«Язык - стяг, дружину водит, царствами ворочает»

Русская пословица из сборника В. И. Даля, вынесенная в заголовок, самым удивительным образом согласуется с великолепными по форме и глубокими по смыслу высказываниями Марка Туллия Цицерона: « Подлинная сила красноречия в том, что она постигает начало, сущность и развитие всех вещей, достоинств, обязанностей, всех законов природы, управляющей человеческими нравами, мышлением и жизнью; определяет обычаи, законы права, руководит государством и умеет что угодно и о чем угодно высказать красиво и обильно» .

Сейчас в нашем обществе такого рода мысли звучат как нечто далекое от жизни, идеальное и отвлеченное. Трудно забыть одну из реакций на лекцию о культуре русской речи учительницы средней школы города Костерово Владимирской области Н. В. Никитиной: « Говорить о культуре речи современных школьников — это значит говорить о полном ее отсутствии. И дело не в речевых ошибках, не в косноязычии учеников, а в том, что литературной речи как таковой в разговорах подавляющего числа современных школьников нет. Для общения между собой они успешно пользуются тремя-четырьмя десятками слов, как Эллочка Щукина… Первопричина: влияние окружающего современного мира — бездуховность общества, лишенного всякого стремления к высоким идеалам, безнравственность, духовная опустошенность, насаждение средствами массовой информации чуждой нам жизни, культа денег. Где уж тут говорить красиво, если дети не читают книг» .

Действительно, на наших глазах происходит нравственная деградация общества, наблюдается удручающе низкий уровень духовности.

Это напрямую отражается и в языке. С экранов телевизоров, по радио, на улицах городов мы слышим сниженную, вульгарную, грубую речь, граничащую с уголовной феней. Язык превращается, как сказал один из русских эмигрантов, в « простецкий говор, пересыпанный четырехэтажной бранью» . Последнее десятилетие 90-х годов XX века многие называют временем « смуты» , проводя при этом параллели с двадцатыми годами. Весьма характерно замечание Максима Горького о языке тех лет: « Вообще с русским языком обращаются зверски» . И в наши дни можно привести без подробных комментариев несколько современных примеров, иллюстрирующих справедливость таких оценок.

Сергей Кондратьев в рассказе « Улыбайся, мальчик» заметил:

« Мы обогнали все страны мира по матерщине. Наш рабочий берет фиговину, заталдыкивает ее в ерундовину и получает хреновину» (рассказ прочитан Е. Петросяном в телепередаче « Смехопанорама» , ОРТ, 21 сент. 1997).

Понятное и объяснимое стремление молодежи к контркультуре с ее отталкиванием от прежних лакированных и в то же время фальшиво-лицемерных норм привело к процветанию жаргона и упрощенного до крайности пошлого вкуса. Как противовес этой страшной тенденции появились особые места средоточия культурно-речевой деятельности лингвистов, своего рода научные и просветительские центры, планомерно и регулярно занимающиеся общими и частными проблемами культуры русской речи.

Во многих вузах страны, и прежде всего на гуманитарных факультетах, читаются курсы по культуре речи и риторике.

Движение умов в эту сторону в 90-е годы объясняется желанием противостоять бездуховности, очевидному падению нравственной и речевой культуры. Академик РАЕН К. Колин в своей статье « Идем на “красный”. Русский язык как объект национальной безопасности» отмечает: « ...Сегодня русский язык — важнейший фактор и объект национальной безопасности. Это наше национальное богатство» .

Однако именно ему, нашему « великому и могучему» русскому языку, существуют сегодня достаточно серьезные угрозы, не позволяющие оставить без внимания эту важную, но еще недостаточно осознанную проблему. « В числе этих угроз можно выделить четыре наиболее важных: 1. Засорение русского языка терминами и словесными оборотами иностранного происхождения, не свойственными традициям отечественной словесности. 2. Все более широкое использование в русской речи слов и оборотов жаргонного характера. 3. Активное сокращение русскоязычного информационного пространства в ближнем зарубежье... 4. Вытеснение русского языка из зоны дальнего зарубежья и все большее ограничение его использования в качестве одного из мировых языков международного общения. « ...» Вполне естественно, что процесс криминализации нашего общества оказывает свое влияние и на его язык. Только зачем же этому содействовать? « ...» Зачем нам “тюрьмизмы”?» (газета РАЕН « Интеллектуальный мир» , 1996, № 12, взгляд ученого-естественника).

Важно с научной точки зрения понять и объяснить происходящие в языке процессы. Да, действительно, интеллигенция сетует на то, что жаргон и просторечие становятся почти литературной нормой. Словечки шмон, ништяк, напряг, оттяг и многие другие « украшают» не только молодежную речь — они встречаются в прессе, звучат на радио и в телепередачах. Психологи отмечают, что ребята попадают в плен « блатной» романтики: жаргон — их любимая стихия. Один пример, приведенный в статье психолога М. В. Розина « Последствия контркультурного образа “жизни”» : « Когда у хиппи Красноштана спросили: — А где твои друзья, с которыми ты начинал? — он ответил: — Одни огорчались, другие сдринчались, третьи кинулись (одни погибли от наркотиков, другие от алкоголизма, третьи — покончили жизнь самоубийством)» . Речь шла о людях в возрасте от 20–25 до 30–40 лет.

В современных массовых изданиях стала модной « приблатненная» речь. Писательница Татьяна Толстая видит наше несчастье в бедности, скудоумии и отчетливой тюремной стилистике подобных текстов. В статье « Долбанем крутую попсу» она приводит образцы такой публицистики: « Читаю в “Неделе” интервью Е. Додолева с “гендиректором” (а как же!) Российского телевидения Анатолием Лысенко. “Вроде она уже проходит по рангу крутой передачи”, “смотрю по видушнику фильмы”. Какие-то “крутые” там фильмы. Или... о “Независимой газете”: “Что, она очень лихая? Нет. И по верстке она достаточно « кирпичевая» . Она долбает и тех, и тех...”. Хочется, набравшись христианского смирения и положив дружескую руку на плечо “гендиректора” — нет, не круто долбануть, а тихо, проникновенно прошептать с нехорошей консервативной улыбкой: “Толя, зайчик. Товарищ. Верь: есть в нашем языке синонимы. Си-но-ни-мы” ... И не надо выражать все эти мысли с помощью полутора слов... При нашем-то наследстве так себя обворовывать, чтобы слышалось только бурлацкое, дубинистое: “Ух. Ух. Ух”.

Парень, извини, парень. Толян, прости. Понял? Все нормально, Толян. Нормально, понял? Усек разницу?»

Татьяна Толстая использует в приведенной концовке статьи прием « обращения с полным воспроизведением убогого стиля уличного разговора “сообразивших” на троих» . Ассоциации прозрачны. Ирония и насмешка эффективнее всех других филологических наставлений и увещеваний.

Внимание наших писателей и журналистов к жаргонной лексике отнюдь не случайно. Свобода слова вывела жаргон из подполья. Один за другим печатаются словари, содержащие самую разнообразную арготическую лексику. Как отмечает исследователь социальных диалектов М. А. Грачев, в 80–90-е годы произошло новое нашествие арготических слов — так называемая « третья волна» по сравнению с первой (10–20-е годы) и второй (40–50-е годы). История учит, что жаргонная речь существовала наряду с литературным языком уже с XVIII века. В десятилетия острых соприкосновений с литературным языком « подземного потока» жаргонной речи в общенародном языке оставались лишь очень незначительные его элементы, отдельные слова типа доходяга, клёвый, беспредел и т. п. Но неумеренное использование жаргонизмов даже в устной речи приучает к сниженной, вульгарной, грубоватой и малокультурной речи.

Сейчас наше общество, как сказал один журналист, « с поводка спущено» . Раскрыты секреты ГУЛАГа. Распахнулись тюрьмы. Прав был кинорежиссер Станислав Говорухин, когда сказал: « Молодежный язык у нас все больше напоминает уголовную феню» . Укореняется жесткий, бесцеремонный, грубый язык. Интересно, что и некоторых писателей захватывает новый стиль эпохи. В миниатюре В. Пикуля « Три генерала» обрисован исторический персонаж Суворин, который выражает свои суждения о Грацианском таким языком — « Дерьмо собачье» . Специалисты по истории литературы и быта того времени считают, что такое выражение вряд ли могло быть в характере Суворина. Подобных примеров можно привести бесчисленное множество. Прав актер Василий Ливанов, когда он, возмущенный всем, что видит и слышит, в интервью, данном для « Аргументов и фактов» , сказал: « Трагедия уничтожения культуры начинается с языка» . Не надо возвращаться к государственной цензуре печати, но должна быть цензура внутренняя — цензура вкуса и красоты, обнаруживающая способность говорящего со стороны оценивать свою речь.

Среди подростков можно услышать такие, с позволения сказать, обороты речи: « Открой свое хавало» , « Я ему по кумполу блямбу вешал» , « Ну, фраер, гони шамовку» и подобное.

Корней Иванович Чуковский в своей известной книге о языке « Живой как жизнь» писал: « Кто же из нас, стариков, не испытывает острой обиды и боли, слушая, на каком языке изъясняется иногда наше юношество. Фуфло, потрясно, шмакодявка, хахатура, шикара... В каждом этом слове мне чудится циническое отношение к людям, вещам и событиям» . Главная злокачественность этого жаргона, как считал писатель, в том, что он ведет к обеднению чувств и скудоумию: « Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли» . Действительно, когда слышишь образцы простецкой и вульгарной речи, вспоминается русская пословица: Язык мой — враг мой, прежде ума глаголет. К счастью, сфера применения арготизмов очень узка, и в целом жаргон не может серьезно повредить такому великому литературному языку, как русский.

Необходимо обратить внимание на то, что в словарном составе нашего языка сохранялись пропорциональные стилистические отношения между теми разнородными, но живыми языковыми стихиями, которые в прошлом разграничивались теорией трех стилей. Вспомним рекомендации М. В. Ломоносова: « Будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слога» . Неприличности « искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и упадку преклоняют» .

Можно выстроить сотни рядов современных речений и слов, которые участвуют в создании стилистического многоголосия текста и устных высказываний по модели условно названной оппозиции « высокое — среднее — низкое» . Приведем лишь немногие:

дева — девушка — девка

отрок — юноша — мальчик — мальчишка — пацан

восхитительный — очаровательный — хороший — клевый

наслаждение — удовольствие — кайф

лик — лицо — рожа — морда

1. Когда в речи используются слова из пластов ненормативной лексики, низкие, жаргонные.

2. Когда в речи используются малопонятные широкому кругу читателей или слушателей немотивированные новые чужестранные слова, которые могут быть заменены русскими соответствиями.

3. Не следует употреблять в литературном языке понятные лишь узкому кругу лиц областные слова и речения.

Один учитель русского языка говорил своим ученикам, собранным из разных деревень: « Что же вы, мои дорогие, кроме опосля надысь, и сказать-то ничего не можете?» В самом деле, есть слова, которые используются только в одной области или каком-то местечке, скажем, слова типа скляный или ширкунок. Например, известное слово уходился в рязанской области можно услышать в значении ‘утонул’. Но эти слова малопонятны горожанам и жителям других регионов, они неупотребительны и не включены в состав общелитературной лексики. Местное слово обогащает язык лишь тогда, когда оно образно, благозвучно и понятно всем.

4. Недопустимы в общелитературном языке также и техницизмы, термины научной речи — т. е. слова и выражения, которые используются в сугубо профессиональной среде. Возьмем, например, текст из учебника по теории информации: « Асимптоматическое распределение отношения правдоподобия в некоторых случаях известно. Уилкс показал, что при соответствующих условиях регулярности — 2 асимптоматически имеет распределение…» Конечно, этот язык будет совершенно непонятен никому из тех, кто не занимается профессионально проблемами теории информации и статистики.

5. Архаизмы, т. е. все устаревшие и обветшалые слова, также затрудняют понимание и чужеродны в современном употреблении. Предположим, вас попросили рассказать на уроке о « Поучении Владимира Мономаха» . Использовав текст первоисточника, вы в свой рассказ вставили такую фразу: « Сидя на санях, помыслих в душе своей и похвалих бога, иже мя сохранил до этих днев» . Такое смешение современного языка с древнерусским не будет воспринято серьезно, это зазвучит, скорее, как текст из « Смехопанорамы» .

6. Неуместное использование церковнославянизмов также вредит чистоте речи. Например, на богослужении в храме может звучать слово « вонмемъ» — повелительная, или точнее — пригласительная форма глагола внимать со значением ‘будем внимательны, со вниманием будем слушать’. Обычно « вонмемъ» говорит священник перед чтением Евангелия. Конечно, это слово не должно звучать в обиходной речи. Оно не служит целям нейтральной коммуникации, потому что неизвестно и непонятно большинству. Архаично звучат и такие церковнославянизмы, как благовествовати (‘проповедовать слово Божие’), общно (‘вообще; в общем смысле’), осудствовати (‘осудить, обвинить на суде’); седмижды (‘семь раз; число, означающее полноту и совершенство’) и мн. др.

7. Новые, неудачно составленные слова могут также мешать пониманию и вредят чистоте и красоте речи. Академик В. В.Виноградов говорил о влиянии « дурной моды» и нежелании разобраться в смысловых качествах разных слов. В качестве примера академик привел созданное литературоведами в 50-е годы слово « маяковедение» для обозначения науки о творчестве Маяковского. Слово неудачно уже потому, что многими может быть воспринято как « наука о маяках» . В этой же статье Виноградов напомнил читателям высказывание А. П. Чехова: « Надо вдумываться в речь, в слова» .

« Надо воспитывать в себе вкус к хорошему языку, как воспитывают вкус к гравюрам, хорошей музыке» , — этот совет давал молодежи А. М. Горький. Лишь стилистически и семантически оправданные нововведения удержатся в языке и будут подхвачены преемниками; удачно найденное слово не забывается, оно прочно входит в общий словарный фонд национальной речи.

В настоящее время система образования переживает процесс коренной переориентации; в частности, резко осознается необходимость гуманитарного направления и, следовательно, литературы и русского языка как основных предметов обучения, конечно наряду с естественными и техническими. Тенденция к гуманизации знаний закономерна, в XXI веке интерес к культуре возрастает, он как бы смещается в эпицентр человеческого бытия. Эстетические и гуманитарные начала в разных областях нашей жизни оказываются ведущими. Идеалы человечности искусства и нравственности предполагают ориентацию на обычный человеческий способ восприятия, основанный на воспроизведении жизни « в формах самой жизни» и прежде всего в интересах каждого человека. Гуманистическое направление с неизбежностью ведет нас, как во времена Возрождения, к пересмотру утраченных традиций в преподавании словесности. Перед учителем встает проблема — научить пользоваться русским словом, свободно излагать устно и письменно свои мысли. Отсюда — особое внимание к культуре речи, культуре слова. В чем сущность культуры речи для каждого человека? Ученик должен овладеть нормами литературного языка и уметь осуществлять такой выбор и такую организацию языковых средств в процессе общения, которые были бы наиболее эффективными с точки зрения коммуникативных задач. Задача обучения культуре речи важна, но как ее осуществить?

В наши дни в широких кругах преподавателей русского языка возрос интерес к риторике, и этот интерес отнюдь не случаен. Риторика как филологическая дисциплина включена в учебный процесс не только в вузах, но и в школах, по одной очень основательной причине: риторика как интегральная область, охватывающая проблематику эффективности речи, как дисциплина, которая описывает процесс, идущий от коммуникативного замысла к поискам аргументации, к собственно сообщению и далее к интеграции формы и содержания, « проявляет удивительную способность заполнить бреши, которые создала все углубляющаяся специализация наук» (Kraus J. Retorika v dejinach jazykove komunikace. Pr., 1981). Традиционная риторика дает нам образцы словесной формы обобщения действительности (по словам акад. С. С. Аверинцева) и содержит, согласно пяти ведущим канонам искусства речи, пять важнейших составных частей. Перечислим их: инвенция, диспозиция, элокуция, память и произнесение речи. При этом следует принять во внимание, что широкое определение риторики предполагает репрезентацию материала и в письменной форме.

Риторика учит, как осуществить речевую коммуникацию; как правильно, логично и выразительно излагать и развивать мысли, употреблять слова; как пользоваться речевой активностью в личной жизни и в общественной деятельности; как выступать перед аудиторией. Здесь важно еще раз подчеркнуть, что на данном этапе развития науки нельзя ставить полного равенства между культурой речи и риторикой. Термин « культура речи» стал широко употребляться лишь в конце 20-х годов после того, как в 1925 году был создан Научно-исследовательский институт речевой культуры. С тех пор обучение культуре речи понималось исключительно в одном смысле: научить грамотно и правильно писать, читать и говорить (см. работы В. И. Чернышева, С. П. Обнорского, С. И. Ожегова и других в хрестоматии « Основы культуры речи» . М., 1964). С риторикой же дело обстоит иначе. В системе координат риторических представлений, сложившихся к нашему времени, размещена шкала ценностей, которая охватывает четыре пласта языковых структур, рассматриваемых с точки зрения целесообразности их предпочтений в разных ситуациях общения:

1) пласт ортологических структур, соответствующих критерию правильности (в рамках оппозиции « правильно/неправильно» ); 2) пласт структур, относящихся к нормам речевого этикета (в рамках оппозиции « принято/непринято» ); 3) пласт нормативно — этических структур (в рамках оппозиции « прилично/неприлично» ); 4) пласт экспрессивных структур, относящихся к орнаментальному разделу риторики (в рамках оппозиции « выразительно/невыразительно).

Структуры четвертой группы соотносятся с законами эстетического восприятия речи. Как ясно из сказанного, только в одном случае пересекаются культура речи (как традиционная дисциплина) и риторика — в случае интерпретации проблем правильности и трудности русского языка.

Надо подчеркнуть, что среди других европейских стран Россия в прошлом всегда выделялась высокой культурой литературного слова. Немалую роль в развитии русской словесности сыграла русская риторика. Хотя в Институте живого слова еще в начале 20-х годов Н. А. Энгельгардтом читался последний курс лекций по теории красноречия, названный « риторика» , в конце 20-х годов ХХ века она была изгнана властью из числа преподаваемых в России предметов. Риторика была оклеветана и оболгана, как и дореволюционная история, православие и многое другое.

« Официальная риторика, — писал В. Гофман в 1932 году, — сдана на попечение церковникам, филологам и эстетикам, т. е. отнесена к “воздушным” сферам культуры, как нечто далекое от непосредственных практических интересов общественной жизни, от политической борьбы» .

Настало время вспомнить богатейшие традиции русской словесности, представленные в лучших образцах риторик, написанных выдающимися деятелями России: М. В. Ломоносовым, графом М. М. Сперанским, лицейскими учителями Пушкина — профессорами Н. Ф. Кошанским и А. И. Галичем и многими другими.

Наше молодое поколение должно учиться думать, писать и говорить. Этому всегда великолепно обучала классическая риторика. Утраченное наследие необходимо вернуть учителям и ученикам.

Такая попытка сделана в книге, написанной мной в соавторстве с учительницей Г. И. Кочетковой (Русская риторика. 2001). Она издана в серии « Россия забытая и неизвестная» . Эта серия создана членами Российского дворянского собрания С. А. Сапожниковым и В. А. Благово. Об этой серии авторы писали так: « Сегодня, в пору духовной неустойчивости и смятения умов, особенно нужны такие издания. Ведь чтобы, как писал Е. Н. Опочинин, “осмотрительно идти вперед, хорошо иногда припоминать, откуда идешь”» .

Изложение теории и отечественной истории риторики в названной книге дано на фоне исторических сведений о тех корифеях слова, которые сумели рассказать потомкам об искусстве слова. По мысли авторов, современная теория в сочетании с исторической практикой и специальными упражнениями, которыми заканчивается каждый параграф, непременно должны дать оптимальный результат.

В заключение хотелось бы напомнить слова эмигрантки Н. И. Голубевой-Монаткиной о русском языке: « Язык как солнце — поддерживает, растит и оживляет наше самосознание» . Понимание этого заставляет всех нас более бережно и заботливо относиться к общей культуре родного слова и помнить о необходимости совершенствования собственной речи.