Крушение Саввы великолепного

Савва Иванович Мамонтов (1841–1918) остался в памяти потомков главным образом как меценат. В его подмосковной усадьбе Абрамцево в 70–90-е годы XIX века собирался блистательный художественный кружок, он (вместе с М. К. Тенишевой) субсидировал журнал «Мир искусства» и состоял деятельным «членом-учредителем» цветаевского Музея изящных искусств в Москве, на создание которого пожертвовал значительные средства. Но искусствоведы обычно умалчивают, отчего обширная меценатская деятельность С. И. Мамонтова неожиданно прекратилась.

Между тем история мамонтовского краха чрезвычайно поучительна. Внезапному разорению предшествовал длительный и непрерывный успех. Наследственные капиталы, нажитые на винных откупах отцом и дедами, Савва Иванович пустил в железнодорожное строительство и в 1870–1880-е годы преуспел настолько, что мог не гнаться за быстрыми деньгами и смело смотреть далеко в будущее. Поздравляя Мамонтова в 1897 году с завершением строительства Ярославско-Архангельской железной дороги, профессор И. В. Цветаев не без оснований связывал с мамонтовским проектом «всю грядущую счастливую судьбу нашего Европейского Севера».

В начале 90-х годов XIX века Савва Иванович значительно расширяет дело и впервые в России создает конгломерат связанных между собой металлургических, машиностроительных и железнодорожных предприятий. И все шло гладко, пока вдруг власть не подставила ножку Мамонтову. Инициативный делец, которому было тесновато в императорской России, своими предприятиями изрядно раздражал всевластную бюрократию.

К примеру, после законодательного разрешения в 1882 году частных театральных трупп в столичных городах он первым решился бросить вызов традиционной монополии императорских театров. Причем труппа Московской частной русской оперы должна была, по мысли Мамонтова, состоять из молодых певцов, которые не прошли «школу казенной сцены». Это требование не было причудой взбалмошного богатея. Эстетические воззрения Мамонтова уважали профессионалы. Например, К. С. Станиславский приглашал Савву Ивановича на генеральную репетицию первого спектакля МХТ «Царь Федор» «как знатока русской старины и большого художника».

Не чурался Мамонтов и общественной деятельности. Однажды он даже предпринял попытку консолидировать хилый российский либерализм. В апреле 1899 году, чтобы отбить серьезного читателя у суворинского «Нового времени», при содействии Саввы Мамонтова в Петербурге была учреждена газета «Россия». Суворин забеспокоился, но газета его конкурентов прожила недолго. В феврале 1902 года она была закрыта за публикацию знаменитого фельетона Л. В. Амфитеатрова «Господа Обмановы», едко высмеявшего императорскую фамилию.

Крах Саввы Великолепного, как по аналогии с великим флорентийцем Лоренцо Медичи именовали Мамонтова, был неожиданным и необратимым. Летописец московского купечества П. А. Бурышкин считал, что «мамонтовская Панама» была «одним из эпизодов борьбы казенного и частного железнодорожного хозяйства». Действительно, на протяжении второй половины XIX века политика российского правитель ства в железнодорожном деле определялась противоборством двух партий — сторонников частных и казенных железных дорог. Курс несколько раз менялся. Но к этой истории крушение Мамонтова не имеет отношения.

Против известного промышленника и мецената было возбуждено уголовное дело по обвинению в противозаконных финансовых махинациях с корыстной целью. Немолодой человек, отнюдь не отличавшийся богатырским здоровьем, был посажен в тюрьму. Следователь, ведший дело Мамонтова, назначил было сумму залога (и не маленькую — 763 тысяч рублей). Родня и друзья готовы были собрать эти деньги, но совершенно неожиданно размер залога был произвольно увеличен до 5 миллионов рублей. Такую сумму мамонтовским доброхотам собрать было не под силу, и в ожидании суда Савва Иванович более пяти месяцев провел в одиночной камере. Только после заключения врачебной комиссии, что Мамонтов «страдает болезнями легких и сердца», следователь вынужден был выпустить его из тюремной камеры под домашний арест. Роскошный дом на Тверской был описан за долги, поэтому Мамонтов под надзором полиции поселился в небольшом домике близ Новой Басманной.

Присяжные не нашли в действиях Саввы Ивановича корыстного умысла. Суд оправдал его, признав, однако, несостоятельным должником. Имущество мецената пошло с молотка. В несколько лет все претензии кредиторов были удовлетворены, в результате чего Савва Мамонтов, как заметил К. С. Станиславский, «материального довольства… не вернул, но любовь и уважение к себе удесятерил».

Крах Мамонтова вызвал сильный общественный резонанс. Несколько месяцев история не сходила с первых полос газет. Охочие до «жареного» журналисты ежедневно сообщали сенсационные новости, называли фантастические суммы мамонтовских хищений и растрат. Но по мере развития судебного процесса тон печати стал меняться, и под конец о Мамонтове уже стали говорить как о жертве. Он и был жертвой интриги всесильного в ту пору министра финансов Сергея Юльевича Витте.

Подробности дела описаны в записках А. А. Лопухина, источнике, вполне заслуживающем доверия.

Алексей Александрович Лопухин (1864–1928), аристократ, сделавший блестящую юридическую карьеру и в 1902 году занявший пост директора Департамента полиции, был в бюрократической среде белой вороной. Хорошо знавший Лопухина Марк Алданов писал позднее, что это был «русский интеллигент, с бoльшим, чем обычно, жизненным опытом, с меньшим, чем обычно, запасом веры, с умом проницательным, разочарованным и холодным, с навсегда надломленной душою». Сделавшись руководителем политического сыска, Лопухин призывал своих непосредственных начальников — В. К. Плеве, а потом и П. А. Столыпина — ликвидировать политическую полицию и отказаться от услуг провокаторов. Весной 1905 года, после убийства великого князя Сергея Александровича, за непринятие должных мер по его охране Лопухин был снят с должности директора Департамента полиции и назначен эстляндским губернатором. В Эстляндии нетривиально мыслящий губернатор предотвратил еврейские погромы, создав рабочую милицию, за что был уволен в отставку. Всероссийскую известность Лопухин приобрел в 1909 году, после того как он подтвердил Владимиру Бурцеву факт провокаторства Азефа. А. А. Лопухин был предан суду по обвинению «в оказании содействия тайной революционной организации» и приговорен к пяти годам каторжных работ, замененных ссылкой в Сибирь, где он и пробыл до 1912 года, когда влиятельные родственники выхлопотали для него помилование.

В 1899 году Лопухин занимал пост прокурора Московского окружного суда, так что всю подноготную мамонтовского дела он знал досконально. Мы перепечатываем отрывок из редкого издания записок Лопухина, яркими штрихами рисующего правовую незащищенность крупной собственности в императорской России.

Личное мое знакомство с С. Ю. Витте произошло в 1901 году. Но, прибегая к его же выражению по поводу одного из его сослуживцев, я могу сказать, что «открылся» он мне раньше. Летом 1899 года, когда я был прокурором московского окружного суда, в Москве возникло громкое уголовное «мамонтовское» дело. История его возникновения весьма для Витте характерна.

Савва Иванович Мамонтов, видный делец и известный меценат, был крупным акционером и председателем правления общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Дела ее с постройкой бездоходной в то время ветви от Вологды до Архангельска пошатнулись до пределов катастрофических. В столь же печальном положении оказались и дела патронировавшегося обществом Московско-Ярославско-Архангельской дороги акционерного общества Невских судостроительного и вагоноделательного заводов. Для поддержания того и другого предприятия заправилы их с Мамонтовым во главе прибегли к способам, законом запрещенным. Путем разных комбинаций, в которых главную роль играли фиктивные сделки, фиктивные счета и такие же записи в книгах, они умудрялись перебрасывать деньги из кассы дороги в кассу заводов и обратно и создавать на бумаге декорум их кредитоспособности. Эти приемы запутали дело еще больше, крах казался неминуемым, когда для спасения от него средство было найдено. С. И. Мамонтову удалось добиться для общества Московско-Ярославской дороги концессии на сооружение так называемой Северной железнодорожной линии Петербург — Вологда — Вятка, высокая доходность коей представлялась вне сомнений и должна была компенсировать недоборы общества от Архангельской ветви до времени более интенсивной работы последней. Вышеупомянутая концессия была дана в законодательном порядке, высочайше утвержденном мнением Государственного совета. Этот законодательный акт состоялся при полной осведомленности министерств финансов и путей сообщения о переживавшихся концессионером, железнодорожным обществом, финансовых затруднениях и тех способах, которыми правление его пыталось из них выйти. Мало того, к акту этому министерства относились именно как к средству спасти общество от финансового краха, объем которого, как ни трудно было последний предугадать, представлялся весьма грозным. С концессией все предвещало обществу Московско-Ярославской дороги блестящее будущее. Как вдруг над предприятием разразилась гроза, разметавшая в прах все надежды и нагрянувшая неожиданно оттуда, откуда обществу были только что оказаны поддержка и спасение. То самое министерство финансов, которое в лице его главы, С. Ю. Витте, только что выступало в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу выгодной концессии, выступило в лице того же С. Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и железнодорожного общества и крупных его акционеров. По инициативе С. Ю. Витте в Комитет министров было внесено дело о том, чтобы законодательный акт о предоставлении обществу Московско-Ярославской дороги концессии и на Петербурго-Вятскую ветвь был отменен, и ветвь эта строилась на средства казны. Никаких новых данных, которые были бы в состоянии обусловить такой неожиданный поворот дела, в распоряжении министерств не было и быть не могло. Никто, конечно, в Государственном совете не согласился бы понять, почему одна и та же мера на расстоянии нескольких месяцев представлялась и возможной, и невозможной, и потому правительство и не посмело внести свое представление в Государственный совет, а направило его в Комитет министров, куда, по авторитетному свидетельст ву его бывшего председателя, все того же С. Ю. Витте, министры имели обыкновение направлять все те свои предложения, которые противоречили закону и справедливости. В Комитете министров представление министерства было, конечно, принято, и на положение о том Комитета министров последовало утверждение Николая II. С точки зрения правовой создалось нечто совершенно уродливое и даже для беззастенчивости министерских приемов времен Николая II не вполне обычное: законодательный акт оказался отмененным постановлением, изданным в порядке управления. По существу же суровые меры этим не ограничились, и все по инициативе С. Ю. Витте; против Мамонтова и его коллег было возбуждено уголовное преследование за те самые противозаконные финансовые комбинации, о которых министерство финансов не только прекрасно знало, но которые оно покрыло ходатайством перед Государственным советом о передаче выгодной концессии в руки тех самых людей, которых оно затем решило посадить на скамью подсудимых.

Все это на первый взгляд представлялось совершенно непонятным. Наличность злоупотреблений со стороны Мамонтова и его сотрудников была вне сомнений. Но вместе с тем сравнительно с распространенным типом дельцов, которые безо всяких церемоний перекладывали в свои карманы деньги из касс руководимых ими предприятий и оставались безнаказанными, они представлялись людьми гораздо более зарвавшимися в предпринимательстве, чем нечестными. Защищать нравственность их поступков, конечно, было невозможно, но и выбор министерством финансов именно их в качестве дани правосудию казался непонятным. Ясны были незаконность одних мер, избыток жестоко сти других, что вместе с отсутствием справедливых мотивов заставляло подозревать за всем этим наличность какой-то крупной интриги. Она вскоре и вскрылась.

Предоставление обществу Московско-Ярославской железной дороги концессии на Петербурго-Вятскую линию значительно подняло на бирже акции этого общества. Большинство их, принадлежавшее С. И. Мамонтову и его родне, было заложено в Петербургском международном коммерческом банке в обеспечение ссуды, взятой Мамонтовым для покрытия подписной цены дополнительного выпуска этих акций, вызванного полученной концессией. Последовавшие затем отобрание от общества концессии и уголовное преследование состава его правления создали на бирже в отношении этих бумаг панику и катастрофическое падение их цены. Банк потребовал от Мамонтовых внесения разницы цены бумаг и дополнительного обеспечения долга. А так как и то и другое было Мамонтовым не по силам, находившиеся в руках банка акции их подверглись принудительной продаже и по низкой цене достались банку. Но и банк от этого не выиграл. По новому, проведенному С. Ю. Витте, акту права Московско-Ярославско-Архангельского общества на принадлежавшую ему железную дорогу от Москвы до Архангельска со всем ее имуществом в явное нарушение всегда отстаивавшегося русским правительством принципа неприкосновенности частной собственности были аннулированы, и все акции его были принудительно отчуждены в казну по убыточной для акционеров цене. Мамонтовы были разорены. Присяжными заседателями они по возбужденному против них уголовному делу были оправданы. К репутации же С. Ю. Витте история так называемого «мамонтовского» дела в глазах всех, кто знал его закулисную сторону, прибавила лишнее темное пятно обвинения в беззастенчивом выборе средств и в произволе.

При производстве следствия по «мамонтовскому» делу, при осмотре следователем документов, отобранных у одного из обвиняемых, заведовавшего коммерческим агентством правления Московско-Ярославской железной дороги, в записной его книжке была обнаружена запись, свидетельствовавшая о взятке, данной директору железнодорожного департамента министерства финансов, по всем данным, за содействие в предоставлении Московско-Ярославской железной дороге той концессии, которая у нее была впоследствии отобрана, что и было подтверждено показаниями хозяина книжки. Весь обвинительный материал был сообщен министру финансов С. Ю. Витте, так как по действовавшему закону уголовное преследование против должностного лица могло быть возбуждено только его начальством. Начальство же в лице С. Ю. Витте дело против своего подчиненного в данном случае замяло, дало ему возможность по своей воле уйти в отставку и устроиться на теплое место в частном предприятии.

Вот каким С. Ю. Витте «открылся» мне еще ранее моего личного знакомства с ним.

Добавим к этому, что в 1906 году автор брошюры «Зигзаги. Паломничество С. Ю. Витте в Портсмут», скрывавшийся под псевдонимом «Small», говоря о злоупотреблениях Витте на посту министра финансов, указал, что железную дорогу Пермь — Котлас, важнейшую часть которой как раз и составляла линия Петербург – Вологда — Вятка, строил родственник жены Витте инженер Быховец, а Архангельско-Ярославской дорогой одно время управлял другой ее родственник — врач Леви.

А. А. Лопухин.[*] Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» гр. С. Ю. Витте. М; Пгр., 1923. С. 60–65.

---

[*] Лопухин Алексей Александрович (1864–1928). Товарищ прокурора окружного суда в Москве (1893), прокурор окружного суда в Твери (1896), Москве (1898) и Петербурге (1900), прокурор Харьковской судебной палаты (1902); директор департамента полиции (1902–1905); эстляндский губернатор (1906); подтвердил В. Л. Бурцеву (1908) факт сотрудничества Е. Ф. Азефа с департаментом полиции; приговорен за разглашение служебной тайны к каторжным работам, замененным ссылкой в Сибирь; помилован в 1912; служил в Москве вице-директором Сибирского торгового банка.