Ядерное оружие в XXI веке

[*]

Сохранит ли в XXI веке ядерное оружие роль сдерживания только мировых войн, как это было в век минувший, и в какой степени, или его функции расширятся до сдерживания крупномасштабных региональных войн и возможного использования для превентивных ударов с целью избежать применения оружия массового уничтожения (ОМУ) злостными пролиферантами? В какой мере опора на ядерное оружие государствами — официальными и неофициальными членами ядерного клуба будет способствовать дальнейшему распространению ядерного оружия? Эти проблемы, разумеется, не могут быть полностью разрешены в отдельной статье, однако очевидно, что ответы на них следует искать не столько в официальных заявлениях военно-политического руководства различных стран, сколько в долгосрочных программах ядерных вооружений, принятых и реализуемых этими странами на практике[1].

В опубликованных за последние годы доктринальных установках официальных членов ядерного клуба (США, Россия, Великобритания, Франция и Китай), в периодически возникающих дискуссиях о роли ядерного оружия в ХХI веке главной его функцией по-прежнему декларируется сдерживание, однако содержание, вкладываемое в это традиционное понятие, расширилось. Если в эпоху холодной войны оно относилось к предотвращению ядерного нападения или широкомасштабной агрессии с применением обычного оружия, то теперь к нему относится еще и сдерживание от применения ОМУ, включая превентивные ядерные удары с целью его уничтожения.

Трудно предсказать, насколько устойчивыми будут эти продекларированные представления о роли ядерного оружия в XXI веке, однако, с учетом консервативности собственно «ядерной материи», вряд ли можно в обозримой перспективе рассчитывать на их радикальную трансформацию. Если, конечно, ведущие демократические страны, обладающие ядерным оружием, не предпримут беспрецедентные усилия по значительному снижению своих арсеналов, и прежде всего не откажутся от приоритетной опоры на ядерное сдерживание как основы обеспечения своей безопасности. Так или иначе, но принятые в настоящее время официальными членами «ядерного клуба» программы сохранения и развития ядерных вооружений скорее всего будут определять роль этого оружия по крайней мере до середины нынешнего века. Поэтому целесообразно рассмотреть эти программы и политику более подробно.

Официальная политика военной безопасности Российской Федерации, включающая в качестве составной части ядерную политику, отражена в законе «Об обороне», Военной доктрине, в ежегодных посланиях президента Федеральному собранию, в «Актуальных задачах Вооруженных сил Российской Федерации», представленных руководством Минобороны в начале 2003 года, и некоторых других.

При этом отмечается сохранение и усиление на отдельных направлениях потенциальных угроз военной безопасности. В их числе территориальные претензии других государств, противодействие укреплению России как одного из влиятельных центров многополярного мира, очаги вооруженных конфликтов вблизи государственной границы и границ союзников России, наращивание группировок войск, ведущее к нарушению сложившегося баланса сил, расширение военных блоков и союзов в ущерб военной безопасности Российской Федерации.

К угрозам отнесены также действия, направленные на подрыв глобальной и региональной стабильности, в том числе приводящие к нарушению функционирования стратегических ядерных сил, систем предупреждения о ракетном нападении, противоракетной обороны, систем контроля космического пространства, других потенциально опасных объектов, действия, способствующие распространению оружия массового уничтожения и средств его доставки, а также международный терроризм.

Периодически повторяемые заявления о выбранном Россией пути военно-политического сотрудничества и стратегическом партнерстве с США, ведущими развитыми демократическими странами противоречат не менее частым утверждениям об угрозах приближения НАТО к российским границам, о необходимости готовить вооруженные силы к отражению воздушно-космического нападения, которое может быть совершено только НАТО во главе с США и т. п. Все это свидетельствует о том, что политика России в сфере военной безопасности недостаточно устойчива, и объясняется это не только затянувшимися политическими и социально-экономическими переходными процессами в государстве, но и чрезмерной закрытостью от общества процедур выработки и принятия решений.

В официальном изложении ядерная политика России наиболее детально последний раз была представлена в Военной доктрине РФ, утвержденной президентом В. Путиным 21 апреля 2000 года. В этом документе отмечено, что Россия сохраняет статус ядерной державы и исходит из необходимости обладать ядерным потенциалом в качестве фактора сдерживания, способного гарантированно обеспечить нанесение заданного ущерба любому агрессору (государству либо коалиции государств) в любых условиях. В отличие от «Основных положений Военной доктрины» 1993 года и декларированных СССР обязательств не применять ядерное оружие первыми в действующей Доктрине говорится, что «Российская Федерация оставляет за собой право на применение ядерного оружия в ответ на использование против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового уничтожения, а также в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности Российской Федерации ситуациях».

Такая формулировка по существу привела ядерную политику России к принципам ядерной стратегии, много лет существующей в США, Великобритании и Франции — странах, которые никогда не отрицали возможности применения ядерного оружия в случае наступления превосходящих конвенциальных сил государств Варшавского договора во главе с СССР. Учитывая резкое ослабление российских сил общего назначения, можно считать такое изменение в условиях применения ядерного оружия вполне оправданным.

После некоторых колебаний подтверждена целесообразность поддерживать примерный баланс по стратегическим наступательным вооружениям (СНВ) с США. Нельзя утверждать, что это положение носит консенсусный характер. Существует мнение, согласно которому по СНВ России вполне достаточно держаться на уровне Великобритании и Франции. С точки зрения «классического» представления о сдерживании, возможно, этого было бы достаточно. И если бы начинать сейчас строительство ядерных сил России с нулевой отметки, то с такой позицией можно было бы согласиться. Но поскольку ядерный баланс с США реально существует и достигнутые соглашения могут обеспечить его сохранение на значительно более низком уровне, чем нынешний, и при этом вполне приемлемом по ресурсам, то нет оснований отказываться от него.

Программа строительства ядерных сил России претерпела за последние годы значительные изменения. Это произошло как из-за меняющейся системы договорных отношений с США, так и из-за субъективных решений по корректировке структуры и состава ядерной триады с переносом центра тяжести на морские и авиационные силы. Политические, оперативно-стратегические и военно-экономические обоснования такой корректировки, насколько известно, отсутствовали.

В начале века в системе договорных ограничений произошли существенные изменения, связанные с политикой США в этой области, которые считали более нецелесообразным продолжать придерживаться такой степени ограничений, которые существовали в годы холодной войны, поскольку Россия и США должны стать не противниками, а партнерами в противодействии современным угрозам. Можно также предполагать, что на такую позицию американцев подталкивало отсутствие вразумительной логики российской ядерной политики, связанной с неопределенностью программы строительства стратегических ядерных сил (СЯС). Действительно, какой смысл Вашингтону серьезно относиться к консультациям или переговорам с Россией по СНВ, если из Москвы ранее периодически доносились заявления об экономической несостоятельности и невозможности сохранить ядерный баланс с США.

Одним из серьезных недостатков американских предложений был риск внезапно оказаться в правовом вакууме. Конечно, стремиться к новому договору по образцу Договора СНВ-1 в радикально изменившихся условиях было бы бесперспективным. Но и резкий отказ от контроля над ядерными вооружениями угрожал непредсказуемыми последствиями. Понимание этого привело в конечном итоге к подписанию в мае 2002 года нового Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (Договор о СНП).

Основная отличительная особенность нового Договора заключается в том, что в нем в полном объеме закреплены планы развития СНВ России и США, которые до этого самостоятельно были приняты двумя странами, исходя из собственных представлений о роли ядерного оружия в интересах национальной безопасности и экономических ограничений. Таким образом, ни от одной стороны не потребовалось каких-либо уступок и поиска компромиссов, которые привели бы к корректировке планов развития ее ядерных сил. Дискуссии велись главным образом вокруг процедур и технологии сокращения выводимых из боевого состава вооружений и связанного с этим проблемой так называемого возвратного потенциала, т. е. способности относительно быстро вновь увеличить боевой состав.

Несмотря на то что из итогового документа по настоянию России в конце концов было исключено понятие оперативно развернутых вооружений, стороны получили возможность складировать сокращаемые боезаряды и в относительно короткие сроки вновь возвращать их на «разгруженные» носители. Однако эти возможности по общим представлениям существуют в основном только для США.

Вместе с тем, установление в Договоре о сокращении СНП предельных уровней боезарядов без всяких других ограничений для России также благоприятны, поскольку снимают ряд договорных и экономических ограничений для сохранения и развития своих СЯС. Это связано, во-первых, с возможностью предельного продления сроков эксплуатации тяжелых морских баллистических ракет (МБР), которые пришлось бы ликвидировать до 2007 года по условиям Договора СНВ-2, во-вторых, представляется возможным установить на МБР «Тополь-М» разделяющиеся головные части.

Состояние СЯС России остается закрытым ровно настолько, насколько это позволяют условия транспарентности Договора СНВ-1, и по закрытости уступает только информации о состоянии ядерных сил Китая.

Согласно данным, предоставленным в порядке обмена информацией по Договору СНВ-1, на апрель 2005 года в составе стратегических сил России находится 815 стратегических носителей, которые способны нести 3 479 ядерных боезарядов.

В составе ракетных войск стратегического назначения (РВСН) имеется 545 ракетных комплексов, несущих 1 955 ядерных боезарядов, в том числе 85 тяжелых ракет Р-36МУТТХ и Р-36М2, 129 ракет УР-100НУТТХ, 291 подвижный грунтовый комплекс «Тополь» и 40 комплексов «Тополь-М» шахтного базирования.

В боевом составе ВМФ 12 стратегических ракетоносцев. Баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ) несут 672 ядерных боезаряда. На Северном флоте базируются шесть ракетоносцев пр. 667БДРМ, на которых 96 пусковых установок ракет Р-29РМ и два ракетоносца пр. 667БДР. На Тихоокеанском флоте базируются четыре ракетоносца пр. 667БДР. Ракетоносцы 667БДР могут нести 96 ракет Р-29Р.

В составе стратегической авиации 78 тяжелых бомбардировщиков, способных нести до 852 крылатых ракет воздушного базирования (КРВБ), в том числе 14 бомбардировщиков Ту-160 и 64 бомбардировщика Ту-95МС. Все бомбардировщики вооружены крылатыми ракетами Х-55 различных модификаций. При этом реальные показатели боеготовых компонентов морских и авиационных СЯС ниже по сравнению с указанными (соответствующими правилам засчета вооружений по Договору СНВ-1), так как часть из них находится на переоборудовании, в длительном заводском ремонте, в стадии вывода из боевого состава.

Официальная информация об относительно долгосрочной программе развития отечественных СЯС отсутствует. Можно лишь выразить сожаление по этому поводу, поскольку России нужна прозрачная программа развития СЯС, адекватная складывающейся обстановке. В этом отношении ядерная политика и программы США, Великобритании и Франции могут служить примером, поскольку информация о них как в целом, так и по каждой составляющей ядерной триады является открытой. (По неофициальным данным, США, представляя свою долгосрочную программу ядерной триады, попросили того же от России, но ответа не получили.) Причины закрытости аналогичной информации в России объясняются не только традиционной для нашей страны секретностью, особенно бессмысленной и вредной в отношении СЯС, способность которых выполнять функции сдерживания должна быть для всех явной. Это может быть связано также с медленным преодолением допущенных просчетов в принятых ранее планах строительства СЯС, неуверенностью в возможности выполнить принятые программы по ресурсным ограничениям, а также с нежеланием демонстрировать программу развития СЯС, уязвимую для профессиональной критики.

Составить представление о программе развития СЯС России можно только по отрывочным данным.

В первой половине 2005 года из боевого состава СЯС выведены 6 МБР «Тополь». О дальнейших изменениях информация весьма скудная. Можно предполагать, что процесс снятия с вооружения тяжелых ракет и ракет «Тополь» будет продолжаться безостановочно со скоростью как минимум 6–9 ракет в год. Примерно с таким же темпом возможна постановка на боевое дежурство МБР «Тополь-М» стационарного и мобильного базирования.

Имеется открытая информация о программе строительства трех подводных ракетоносцев проекта 955 и о сохранении на какое-то время одной подлодки проекта 941 с новыми баллистическими ракетами подводных лодок (БРПЛ), испытываемыми в настоящее время в соответствии с опытно-конструкторскими работами (ОКР) «Булава».

Поскольку в ближайшей перспективе рассчитывать на разработку и представление для обсуждения хотя бы в Государственной думе обоснованной программы развития российских СЯС достаточно трудно, можно предполагать, что российская ядерная триада будет сохранена, хотя целесообразность этого весьма сомнительна.

Традиционно в США и СССР необходимость существования триады достаточно обоснованно объяснялась требованиями сохранить устойчивость потенци ала сдерживания при любом развитии обстановки, при любых возможных научно-технологических «прорывах», способных обесценить вклад отдельных компонент ядерных сил (авиационных, морских, наземных). Такое могло произойти при значительном увеличении точности попадания ядерных и обычных средств поражения, при качественном скачке в развитии средств космической и авиационной разведок, которые смогли бы определять координаты подводных ракетоносцев или подвижных пусковых установок ракет наземного базирования, несмотря на принимаемые меры маскировки. Или, например, при разработке эффективных средств борьбы с крылатыми ракетами воздушного базирования.

Все это происходило в годы жесткого противостояния двух сверхдержав, тративших колоссальные средства на поиски новейших технологий для получения преимуществ или поддержания паритета. Теперь же, в резко изменившейся геополитической обстановке, по-видимому, можно было бы пересмотреть сложившиеся стереотипы в строительстве СЯС.

В принципе поддерживать в перспективе уровень не менее 2 000 боезарядов в СЯС России можно только за счет наземных стационарных и мобильных морских баллистических ракет с разделяющимися головными частями (РГЧ). В связи с этим перспективная наземная группировка, состоящая, например, из 400 МБР «Тополь-М» с РГЧ, около половины из которых — мобильного базирования, была бы способной обеспечить ядерный баланс с США по количеству боезарядов и боевым возможностям в любой форме боевого применения.

Однако в сложившихся условиях рассчитывать на такое радикальное и по существу рациональное решение, которое могло бы быть принято высшим военно-политическим руководством страны, не приходится по ряду причин. Слишком трудно отказаться от принятой программы строительства подводных ракетоносцев. Однако ограничить в ближайшей перспективе общее количество стратегических подводных ракетоносцев на уровне не более четырех (как в Великобритании и во Франции) было бы более чем целесообразным. Это объясняется, помимо прочего, давно назревшей необходимостью перехода, условно говоря, от «экстенсивной» к «интенсивной» системе боевого патрулирования и эксплуатации российских атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ).

В США в морских и океанских зонах боевого патрулирования находятся постоянно не менее 60% от общего количества ПЛАРБ. В Великобритании и Франции на боевом дежурстве постоянно находятся одна-две лодки из четырех, т. е. столько же, сколько теперь в России. В СССР традиционно из-за низких эксплуатационных характеристик (надежности, ремонтопригодности и др.) на маршрутах патрулирования постоянно находились, как правило, не более 20%. Это было одной из причин того, что общее количество ПЛАРБ в Советском Союзе доходило до 63 единиц. Положение могло бы измениться при доведении эксплуатационных характеристик ПЛАРБ типа «Юрий Долгорукий» хотя бы до уровня характеристик подводных ракетоносцев Великобритании и Франции. Тогда на боевом дежурстве могли бы находиться те же одна-две лодки из четырех в боевом составе вместо сегодняшних двенадцати.

Более радикальной могла бы стать трансформация авиационных СЯС. Примечательна в этом отношении позиция некоторых весьма высокопоставленных лиц в Министерстве обороны США, сводящаяся к тому, что при наличии морской и наземной составляющих они не видят разумных ядерных задач для тяжелых бомбардировщиков, которых Пентагону не хватает для выполнения боевых задач в войнах с применением обычного оружия.

Российские СЯС тем более не потеряли бы ничего, если бы все их тяжелые бомбардировщики были переориентированы на решение неядерных задач. Промежуточным вариантом может стать сохранение в составе СЯС самолетов Ту-160. А все Ту-95МС могли бы усилить ослабленную бомбардировочную авиацию сил общего назначения. Оборудование их высокоточными крылатыми ракетами повышенной дальности с обычным оснащением позволило бы им решать боевые задачи в региональных вооруженных конфликтах вблизи России даже без выхода за границы своей территории. В свою очередь складирование КРВБ с ядерным оснащением служили бы резервом на случай непредсказуемых глобальных изменений военно-политической обстановки по аналогии с тем, как это предусматривается в США при складировании боезарядов МБР и БРПЛ.

Нельзя исключить, что определенные сдвиги в этом направлении могли последовать после беседы президента В. Путина с главнокомандующим ВВС, показанной по телевидению в августе 2003 года. В ней президент высказал замечания о необходимости не только ядерного, но и обычного оснащения для тяжелых бомбардировщиков. В пользу этого предположения говорят проведенные в 2005 году пуски высокоточных крылатых ракет с неядерным оснащением.

Однако о принятии подобных вариантов развития СЯС России можно только строить догадки. Реально же следует констатировать, что российская ядерная политика в начале нового века остается достаточно консервативной и по-прежнему строится исходя из представления, что основой безопасности по отноше нию к внешним угрозам является ядерное оружие. Более того, роль его как статусного фактора возрастает. Об этом свидетельствуют не только периодические заявления высшего военно-политического руководства, но и такие, например, шаги, как закупка дополнительного количества остававшихся в Украине МБР УР-100Н УТТХ, испытания гиперзвукового маневрирующего боевого оснащения, преодолевающего ПРО, и т. п.

Таким образом, ожидать каких-либо доктринальных изменений, свидетельствующих о трансформации российского подхода к роли ядерного оружия, в обозримой перспективе не приходится. В частности, весьма маловероятны инициативы, касающиеся поэтапного выхода России и США из состояния взаимного ядерного сдерживания, абсурдного в новой военно-политической обстановке.

Ядерная политика США не только значительно более открыта, но и более динамична сравнительно с российской. Текущая оборонная политика США определена несколькими документами: «Четырехлетним обзором состояния оборонной политики», представленным Конгрессу в сентябре 2001 года, т. е. практически сразу же после террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне, «Обзором состояния ядерных сил», «Стратегией национальной безопасности США», «Национальной стратегией борьбы с распространением оружия массового оружия».

В соответствии с новыми доктринальными установками подходы времен холодной войны, основанные на представлении об угрозах, заменены другими, базирующимися на концепции, называемой «возможность возможностей». Новый подход к обеспечению национальной безопасности формируется исходя из того, что в XXI веке возможно возникновение множества угроз по отношению к США и возможна реализация множества конфликтов, неопределенных во времени, интенсивности и направленности. Поэтому США должны концентрировать свое внимание на том, как необходимо воевать, а не на том, кто и когда будет противником. Это означает готовность к любому неожиданному нападению, для чего нужны варианты выбора, способные противостоять широкому спектру возможностей, угроз, которыми может обладать любой потенциальный противник.

Одна из концептуальных посылок новой ядерной политики заключается в том, что подход к сдерживанию в духе времен холодной войны более не уместен и, прежде всего, по отношениям с Россией, строившимся ранее на взаимном сдерживании угрозой гарантированного уничтожении. Это положение можно было бы рассматривать противоречащим наличию у Пентагона стратегических планов применения ядерного оружия (ЯО) против России, Китая и ряда других государств (СИОП). Но при этом следует учитывать то, что как-то сформулировал министр обороны России С. Иванов, сказавший, что он как глава военного ведомства прекрасно понимает, что министерство обороны должно планировать любые сценарии, в том числе исходящие из самого худшего, и что его не удивляют никакие планы.

В новой ядерной стратегии впервые в развернутом виде отражена современная концепция военного обеспечения национальной безопасности США — переход к новой триаде. Наполнение новой триады неядерной наступательной составляющей, компонентами активной и пассивной обороны (включающей ПРО), развитой оборонной промышленной инфраструктурой, равно как «замыкание» всех этих компонент, включая и «старую» ядерную триаду, на современные средства управления, — все это направлено на достижение двух целей: сократить в долгосрочной перспективе зависимость от ЯО и увеличить возможности по сдерживанию атак в условиях распространения ОМУ.

Таким образом, признается факт, что сами по себе наступательные силы не в состоянии сдержать агрессию в XXI веке. События 11 сентября 2001 года подтверждают это. Активная и пассивная оборона не будут совершенными. Однако, не допуская ограниченные удары и сокращая их эффективность, оборона сможет предотвратить нападение и создать новые возможности для урегулирования кризисных ситуаций.

Считается, что реализуемая в рамках новой триады комбинация новых неядерных средств вместе с сокращенными ядерными силами в большей степени соответствует новой ситуации в области безопасности, перед которой могут оказаться Соединенные Штаты сейчас, через 10 и через 20 лет.

В настоящее время в ядерной триаде США более 5 900 боезарядов, в том числе в наземной составляющей — 1 700 зарядов (50 МБР МХ, 500 — «Минитмен-3»), в морской — 3 168 зарядов (18 ПЛАРБ, на которых 144 пусковых установок с БРПЛ «Трайдент-1» и 288 пусковых установок с БРПЛ «Трайдент-2») и в ВВС — 1 098 крылатых ракет на тяжелых бомбардировщиках (81 Б-1, 20 Б-2, 142 Б-52).

Установленные параметры ядерной стратегической компоненты на среднюю и долгосрочную перспективу (до 2020 года и далее) подтверждают преемственность и устойчивость ядерной политики с точки зрения структуры и боевого состава прежней триады.

Планируемые к 2012 году силы включают 14 ПЛАРБ с БРПЛ типа «Трайдент» 500 МБР «Минитмен», 76 бомбардировщиков B-52H и 21 бомбардировщик В-2. Реализуемые программы модернизации МБР «Минитмен-3» предполагают сохранение их в боевом составе по меньшей мере до 2020 года.

Руководство ВМС США приняло решение продлить сроки эксплуатации ПЛАРБ, вооруженных ракетами «Трайдент-2», на 42–44 года. Будет осуществляться плановая модернизация БРПЛ, с тем чтобы сроки службы БРПЛ соответствовали срокам эксплу атации ПЛАРБ. Сроки ввода в строй ПЛАРБ и БРПЛ позволяют ВМС рассчитывать на сохранение боеспособности существующей морской системы вплоть до 2040 года.

Непрерывно осуществляемая ВВС модернизация стратегических бомбардировщиков предполагает, что существующий парк самолетов будет поддерживаться до 2035–2045 годов. Научно-исследовательские и конструкторские работы по созданию следующего поколения ТБ планируется начать в конце следующего десятилетия.

Подтверждением того, что США твердо намерены следовать всем этим концептуальным посылкам, является неизменно высокое стабильное финансирование действующих с 1996 финансового года программ модернизации и продления сроков службы основных типов существующих МБР, БРПЛ, крылатых ракет (КР) большой дальности, ядерных бомб и программ по модернизации и обновлению ядерных зарядов.

Американская сторона не ликвидирует некоторую часть снимаемых с вооружения ядерных боеголовок. По словам министра обороны США Д. Рамсфельда, их сохранение необходимо на случай возникновения проблем с безопасностью и надежностью хранимого арсенала. Поскольку в США нет действующих производственных линий, было бы просто безрассудным уничтожить все эти ядерные боезаряды и не иметь их в резерве.

Применительно к задачам сокращения СНВ по новому договору с Россией определено, что количество зарядов для каждого года будет определяться стороной-участницей по результатам собственных периодических комплексных оценок военно-политических и технико-технологических ситуаций в контексте национальной безопасности.

В декабре 2003 года президент США, подписав Закон о национальном бюджете на 2004 финансовый год, утвердил предложения республиканского большинства в Конгрессе об отмене Закона 1993 года, запрещающего исследования и разработки ядерного оружия малой мощности в части, касающейся проведения концептуальных исследований по зарядам малой мощности. Этим же законодательным актом президент обеспечил начальное финансирование исследовательских работ по созданию новых модификаций ядерных бомб В61 или В83 — снарядов проникающего типа для поражения высокопрочных заглубленных целей.

До этого президент США обозначил следующие четыре инициативы в области ядерного оружия:

• отменить законодательный запрет Конгресса, введенный в 1993 году, на проведение научно-исследовательских и конструкторских работ в области ядерного оружия малой мощности (менее 5 кт);

• выделить 6 млн долл. на разработку перспективных концепций ядерного оружия, в частности ядерного пенетратора малой мощности, для чего начать исследования в области оружейных систем;

• выделить 15 млн долл. для продолжения работ по созданию прочной, заглубляющейся в грунт ядерной боеголовки на базе существующих типов ядерных бомб для поражения сильно укрепленных заглубленных целей типа HDBT (Hard and Deeply Buried Targets);

• выделить 25 млн долл. на работы по установлению укороченного срока подготовки Невадского испытательного полигона к возобновлению ядерных испытаний: предложено сократить его до 18 месяцев (отсчитываемых после принятия соответствующего решения президентом страны), что в два раза меньше периода, установленного вскоре после окончания холодной войны.

Инициативы Администрации вызвали в кругах политиков и специалистов острые дискуссии. Сторонники этих предложений утверждали, что первые три из них усиливают сдерживание и, следовательно, снижают риск возникновения войны. В случае их принятия могут быть созданы такие виды ядерного оружия, которые позволят США поражать ключевые цели в странах, намеревающихся угрожать США, — при этом считается возможным избежать негативных воздействий на экосферу, мирное население, на контингенты собственных и союзнических войск.

Отталкиваясь от чрезвычайной сложности проблем создания проникающего заряда малой мощности, обеспечивающего его доставку на заданную глубину при движении в прочной преграде, новейших систем разведки, коммуникаций, целеуказания, военно-политические круги США стараются внушить общественности, что необходимость решения комплекса этих проблем непременно даст такой же толчок развитию науки, техники и технологии в Америке, какой страна получила после 1983 года — при провозглашении президентом Р. Рейганом стратегической оборонной инициативы.

Между тем специалистам, например, хорошо известно, что заглубляющееся оружие не может проникать в грунт настолько глубоко, чтобы обеспечить камуфлетность — при его использовании обязательно произойдет выброс радиоактивных веществ.

Учитывая этот и другие доводы, противники инициатив нынешней Администрации заявляют, что политические потери Соединенных Штатов от их реализации будут значительно весомее, нежели приобретенные проблематичные выгоды. Наиболее активные оппоненты президентских инициатив сенаторы-демократы Д. Файнстайн и Э. Кеннеди утверждают, что США принимают «новый и опасный план разработки и создания следующего поколения ЯО. Как мы можем просить Иран или Северную Корею отказаться от ядерных программ, — говорят они, — когда мы сами начали разрабатывать, создавать и испытывать собственные новые ядерные вооружения». И далее: «Новое направление администрации в области ЯО… угрожает подорвать всю архитектуру контроля над ядерными вооружениями, которая с таким трудом создавалась последние полстолетия. Мы знаем о реальных опасностях, угрожающих нам в современном мире. Было бы неправильно добавлять еще одну, относясь к ЯО просто как к еще одному виду вооружений в арсенале»[2].

Нет консенсуса относительно целесообразности использования ЯО для уничтожения заглубленных целей и среди высшего военного руководства США. Так, глава Стратегического командования США адмирал Дж. Эллис заявил на слушаниях в сенатском Комитете по делам вооруженных сил, что следует уменьшить зависимость страны от ядерного оружия и использовать для поражения заглубленных высокопрочных целей обычное высокоточное оружие.

Министр обороны США Д. Рамсфельд 20 мая 2003 года на слушаниях в Конгрессе официально подтвердил, что США намерены только изучить возможности нового оружия, а не разрабатывать, не принимать на вооружение, не применять его.

Решение о развертывании исследований по проникающим зарядам малой мощности было принято исходя из убежденности в том, что существующие ядерные арсеналы — с их чрезмерной мощностью и недостаточной точностью — стали малопригодны для сдерживания новых угроз. Кроме того, эти работы должны реанимировать пришедшую, как утверждается, в упадок исследовательскую и промышленную ядерную инфраструктуру. Однако в целом можно утверждать, что само принятие этих решений создает условия для снижения порога применения ядерного оружия и противоречит политике нераспространения.

США безусловно являются признанным лидером в мире по усилиям, направленным на противодействие ядерному распространению, включая решающий финансовый вклад в программы Глобального партнерства. В то же время целый ряд шагов объективно противоречит укреплению режимов нераспространения.

Попытки более глубоких сокращений СНВ по сравнению с «потолками» Договора о СНП наталкиваются на противодействие Пентагона, полагающего принципиально недопустимым для национальной безопасности США дальнейшее снижение количества боезарядов.

Сохраняется возможность возобновления ядерных испытаний. Сокращая сроки подготовки полигона в Неваде, Администрация исходит из того, что ядерные испытания могут в исключительных случаях оказаться необходимыми для оценки последствий выявленных дефектов существующих боезарядов, для проверки новых открытий в ядерной физике с целью ликвидации внешних монополий на них, испытаний принципиально новых ядерных изделий, обеспечивающих защиту от экстремальных угроз.

Критики Дж. Буша-мл. считают, что стремление разработать новый заряд малой мощности и тем более разработка концепций его боевого применения в региональных конфликтах находятся в противоречии с международными договорами, призванными обеспечить ядерное нераспространение, нормами, направленными на уменьшение возможности использования ядерного оружия как инструмента разрешения конфликтов (особенно конфликтов регионального уровня).

Прогнозируется, что совершенствование ядерных вооружений сильнейшей в мире державой приведет остальные страны к стремлению развивать свои собственные программы, а программа создания в США проникающих зарядов малой мощности даже при отсутствии негативных экологических последствий — это подрыв принципов нераспространения.

Вместе с тем весьма обнадеживающим можно считать недавнее согласованное администрацией и законодательным органом решение окончательно отказаться от разработки проникающих ядерных зарядов малой мощности. Однако нельзя исключить того, что на определенном этапе этот вопрос может быть вновь поднят.

В то же время, не дожидаясь разработки новых проникающих зарядов, в США разработали проект новой ядерной доктрины, которая может быть утверждена в ближайшее время. В ней, в частности, подчеркивается значение различных соглашений о контроле над вооружениями, а также «необходимость нового подхода к России на основе кооперации». Наиболее примечательным новшеством следует, по-видимому, считать то, что теперь командующие группировками войск на театре военных действий будут запрашивать у президента принципиальное разрешение на применение ядерного оружия, а в ходе операций самостоятельно решать, когда и по какой цели следует наносить удар. При этом условия применения не оговариваются. Считается, что поддержание неопределенности в отношении использования ядерного оружия помогает создавать сомнение в умах потенциальных противников, удерживая их от враждебных действий.

Ядерная политика Великобритании исторически тесно связана с ядерной политикой США на многих уровнях. Лондон по-прежнему исходит из необходимости сохранения своих ядерных сил, представленных стратегическими ракетными силами морского базирования, которые обеспечивают ядерное сдерживание и возможность определенного силового давления на страны третьего мира.

Стратегические ядерные силы Великобритании сосредоточены на четырех современных подводных лодках-ракетоносцах собственной разработки, программа ввода которых в боевой состав осуществлена в последние 10 лет. Каждая лодка имеет 16 пусковых установок для БРПЛ «Трайдент-2», фактически арендованных у США и перед вводом в строй загруженных на лодки в американском арсенале, находящемся в Кингс-Бей. При 8 боезарядах на каждой БРПЛ общее количество зарядов на четырех подводных лодках может достигать 512. Однако в июле 1998 года Лондон заявил о том, что не намерен иметь более 200 оперативно развернутых боезарядов, т. е. фактически уменьшил свой максимальный оперативно развернутый потенциал более чем наполовину. Предполагается постоянное боевое дежурство только одной ПЛАРБ с 48 боеголовками. Поэтому на лодках находятся по 12–16 ракет и в среднем около 40 зарядов. Все лодки имеют двойное подчинение — национальному командованию и США (действующим по единому плану). В военное время Великобритания передает все свои силы под контроль объединенного командования НАТО.

Применение ядерных средств планируется осуществлять в форме упреждающего ядерного удара всем составом боеготовых средств (скорее всего, совместно с США) или в форме ответного удара дежурным составом (одной-двумя ПЛАРБ) самостоятельно.

Находясь в оппозиции, лейбористы брали на себя обязательства по усилению гарантий безопасности в отношении государств, не владеющих ядерным оружием. Однако, придя к власти, правительство лейбористов в русле проводимой Со единенными Штатами политики «преднамеренной неопределенности» заявило, что использование ядерного оружия для сдерживания угроз применения противником биологического или химического оружия не исключено. Согласно материалам МИД, Великобритания, как и США, готова пересмотреть инструменты борьбы с нераспространением ОМУ. 20 марта 2002 года британский министр обороны заявил: «Британия готова использовать ядерное оружие для защиты своих войск от ОМУ».

В Послании по безопасности в изменяющемся мире за 2003 год («Белая книга», 2003) фактически расставлены все точки над i: минимальное ядерное сдерживание с помощью ракет «Трайдент» останется необходимым элементом безопасности Британии до 2028 года. В условиях высокого риска распространения ОМУ существующее ядерное оружие должно быть сохранено.

Сторонники ядерного разоружения считают, что за 50 лет существования британское ядерное оружие не играло никакой роли в прошедших военных конфликтах и что Британия не получила никаких преимуществ от обладания этим оружием. Вскрывшийся факт нахождения на борту одного из британских судов ядерного оружия во время конфликта с Аргентиной за Мальвинские острова лишь вызвал международный скандал. Если Британия откажется от ядерного оружия, ее безопасность не пострадает.

Авторитетные общественные организации Великобритании оказывают на парламент и правительство существенное влияние. Тот факт, что ядерная политика страны является наиболее сбалансированной по сравнению с другими государствами — официальными членами «ядерного клуба», может рассматриваться как следствие постоянного давления противников ядерного оружия — как внутри самой Великобритании, так и в остальном мире. Поэтому, прогнозируя ядерную политику страны на будущее, можно предположить, по крайней мере, отсутствие у британского правительства намерений увеличить запасы ядерного оружия и предпринимать сколько-нибудь значительные усилия по его совершенствованию.

Вместе с тем в сентябре прошлого года после пуска БРПЛ «Трайдент-2» с только что введенной в боевой состав флота новой лодки «Вэнгард» министр обороны Великобритании Джон Рейд заявил, что его страна в ближайшие годы может быть вовлечена в ядерный конфликт и что в связи с этим необходимо обновить арсенал ядерного оружия, которое обеспечивает безопасность государства. Он отметил, что стране нужно более современное оружие, эффективность которого сможет компенсировать его нехватку.

Основу военной доктрины Франции составляет стратегия «устрашения и сдерживания», основывающаяся на положении об обязательном наличии в составе вооруженных сил страны стратегических ядерных сил и тактического ядерного оружия, рассматриваемых как средство «последнего предупреждения» вероятного противника о готовности Франции нанести ядерный удар. Суть этой стратегии сформулирована так: «помешать любому потенциальному агрессору посягнуть на жизненные интересы Франции, создав угрозу, которой он в этом случае подвергнется». И далее: «средства устрашения существуют не для того, чтобы выиграть войну, а для ее предотвращения. Речь идет о нанесении агрессору ущерба, равного по масштабам, как минимум, той выгоде, на которую он рассчитывает». В качестве возможных противников, объекты которых могут стать целью ядерного оружия Франции, стали рассматриваться потенциальные обладатели ядерного оружия, «способные прибегнуть к его применению против Франции»[3].

Концепция ядерного сдерживания Франции теперь учитывает риски распространения ядерного оружия и возникновения региональных центров силы, действия которых в будущем могут затронуть жизненные интересы Франции. Она подтверждена 8 июня 2001 года в выступлении президента Франции, рассматривающего ядерное сдерживание как самый лучший запасной вариант на случай вероятного провала политики нераспространения ядерного оружия. Президент заявил, что французские ядерные силы способны нанести неприемлемый ущерб любому государству, угрожающему жизненным интересам страны, при любых обстоятельствах, откуда бы ни исходила угроза и какова бы ни была ее природа.

Финансирование ядерных сил Франции в период до 2008 года составит в среднем 2,8 млрд евро ежегодно, или 20% военного бюджета, что на 5% больше, чем в 1997–2002 годах, и на 40% больше, чем в 1990–1996 годах.

Ядерное оружие сосредоточено в стратегических силах морского базирования и нестратегических силах воздушного базирования. В боевом составе находятся четыре стратегических ПЛАРБ. Из них две лодки нового и две старого класса. После 2010 года основу стратегических ядерных сил составят четыре ПЛАРБ класса «Tриумфант», каждая из которых будет оснащена 16 пусковыми установками для новых БРПЛ М-51 с шестью боезарядами и средствами преодоления перспективных систем ПРО. Лодка обладает повышенной живучестью и низкими шумами, значительно возросли ее размеры и водоизмещение. В морских силах планируется постоянно поддерживать 288 развернутых боезарядов.

Нестратегическое ядерное оружие (крылатые ракеты ASMP) развернуто на 60 самолетах «Мираж-2000Н» наземного базирования и 24 самолетах «Super Etendard» палубной авиации. Ожидаются новые многоцелевые истребители-бомбардировщики «Rafale» наземного и морского базирования.

Обновление морской и авиационной компонент ядерных сил позволит к 2015 году иметь до 156 носителей и 350 ядерных зарядов.

Ядерные силы Франции функционируют по принципу «строгой достаточности». На боевом патрулировании постоянно находится одна или две подводные лодки. Тактическое оружие рассматривается как средство «последнего предупреждения» противника о готовности применить стратегическое оружие.

До 1992 года руководство страны категорически отрицало возможность использования в какой бы то ни было форме французского ядерного оружия в интересах европейской обороны. Теперь же французские ядерные силы предполагается использовать совместно с ядерными силами США и Великобритании. Париж активно выступает за создание европейской системы ядерного сдерживания, основу которой должны составить французские и английские ядерные силы.

Общественность поддерживает ядерную политику государства: 58% опрошенных высказались за сохранение ядерных сил сдерживания. В то же время французские сторонники ядерного разоружения в апреле 2004 года на конференции, посвященной Договору о нераспространении ядерного оружия, предложили ликвидировать нестратегическое ядерное оружие воздушного базирования, объявив вместе с Россией и НАТО Европу свободной от этого типа вооружений.

Несмотря на такие требования, Париж в обозримой перспективе планирует достаточно активную ядерную политику, сохраняя ведущую роль ядерного оружия в своей военной доктрине.

В качестве одного из принципиальных доктринальных положений Франции в отношении ядерного оружия декларируется сохранение максимальной свободы выбора в применении ядерного оружия. В «Белой книге по вопросам обороны» 1994 года (документе, действующем и по сей день) зафиксировано, что в определенных случаях не исключается применение Францией превентивных ядерных ударов. Следуя этой политике, Париж официально сохраняет неопределенность относительно применимости или неприменимости своего ядерного оружия.

Военная доктрина Китая выражена в стратегии «активной обороны», суть которой заключена в том, что Китай не нападет первым, пока против него не совершена агрессия, однако в случае нападения ответит контрударом. При этом в вопросе применения военной силы предусматривается гибкость и координация этого шага с мерами политического, экономического и дипломатического характера.

Ядерная стратегия Китая, взявшего обязательство не применять ядерного оружия первым, отражена в концепции «ограниченного ответного ядерного удара», предполагающей строительство ограниченных по боевому составу ядерных сил сдерживания, способных созданием угрозы нанесения неприемлемого ущерба вероятному противнику заставить последнего отказаться от применения ядерного оружия против Китая. Такой подход не делает акцента на достижении ядерного паритета по отношению к развитым странам и является рациональным с точки зрения экономии материальных и финансовых ресурсов.

Информационная среда вокруг данной темы характеризуется большой степенью закрытости: издаваемая с 1995 года «Белая книга» КНР по вопросам национальной обороны не содержит конкретных данных о вооружениях Китая, в том числе ядерных.

По данным СИПРИ (Стокгольмский международный институт исследования проблем мира, Stockholm International Peace Research Institute, SIPRI) за 2004 год, стратегические ядерные силы Китая включают наземную, воздушную и морскую компоненты и насчитывают в общей сложности 252 носителя. Их основу составляют стратегические ракетные войска, на вооружении которых состоят 120 наземных пусковых установок баллистических ракет. Стратегическая авиация насчитывает 120 устаревших самолетов H-6 (Ту-16) (производство самолетов этого типа прекращено в 1994 году). Морская компонента включает одну атомную ракетную подводную лодку типа «Xia» с 12 пусковыми установками ракет «Julang—1».

Нестратегические ядерные силы насчитывают 150 носителей включая тактические истребители «Цян—5» (30 единиц), артиллерийские снаряды и ракеты малой дальности (120 единиц).

Стратегические ядерные силы Китая существенно уступают российским и американским как в количественном, так и в качественном отношениях. Зона их досягаемости ограничена Азиатско-Тихоокеанским регионом за исключением 20 МБР DF—5А с дальностью 13000 км, способных достигать территории США. Состоящие на вооружении ракеты наземного базирования оснащены моноблочной головной частью и размещаются на стационарных позициях. По конструкции они являются жидкостными и требуют длительного времени для подготовки к пуску.

В ближайшие 10–15 лет ядерный арсенал Китая будет совершенствоваться в качественном отношении по трем направлениям, включающим создание твердотопливных ракет мобильного базирования DF—31 с дальностью 8000 км, DF—41 (11–12 000 км), а также — атомных ракетных подводных лодок нового поколения проекта 094, оснащенных (предположительно) 16 пусковыми установками ракет JL—2 (8000 км), представляющими собой модернизацию ракеты DF—31. Новое вооружение должно заменить устаревшие ракеты DF—3А (2800 км), DF—4 (5500 км), DF—5А (13000 км), а также Julang—1 (1700 км). В начале 2002 года началось серийное производство ракеты DF—31 на секретном заводе в Сычуане.

Через несколько лет в составе стратегических ядерных сил Китая может оказаться 75–100 межконтинентальных ракет, обладающих высокой боеготовностью, технической надежностью и живучестью. Возможности китайского ВПК позволяют оснащение ракет разделяющимися головными частями вместо моноблочных, а также комплексом преодоления ПРО.

Включение Китая в ядерную гонку сейчас выглядит маловероятным. Учитывая принятый Китаем курс на нормализацию отношений с большинством стран мира, являющийся необходимым условием сохранения высоких темпов экономического роста, можно предположить, что китайские ядерные силы в дальнейшем будут развиваться относительно умеренными темпами и вряд ли существенно изменят баланс сил в треугольнике Россия — Китай — США и в АТР.

Отношения Китая с Россией развиваются в духе равноправного и доверительного партнерства, предполагающего стратегическое взаимодействие двух стран в XXI веке. Подтверждением этому стал, в частности, заключенный в Москве 16 июля 2001 года Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой. В этом Договоре были закреплены обязательства России и Китая не применять первыми друг против друга ядерное оружие, не нацеливать стратегические ядерные ракеты на объекты сторон, всемерно укреплять взаимное доверие в военной области, а также сокращать вооруженные силы обеих сторон в районе сопредельной границы на основе действующих соглашений.

Отношения Китая с США могут быть осложнены планами создания США стратегической ПРО и ПРО ТВД, ведущими, по оценкам китайской стороны, к новому витку гонки вооружений. Особое беспокойство Китая вызывают американские планы создания противоракетной обороны театра военных действий (ПРО ТВД) в Северо-Восточной Азии, а также возможное содействие США в этой области Тайваню. Тем не менее Китай, будучи заинтересованным в нормальных отношениях с США, выражает готовность к конструктивному диалогу по данной проблеме.

Вместе с тем нельзя исключать того, что на определенном этапе Пекин все же попытается реализовать программу наращивания своих ядерных сил для достижения стратегического баланса с США и Россией.

* * *

Таким образом, доктринальные положения государств — членов «ядерного клуба» и, что важнее, реализуемые ими программы свидетельствуют, что во всяком случае до середины XXI века ядерное оружие сохранит роль фактора сдерживания в отношении крупномасштабных вооруженных столкновений, которые теоретически могут возникнуть между основными мировыми центрами силы. Тенденция расширения функций сдерживания может быть трансформирована до реальной угрозы выборочных превентивных ядерных ударов по объектам на территориях государств с нестабильными режимами, если они будут представлять очевидную опасность с точки зрения применения оружия массового уничтожения.

---

[*] По просьбе автора, статья публикуется в его окончательной редакции.

[1] Достаточно подробно данные вопросы рассмотрены в вышедшем недавно цикле работ Московского Центра Карнеги под общим названием «Ядерное сдерживание и нераспространение» под общей редакцией члена-корреспондента РАН А. Арбатова (Кн. 1. Ядерное сдерживание и нераспространение; Кн. 2. Ядерное противостояние в Южной Азии; Кн. 3. Ядерное распространение в Северно-Восточной Азии; Кн. 4. Угрозы распространения в Северно-Восточной Азии / Под общ. Ред. А. Арбатова. Московский Центр Карнеги, 2005). Можно надеяться, что комплексные рекомендации, содержащиеся в этих работах, помогут хотя бы отчасти снизить вероятность того, что в какой-нибудь стране с тоталитарным режимом появится ядерное оружие и загнанный в угол диктатор попытается его использовать.

[2] http://www.carnegie.ru/ru/pubs/books/9268Nuclear%20Deterrence%20and%20No...

[3] http://www.apn.ru/?chapter_name=advert&data_id=374&do=view_single