больше они производят для общества, тем большее раздражение они вызывают. Чем прозрачнее их деятельность, тем больше обвинений сыплется им на голову. Чем больше они платят налогов, тем более уязвимыми становятся. Взгляните на ЮКОС! Конечно, время умеряет и ненависть, и обиду; да и чей-то крах тоже успокоительно действует на нервы окружающих. Сегодня мало кому есть дело до преступников, давно сбежавших за границу (хоть бы это были серийные убийцы!), или до руководителей, которые, завладев своими предприятиями, довели их до полного разорения и потеряли неправедно нажитые богатства.

Проблема — в умах

Так в чем же корень проблемы олигархов? Скажем прямо: вокруг них подняли слишком много шума. И как раз сопоставление с историей США позволяет прояснить суть спора. Беда в том, что обыватели не очень-то любят удачливых капиталистов, — но это вопрос не экономики, а идеологии. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в книги, обличающие олигархов, — например, в сочинения Голдмана[46] и Стиглица[47]. В 60–70-е годы XIX века американское правительство не принимало никаких мер против «баронов-разбойников», хотя тогда они и в са мом деле откровенно распоясались. Теодор Рузвельт обрушился на них только в начале XX века, во многом опираясь на общественные настроения, возникшие после нашумевшей публикации в 1899 году «Теории праздного класса» Торстейна Веблена[48]. Между прочим, в это время Эндрю Карнеги уже не приумножал, но напротив, стремительно расходовал свое состояние, причем тратил немало денег на благотворительные цели.

В конце концов, отношение к огромному богатству и к известному неравенству в обществе — это, действительно, вопрос мировоззрения. Для того чтобы люди смирились с существованием сверхбогатых людей, их нужно убедить в том, что многомиллиардные состояния допустимы в принципе. Если говорить о подлинно демократическом государстве, ушедшем далеко вперед по части воспитания населения в духе терпимости к преуспеванию отдельных своих сограждан, то это, конечно, Соединенные Штаты; на второе место с уверенностью может претендовать Великобритания. Характерно, что оба этих государства во многом построены на фундаменте классической либеральной идеологии, основы которой — приемлемость накопления богатств и их наследования — были сформулированы в труде Фридриха Хайека «Конституция свободы» (1960).

Эдвард Луттвак[49] пошел еще дальше, утверждая, что капитализм восторжествовал в США благодаря присущей этой стране кальвинистской морали. Религия побуждала людей упорно работать и копить. Американцы поощряют стремление к обогащению, успех на этой стезе они считают не только материальным, но и духовным достижением, а богатство — признаком добродетели. Больше того: пуританский взгляд на мир предполагает, что, даже стяжав материальные блага, нельзя проводить время в праздном упоении ими, а следует и дальше напряженно работать, тем самым становясь еще богаче. Иными словами, богатство — это не нечто пустое и преходящее; напротив, если человек живет хуже соседа, то должен стыдиться, ибо это означает, что он не так усердно исполнял свой религиозный долг. К сожалению, «далеко не все неудачники выказывают истинно кальвинистское смирение»[50]: ну что ж, если ты не придумал ничего лучшего, чем попросту своровать у соседа, — отправляйся за решетку (недаром США — один из мировых лидеров и по относительному количеству заключенных).

Сравнив проведение приватизации в Чехии и России, Хиллари Аппель[51] пришла к выводу, что в ее ходе Вацлав Клаус очень умело использовал классическую либеральную идеологию. Российские реформаторы были не менее последовательными либералами, но они решили, что для оправдания приватизации лучше апеллировать к конкретной материальной выгоде, которую можно получить от удачных вложений в различные предприятия[52]. Увы, когда ожидания не оправдались, общество почувствовало себя попросту обманутым. А чехи, даже при том, что развитие экономики их страны шло весьма медленными темпами (данные Европейского банка реконструкции и развития за 2004 год), с радостью переизбрали Клауса, поскольку он не обещал конкретных благ, но сформулировал целостную и убедительную идеологию.

Если российские и украинские граждане не воспримут саму идеологию капитализма, они никогда не смирятся с несметными богатствами своих олигархов. И право тут абсолютно ни при чем. Очевидно, что невозможно было руководствоваться правом там, где в законодательстве царил полный сумбур, где суды жили вчерашним днем, где правоохранительные органы действовали, мягко говоря, неэффективно, а в большинстве случаев были попросту продажны[53]. В условиях переходного периода вряд ли можно было рассчитывать на быстрое построение сильного государства или справедливого рынка: лучшее, что можно было бы сделать, это просто, руководствуясь сугубо прагматическими соображениями, подталкивать общество в нужном направлении[54].

Теперь главный враг либерализма — уже не социализм, хотя его пережитки, бесспорно, сохраняются. На смену социализму пришел популизм: не случайно именно это понятие было в центре дебатов по поводу экономической политики стран Латинской Америки в 70–80-е годы. Тогда популизм прежде всего стремился поставить под сомнение законы макроэкономики[55]. Сегодня, когда «Вашингтонское соглашение»[56] успешно доказало свою эффективность, первостепенная важность макроэкономической стабилизации признана практически повсеместно.

Впрочем, популисты не унимаются. Теперь они сосредоточили свое внимание на куда менее прозрачной области экономики — правах собственности, и ратуют за их перераспределение. Как всегда, под популистскими знаменами выступают разные силы: среди них, бесспорно, есть и те, кто на самом деле пострадал от недостаточно справедливого устройства окружающего мира, но хватает и любителей заработать побольше денег на расшатывании устоев капиталистического общества. Зрелый капитализм не может сформироваться без уважения к правам собственности. Конечно, если кто-то захочет исследовать истоки эти прав, то ему придется знакомиться с весьма неприглядными страницами истории западной цивилизации, — недаром в 1840 году Пьер-Жозеф Прудон воскликнул: «Собственность — это кража!» Но все равно эти права не ставят под сомнение — именно поэтому капитализм на Западе и добился такого успеха.

Как может развиваться ситуация в России и на Украине

Олигархи, которых называют экономическим злом, в действительности стали залогом экономического возрождения России и Украины. Причины непрестанных нападок на них легче понять, если разобраться, от кого, собственно, эти нападки исходят. В основном на олигархов ополчаются либо новые, набирающие силу крупные бизнесмены, надеющиеся поживиться их собственностью, либо популисты-политики, всегда готовые натравить людей на богачей. С другой стороны, подлинных либералов должно беспокоить то, что олигархи извлекают выгоду из своего привилегированного положения и что правила игры не равны для всех.

Руководство России во главе с Владимиром Путиным обрушилось на одну компанию — ЮКОС. Этой компании были предъявлены спорные налоговые претензии, после чего ее имущество было конфисковано, а основной владелец посажен в тюрьму под овации широких масс населения. Поскольку в действиях властей явно присутствовала весьма вольная трактовка налогового законодательства и прямое давление на судебные органы, в результате были скомпрометированы как превосходная налоговая, так и судебная реформы; к тому же была серьезно подорвана вера в неприкосновенность частной собственности. Менее заметны перемены, наступившие в мире большого бизнеса. Теперь олигархи вынуждены постоянно «подтверждать» свои права собственности, по первому требованию делая немалые отчисления на «одобряемые» Кремлем благотворительные цели.

Парадоксальным образом новая ситуация отчасти способствует дальнейшему обогащению олигархов, поскольку предприниматели меньшего масштаба, не желая подвергаться столь обременительным поборам, предпочитают сойти с дистанции и продают свои динамично развивающиеся производства все тем же «капитанам российского бизнеса». Таким образом, олигархи не только приобретают перспективные предприятия по весьма сходной цене, но и могут не опасаться в дальнейшем жесткой конкуренции. Естественно ожидать при этом замедления прежде высоких темпов экономического роста: частично из-за снижения конкуренции, а частично — из-за сокращения инвестиций, вызванного, в частности, опасениями самих олигархов. Вероятно, этим объясняется и тот факт, что за последние четыре года в России экономический рост был меньшим, чем в среднем по СНГ. В конечном счете, подобные процессы неизбежно отрицательно скажутся и в социальной сфере.

Новое украинское правительство обдумывает иную стратегию: вернуть государству все неправильно приватизированные предприятия. Главным побудительным мотивом при этом, похоже, является желание отомстить олигархам, поддерживавшим прежний режим. Есть и другое обстоятельство: близкие к новому руководству крупные предприниматели хотят прибрать к рукам активы «стариков». Наконец, декларируется желание сделать правила игры одинаковыми для всех — желание более чем справедливое, вот только первые две причины ему противоречат. Государство, естественно, ставит своей целью и пополнение бюджета. Предлагается следующий механизм: приватизация отменяется, прежнему владельцу выплачивается компенсация, эквивалентная стоимости, за которую он купил предприятие, а само оно заново выставляется государством на честные со стязательные торги. Возможен и другой вариант: предложить владельцам некоторых предприятий произвести существенную доплату и, в случае их согласия, сохранить за ними имеющуюся собственность.

Перераспределение собственности часто считается признаком революции[57]; кроме того, осуществление масштабной реприватизации связано с огромным количеством проблем. Если подходить к проблеме реалистически, отменить можно только совсем недавние приватизационные сделки, поскольку многие предприятия многократно переходили из рук в руки. А как учитывать продажу части акций, дополнительные инвестиции и т. д.? Понятно, что олигархи будут всячески противодействовать экспроприации, тратя при этом огромные деньги на подкуп политиков и судей. В условиях сплошной коррупции это противодействие во многих случаях сможет достичь своей цели. Как убеждает опыт слабых посткоммунистических государств, новая избирательная приватизация вряд ли будет чрезвычайно успешной[58]. От участия в новых аукционах, тем более в революционных условиях, предпочтут воздержаться многие бизнесмены, и не в последнюю очередь — осторожные и уважающие себя иностранцы. Впрочем, в данном конкретном случае на смену украинским могут прийти российские олигархи, не запятнанные сотрудничеством с прежним режимом. Однако бывшие владельцы несомненно предъявят государству множество исков, и тяжбы будут тянуться очень долго.

Пример Восточной Германии доказал, насколько вредным для экономики может оказаться бесконечное оспаривание прав собственности в суде. Миллионы хозяйственных объектов были на долгие годы попросту выведены из обращения — и это при том, что по сравнению с другими государствами бывшего коммунистического блока восточногерманские суды были наименее коррумпированы. В условиях драки за собственность у инвесторов пропадает охота делать вложения, а без этого невозможно добиться экономического роста. Центр Варшавы пришел в полнейший упадок именно из-за разногласий по поводу собственности на землю и здания — главным образом потому, что реприватизация до сих пор так и не была закреплена законодательно. Всякий, кто знаком с причудами украинского законотворчества, едва ли поверит, что Рада когда-либо окажется способной выработать соответствующую юридическую базу. Так что если быстро не обуздать страсть к пересмотру итогов приватизации, она может иметь куда более тяжелые последствия для украинской экономики, чем «дело ЮКОСа» — для российской. Собственно украинские бизнесмены очень быстро отреагировали на эти поползновения: они попросту прекратили инвестировать в производство, опасаясь, что любые вложения в ранее приватизированные предприятия будут отобраны; кроме того, они аккумулируют наличность на случай выставления на торги новых объектов. В итоге вновь, как и на самых ранних этапах приватизации, частные инвестиции стремятся к нулю.

Однако в любом случае нынешние попытки пересмотра приватизации не приведут ни в одной из двух стран ни к укреплению прав собственности, ни к выработке единых правил игры на рынке. Государство, может, и выручит в какой-то момент больше денег, но при этом будет расшатана вся правовая система. Неуверенность возрастет, а это неизбежно приведет и к падению инвестиций, и к замедлению темпов экономического роста.

Что делать?

Вопрос, что можно и что нужно делать с олигархами, так или иначе стоит на повестке дня. Критическое отношение к вариантам, предлагаемым российским и украинским правительством, вовсе не означает, что вообще ничего предпринимать не надо. Если нам не нравится поведение олигархов, следует предъявить им требования, которые они в принципе готовы принять, предложить им иные действенные стимулы или изменить экономическую, правовую и политическую среду, в которой им приходится существовать. Если проблема только в том, что олигархи мало заплатили государству, нужно решить ее раз и навсегда, при этом раз и навсегда подтвердив их права собственности.

Предлагаемое нами решение имеет три составляющие. Первым и самым важным его элементом должна стать демонстрация государством твердой приверженности принципам экономической свободы, среди прочего подразумевающим и незыблемость прав собственности, в том числе и для миллиардеров. В свое время эти принципы были четко сформулированы Фридрихом Хайеком[59], а недавно Хиллари Аппель выдвинула экономическое обоснование подобной идеологии: «Осуществление преобразований будет происходить с меньшими затратами и более эффективно, если программные положения, на которых эти преобразования основываются, легко встраиваются в уже существующий идеологический контекст»[60].

Следующий шаг — адресованное олигархам предложение раз и навсегда рассчитаться с обществом, внеся в государственную казну весьма значительную сумму. Скажем, можно приглашать олигархов по одному на встречу с группой высокопоставленных чиновников, на которой и договариваться о конкретных цифрах. В результате государство сможет получить немалую прибыль и при этом удастся достичь твердых соглашений, устраивающих обе стороны. Судя по недавним публичным заявлениям опальных украинских олигархов (Виктора Пинчука и Рината Ахметова), подобный вариант их вполне устраивает. Они утверждают, что готовы сесть за стол переговоров с ответственными представителями власти и заключить четкое соглашение, в котором была бы оговорена окончательная сумма, требуемая государством, — они с радостью заплатят. У такого решения есть несколько преимуществ. Пойдя на столь серьезный компромисс, олигархи продемонстрируют свою добрую волю, а государству, взыскавшему с них значи тельные средства, будет что предъявить обществу. Налоговые контрибуции всегда предпочтительнее тотального перераспределения собственности, ибо они наносят куда меньший урон экономике.

В итоге могут возникнуть благоприятные политические предпосылки для того, чтобы правительство смогло осуществить последнюю необходимую меру, а именно объявить своего рода экономическую амнистию для олигархов и гарантировать неприкосновенность их собственности. Предложение президента Путина, сделанное на встрече с российскими олигархами в марте 2005 года: законодательно ограничить срок давности по приватизационным сделкам тремя годами — один из возможных шагов в этом направлении. Пойдя на амнистию, нужно как можно прочнее закрепить ее законодательно. Частная собственность — одно из важнейших прав, которое должно быть гарантировано Конституцией. Если государству удастся убедить олигархов в том, что у них ничего не отнимут, те не станут тратить огромные деньги на подкуп политиков разного толка. Как следствие, уменьшится или прекратится проникновение бизнеса во власть, а значит, удастся существенно ограничить коррупцию. Стоит также, наверное, учесть, что контроль над крупнейшими предприятиями — весьма заманчивая вещь, так что амнистию можно объявлять только после того, как самые соблазнительные куски собственности уже уйдут в частные руки.

После «революции роз» новое грузинское руководство проделало нечто в этом роде. Десятки бизнесменов, которых сочли замешанными в криминальных сделках, были сначала арестованы, а затем выпущены на свободу. По разным оценкам, стоимость выкупа составила от 300 тысяч до миллиона долларов. Положительный эффект для бюджета маленькой Грузии был весьма ощутимым. Впрочем, негодование общественности вызвал тот факт, что друзей новой власти не трогали вовсе, вне зависимости от того, какими способами они заработали свои состояния. Четких гарантий неприкосновенности собственности дано не было[61], а потому все эти выплаты, размеры которых брались, в общем-то, с потолка, могли показаться просто очередным побором. Кстати, в относительно богатых странах, вроде России и Украины, размер подобных контрибуций может стать предметом куда более ожесточенного торга, и поэтому там особенно важно будет выработать жесткий и прозрачный оценочный механизм.

Можно, конечно, закрепить за олигархами права собственности, вообще не требуя никакой компенсации. Это, безусловно, понравилось бы им больше всего, но в нынешней политической обстановке вряд ли возможно. Тратя немалые средства на благотворительность, прежде всего на различные социальные программы, российские олигархи тем не менее пытаются подтолкнуть власти именно к такому решению, а президент Путин после разгрома ЮКОСа, похоже, склонен поощрять эти надежды. Что касается Украины, то там амнистия без контрибуций вряд ли реальна — слишком высок был градус общественного недовольства во время «оранжевой революции». Впрочем, крупные пожертвования, наподобие тех, что в свое время делали Эндрю Карнеги или семья Рокфеллеров, могут переломить общественное мнение.

С олигархами можно бороться и с помощью прогрессивного налогообложения — любимого оружия социал-демократов. Его преимущество в том, что не надо мучиться с определением размеров однократных компенсационных выплат — прогрессивная шкала устраняет сам корень зла. Брэдфорд ДеЛонг (2002) обратил внимание на то, что в период с 1930 по 1980 год в США практически не появлялось новых миллиардеров, — только потому, что даже там в течение полувека в экономике торжествовали социал-демократические принципы. Знаком эпохи стала прогрессивная шкала высоких налогов, которые после Второй мировой войны для сверхбогатых людей зачастую составляли более 90%[62]. Но радоваться тут нечему. Оказывается, даже в цитадели либерализма, Соединенных Штатах, обложение богатейшего слоя непомерно высокими налогами способно в принципе остановить его воспроизводство. А это необратимо воздействует на всю экономическую систему и в большинстве случаев наносит вред предпринимательству, и в результате рассчитывать на экономический рост в обозримой перспективе не приходится. Свидетельство тому — очередной приступ «евросклероза», который происходит на наших глазах. Представим себе на минуту, что в США высшая планка налогов по-прежнему доходила бы до 90%: как вы думаете, существовали бы тогда в нынешнем своем виде «Майкрософт», «Интел», «Уолмарт» и др.? Переходить сегодня на такую систему означало бы выплеснуть вместе с водою ребенка. К счастью, сейчас веяния времени совсем иные: в моде плоская шкала подоходного налога. Надо помнить и о том, что как раз самые богатые всегда находят способ обойти жесткое налоговое законодательство: стараются его заблокировать, купив необходимое число голосов в парламенте, или на худой конец просто эмигрируют. Не случайно во многих европейских странах, где действует прогрессивная шкала налогообложения, «старые деньги» аристократии находятся в полной безопасности, а вот новым предпринимателям приходится туго. Но если крупных предпринимателей в стране — раз-два и обчелся, их надо не подавлять, а холить и лелеять.

Следует также провести немалое количество политических преобразований, которые позволят уменьшить как коррупцию, так и влияние олигархов. Однако это тема совсем другого исследования.

Как нужно было проводить приватизацию?

Ожесточенные споры вокруг олигархов заставляют по-новому взглянуть на проблему эффективности различных форм приватизации. Двумя ключевыми факторами, способными обеспечить успешное функционирование экономики в долгосрочной перспективе, являются, во-первых, переход предприятий в частную собственность и, во-вторых, уважение к правам этой собственности.

Согласно весьма распространенному мнению, наиболее разумный способ приватизации — передача предприятий в руки новых стратегических инвесторов из других стран. Так сплошь и рядом поступали в Центральной Европе; однако к настоящему моменту из приватизированных таким образом предприятий уце лели лишь считаные единицы, так что этот метод, похоже, увенчался сокрушительным провалом. Множество соответствующих объектов долгие годы оставалось в собственности у государства, выжидавшего, когда же условия для приватизации будут идеальными. Другие были проданы уважаемым западным компаниям, которые либо закрыли их целиком, либо сохранили отдельные мелкие производства. Иностранцы так и не смогли эффективно распорядиться доставшейся им собственностью: иногда они в принципе не знали, как обращаться с компаниями такого типа, иногда — следовали своей стратегической установке на глобальное распределение труда, которая предполагала сворачивание местного производства.

Напротив, осуществленная в России и на Украине прямая продажа собственности отечественным бизнесменам, в том числе и через залоговые аукционы, с чисто экономической точки зрения привела к поразительным успехам. Новые собственники точно знали, чтo надо делать, и достигали поставленных целей весьма искусно[63]. Они знали, как обращаться и с директорами, и с рабочими. Они сумели отсечь наиболее криминализированную часть компании, сократить число работников, расширить производство и улучшить качество продукции с помощью точечных, небольших финансовых вложений; извлечь максимум из старого оборудования и инженерной сметки своих сотрудников. Прибыли пошли резко вверх. К сожалению, общество склонно закрывать глаза на эти достижения, обращая внимание лишь на то, что предприятия достались олигархам практически даром. В нынешних политических условиях с этим предубеждением чрезвычайно трудно справиться — и в России, и на Украине.

По закону контраста теперь наиболее удачной выглядит приватизация «среди своих», в свое время осуществленная в интересах директоров и трудовых коллективов. Именно так в основном проходила ваучерная приватизация и в России, и на Украине. В течение нескольких лет старое некомпетентное руководство паразитировало на имеющихся активах, втихую их бессовестно расхищая, а затем, окончательно развалив свои предприятия, чаще всего продавало их новым амбициозным предпринимателям — причем по бросовым ценам, в особенности после финансовой катастрофы 1998 года. Удивительным образом, к собственности, приобретенной подобным образом на вторичном рынке, претензий куда меньше — и это при том, что зачастую предприятия покупались за меньшую цену, чем та, которую могло бы выручить государство, если бы продало их напрямую новым владельцам. Олигархам, быть может, стоит учесть эту особенность общественного мнения и перепродать друг другу ту собственность, которая попала им в руки непосредственно от государства.

Все это заставляет усомниться в обоснованности тех выводов, которые содержатся во множестве работ, посвященных итогам приватизации. Во-первых, прошло слишком мало времени. Массовая приватизация в принципе рассчитана на долгосрочную, а не на среднесрочную перспективу, и оценивать ее нужно соответственно. Во-вторых, залогом стабильного поступательного развития экономики является незыблемость прав собственности — в этом отношении среднесрочные экономические показатели также не могут служить достаточным критерием (если вообще могут чем-то помочь). Наконец, в-третьих, критики приватизации напрочь игнорируют специфические особенности крупных производств. Короче говоря, пока все споры о качестве приватизации по большей части кажутся пустым сотрясением воздуха.

Совет напоследок: договоритесь с олигархами и проповедуйте капитализм

Как это ни парадоксально, в настоящее время главная задача — защитить тех, благодаря кому российская и украинская экономика совершили беспрецедентный рывок вперед. В середине 90-х несколько молодых людей в этих странах попытались, с немалым риском для себя лично, вдохнуть жизнь в, казалось бы, находившихся при последнем издыхании монстров советской экономики. Их старания увенчались таким успехом, на который никто и не рассчитывал: возрожденные крупные предприятия стали локомотивом подъема всей экономики. Поначалу успех приносила прежде всего экономия на масштабах производства и присвоение природной ренты, извлекаемой из сырьевых ресурсов; при этом в условиях правового беспредела выживали лишь корпорации с жестко централизованным руководством и капиталом. Немногие владельцы таких компаний богатели с ошеломляющей скоростью — их и стали именовать олигархами. Дабы закрепить права на сомнительно приобретенную собственность, они стали подкупать политиков, судей и других должностных лиц. А это называется коррупцией или даже захватом власти со стороны бизнеса.

И российское, и украинское общество требует от правительства борьбы с коррупцией, символом которой считаются олигархи. В XIX столетии, во времена так наз. «золотого века», Соединенные Штаты тоже столкнулись с аналогичной проблемой, пытаясь умерить аппетиты стремительно богатевших нуворишей. Тогда Эндрю Карнеги сделал огромное состояние на стали, а Джон Рокфеллер заработал свои миллионы на нефти. При президенте Путине Россия пошла по пути конфискации, обложив данью крупнейших олигархов и периодически требуя выплат от других представителей бизнес-сообщества. Украина готова пойти по еще более рискованному пути масштабного передела собственности, который может полностью расшатать и политическую, и экономическую систему страны, не говоря уж о правовой.

Главный недостаток такой политики в том, что за ней стоит порочная идеология, в которой обывательская зависть к богатым сочетается с желанием новоявленных предпринимателей завладеть активами пресловутых олигархов. Инстинктам обоего рода не стоит потакать. В конечном счете все споры сводятся к чистой идеологии. Олигархи — естественный продукт определенной экономической, правовой и политической ситуации: именно так их и надо воспринимать. А это, в свою очередь, означает, что общество должно не просто осознать фундаментальные принципы капитализма, но и проникнуться ими.

В то же время есть выход из ситуации, соответствующий принципам либерализма. Необходимо сделать правила игры равными для всех, лишив олигархов привилегий, которыми они пользовались и пользуются сейчас, и, возможно, даже потребовав от них значительной компенсации за прежние сомнительные сделки. В обмен необходимо твердо гарантировать неприкосновенность их собственности. Новые грузинские власти действовали примерно по этой схеме. Они заставили крупных бизнесменов выплатить государству определенные суммы, а взамен подтвердили ныне существующие права собственности. Такую сделку следует заключить раз и навсегда, не пересматривая в дальнейшем ее условий.

Разумеется, следует неукоснительно соблюдать закон, а это означает, что олигархам нельзя давать волю. Более того, если они сами не будут выходить за рамки закона, то и отношение к ним переменится. Они уже тратят немалые средства на благотворительность, как их американские собратья, но могут делать гораздо больше. Если государство готово гарантировать крупнейшим предпринимателям неприкосновенность их собственности, у них отпадет необходимость внедряться во власть, давая огромные взятки политикам. В итоге удастся сформировать нормальное правовое поле, способное ограничить возможности олигархов.

Худшим вариантом может стать многократный передел собственности, который периодически будет полностью подрывать экономическое развитие страны. Еще один неудачный метод — введение прогрессивной шкалы налогообложения, предусматривающей чрезвычайно высокие налоги на богатых. Такое решение не только воспрепятствует притоку в большой бизнес новых людей, но, скорее всего, законсервирует сложившуюся ситуацию и затормозит экономический рост.

И наконец: ни одно политическое решение нельзя воплотить в жизнь без сильной и последовательной идеологической поддержки. Если людей не убедить в том, что капитализм принесет пользу им самим, они вряд ли смирятся с фантастическим богатством некоторых своих сограждан.

---

[*] Anders Aslund. Comparative Oligarchy: Russia, Ukraine and the United States. Paper presented at the CASE Conference, “Europe after the Enlargement,” Warsaw, April 8–9, 2005. Мы публикуем дополненный и исправленный вариант доклада, подготовленный специально для «Отечественных записок». Перевод с английского Николая Кербера.

[1] Я бы рекомендовал два отменных исследования, посвященные русским олигархам: это «Распродажа века» Кристии Фрилэнд (Chrystia Freeland, Sale of the Century: Russia’s Wild Ride from Communism to Capitalism, New York: Crown Business, 2000) и «Олигархи» Дэвида Хоффмана (David Hoffman, The Oligarchs. New York: Public Affairs, 2002).

[2] Hellman, Joel S. «Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Postcommunist Transitions,» World Politics, 50 (1998): 203–234.

[3] Shleifer, Andrei. A Normaе Country: Russia after communism, (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005).

[4] Dornbusch, Rudiger and Sebastian Edwards, eds. The Macroeconomics of Populism in Latin America, (Chicago: University of Chicago Press, 1991).

[5] Steele Gordon, John. An Empire of Wealth: The Epic History of American Economic Power, (New York: HarperCollins, 2004): 211–212.

[6] ДеЛонг, Дж. Брэдфорд (2002) «Бароны-разбойники» в: Очерки о мировой экономике. Выдающиеся экономисты мира в Московском Центре Карнеги. Под ред. Андерса Ослунда и Татьяны Малеевой. М.: Гендальф. С. 179.

[7] Steele Gordon, John. An Empire of Wealth: The Epic History of American Economic Power, (New York: Harper Collins, 2004): 207.

[8] Дж. П. Морган подмял под себя финансы, а Уильям Б. Астор — торговлю недвижимостью (ДеЛонг 2002).

[9] Kroll, Luisa and Lea Goldman, eds., (2005) “The World Billionaires,” Forbes, March 10 [http://www.forbes.com/lists/2005/03/09/bill05land.html].

[10] Нефть — ЮКОС, ЛУКойл, Сургутнефтегаз, ТНК, Сибнефть; металлы — РУСАЛ, СУАЛ, Норильский никель, Северсталь, Евразхолдинг, НЛМК, ММК, «Мечел» и УММК.

[11] «Систем кэпитал менеджмент» (СКМ), «Интерпайп», группа «Приват», Союз промышленников Донбасса, Запорожсталь, Завод имени Ильича в Мариуполе.

[12] ДеЛонг, Дж. Брэдфорд (2002) «Бароны-разбойники» в: Очерки о мировой экономике. Выдающиеся экономисты мира в Московском Центре Карнеги. Под ред. Андерса Ослунда и Татьяны Малеевой. М.: Гендальф.

[13] Крупнейшая американская страховая компания, которую весной этого года обвинили в манипуляциях с финансовой отчетностью. В результате скандала в отставку был вынужден уйти многолетний глава компании М. Гринберг. — Примеч. пер.

[14] Steele Gordon, John. An Empire of Wealth: The Epic History of American Economic Power, (New York: HarperCollins, 2004): 207–208.

[15] Williamson, Oliver E. (1975) Markets and Hierarchies, New York: Free Press. World Bank (2004) World Development Indicators, CD-ROM.

[16] Kroll, Luisa and Lea Goldman, eds., (2005) “The World Billionaires,” Forbes, March 10 [http://www.forbes.com/lists/2005/03/09/bill05land.html].

[17] Это подтвердили в беседах со мной владельцы обеих групп — в марте 2003-го и декабре 2004 года, соответственно.

[18] De Soto, Hernando (2000) The Mystery of Capital: Why Capitalism Triumphs in the West and Fails Everywhere Else, New York: Basic Books.

[19] Термин Гоббса, обозначающий первичную стадию человеческой цивилизации. — Примеч. пер.

[20] Volkov, Vadim (2002) Violent Entrepreneurs: The Use of Force in the Making of Russian Capitalism, Ithaca, NY: Cornell University Press. xi.

[21] Ibid.: 19.

[22] Разумеется, до сих пор в России и на Украине таким образом выбирали только половину депутатов, но богатые бизнесмены покупают себе места и в партийных списках.

[23] Steele Gordon, John. An Empire of Wealth: The Epic History of American Economic Power, (New York: HarperCollins, 2004): 207.

[24] Это отмечали в беседах со мной весьма информированные российские бизнесмены в марте 2005 года.

[25] Aslund, Anders (2000) «Why Has Ukraine Failed to Achieve Economic Growth?» in Anders Aslund and Georges de Menil, eds., Economic Reform in Ukraine: The Unfinished Agenda, Armonk, New York: M. E. Sharpe, pp. 255–377.

[26] Hendley, Kathryn, Barry W. Ickes, Peter Murrell and Randi Ryterman «Observations on the Use of Law by Russian Enterprises,» Post-Soviet Affairs (1997), 13, 1: 19–41.

[27] Kaufmann, Daniel, and Paul Siegelbaum «Privatization and Corruption in Transition Economies,» Journal of International Affairs, 50 (1996), 2: 419–458.

[28] Особенностью российской действительности является готовность корпораций платить и за то, чтобы избежать негативного освещения в прессе. Как рассказал мне весной 2001 года Борис Федоров, в этом особо преуспел Газпром.

[29] Я благодарен Олене Притыле, поделившейся со мной этим наблюдением.

[30] Veblen, Thorstein (1994) [1899] The Theory of the Leisure Class, New York: Penguin.

[31] Kroll, Luisa and Lea Goldman, eds., (2005) “The World Billionaires,” Forbes, March 10 [http://www.forbes.com/lists/2005/03/09/bill05land.html].

[32] World Bank (2004) World Development Indicators, CD-ROM.

[33] Stiglitz, Joseph E. (2002) Globalization and Its Discontents, New York: Norton.

[34] Голдман, Маршалл (2005). Пиратизация России. Русские реформы идут вкривь и вкось. Новосибирск/Москва: «Тренды». См. реферат в этом номере «ОЗ».

[35] Тимошенко, Виктор (1998) «Все богатые люди Украины заработали свои капиталы на российском газе» Независимая газета, 16 октября 1998 г.

[36] Лучшими в этом отношении я считаю все те же книги Фрилэнд и Хоффмана (см. выше примеч. 1). См. также Blasi et al. 1997.

[37] На самом деле в них участвовали лишь группа ЮКОС, тандем владельцев «Интерроса» да Борис Березовский с Романом Абрамовичем.

[38] Shleifer, Andrei. Op. cit.

[39] Shleifer, Andrei, and Daniel Treisman (2000) Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia, Cambridge, Mass.: MIT Press; Aslund, Anders (2002) Building Capitalism: the Transformation of the Former Soviet Bloc, New York: Cambridge University Press.

[40] Yekhanurov, Yuri I. “The Progress of Privatisation” in Anders Aslund and Georges de Menil, eds., Economic Reform in Ukraine: The Unfinished Agenda. (Armonk, New York: M. E. Sharpe, 2000).

[41] Aslund, Anders. «Ukraine’s Return to Economic Growth», Post-Soviet Geography and Economics, vol.

[42] Aslund, Anders (2000) «Why Has Ukraine Failed to Achieve Economic Growth?» in Anders Aslund and Georges de Menil, eds., Economic Reform in Ukraine: The Unfinished Agenda, Armonk, New York: M. E. Sharpe, pp. 255–377.

[43] Голдман, Маршалл (2005). Указ. соч.

[44] ДеЛонг, Дж. Брэдфорд (2002) «Бароны-разбойники» в: Очерки о мировой экономике. Выдающиеся экономисты мира в Московском Центре Карнеги. Под ред. Андерса Ослунда и Татьяны Малеевой. М.: Гендальф. С. 179–208.

[45] Shleifer, Andrei. Op. cit.

[46] Голдман, Маршалл (2005). Указ. соч.

[47] Stiglitz, Joseph E. (2002) Globalization and Its Discontents, New York: Norton.

[48] Торстейн Веблен (1857–1929) — крупнейший американский экономист и социолог, основоположник так наз. теории институционализма. — Примеч. пер.

[49] Luttwak, Edward (1998) Turbo-Capitalism: Winners and Losers in the global Economy, New York: HarperCollins. 17–21.

[50] Ibid., 22.

[51] Appel, Hiilary (2004) A New Capitalist Order: Privatization and Ideology in Russia and Eastern Europe, Pittsburgh, Pa: University of Pittsburgh Press.

[52] Чубайс, Анатолий Б., ред. Приватизация по-русски. М.: «Вагриус», 1999; Boycko, Maxim, Andrei Shleifer, and Robert W. Vishny (1995) Privatizing Russia, Cambridge, Mass: MIT Press.

[53] Gaidar, Yegor T. (2003) State and Evolution: Russia’s Search for a Free Market, Seattle: University of Washington Press.

[54] Shleifer, Andrei, and Robert W. Vishny (1998) The Grabbing Hand. Government Pathologies and Their Cures, Cambridge, Mass.: Harvard University Press. Shleifer, Andrei, and Daniel Treisman (2000) Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia, Cambridge, Mass.: MIT Press.

[55] Dornbusch, Rudiger and Sebastian Edwards, eds. (1991), The Macroeconomics of Populism in Latin America, Chicago: University of Chicago Press.

[56] Термин, которым в 1989 году американский экономист Дж. Уильямсон обозначил набор базовых правил преобразования экономики стран Латинской Америки, согласованный рядом международных финансово-экономических институтов в Вашингтоне. — Примеч. пер.

[57] Mau, Vladimir and Irina Starodobrovskaya (2001) The Challenge of Revolution: Contemporary Russia in Historical Perspective, Oxford: Oxford University Press.

[58] Havrylyshyn, Oleh, and Donal McGettigan (2000) «Privatization in Transition Countries,» Post-Soviet Affairs, 16, 3: 257–286.

[59] Hayek, Friedrich A. (1960) The Constitution of Freedom. London: Routledge & Kegan Paul.

[60] Appel, Hiilary (2004) A New Capitalist Order: Privatization and Ideology in Russia and Eastern Europe, Pittsburgh, Pa: University of Pittsburgh Press. 172.

[61] Так описывала мне ситуацию в разговоре, состоявшемся 12 мая 2005 года, постоянно живущая в Грузии журналистка Тереза Фриз.

[62] Steele Gordon, John. An Empire of Wealth: The Epic History of American Economic Power, (New York: HarperCollins, 2004): 359.

[63] Shleifer, Andrei, and Daniel Treisman “A Normal Country, ” Foreign Affairs, 83 (2004), 2: 20–38.