Русская пословица из сборника В. И. Даля, вынесенная в заголовок, самым удивительным образом согласуется с великолепными по форме и глубокими по смыслу высказываниями Марка Туллия Цицерона: « Подлинная сила красноречия в том, что она постигает начало, сущность и развитие всех вещей, достоинств, обязанностей, всех законов природы, управляющей человеческими нравами, мышлением и жизнью; определяет обычаи, законы права, руководит государством и умеет что угодно и о чем угодно высказать красиво и обильно» .

Сейчас в нашем обществе такого рода мысли звучат как нечто далекое от жизни, идеальное и отвлеченное. Трудно забыть одну из реакций на лекцию о культуре русской речи учительницы средней школы города Костерово Владимирской области Н. В. Никитиной: « Говорить о культуре речи современных школьников — это значит говорить о полном ее отсутствии. И дело не в речевых ошибках, не в косноязычии учеников, а в том, что литературной речи как таковой в разговорах подавляющего числа современных школьников нет. Для общения между собой они успешно пользуются тремя-четырьмя десятками слов, как Эллочка Щукина… Первопричина: влияние окружающего современного мира — бездуховность общества, лишенного всякого стремления к высоким идеалам, безнравственность, духовная опустошенность, насаждение средствами массовой информации чуждой нам жизни, культа денег. Где уж тут говорить красиво, если дети не читают книг» .

Действительно, на наших глазах происходит нравственная деградация общества, наблюдается удручающе низкий уровень духовности.

Это напрямую отражается и в языке. С экранов телевизоров, по радио, на улицах городов мы слышим сниженную, вульгарную, грубую речь, граничащую с уголовной феней. Язык превращается, как сказал один из русских эмигрантов, в « простецкий говор, пересыпанный четырехэтажной бранью» . Последнее десятилетие 90-х годов XX века многие называют временем « смуты» , проводя при этом параллели с двадцатыми годами. Весьма характерно замечание Максима Горького о языке тех лет: « Вообще с русским языком обращаются зверски» . И в наши дни можно привести без подробных комментариев несколько современных примеров, иллюстрирующих справедливость таких оценок.

Сергей Кондратьев в рассказе « Улыбайся, мальчик» заметил:

« Мы обогнали все страны мира по матерщине. Наш рабочий берет фиговину, заталдыкивает ее в ерундовину и получает хреновину» (рассказ прочитан Е. Петросяном в телепередаче « Смехопанорама» , ОРТ, 21 сент. 1997).

Понятное и объяснимое стремление молодежи к контркультуре с ее отталкиванием от прежних лакированных и в то же время фальшиво-лицемерных норм привело к процветанию жаргона и упрощенного до крайности пошлого вкуса. Как противовес этой страшной тенденции появились особые места средоточия культурно-речевой деятельности лингвистов, своего рода научные и просветительские центры, планомерно и регулярно занимающиеся общими и частными проблемами культуры русской речи.

Во многих вузах страны, и прежде всего на гуманитарных факультетах, читаются курсы по культуре речи и риторике.

Движение умов в эту сторону в 90-е годы объясняется желанием противостоять бездуховности, очевидному падению нравственной и речевой культуры. Академик РАЕН К. Колин в своей статье « Идем на “красный”. Русский язык как объект национальной безопасности» отмечает: « ...Сегодня русский язык — важнейший фактор и объект национальной безопасности. Это наше национальное богатство» .

Однако именно ему, нашему « великому и могучему» русскому языку, существуют сегодня достаточно серьезные угрозы, не позволяющие оставить без внимания эту важную, но еще недостаточно осознанную проблему. « В числе этих угроз можно выделить четыре наиболее важных: 1. Засорение русского языка терминами и словесными оборотами иностранного происхождения, не свойственными традициям отечественной словесности. 2. Все более широкое использование в русской речи слов и оборотов жаргонного характера. 3. Активное сокращение русскоязычного информационного пространства в ближнем зарубежье... 4. Вытеснение русского языка из зоны дальнего зарубежья и все большее ограничение его использования в качестве одного из мировых языков международного общения. « ...» Вполне естественно, что процесс криминализации нашего общества оказывает свое влияние и на его язык. Только зачем же этому содействовать? « ...» Зачем нам “тюрьмизмы”?» (газета РАЕН « Интеллектуальный мир» , 1996, № 12, взгляд ученого-естественника).

Важно с научной точки зрения понять и объяснить происходящие в языке процессы. Да, действительно, интеллигенция сетует на то, что жаргон и просторечие становятся почти литературной нормой. Словечки шмон, ништяк, напряг, оттяг и многие другие « украшают» не только молодежную речь — они встречаются в прессе, звучат на радио и в телепередачах. Психологи отмечают, что ребята попадают в плен « блатной» романтики: жаргон — их любимая стихия. Один пример, приведенный в статье психолога М. В. Розина « Последствия контркультурного образа “жизни”» : « Когда у хиппи Красноштана спросили: — А где твои друзья, с которыми ты начинал? — он ответил: — Одни огорчались, другие сдринчались, третьи кинулись (одни погибли от наркотиков, другие от алкоголизма, третьи — покончили жизнь самоубийством)» . Речь шла о людях в возрасте от 20–25 до 30–40 лет.

В современных массовых изданиях стала модной « приблатненная» речь. Писательница Татьяна Толстая видит наше несчастье в бедности, скудоумии и отчетливой тюремной стилистике подобных текстов. В статье « Долбанем крутую попсу» она приводит образцы такой публицистики: « Читаю в “Неделе” интервью Е. Додолева с “гендиректором” (а как же!) Российского телевидения Анатолием Лысенко. “Вроде она уже проходит по рангу крутой передачи”, “смотрю по видушнику фильмы”. Какие-то “крутые” там фильмы. Или... о “Независимой газете”: “Что, она очень лихая? Нет. И по верстке она достаточно « кирпичевая» . Она долбает и тех, и тех...”. Хочется, набравшись христианского смирения и положив дружескую руку на плечо “гендиректора” — нет, не круто долбануть, а тихо, проникновенно прошептать с нехорошей консервативной улыбкой: “Толя, зайчик. Товарищ. Верь: есть в нашем языке синонимы. Си-но-ни-мы” ... И не надо выражать все эти мысли с помощью полутора слов... При нашем-то наследстве так себя обворовывать, чтобы слышалось только бурлацкое, дубинистое: “Ух. Ух. Ух”.

Парень, извини, парень. Толян, прости. Понял? Все нормально, Толян. Нормально, понял? Усек разницу?»

Татьяна Толстая использует в приведенной концовке статьи прием « обращения с полным воспроизведением убогого стиля уличного разговора “сообразивших” на троих» . Ассоциации прозрачны. Ирония и насмешка эффективнее всех других филологических наставлений и увещеваний.

Внимание наших писателей и журналистов к жаргонной лексике отнюдь не случайно. Свобода слова вывела жаргон из подполья. Один за другим печатаются словари, содержащие самую разнообразную арготическую лексику. Как отмечает исследователь социальных диалектов М. А. Грачев, в 80–90-е годы произошло новое нашествие арготических слов — так называемая « третья волна» по сравнению с первой (10–20-е годы) и второй (40–50-е годы). История учит, что жаргонная речь существовала наряду с литературным языком уже с XVIII века. В десятилетия острых соприкосновений с литературным языком « подземного потока» жаргонной речи в общенародном языке оставались лишь очень незначительные его элементы, отдельные слова типа доходяга, клёвый, беспредел и т. п. Но неумеренное использование жаргонизмов даже в устной речи приучает к сниженной, вульгарной, грубоватой и малокультурной речи.

Сейчас наше общество, как сказал один журналист, « с поводка спущено» . Раскрыты секреты ГУЛАГа. Распахнулись тюрьмы. Прав был кинорежиссер Станислав Говорухин, когда сказал: « Молодежный язык у нас все больше напоминает уголовную феню» . Укореняется жесткий, бесцеремонный, грубый язык. Интересно, что и некоторых писателей захватывает новый стиль эпохи. В миниатюре В. Пикуля « Три генерала» обрисован исторический персонаж Суворин, который выражает свои суждения о Грацианском таким языком — « Дерьмо собачье» . Специалисты по истории литературы и быта того времени считают, что такое выражение вряд ли могло быть в характере Суворина. Подобных примеров можно привести бесчисленное множество. Прав актер Василий Ливанов, когда он, возмущенный всем, что видит и слышит, в интервью, данном для « Аргументов и фактов» , сказал: « Трагедия уничтожения культуры начинается с языка» . Не надо возвращаться к государственной цензуре печати, но должна быть цензура внутренняя — цензура вкуса и красоты, обнаруживающая способность говорящего со стороны оценивать свою речь.

Среди подростков можно услышать такие, с позволения сказать, обороты речи: « Открой свое хавало» , « Я ему по кумполу блямбу вешал» , « Ну, фраер, гони шамовку» и подобное.

Корней Иванович Чуковский в своей известной книге о языке « Живой как жизнь» писал: « Кто же из нас, стариков, не испытывает острой обиды и боли, слушая, на каком языке изъясняется иногда наше юношество. Фуфло, потрясно, шмакодявка, хахатура, шикара... В каждом этом слове мне чудится циническое отношение к людям, вещам и событиям» . Главная злокачественность этого жаргона, как считал писатель, в том, что он ведет к обеднению чувств и скудоумию: « Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли» . Действительно, когда слышишь образцы простецкой и вульгарной речи, вспоминается русская пословица: Язык мой — враг мой, прежде ума глаголет. К счастью, сфера применения арготизмов очень узка, и в целом жаргон не может серьезно повредить такому великому литературному языку, как русский.

Необходимо обратить внимание на то, что в словарном составе нашего языка сохранялись пропорциональные стилистические отношения между теми разнородными, но живыми языковыми стихиями, которые в прошлом разграничивались теорией трех стилей. Вспомним рекомендации М. В. Ломоносова: « Будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слога» . Неприличности « искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и упадку преклоняют» .

Можно выстроить сотни рядов современных речений и слов, которые участвуют в создании стилистического многоголосия текста и устных высказываний по модели условно названной оппозиции « высокое — среднее — низкое» . Приведем лишь немногие:

дева — девушка — девка

отрок — юноша — мальчик — мальчишка — пацан

восхитительный — очаровательный — хороший — клевый

наслаждение — удовольствие — кайф

лик — лицо — рожа — морда

Когда в репортаже по ТВ звучит такой текст: « Вошел качок с лощеной мордой, ну просто красавец» , — становится ясно, что журналист предпочел иронически-сниженный стиль выражения.

Видный русский философ-эмигрант В. П. Вышеславцев в книге « Этика преображенного Эроса» в главе « Ошибка материализма — спекуляция на понижение» весьма убедительно критиковал марксизм, затрагивая вопрос об альтернативе выбора. Говоря о методе « сведения высших форм бытия к низшим» как ведущей черте материалистов всех мастей, философ подчеркивал: « Фундаментальную ошибку этого метода, проходящую через всю философию, через всю психику человека на протяжении веков, можно выразить в следующих утверждениях: “Культура есть только хозяйство”, “Дух есть только сексуальность”, “Человек есть только животный организм”, “Организм есть только механизм”, и в этом заключается вся неправда... Движение по ступеням вниз не объясняет ничего, необходимо движение по ступеням вверх. Но как только мы скажем “не только, но и”, так тотчас мы перебежим иерархию ступеней вверх “не только мрамор, но и форма красоты”, “не только звуковая волна, но и гармония”, “не только природа, но и свобода”, “не только процессы сознания, но и творческий дух”» .

В чем пафос критики « спекуляции на понижение» ? В том, что в философии жизни, ее восприятии и оценочном аспекте сейчас нередко все сводится на низшие мотивы. И это особенно остро проявляется в языке. В современном обществе у его членов, отвергнувших духовные идеалы, мы неизменно наблюдаем не только огрубление традиционных речевых норм, но и отказ от них. Отсюда любовь — не более чем секс. Если высший идеал — рыночная экономика, то народная пословица преподносится в ином варианте: не имей сто рублей, а имей сто долларов. Во взаимоотношениях с конкурентом кровавая разборка уже воспринимается как явление, близкое к норме. В результате такой установки сознания в языке воцаряется примитивный мир уголовного жаргона, просторечия и цинизма.

Не следует скатываться в черную стилистику речи. Воспитанное отношение к слову как к духовно-эстетической категории научит нас разграничивать движение речи по стилистическим ступеням вниз и вверх, по возможности нейтрализуя в практике общежития и устраняя слишком популярный сейчас примитивный уровень речевого общения.

Следование сложившимся нормам литературного языка составляет основу двух важнейших качеств речи — ее правильности и чистоты. Правильная, безошибочная речь — лучшая характеристика образованного человека. Это аксиома общеизвестна и не требует никакого доказательства. Что же касается чистоты речи, тут необходимы дополнительные разъяснения. Что такое чистая речь? Как чистая улица или чистый дом? И чем загрязняется наша речь? Прежде всего, выражая какую-то мысль, мы должны остерегаться всего, что чуждо русскому языку. Чистота слога, как считал учитель А. С. Пушкина Н. Ф. Кошанский, « требует слов лучших, благороднейших, употребительнейших» , а нарушается в семи случаях:

1. Когда в речи используются слова из пластов ненормативной лексики, низкие, жаргонные.

2. Когда в речи используются малопонятные широкому кругу читателей или слушателей немотивированные новые чужестранные слова, которые могут быть заменены русскими соответствиями.

3. Не следует употреблять в литературном языке понятные лишь узкому кругу лиц областные слова и речения.

Один учитель русского языка говорил своим ученикам, собранным из разных деревень: « Что же вы, мои дорогие, кроме опосля надысь, и сказать-то ничего не можете?» В самом деле, есть слова, которые используются только в одной области или каком-то местечке, скажем, слова типа скляный или ширкунок. Например, известное слово уходился в рязанской области можно услышать в значении ‘утонул’. Но эти слова малопонятны горожанам и жителям других регионов, они неупотребительны и не включены в состав общелитературной лексики. Местное слово обогащает язык лишь тогда, когда оно образно, благозвучно и понятно всем.

4. Недопустимы в общелитературном языке также и техницизмы, термины научной речи — т. е. слова и выражения, которые используются в сугубо профессиональной среде. Возьмем, например, текст из учебника по теории информации: « Асимптоматическое распределение отношения правдоподобия в некоторых случаях известно. Уилкс показал, что при соответствующих условиях регулярности — 2 асимптоматически имеет распределение…» Конечно, этот язык будет совершенно непонятен никому из тех, кто не занимается профессионально проблемами теории информации и статистики.

5. Архаизмы, т. е. все устаревшие и обветшалые слова, также затрудняют понимание и чужеродны в современном употреблении. Предположим, вас попросили рассказать на уроке о « Поучении Владимира Мономаха» . Использовав текст первоисточника, вы в свой рассказ вставили такую фразу: « Сидя на санях, помыслих в душе своей и похвалих бога, иже мя сохранил до этих днев» . Такое смешение современного языка с древнерусским не будет воспринято серьезно, это зазвучит, скорее, как текст из « Смехопанорамы» .

6. Неуместное использование церковнославянизмов также вредит чистоте речи. Например, на богослужении в храме может звучать слово « вонмемъ» — повелительная, или точнее — пригласительная форма глагола внимать со значением ‘будем внимательны, со вниманием будем слушать’. Обычно « вонмемъ» говорит священник перед чтением Евангелия. Конечно, это слово не должно звучать в обиходной речи. Оно не служит целям нейтральной коммуникации, потому что неизвестно и непонятно большинству. Архаично звучат и такие церковнославянизмы, как благовествовати (‘проповедовать слово Божие’), общно (‘вообще; в общем смысле’), осудствовати (‘осудить, обвинить на суде’); седмижды (‘семь раз; число, означающее полноту и совершенство’) и мн. др.

7. Новые, неудачно составленные слова могут также мешать пониманию и вредят чистоте и красоте речи. Академик В. В.Виноградов говорил о влиянии « дурной моды» и нежелании разобраться в смысловых качествах разных слов. В качестве примера академик привел созданное литературоведами в 50-е годы слово « маяковедение» для обозначения науки о творчестве Маяковского. Слово неудачно уже потому, что многими может быть воспринято как « наука о маяках» . В этой же статье Виноградов напомнил читателям высказывание А. П. Чехова: « Надо вдумываться в речь, в слова» .

« Надо воспитывать в себе вкус к хорошему языку, как воспитывают вкус к гравюрам, хорошей музыке» , — этот совет давал молодежи А. М. Горький. Лишь стилистически и семантически оправданные нововведения удержатся в языке и будут подхвачены преемниками; удачно найденное слово не забывается, оно прочно входит в общий словарный фонд национальной речи.

В настоящее время система образования переживает процесс коренной переориентации; в частности, резко осознается необходимость гуманитарного направления и, следовательно, литературы и русского языка как основных предметов обучения, конечно наряду с естественными и техническими. Тенденция к гуманизации знаний закономерна, в XXI веке интерес к культуре возрастает, он как бы смещается в эпицентр человеческого бытия. Эстетические и гуманитарные начала в разных областях нашей жизни оказываются ведущими. Идеалы человечности искусства и нравственности предполагают ориентацию на обычный человеческий способ восприятия, основанный на воспроизведении жизни « в формах самой жизни» и прежде всего в интересах каждого человека. Гуманистическое направление с неизбежностью ведет нас, как во времена Возрождения, к пересмотру утраченных традиций в преподавании словесности. Перед учителем встает проблема — научить пользоваться русским словом, свободно излагать устно и письменно свои мысли. Отсюда — особое внимание к культуре речи, культуре слова. В чем сущность культуры речи для каждого человека? Ученик должен овладеть нормами литературного языка и уметь осуществлять такой выбор и такую организацию языковых средств в процессе общения, которые были бы наиболее эффективными с точки зрения коммуникативных задач. Задача обучения культуре речи важна, но как ее осуществить?

В наши дни в широких кругах преподавателей русского языка возрос интерес к риторике, и этот интерес отнюдь не случаен. Риторика как филологическая дисциплина включена в учебный процесс не только в вузах, но и в школах, по одной очень основательной причине: риторика как интегральная область, охватывающая проблематику эффективности речи, как дисциплина, которая описывает процесс, идущий от коммуникативного замысла к поискам аргументации, к собственно сообщению и далее к интеграции формы и содержания, « проявляет удивительную способность заполнить бреши, которые создала все углубляющаяся специализация наук» (Kraus J. Retorika v dejinach jazykove komunikace. Pr., 1981). Традиционная риторика дает нам образцы словесной формы обобщения действительности (по словам акад. С. С. Аверинцева) и содержит, согласно пяти ведущим канонам искусства речи, пять важнейших составных частей. Перечислим их: инвенция, диспозиция, элокуция, память и произнесение речи. При этом следует принять во внимание, что широкое определение риторики предполагает репрезентацию материала и в письменной форме.

Риторика учит, как осуществить речевую коммуникацию; как правильно, логично и выразительно излагать и развивать мысли, употреблять слова; как пользоваться речевой активностью в личной жизни и в общественной деятельности; как выступать перед аудиторией. Здесь важно еще раз подчеркнуть, что на данном этапе развития науки нельзя ставить полного равенства между культурой речи и риторикой. Термин « культура речи» стал широко употребляться лишь в конце 20-х годов после того, как в 1925 году был создан Научно-исследовательский институт речевой культуры. С тех пор обучение культуре речи понималось исключительно в одном смысле: научить грамотно и правильно писать, читать и говорить (см. работы В. И. Чернышева, С. П. Обнорского, С. И. Ожегова и других в хрестоматии « Основы культуры речи» . М., 1964). С риторикой же дело обстоит иначе. В системе координат риторических представлений, сложившихся к нашему времени, размещена шкала ценностей, которая охватывает четыре пласта языковых структур, рассматриваемых с точки зрения целесообразности их предпочтений в разных ситуациях общения:

1) пласт ортологических структур, соответствующих критерию правильности (в рамках оппозиции « правильно/неправильно» ); 2) пласт структур, относящихся к нормам речевого этикета (в рамках оппозиции « принято/непринято» ); 3) пласт нормативно — этических структур (в рамках оппозиции « прилично/неприлично» ); 4) пласт экспрессивных структур, относящихся к орнаментальному разделу риторики (в рамках оппозиции « выразительно/невыразительно).

Структуры четвертой группы соотносятся с законами эстетического восприятия речи. Как ясно из сказанного, только в одном случае пересекаются культура речи (как традиционная дисциплина) и риторика — в случае интерпретации проблем правильности и трудности русского языка.

Надо подчеркнуть, что среди других европейских стран Россия в прошлом всегда выделялась высокой культурой литературного слова. Немалую роль в развитии русской словесности сыграла русская риторика. Хотя в Институте живого слова еще в начале 20-х годов Н. А. Энгельгардтом читался последний курс лекций по теории красноречия, названный « риторика» , в конце 20-х годов ХХ века она была изгнана властью из числа преподаваемых в России предметов. Риторика была оклеветана и оболгана, как и дореволюционная история, православие и многое другое.

« Официальная риторика, — писал В. Гофман в 1932 году, — сдана на попечение церковникам, филологам и эстетикам, т. е. отнесена к “воздушным” сферам культуры, как нечто далекое от непосредственных практических интересов общественной жизни, от политической борьбы» .

Настало время вспомнить богатейшие традиции русской словесности, представленные в лучших образцах риторик, написанных выдающимися деятелями России: М. В. Ломоносовым, графом М. М. Сперанским, лицейскими учителями Пушкина — профессорами Н. Ф. Кошанским и А. И. Галичем и многими другими.

Наше молодое поколение должно учиться думать, писать и говорить. Этому всегда великолепно обучала классическая риторика. Утраченное наследие необходимо вернуть учителям и ученикам.

Такая попытка сделана в книге, написанной мной в соавторстве с учительницей Г. И. Кочетковой (Русская риторика. 2001). Она издана в серии « Россия забытая и неизвестная» . Эта серия создана членами Российского дворянского собрания С. А. Сапожниковым и В. А. Благово. Об этой серии авторы писали так: « Сегодня, в пору духовной неустойчивости и смятения умов, особенно нужны такие издания. Ведь чтобы, как писал Е. Н. Опочинин, “осмотрительно идти вперед, хорошо иногда припоминать, откуда идешь”» .

Изложение теории и отечественной истории риторики в названной книге дано на фоне исторических сведений о тех корифеях слова, которые сумели рассказать потомкам об искусстве слова. По мысли авторов, современная теория в сочетании с исторической практикой и специальными упражнениями, которыми заканчивается каждый параграф, непременно должны дать оптимальный результат.

В заключение хотелось бы напомнить слова эмигрантки Н. И. Голубевой-Монаткиной о русском языке: « Язык как солнце — поддерживает, растит и оживляет наше самосознание» . Понимание этого заставляет всех нас более бережно и заботливо относиться к общей культуре родного слова и помнить о необходимости совершенствования собственной речи.