О гражданах и дворянстве

Великое зло и великая неправда вырваны съ корнемъ изъ русской земли; теперь предстоитъ насадить и возрастить въ ней добро и правду. Для этого, однако, необходимы всеобщiя, дружныя усилiя всей просвѣщенной части русскаго общества. Мы всѣ, болѣе или менѣе, пользовались плодами крѣпостнаго права и питались силами русскаго крестьянина, и потому всѣ обязаны возстановить эти силы и дать имъ окрѣпнуть. Будемъ надѣяться, что русское дворянство, «добровольно отказавшееся отъ права на личность крѣпостныхъ людей»*, станетъ во главѣ этой новой и высокой обязанности. Мы знаемъ, что наше дворянство нисколько не похоже на тѣхъ феодальныхъ дворянъ континентальнаго Запада, которые страннымъ образомъ умѣютъ совмѣстить въ себѣ готовность проливать кровь и жертвовать жизнью за своихъ сувереновъ со способностью возставать противъ нихъ всякiй разъ, какъ только дѣло коснется матерiальныхъ выгодъ, или даже просто, когда суверенъ обойдетъ ихъ случайно орденами, чинами и другими милостями, входящими въ составъ прирожденныхъ правъ западнаго привилегированнаго сословiя. Нѣтъ, ревность благороднаго россiйскаго дворянства инаго свойства. Въ знаменитомъ высочайшемъ манифестѣ 19 февраля выражена этому дворянству «признательность отъ Царя о всего отечества за безкорыстiе въ дѣлѣ освобожденiя крестьянъ, и высказана полная увѣренность, что оно “довершитъ гражданскiй подвигъ своего сословiя и устроитъ домашнiй бытъ крестьянъ на выгодныхъ для обѣихъ сторонъ условiях”.

Есть нѣчто обаятельное въ словѣ гражданинъ. Нѣмцы не понимаютъ этого слова: у нихъ это чинъ, а не званiе. Нѣмецкiй бюргеръ не гражданинъ своего отечества, а мѣщанинъ своего города. Бюргегъ удаленъ на неизмѣримое разстоянiе отъ барона и графа; въ жилахъ его течетъ плебейская, демократическая кровь, способная только волноваться и производить уличные безпорядки. Такого, по-крайней-мѣрѣ, мнѣнiя о ней нѣмецкiе аристократы, извѣстные знатоки и мастера различать породу и кровь. У насъ же, какъ извѣстно, встарину, всѣ были граждане — и бояре и молодшiе люди — всѣ равны были предъ лицомъ государя, былъ ли то государь Великiй Новгородъ или царь московскiй. Званiе гражданина долго не умирало на святой Руси и считалось одинаково-почетнымъ какъ для мясника Минина, такъ и для князя Пожарскаго. Съ-тѣхъ-поръ, однако, какъ завелись у насъ цехи и корпорацiи и почетное званiе гражданина превратилось въ званiе почетнаго гражданина, самое понятiе о гражданствѣ сведено было къ понятiю сословному, служилому, рѣзко-отличавшему людей гражданскихъ, штатскихъ, отъ людей военныхъ, не-гражданскихъ. Съ-тѣхъ-поръ ничего не стало слышно и про гражданскiе подвиги. Но вотъ теперь, изъ радостнаго манифеста, обновляющаго весь строй русской жизни, мы узнаёмъ, что гражданскiе подвиги снова воскресли въ нашемъ отечествѣ, и что воскресителемъ ихъ явилось благородное россiйское дворянство. Нельзя не радоваться этому явленiю и не пожелать, чтобъ гражданскiе подвиги окрѣпли на новой почвѣ и получили въ ней права гражданства. Дворянству нашему много подвиговъ предстоитъ еще впереди. Не говоря о благородной дѣятельности мировыхъ посредниковъ, на которую правительство вызываетъ служащихъ и неслужащихъ помещиковъ, и которую дворянство, безъ сомнѣнiя, не захочетъ уступить другимъ сословiямъ, скоро подымется множество вопросовъ, которые потребуютъ новаго гражданскаго мужества со стороны нашего привилегированнаго сословiя.

«Отечественныя записки», 1861, № 4, с. 28–29