Оценки и санкции: от бинарных оппозиций к плавным переходам

Нормы, к чему бы они ни относились (к нашим оценкам природных явлений, к изготавливаемым нами артефактам, к нашим взаимоотношениям на любом уровне общества, даже к нашему индивидуальному поведению), являются результатом явных или неявных общественных соглашений; выражаясь коротко, нормы чаще всего конвенциональны[1]. Происхождение норм и природа нормоустанавливающих конвенций может быть весьма различной. Соответственно этому общественное и индивидуальное отношение к нормам может характеризовать некоторые из них как абсолютные и безусловные (нормы сакрального характера и происхождения или, скажем, медицинские нормы, устанавливающие пределы «совместимости с жизнью»), а другие — как в той или иной мере относительные.

В применении к социальным нормам можно рассматривать как их инструментальное назначение (способствовать выполнению некоторых функций или достижению некоторых целей), так и выражаемую ими систему ценностей, которые могут и не иметь функционального или даже обобщенно-целевого характера. Как правило, оба этих аспекта присутствуют совместно, но в разных соотношениях. На одном конце шкалы находятся чисто ценностные нормы, которые можно, вообще говоря, отнести к сакральным (религиозным); на другом конце — чисто инструментальные, устанавливаемые, как правило, для повышения эффективности каких-либо наших действий и зачастую внеположные имеющимся системам ценностей.

Социальные нормы могут выполняться исходя из негласных и неявных договоренностей (скажем, традиций или просто привычек), но могут быть и вербализованы, зафиксированы письменно и даже законодательно[2]. Следование конкретной социальной норме может быть обусловлено как собственными убеждениями индивидуума (в частности, его собственной системой ценностей), так и отношением других членов общества к самой норме и к тем, кто ее выполняет или не выполняет. Более того, индивидуум (и общество в целом) может иметь уверенность в правильности, справедливости, предустановленности некоторой нормы, но тем не менее следовать ей лишь изредка или не следовать почти никогда. В этом смысле следует различать нормативные убеждения (normative beliefs) и нормативное поведение[3].

Нарушение кем-то социальных норм (их невыполнение) может вызывать санкции со стороны других членов общества, или общества в целом, или государственной власти (если данная норма утверждена законодательно)^[4]. Уровень соблюдаемости данной нормы, численно выражаемый как отношение количества случаев, когда норма выполняется, к общему количеству случаев, в которых может быть поставлен вопрос о ее возможном выполнении или невыполнении, можно назвать прочностью (или силой, strength) этой нормы. Прочность нормы зависит как от уровня строгости связанных с нею санкций и степени неизбежности их применения, так и от распространенности в обществе убеждения в том, что данная норма прочна. В отсутствие санкций этот последний фактор имеет характер положительной обратной связи: падение убеждения в прочности нормы вызывает дальнейшее падение реального уровня ее прочности. Эта положительная обратная связь, как правило, действует и при наличии неформальных (не оформленных законодательно) санкций, строгость и применяемость которых просто следует за господствующим в обществе отношением к данной норме^[5]. Наконец, даже если санкции оформлены законодательно, реальный уровень строгости и неизбежности их применения может со временем изменяться вплоть до момента, когда эти изменения фиксируются законодательно. До этого момента в зазоре между законодательно установленными санкциями и привычным характером их практического применения может цвести коррупция всех видов и вариантов. Нынче за это, говорите, не наказывают? а мы вот сейчас вас накажем. Сколько тут в конверте? А, ладно, ступайте.

Обман, подкуп, вымогательство, несправедливость, несоразмерный обстоятельствам уровень психологического стресса — все это сопровождает «переход через границу нормы», когда эта граница четкая, то есть когда норма задает бинарную оппозицию «нормальное/ненормальное» и при этом не имеет сакрального характера или успела его потерять. Далеко не все такие нормы по своей природе предполагают бинарность; часто она является результатом отношения к норме (например, когда норма введена по аналогии с сакральными нормами) или результатом упрощения для удобства ее применения (как в случае административных норм).

Во многих случаях подобные нормы вполне могли бы быть изменены таким образом, чтобы их границы стали плавными, «размытыми», определяющими постепенный переход от того, что безусловно соответствует норме, к тому, что безусловно ее нарушает. Если следование норме с нечеткими границами стимулируется какими-то санкциями, то и эти санкции, в свою очередь, должны быть дифференцированными, например определяемыми как функция от степени нарушения нормы. Бинарность оценок и санкций можно считать оправданной и необходимой лишь в очень редких случаях. В этой статье рассматривается возможность отказа от такой бинарности в пользу многозначных (ступенчатых или даже плавных) норм, оценок и санкций и показано, как такие «сглаженные» или «нечеткие» нормы могут работать в разных областях человеческой жизни и деятельности.

* * *

В самом общем виде понятие нормы связано с некоторым пространством явлений, событий или объектов, реально существующих или в принципе возможных. Норма выделяет какую-то область в этом пространстве, объявляя соответствующим норме лишь то, что внутри этой области. Утверждение, что некоторое реальное явление (или действие, или параметр, или черта характера и т. д.) находится в границах нормы, основано либо на субъективных оценках (таково большинство социальных норм), либо на результатах измерений (для норм, относящихся к физическим параметрам).

Результаты измерений могут принимать различные значения внутри какого-то интервала; субъективные оценки тоже могут выбираться из некоторой шкалы, например от 0 до 5 или от 0 до 10, или даже с десятыми и сотыми долями. Приведение всех этих оценок или измерений к шкале лишь из двух значений, скажем, 0 («не соответствует норме») и 1 («соответствует норме»), можно считать искусственным упрощением, применяемым к гораздо более многообразному спектру ситуаций. Бинарность оценок имеет следствием бинарность санкций, то есть поощрений за соответствие норме или взысканий за несоответствие (в более общем случае — просто чьей-то реакции или каких-то действий, совершаемых при переходе через «границы нормы»).

Таким образом, если данное пространство явлений сплошным образом проградуировать в порядке, соответствующем изменению (например, возрастанию) значений того параметра, к которому относится данная норма, то функция «соответствия явления данной норме» будет ступенчатой, то есть разрывной функцией, перескакивающей со значения 1 («явление соответствует норме») на значение 0 («явление не соответствует норме») при переходе через «граничное» значение данного параметра. Если сам параметр в окрестности этой границы изменяется плавно, то есть имеет много промежуточных значений, то наша ступенчатая функция соответствия норме скорее всего мало соответствует «реальному положению вещей». В физическом мире разрывные функции (и даже непрерывные, но не гладкие, с изломом — т. е. с разрывной производной), как правило, описывают катастрофические ситуации. Физический мир не любит разрывных функций.

Например, пока метеорит или артиллерийский снаряд свободно летит, его движение описывается непрерывной и гладкой функцией; в момент же, когда он врезался в землю, в математическом смысле происходит разрыв функции, описывающей движение, а практически — взрыв, воронка, пожар в тайге или разрушение окрестных зданий... Наша оценка катастрофической ситуации естественным образом тоже оказывается бинарной: было здесь здание, стоял человек — и нет его; шел поезд, сошел с рельсов, были вагоны — стала груда обломков, «случилась катастрофа».

В ситуациях же, когда мы соотносим какие-то бинарные оценки с плавным «некатастрофическим» изменением физических параметров, можно утверждать, что эта бинарность вводится исключительно с целью упрощения механизмов нашего реагирования. Например, сила землетрясения измеряется по шкале Рихтера, не очень точной, но все же имеющей градации от 0 до 10 с десятыми долями. В сейсмически активных зонах, например в Калифорнии, все офисные здания снабжены системой аварийной сигнализации, которая включается при определенном уровне интенсивности сейсмических волн. Этот уровень (порог включения сигнализации) задается в соответствии с некоторым решением государственных или местных органов власти, то есть он конвенционален. Если он, допустим, равен 2 (значение выбрано нами без проверки, только для примера), то это означает, что мы искусственно рассматриваем значение 2 как пороговое, как резкий переход от состояния «все в норме» к состоянию «близость катастрофы», когда надо включить сигнализацию.

Разумеется, можно попытаться «сгладить» этот переход, например путем введения сигналов разного типа (высоты, громкости, частоты пульсации...) при разных уровнях опасности. При этом, однако, наша реакция на событие, растянутое по времени и меняющееся по характеристикам, тоже должна измениться; принято считать, что она чрезмерно усложнится, точнее — усложнятся соответствующие инструкции. Например, в школе, университете или офисе: при 1,7 (скажем, сигнал с редкими импульсами) отойти от окон к середине аудитории; при 2,0 (сплошной ровный сигнал) спрятаться под столы; при 2,3 (завывающий сигнал) закрыть лицо руками для защиты от осколков оконных стекол.

Возможно, такие инструкции трудно запомнить и трудно своевременно включать соответствующую серию сигналов один за другим — если включать их вручную. Если же сигналы генерируются автоматически некоторой системой сейсмического слежения и предупреждения и сопровождаются заранее записанными словесными указаниями (как это уже делается в некоторых современных системах в Калифорнии), то все оказывается не так уж сложно — и намного более эффективно. Это один из многих примеров, показывающих, как технологический прогресс может изменить наше отношение к нормам и соответствующим «санкциям» (т. е. нашим реакциям на их нарушение). Бинарная норма становится нормой с нечеткими границами, многоступенчатой или даже плавной.

* * *

Переходя к рассмотрению социальных норм, в особенности норм индивидуального поведения, мы обнаруживаем, что, хотя применение таких норм к конкретным ситуациям в большинстве случаев основано на индивидуальных человеческих оценках этих ситуаций, обычно весьма неточных, сами нормы тем не менее определяются бинарным образом, равно как и санкции за их нарушение. Иначе говоря, один или несколько человек на глазок (или исходя из собственной системы ценностей) определили ситуацию как выходящую за пределы нормы, после чего ими же или кем-то другим наложено взыскание, не учитывающее возможной погрешности оценки. Так происходит не только в суде присяжных (о котором речь ниже), но и во многих других случаях.

Например, в России при определении группы инвалидности все многообразие медицинских параметров и их значений определяет некое пространство ситуаций, которое можно в некотором приближении считать континуумом, то есть потенциально содержащим все промежуточные значения каждого из параметров. И вот все это континуальное пространство искусственно подвергается довольно тривиальной нормативизации — пусть и не бинарной, но всего лишь с четырьмя градациями: полностью трудоспособный, инвалид третьей, второй, первой группы. Почему этих групп три, а не, скажем, десять или двадцать? Потому лишь, что так удобнее чиновникам. У третьей группы такие-то права и льготы, у второй — такие, у первой — такие. А если человек по состоянию своего здоровья находится примерно на границе, скажем, первой и второй групп и ему очень нужно получить именно первую, так как это даст дополнительные льготы — то что будет происходить? Будет заседание комиссии, весьма стрессовое для этого человека, будут, возможно, какие-то уговоры, попытки воздействия на членов комиссии через знакомых, может быть, даже попытки подкупа — и все это в ситуации, когда чаша весов действительно находится в равновесии, может качнуться вправо, а может и влево. То есть здесь ситуация, в принципе не коррупциогенная (когда полный стакан за соответствующее вознаграждение называют пустым), становится ею лишь потому, что стакан, налитый приблизительно наполовину, требуется назвать либо полным, либо пустым.

Что изменится, если данная норма будет определена, скажем, с десятью градациями — полностью трудоспособен, на 90 %, на 80 % и т. д., с соответствующими градациями санкций, то есть прав и льгот инвалида? Изменится то, что ступенька перехода от, например, 60 % к 50 % будет примерно в три раза ниже по сравнению с нынешней ситуацией, когда определено всего три группы инвалидности. Соответственно уменьшится уровень стресса при прохождении гражданином медицинской комиссии, уровень заинтересованности гражданина в том, чтобы повлиять на ее результаты, уровень заинтересованности членов комиссии в том, чтобы получить от гражданина вознаграждение за благоприятное для него решение, и т. д. А что усложнится? На первый взгляд, сильно усложнится работа медицинских комиссий и служб социального обеспечения — надо было смотреть в три разных списка прав и льгот, а теперь — в девять или десять. Но ведь для чего-то стоят в этих организациях компьютеры! Один раз где-то в Министерстве труда и социальной защиты РФ разработали эту таблицу с десятью столбцами вместо трех, простенькую программу поставили на все эти компьютеры — и готово. Трудоспособен на 50 % — путевка в санаторий раз в год бесплатно на три недели; трудоспособен на 60 % — путевка на более короткий срок или с доплатой какого-то процента ее стоимости и т. д.

Еще большим стрессом и намного большим уровнем коррупции сопровождается прохождение призывной медкомиссии; ставки здесь гораздо выше: забрили — не забрили. И опять же, следует и тут отличать ситуации, когда пустой стакан за мзду называют полным, от ситуаций, когда он то ли полупустой, то ли полуполный — как посмотреть. А вот если в зависимости от многоступенчатой «степени годности» (т. е. нормы со многими градациями) будет определяться, скажем, не только род войск, но и срок службы, то ситуация станет, как и в рассмотренном выше случае с определением инвалидности, менее стрессовой и менее коррупциогенной. (Разумеется, мы здесь не учитываем сегодняшнюю абсолютную нежелательность воинской службы по причине дедовщины и общего неуважения к личности и жизни новобранца — тут никакое «сглаживание ступенек» не поможет.)

Эти скучные примеры показывают, что в очень многих случаях норма определена как бинарная или с очень малым числом «ступенек» лишь потому, что так удобнее чиновникам, причем удобство это в значительной мере мнимое, поскольку компьютерно-сетевое оснащение их рабочих мест делает извлечение квадратного корня или поиск по федеральной базе данных не более сложной операцией, чем деление пополам или просмотр списка из десяти позиций. Займемся теперь более сложными случаями, когда соответствие или несоответствие каким-то нормативным критериям должно как будто бы иметь в результате неизбежно бинарный характер — по типу «нельзя быть немножко беременной».

Абитуриент сдает вступительные экзамены в университет. Проходной балл в этом году оказался 17 из 20, но бедняге не повезло — он набрал 16. Нервный срыв, в армию могут забрать, родители ищут возможность умаслить членов приемной комиссии (или заранее «занесли» кому-то, чтобы такого не случилось)... «Санкции» вроде бы бинарные — зачислили или нет. Между тем можно зачислить на первый курс несколько больше студентов с последующим отсевом на зимней и, далее, на летней сессии. Это уже несколько смягчит изначально бинарные санкции. А можно еще установить несколько градаций стипендии и несколько градаций платы за обучение в зависимости от оценок, и так вплоть до выпускных экзаменов. Ага, а потом? Получил диплом врача и иди лечи, никто не узнает, хорошо ли ты выучился... Этот — врач, этот — нет, неизбежная бинарность статуса.

Неизбежной бинарности, однако, нет и здесь. Какой-то «коэффициент профессиональной подготовленности», или даже несколько более детальных параметров вплоть до всего «вкладыша к диплому», могут оказывать влияние на профессиональный статус выпускника, по крайней мере в первые годы после его получения. Не будем описывать различные варианты того, как это можно сделать; на самом деле члены любого профессионального сообщества более или менее знают друг друга и имеют собственную «табель о рангах», так что формальная бинарность статуса — кусок хлеба только для чиновников.

* * *

Но вот объявляют конкурс проектов на строительство нового моста; допустим, конкурс проводится под бдительным контролем общественных организаций, так что возможности коррупционного влияния на комиссию невелики и решение будет принято достаточно честным и обоснованным образом. Оно, конечно же, будет бинарным: один конкурсант выиграл, получил заказ и будет строить мост, а остальные уйдут несолоно хлебавши. Между тем разность в набранных баллах (по разным параметрам, в соответствии со средней оценкой, выставленной членами комиссии) между выигравшим конкурс и занявшим второе место может оказаться совсем небольшой, например 90 и 88 из ста — всего два балла по стобалльной шкале. Сколь бы честно ни ставили члены комиссии свои индивидуальные оценки, в них всегда останется доля субъективности, так что при столь малой разнице выбор между первым и вторым может считаться результатом случая. Поэтому и тут хотелось бы, насколько это возможно, «сгладить» результаты конкурса.

Какие-то меры по такому сглаживанию, по типу «подсластить пилюлю», практикуются на многих отборочных конкурсах; например, выигравший получает заказ, следующие за ним получают денежную компенсацию за успешное участие в конкурсе. Этот принцип мог бы быть усилен общественным и профессиональным признанием конкурсанта, занявшего, скажем, второе или третье место, — не как проигравшего конкурс, а именно как занявшего достойное место, по аналогии со спортивными и музыкальными конкурсами. При этом, однако, кроме занятого места следует учитывать и разность полученных оценок. Например, если занявший первое место получил 90 баллов из ста, а занявший второе — всего 60 («второе с большим отрывом»), то это второе место совсем не равнозначно второму месту с 88 баллами из ста («второе почти без отрыва»). К сожалению, в спортивных соревнованиях такой подход никогда не применяется, и получившему 90 баллов из ста выпадает несоразмерно больше почестей (и денег), чем получившему 88.

Вот наконец наш счастливый победитель построил мост, и другая комиссия выполняет его официальную приемку. Если приняли — шеф разрезает ленточку и можно ходить и ездить. Не приняли — надо что-то доделывать и переделывать, дополнительно укреплять опоры или пролеты, репутация испорчена надолго, финансовое состояние подорвано. Опять бинарность санкций. Но ведь приемка — это в первую очередь проверка на соответствие каким-то нормативам; например, не превышены ли предустановленные допуски по размерам, нагрузке, напряжениям конструктивных элементов. И если ситуации определенно черного и определенно белого (или пустого стакана и полного стакана) не вызывают трудностей в оценке, то на границе между «условно черным» и «условно белым» имеется все та же наша «серая область», область несправедливых и полуслучайных оценок, споров, обвинений в подкупе или реального подкупа.

Заметим, однако, что даже в этой ситуации, казалось бы, слишком ответственной и не допускающей экспериментирования, есть много возможностей «сглаживания». Допустим, «приемный балл» (мост принимается и по нему можно ездить) установлен равным 90 из ста, причем этот балл соответствует совокупности значений параметров, установленных с достаточным запасом, так что десятипроцентная недостача по каждому из них все еще оставляет мост пригодным для использования без всякого риска в течение первых десяти лет эксплуатации. В то время как при полном соответствии нормативам по всем параметрам срок надежной службы до первой комплексной проверки определен, допустим, в 20 лет. Ну что же, вот у нас и появились аргументы в пользу сглаживания санкций: пусть акт приемки моста содержит не только бинарное решение «принят — не принят», но и конкретные требования по его обслуживанию и проверкам, постепенно ужесточающиеся по мере приближения к границам допустимых значений каждого параметра. Эти дифференцированные санкции, разумеется, должны относиться не только к самому мосту, но и к построившей его фирме. Таким образом, снабдив результат приемки набором более градуированных санкций, мы снова сможем сгладить порог — эту искусственно четкую границу нормы, способствующую нечеткости оценок и несправедливости или нечестности многих принимаемых решений.

* * *

Последние примеры относились к области инженерных нормативов (с четкими определениями) и соответствующих актов человеческой оценки (достаточно точной) и результирующего выбора (вообще говоря, достаточно произвольного в «серой зоне»). Перейдем теперь к области собственно социальных норм, то есть в первую очередь норм поведения в обществе. Какие-то из этих норм санкционируются законодательно, другие — только отношением общества к нарушителю. Как мы указывали выше, если социальная норма не имеет законодательной поддержки, то ее «прочность» определяется как степенью строгости следования ей, так и текущей степенью ее признания, причем первое зависит от второго по принципу положительной обратной связи. Обычно и строгость следования норме, и степень ее признания постепенно и параллельно уменьшаются, хотя в современной жизни можно отметить и случаи, когда какие-то нормы со временем становятся и более строгими, и более общепризнанными. Например, придерживать входную дверь перед идущим сзади (в метро, при входе в большой магазин и т. д.) это один из тех европейских обычаев, которому еще двадцать лет назад почти никто не следовал, а тем, кто ему следовал, искренне удивлялись остальные. Другой пример — соблюдение правил дорожного движения, причем не только санкционируемых писаными правилами, но и неписаных правил взаимной вежливости и даже солидарности водителей; при всех разговорах о нашем как будто всеобщем одичании большинство водителей стали ездить аккуратнее и вежливее, а дикостью отличаются в основном именно «богатые и сильные» (дарвиновский отбор наихудших).

Итак, социальные нормы без законодательной поддержки имеют тенденцию к нечеткости и к постепенному сдвигу либо в сторону их «усиления», либо в сторону «ослабления». Здесь мы, однако, имеем дело с нечеткостью другой природы, чем та, которую мы уже обсуждали: нечеткость нормы относится не к ее определению, а к следованию ей. «Серая зона» в окрестности концептуально бинарного порога принадлежности норме — это зона нечеткости принятия решения о следовании этой норме. Сами нормы при этом выступают как элементы коммуникации между членами общества (или какой-то его ограниченной группы), составляя, как отметила C. Bicchieri, грамматические правила этой коммуникации^[6]. Нечеткие нормы, в смысле нечеткости следования им, могут изучаться с помощью аппарата нечеткой логики (fuzzy logic) и теории «нечетких множеств», в которой принадлежность элемента множеству — не бинарная функция со значениями {0, 1}, а функция, принимающая любые значения из отрезка [0, 1]. В этих терминах хорошо моделируется сопоставление четко определяемой нормы с ее нечетким восприятием (как индивидуумами, так и обществом в целом) и нечетким следованием ей^[7].

В противоположность инженерным, физическим и даже медицинским нормам, соответствие которым определяется все же в большей мере измерениями (объективными оценками), чем мнениями (субъективными оценками), социальные нормы основаны почти исключительно на субъективных оценках. Например, даже если предложение одного медийно известного протоиерея о введении санкций за появление на улице в «слишком короткой» юбке получит законодательную поддержку, и даже если в соответствующем законе будет прописан принцип определения того, какая юбка «слишком коротка», вряд ли полицейским будет дано право систематически измерять швейным метром длину каждой юбки — и не только юбки, если норма будет сформулирована относительно, то есть в процентах от длины ног владелицы. Соответствие норме будет определяться на глазок, то есть субъективно. Если сама норма будет при этом сформулирована бинарно (соответствует — не соответствует), то в «серой зоне» вокруг пороговой длины юбки возникнут споры, измерение швейным метром и женский визг. Если же соответствие норме будет определено «нечетко», с помощью интервала значений, а санкции (например, в виде штрафов) будут определены как функция длины, то напряжение в «серой зоне» значительно снизится, поскольку ошибка в одно деление шкалы не будет приводить к назначению намного более высокого штрафа. Следует, впрочем, отметить, что мы не поддерживаем это предложение, так что данный пример использован исключительно для придания нашему тексту некоторой живости.

Итак, даже если социальная норма оформлена законодательно (и в особенности — если не оформлена), соответствие ей определяется субъективными оценками, совокупность которых может зависеть от места (точнее, от места в обществе, т. е. от социальной среды) и может изменяться по времени. Это, как уже говорилось, делает такую норму в некотором смысле нечеткой, даже если соответствие ей мыслится как бинарная функция. Эта «концептуальная бинарность», пусть и сглаженная нечеткостью оценок и обычаев, во многих случаях может тем не менее создавать общественные проблемы. Это в первую очередь касается тех ситуаций, когда наложение санкций, например в виде резкого замечания «нарушителю» нормы, осуществляется единолично: увидел целующихся в вагоне метро — подошел и сказал что-то обидное, увидел мальчишек, весело толкающих друг друга и задевших кого-то из рядом стоящих — подошел и взял одного из них за ухо... С другой стороны, для неформально поддерживаемых социальных норм санкции весьма редко назначаются коллективно. Так что приведенный пример цепляющегося ко всем зануды можно считать достаточно общим случаем. Конечно, большинство граждан в современном обществе «толерантны», но верно и то, что большинство граждан просто равнодушны. Понимание социальных норм как норм с нечеткими границами и соответствующими нечетко определенными санкциями недостаточно общепринято; как правило, нечеткость границ неявно допускается, а плавность назначения санкций — нет.

* * *

Вернемся теперь к обсуждению законодательно установленных социальных норм в случае их предполагаемого грубого нарушения. Некто обвиняется, скажем, в убийстве, и дело разбирается судом присяжных. Здесь мы собираемся высказать мнение, которое большинством юристов и теоретиков права будет наверняка сочтено еретическим и вредным. А именно мы рассмотрим возможность размывания границы соответствия события юридической норме, а проще — определения доказанности вины как понятия с нечеткими границами.

Коллегия присяжных решает, виновен ли подсудимый, а наказание затем назначает судья; так по крайней мере определено у нас в России, а также во многих других странах, где существует суд присяжных. Присяжные предупреждаются о том, что любое сомнение они должны трактовать в пользу обвиняемого, но при этом конечный вердикт каждого присяжного (отдельно по каждому пункту предъявленного обвинения) бинарен: виновен — не виновен. Общий вердикт всей коллегии присяжных по каждому пункту определяется простым большинством голосов, так что конечное решение коллегии тоже оказывается бинарным: 7 против 5 признали виновным — то же общее решение, что и при 11 : 1 или даже при 12 : 0.

Конечно, судья при назначении наказания может учитывать отсутствие консенсуса в коллегии присяжных по вопросу виновности подсудимого по тому или иному пункту обвинения. Но если он это и делает, то абсолютно неформально, прикрывая уровень сомнений в виновности другими аргументами, например смягчающими обстоятельствами, — потому что назначать наказание при сомнениях в виновности считается принципиально недопустимым.

Попробуем все же отнестись к этому принципу критически. Бинарность определения «виновен — не виновен» в некотором смысле навязывается присяжным; честно рассуждающий присяжный должен был бы в огромном большинстве случаев поставить «не виновен», и не потому, что он сколько-то уверен в невиновности подсудимого, а потому, что он не на все сто процентов уверен в его виновности, а всякое сомнение должно трактоваться в пользу подсудимого. Но ведь утверждение «не виновен» тоже весьма радикально; из него, в частности, следует, что надо искать других виновных, если результат преступления (например, убийство) налицо.

Допустим теперь, что присяжным дается возможность оценить степень доказанности вины подсудимого (по каждому конкретному пункту обвинения) по некоторой шкале, скажем, от 0 до 5. Допустим, по данному пункту обвинения суммарнаяоценка коллегиииз 12 присяжных оказалась равной 50 (из 5 х 12=60 возможных). Это могло бы быть, например, если 10 присяжных поставили «5» («безусловно виновен»), а остальные два поставили «0» («безусловно невиновен»); но такой разброс скорее характерен для действующей системы «бинарных» оценок. По предлагаемой же системе результат «50 из 60 возможных» чаще будет означать, например, 5 оценок «3» («скорее виновен, но остаются большие сомнения») и 7 оценок «5», или 10 оценок «4» («думаю, что виновен, хотя остаются сомнения») и две оценки «5», или любую другую комбинацию. Нам представляется, что поскольку каждому присяжному теперь будет предложено честно выразить свою степень уверенности или, наоборот, сомнений в вине подсудимого, общая сумма выставленных оценок будет точнее отражать уровень достигнутого консенсуса.

Вот эта суммарная оценка, детализированная или нет, предъявляется судье, который должен назначить соответствующую меру наказания. Как читатель уже догадался, наше второе «еретическое» предложение состоит в том, что мера наказания делается формально зависимой от степени доказанности вины. На концептуальном уровне это звучит не просто ересью, а ниспровержением основы основ уголовного права — презумпции невиновности. В реальном же применении законов, как нам всем хорошо известно, процент судебных ошибок весьма велик, причем не только в России, а повсеместно. Поэтому применение предложенного здесь принципа в целом, как нам кажется, может сделать правоприменение более справедливым, в особенности при наличии возможности обжаловать решение суда, представив дополнительные сведения об обстоятельствах дела. Потому что при действующей системе «бинарного» уголовного судопроизводства происходит двукратное грубое округление результатов: первый раз при формулировке каждым присяжным ответа на вопрос о виновности, второй раз — при выведении итогового ответа всей коллегии.

* * *

Остается рассмотреть бинарность норм, имеющих сакральный характер — либо сакральных по происхождению и продолжающемуся применению, либо возникших по образу и подобию сакральных. К первой категории относится, например, изменение состояния человека в церкви как результат совершения над ним церковных таинств: некрещеный становится крещеным, мирянин становится дьяконом, дьякон иереем (священником)... Плавность перехода из одного состояния в другое здесь невозможна просто потому, что этот переход, с точки зрения церкви и ее членов, есть результат таинства, то есть церковного сакрального действия, совершаемого одномоментно и однократно. Кроме того, четкие границы между церковными состояниями выстраивают членов церкви в некоторую иерархию, которую св. Дионисий Ареопагит определяет как образ и подобие небесной иерархии. Это иерархия отнюдь не властных полномочий, но как бы различных уровней или действий благодати, нужных для совершения тех или других церковных таинств. Поскольку она не только освящена непрерывной многовековой традицией, но и богословски обоснована, любое рассуждение о возможности изменения характера этих бинарных переходов неизбежно будет богословским рассуждением, далеким от тематики и этой статьи, и этого журнала.

Вторая, более широкая категория — это нормы и переходы, возникшие как подобие сакральных и поддерживаемые в основном в силу традиции, без явного обоснования. Например, переход из состояния «кандидат наук» в состояние «доктор наук» осуществляется одномоментно и однократно при защите докторской диссертации, и перевести доктора назад в состояние кандидата можно только в результате чрезвычайного скандала, так что этого не происходит почти никогда. Сама защита докторской (да и кандидатской) диссертации обставляется весьма торжественно, с соблюдением многих правил более или менее ритуального характера, в некоторых европейских университетах — еще более торжественно и ритуально, чем в России. Эта бинарность перехода и торжественность его осуществления, разумеется, есть подобие древнего церковного таинства и ритуала рукоположения в иерея или в епископа.

Можно привести много доводов в пользу «сглаживания» этих переходов: например, вместо званий «кандидат» и «доктор» целесообразно рассматривать некий текущий научный рейтинг каждого ученого, сформированный на основе оценок, которые выставлены его коллегами. Такие рейтинги, конечно, уже составляются, и переход всей системы научных публикаций в сетевую среду только способствует их более объективному и динамическому формированию. Тем не менее никакая система научных рейтингов пока не заменила академическую иерархию с ее дискретными степенями — вероятно потому, что такая замена неизбежно «десакрализует» принадлежность к научной среде. Совершенно неясно, будет ли от этой замены польза, ведь хотя вера в сакральность научного исследования и знания больше не провозглашается открыто и даже опровергается с позитивистской точки зрения, она, возможно, еще присутствует неявным образом и удерживает научный мир в приверженности истине.