О революции в военном деле в прошлом и настоящем.

С депутатом Государственной думы, председателем Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками, директором Института проблем международной безопасности РАН Андреем КОКОШИНЫМ беседует Александр ГОЛЬЦ.

Андрей Афанасьевич, целых пять лет, начиная с 1992 года, вы были первым заместителем министра обороны, потом последовательно занимали посты государственного военного инспектора — секретаря Совета обороны и секретаря Совета безопасности. Поэтому о революции в военном деле (РВД) вы можете судить не только как ученый, но и как практик. Что особенно ценно, поскольку революция эта — уже свершившийся факт. Сегодня этот термин из работ военных теоретиков перекочевал в директивные документы министерств обороны различных стран — от США до Китая. Что, на ваш взгляд, характеризует РВД как явление?

В огромном большинстве публикаций по теме РВД преобладает то, что можно назвать упрощенным (или даже вульгарным) «технологическим детерминизмом», т. е. при анализе этого феномена есть тенденция рассматривать революцию в военном деле почти исключительно сквозь призму тех или иных новинок вооружений и военной техники.

Значительно реже рассматриваются вопросы, связанные с новыми формами и способами ведения боевых действий, еще реже говорится о таких изменениях механизмов принятия решений, механизмов управления, которые определяют революционный характер изменений в ведении войны. При этом, как правило, даже в наиболее продвинутых разработках не просматриваются все основные звенья механизма принятия решений, механизма управления войной в целом и конкретными боевыми действиями в частности. Между тем одним из важнейших элементов революции в военном деле является именно становление определенной системы управления войной на всех уровнях — высшем политическом уровне, на уровне высшего военного командования, на стратегическом уровне, на оперативном уровне, в тактическом звене.

Управленческий компонент революции в военном деле часто упускается из виду как аналитиками, так и практическими руководителями. Между тем он приобретает все более важное значение, хотя бы в силу все более усложняющегося характера современных вооруженных сил, боя, операции. Мы наблюдаем экспоненциальный рост числа компонентов вооруженных сил, который требует все более тщательной отработки взаимодействия между этими компонентами — по вертикали, по горизонтали, в различных матричных сочетаниях, интегральности этих компонентов.

В большинстве имеющихся исследований по проблемам РВД редко уделяется внимание и качеству личного состава вооруженных сил, особенно в исполни тельном звене, и непосредственно на поле боя, и в органах обеспечения ведения боевых действий.

Таким образом, революция в военном деле должна рассматриваться как совокупность сложнейших процессов, предполагающих, во-первых, кардинальные революционные изменения в системе управления войной на всех уровнях командования, во-вторых, кардинальные изменения в строительстве вооруженных сил, подготовке личного состава, в-третьих, создание и принятие на вооружение таких вооружений, использование которых способно качественно изменить характер военных действий.

Эта РВД — не первая в мировой истории. Какие примеры РВД представляются вам наиболее характерными?

Мы можем, безусловно, считать революцией в военном деле то, что было осуществлено Францией в ходе Наполеоновских войн. Показательно, что техническая сторона этой революции не была ярко выражена. Как известно, совершенствование французской артиллерии было осуществлено Грибовалем еще до Наполеоновских войн, и оно не имело радикального характера.

Важно, на мой взгляд, другое. Опираясь на общедоступные технические достижения, Наполеон смог найти максимально адекватные формы и способы ведения боевых действий на тактическом уровне. Это выразилось, в частности, в переходе от линейного построения войск к более гибким формам — колоннам. Военная стратегия при этом менялась уже под воздействием совокупности факторов — как под воздействием новых форм вооруженной борьбы на тактическом уровне, так и под сильнейшим влиянием политики революционной Франции — политики, нацеленной на структурные изменения в мирополитической системе того периода, с радикальной сменой участников, их характера (сначала превращение государств в республики, а затем трансформации их в новые королевства, герцогства под патронажем императора французов). Важнейшим итогом развития стратегической мысли периода Наполеоновских войн стало стремление добиться важнейших военно-стратегических (и, соответственно, политических) результатов решающим сражением.

А уже реализация этой стратегической установки потребовала кардинального нововведения в отношении оргштатных структур — разделения сухопутных войск на соединения разнородных сил — корпуса, оформления дивизий как постоянных организмов и др. Кардинально менялся и механизм управления — появился прообраз генштаба во главе с маршалом Луи Бертье, поднявшем на принципиально иной уровень организационно-штабную работу и прежде всего связь — как в тактическом, так и в стратегическом масштабе. Но штаб Бертье не предлагал, как правило, решений. Он был превзойден, безусловно, Большим генеральным штабом Хельмута Мольтке-старшего.

Мало кто из военных историков и теоретиков военного дела обращали внимание на то, что главный секрет успеха Наполеона в бою состоял в том, что он за счет высокого качества управления достиг исключительно высокой степени координации действий пехоты, кавалерии и артиллерии, обеспечивая непрерывность их активного воздействия на противника в определенной последовательности. Уровень управления был таков, что атаки производились непрерывно и каждый род войск дополнял действия двух других родов войск.

Известный британский исследователь Наполеоновских войн Чандлер, в частности, обратил внимание на то, что целью первых кавалерийских атак со стороны наполеоновской армии было не только нанесение поражения кавалерии противника. Эти атаки наполеоновской кавалерии заставляли пехоту противни ка перестраиваться в каре. При этом наполеоновская пехота должна была приблизиться к пехотному каре противника до того, как те успевали бы снова перестроиться из каре в линейный боевой порядок, имея в каре сниженную огневую мощь в любом направлении по отношению к наполеоновской пехоте.

В немалой степени РВД обеспечивалась принципиально новым качеством личного состава. Французский солдат периода Наполеоновских войн был рожден революцией и новыми социальными условиями. Высокому качеству этого солдата, офицера способствовало установление особых человеческих отношений между солдатской массой и высшим командованием (в глазах солдат Наполеон — «маленький капрал»), что было не менее революционным шагом, чем использование каких бы то ни было технических новшеств. В России такого рода отношения устанавливались Суворовым, Ушаковым, Нахимовым, Скобелевым и др., но в рамках совершенно иных социальных условий; к тому же все эти военные лидеры не были «верховными».

При этом показательно, что наполеоновская армия не имела абсолютного превосходства над своими противниками; более того, по ряду позиций она уступала вооруженным силам, существовавшим за несколько десятилетий до ее появления. Конница Наполеона не смогла достичь совершенства конницы Фридриха Великого. Мюрат, несмотря на свою громкую славу, не смог сравниться с Зейдлицем, мог на поле боя бросить на противника в сомкнутом строю, «стремя в стремя», одновременно до 100 эскадронов. У Наполеона не оказалось и такой прекрасной легкой конницы для разведки, охранения, действий на коммуникациях противника, какой были русские казаки. За это он, как известно, заплатил очень дорогую цену в 1812 году. Но в целом именно французская армия была воплощением революции в военном деле. Кстати, русская армия, опираясь на тот анализ успехов французов, который с помощью русских военных разведчиков провел военный министр Российской империи М. Б. Барклай де Толли, к 1812 году кое-что полезное заимствовал у французов, в частности корпусную организацию. Польза создания такой структуры явно проявила себя и при Бородине, и при Малоярославце.

Но нельзя отрицать, что в последующие годы технический компонент РВД становится все более значимым.

Да, это так. Применительно к России мы можем это наблюдать, по крайней мере, с периода Крымской войны, когда появление у Франции и Британии паровых линейных кораблей сразу же девальвировало боевую мощь парусного флота Российской империи, одержавшего на Черном море блестящую победу над турецкой эскадрой при Синопе. Через десять лет появление бронированного парохода (броненосца) в ходе Гражданской войны в США сделало в одночасье устаревшим паровой деревянный флот, демонстрацией чего был разгром «Мерримаком» («Вирджинией») эскадры северян.

На суше в Крымскую войну впервые рельефно проявило себя нарезное стрелковое оружие, давно имевшееся на вооружении разных стран мира. Пароход проявил себя не только как боевое средство, но и транспортное, позволяющее обеспечивать высадку и снабжение крупного контингента войск англо-франко-турецкой коалиции. Этому Россия не смогла противопоставить адекватные сухопутные коммуникации в виде железных дорог, связывающих центр с югом России, в том числе непосредственно с Севастополем. Россия не смогла реализовать в Крыму свое огромное численное превосходство в сухопутных войсках в силу их стратегической иммобильности. Видный российский и военный историк и теоретик Мартынов отмечал, что, имея огромную по тому времени сухопутную армию в 1 335 тыс. чел., Россий ская империя не смогла обеспечить в Крыму численное превосходство над своими противниками, имевшими в момент высадки около 60 тыс. чел.

Одним из примеров революции в военной деле можно считать то, что проявилось во время Франко-прусской войны 1870–1871 годов. Революционным прорывом стало использование пруссаками новых форм мобилизации, стратегического развертывания и сосредоточения германских войск против Франции, отработанных еще во время Австро-прусской войны 1866 года. Для этого был реализован глубоко продуманный и тщательно отработанный прусским Большим генеральным штабом во главе с Х. Мольтке-старшим план использования такого сравнительно нового для того времени средства, как железные дороги.

Тогда многими военачальниками значение железных дорог также не учитывалось, как в современных условиях недоучитывается значение комплексной системы телекоммуникационного обеспечения.

Какие характеристики РВД вы выделили бы прежде всего применительно ко Второй мировой войне?

Следует признать, что революция в ведении войны на суше оказалась тогда характерной прежде всего для Германии. Если говорить о войне на море, то речь прежде всего должна идти о Японии и США. В техническом измерении РВД во время Второй мировой войны основное внимание обращают на новую роль танка, затем на ударную фронтовую авиацию — пикирующий бомбардировщик, которая смогла эффективно оказывать поддержку наземным силам. Значительно меньше — на автотранспорт как средство мобильности ударных группировок сухопутных войск, создание моторизованной пехоты.

На что обращают мало внимания большинство исследований — это на то, что массовое внедрение танка, например, не привело к изъятию многих других традиционных средств вооруженной борьбы. Недостаточно уделено внимания роли стрелкового оружия, которым был оснащен вермахт, в том числе роли частей, оснащенных пистолет-пулеметом Гуго Шмайсера и большой насыщенностью пехоты современнейшим легким пулеметом МГ-38. Уже к концу Первой мировой войны навсегда было покончено с эффективной штыковой атакой — огонь пулеметов, а затем и пистолет-пулеметов превратил ее в бессмысленное самоубийство.

И снова следует отметить, что новые формы вооруженной борьбы могли быть реализованы только высокого качества личным составом. Солдаты и офицеры вермахта представляли собой продукт идеи реванша, национал-социализма, формировавшегося в Германии десятилетиями культа войны и военной службы — в сочетании с высоким уровнем образованности, грамотности (в т. ч. технической), отличной физической подготовки не только офицерского и унтер-офицерского, но и рядового состава.

В 1939–1941 годах, т. е. в тот период, когда наиболее зримо германским вермахтом демонстрировались результаты РВД, насыщенность войск танками была сравнительно невелика, особенно в 1939 и 1940 годах, — рядом с танком и автомобилем — пехота (подавляющая часть ВС Германии) со значительной частью артиллерии на конной тяге, как в Первую мировую войну. Но была определенная критическая масса танков, артиллерии на мехaнической тяге, автотранспорта, и что самое главное — эта военная масса была организована совершенно по-новому, и характер такой организации не был своевременно распознан противниками вермахта.

Особенность организации танковых дивизий, танковых групп, армий в том, что они развивались в Германии в течение нескольких лет, без шараханий и ломок, что было, к величайшему сожалению, столь характерно для Красной армии в предвоенный период. При этом принципиально важно то, что новая организа ция вооруженных сил, рождающаяся на основе новых технических возможностей, формирует тип нового военного. Немцы глубоко осознали ключевую роль инициативы и самостоятельности для танковых командиров.

Сущность новых форм (и техники), используемых вермахтом (особенно в оперативном звене), была не в «перемалывании» живой силы, как это было свойственно сражениям Первой мировой войны (после того как Мольтке-младший и другие германские генералы сорвали реализацию безусловно имевшего очень высокие шансы на успех «плана Шлиффена»), а в нанесении ударов через стыки по «нервным узлам» группировок, воздействии на воображение, психику противника (в том числе стремительностью и глубиной проникновения в его боевые порядки, в тылы и т. п.). А затем шло массовое пленение утративших организацию военнослужащих и уничтожение пленных в лагерях.

В войне на море революция в военном деле проявилась в том, что главным средством вооруженной борьбы стала палубная авиация, авианосцы, вытеснившие в качестве главного компонента морской мощи тяжелые артиллеристские корабли, линкоры и линейные крейсеры.

С сожалением приходится признать, что СССР оказался в роли догоняющего в деле освоения возможностей РВД. Военно-политическому руководству не удалось распознать всю совокупность видов вооружений, которые будут играть решающую роль, реорганизовать армию для максимально эффективного использования этих вооружений. Но тем больше заслуга советского народа, наших вооруженных сил и промышленности, которые, несмотря ни на что, смогли нанести поражение такой мощнейшей военной машине, как гитлеровский вермахт. К сожалению, цена оказалась огромной, сказалась на «генофонде нации», сказывается до сих пор. И это цена игнорирования революции в военном деле. В то же время следует отметить, что во второй период Великой Отечественной войны, после Курской битвы, ставка Верховного главнокомандующего и Генеральный штаб смогли освоить достижения РВД (а промышленность обеспечила их необходимым количеством современной военной техники). Они начали применять комбинации разнородных сил и средств, что позволяло прорывать на большую глубину оборонительные порядки противника, наносить поражение крупным группировкам вермахта. На практике во многом стало применяться то, что было разработано советской военной теорией еще на рубеже 1920–1930-х годов.

Появление ядерного оружия привело к очередной РВД?

Наверное, появление ядерного оружия дало толчок к величайшей революции в военном деле. Произошел скачкообразный, многопорядковый рост разрушительной мощи. Более того, эта разрушительная мощь оказалась многомерной (включив в себя помимо ударной волны еще и проникающую радиацию, световое излучение, вторичные и третичные последствия). А развитие средств доставки (сначала стратегической авиации, а потом межконтинентальных ракет наземного базирования и баллистических ракет подводных лодок) сделало войну поистине глобальной.

Военные стратеги первоначально не осознали тех перемен, к которым неизбежно приведет принятие на вооружение ядерного оружия. Маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков писал подробно о том, что вначале пытались вести планирование, относясь к атомной бомбе как к обычному боеприпасу, но только гораздо большей мощности. Все видели в нем не средство сдерживания, а средство ведения боевых действий, причем не только на стратегическом, но даже на оперативном и тактическом уровнях. Вот это как раз тот случай, когда стратегическое мышление решительным образом отставало от развития средств поражения.

Осознание пришло только после Карибского кризиса. Это было понимание, что обмен массированными ядерными ударами будет означать взаимное уничтожение, что ни о какой победе в этих условиях говорить не приходится. Наступила эпоха холодной войны, которая никаким образом не могла перерасти в «горячую». Противостоявшие друг другу СССР и США предпочитали вести противоборство косвенным образом в ходе локальных войн (во Вьетнаме и в Афганистане), всячески избегая прямого столкновения. Более того, была создана многосторонняя система договоров и соглашений, целью которой было исключить развязывание самоубийственного конфликта в результате случайности или неверной интерпретации действий сторон.

Что же характеризует РВД в современных условиях с учетом наличия ядерного фактора?

Одной из важнейших характеристик ядерного оружия является его неизбирательность. Все десятилетия после Второй мировой войны характеризуются стремлением уйти от этой абсолютной неизбирательности ядерного оружия, с тем чтобы сделать войну реальным операционным орудием политики. В этом направлении развивались все виды ядерных боеприпасов и средств доставки — и тактических, и оперативно-тактических, и стратегических; основной тенденцией стало уменьшение мощности боезарядов и повышение их точности, в том числе ради поражения высокозащищенных объектов. Одновременно разрабатывались различные концепции ограниченной ядерной войны, различных «управляемых ядерных конфликтов». Стремлением уйти от абсолютной неизбирательности можно в значительной мере объяснить «постъядерную» РВД — ведь абсолютную мощь дала предыдущая «ядерная» РВД.

Прорывные достижения в информационных технологиях дали возможность обнаруживать противника и избирательно уничтожать его высокоточным оружием. При этом боевые платформы — корабли и самолеты — могут находиться за сотни километров от «поля боя». Для совокупности параметров современной РВД в значительной мере характерен именно возврат к избирательности применения сил и средств — это, безусловно, не означает полной нейтрализации того, что на Западе называют «сопутствующим ущербом». Одновременно как одну из черт современной РВД можно отметить стремление максимально защитить свои войска, снизить собственные потери.

За всем этим стоит гигантский комплекс средств обеспечения: разведки, целеуказания, обработки данных в режиме реального времени, навигации, объединенных в сложнейшие технические и человеко-машинные системы. Современный командующий, командир, оператор должны как следует разбираться в этих комплексах, знать их возможности и слабые места. Революция в военном деле предъявляет свои требования к организации вооруженных сил как внутри отдельных видов и родов войск, так и межвидовой организации.

Интегральность, «объединенность» сил и средств во всех звеньях стали одним из важнейших условий успеха; сейчас усилилась тенденция в пользу обеспечения такой интегральности на тактическом уровне — бригадном, батальонном.

В вооруженных силах различных стран идет активный поиск новых оргштатных структур, которые позволяли бы решать боевые задачи оптимальным образом. Прежде всего речь идет о создании бригад нового типа сухопутных войск, которые при решении боевых задач могли бы привлекать самый широкий набор средств поражения — не только сухопутных войск, но и ВМС и ВВС, включая удары крылатых ракет большой дальности, запускаемых с подводных лодок и подводных кораблей, с тяжелых бомбардировщиков.

В современной войне без сплошных линий фронта возрастает удельный вес сил и средств для проведения спецопераций, которые берут на себя ряд задач, прежде присущих сухопутным силам. Это очень важный урок и для наших вооруженных сил, с богатыми традициями спецназа ГРУ.

Все это осуществляется не только за счет внедрения различных технических средств, на которых преимущественно сфокусировано внимание публики, значительной части политиков, СМИ, но и за счет новых боевых организмов, интенсивной отработки новых форм развития комплекса систем и средств боевого управления и способов ведения вооруженной борьбы.

Немалую роль играют также средства тактической (транспортные и транспортно-боевые вертолеты, транспортные самолеты) и стратегической мобильности войск (широкофюзеляжные транспортные самолеты, средства дозаправки, транспортные суда специального типа). Новое значение приобретают средства личной экипировки бойца (защита, оружие, индивидуальные средства связи). Вся эта техника, как и в прошлые РВД, соседствует с традиционной, свойственной «дореволюционному периоду», но с существенным добавлением современных технологий — танки и др. боевые бронированные машины, авианосцы. Некоторые боевые платформы, уже более полувека находящиеся в строю, такие как стратегические бомбардировщики (советский Ту-95 МС и американский Б-52), находят себе новое применение.

РВД принесла качественные изменения в системы военного управления. Прежде всего она потребовала значительного сокращения времени прохождения управляющих воздействий (приказов, директив) сверху вниз, обеспечения их неискажаемости и правильного понимания (ибо даже при неискажаемости может быть неверная интерпретация, в т. ч. потому, что практически каждый исполнитель интерпретирует указания в свою пользу). Это характерно для большинства систем, но для силовых структур особенно, ибо здесь — особая ответственность; речь идет о неизбежных смертях людей.

Не меньшее значение имеет в связи с этим и обратная связь — доклад о том, как понят приказ и как он исполняется, какие затруднения, проблемы встречаются на пути его реализации. Требуется и получение максимально точных данных о ходе боя, о положении как противника, так и своих сил и т. п. Все это должно обеспечиваться высокоскоростной обработкой огромного объема данных, их структурирова нием — это возможно лишь при постоянном усовершенствовании прежде всего программного продукта, тесной работы программистов со штабными работниками.

Возможности гибкого и адаптивного управления во все большей степени базируются на том, насколько обеспечивается информационное превосходство; последнее, разумеется, не сводится лишь к объему информации о противнике, о своих силах и средствах, о динамике обстановки. Оно определяется уровнем организации потоков информации, соответствием ее тому, что требуется для принятия решений в конкретный момент. То есть информационное превосходство напрямую связано с превосходством интеллектуальным.

Какие уроки можно извлечь из истории предыдущих РВД?

История учит, что многие известные компоненты РВД далеко не сразу осознаются как совокупность, приводящая к системным изменениям, в том числе к «парадигматическому сдвигу» в военной стратегии, к вопросу о том, какая политика может быть осуществлена посредством использования такой стратегии. В этом плане исключительно важна в военно-теоретической и политико-военной мысли нацеленность на концептуализацию, на агрегирование отдельных, подчас внешне разрозненных компонентов в цельную, но при этом многомерную и сложную формулу, определяющую характер очередной РВД и практические выводы из этого определения для государственного руководства, «политического класса» страны в целом, для военного командования — причем не только высшего, но практически всех звеньев. Революции вызревали эволюционно, без «скачков в будущее». Но в какой-то момент они создавали новое качество военной мощи. Затем накопление их отдельных компонентов реализовывалось в войнах.

Например, вопрос о боевом применении палубной авиации авианосцев вызревал в целом ряде стран после Первой мировой войны по крайней мере лет пятнадцать. Но Колледж ВМС США сразу после завершения Первой мировой войны начал проводить военные игры по использованию воздушной мощи в войне на море — задолго до того, как в боевом составе ВМС США появились авианосцы.

Одной из главных характеристик войн в эпоху РВД является асимметричность, то есть применение одной стороной конфликта новых форм и методов войны, в то время как другая сторона воюет исходя из представлений предыдущего периода военного дела.

Нераспознание своевременно РВД грозит крупными просчетами в политике, а в ряде случаев — тяжелейшими последствиями для страны в целом. Как раз такое игнорирование происходящей РВД предопределило поражение англо-британских войск в 1940 году и советских — летом-осенью 1941-го. Жуков после войны очень честно и самокритично говорил фактически о том, что советское руководство, высшее военное командование не смогло должным образом оценить тот высокий уровень управления, который с первых же часов войны обеспечивал ввод в действие огромных масс войск, разнородных сил и поддержание высокого уровня оперативного напряжения на важнейших направлениях. Этот просчет во многом был аналогичен просчету Наполеона III и его маршалов накануне Франко-прусской войны 1870–1871 годов; они тогда недооценили возможность прусско-германской армии в том, что касалось темпов и масштабов стратегического сосредоточения и развертывания.

Не кажется ли вам удивительным, что вопреки тому, что именно США являются сегодня пионерами РВД, Пентагон совсем не успешен в Ираке?

Американцы были ослеплены своим гигантским военным превосходством, те, кто планировал эту войну, забыли про заветы Клаузевица о том, что всякая военная операция должна иметь ясную политическую цель. Если целью была кар динальная смена режима и политического устройства страны, то Вашингтону следовало направить для оккупации Ирака куда бoльшие контингенты войск — во всяком случае резко нарастить их численность сразу же после достижения чисто военной победы. Один из парадоксов современной РВД заключается в том, что, обладая возможностью использовать все ее достижения: современные вооружения, средства информационного обеспечения, гибкую оргштатную структуру, — эта революция может обеспечить победу над войсками противника, но не победу политическую, если те, кто планировал операцию, сделали ставку исключительно на свое военное превосходство.

Важно и то, что личный состав американских вооруженных сил далеко не в полной мере оказался готов к выполнению тех функций, которые оказались на него возложены после завершения классической военной фазы действий в Ираке.

Какие вызовы бросает нынешняя РВД России?

Мы сейчас стоим на пороге переоснащения наших вооруженных сил на новую технику, и в планах этого переоснащения должны быть полностью отражены требования и условия революции в военном деле. При этом необходимо еще раз напомнить, что РВД — это не только новая техника, но и новые оргштатные структуры, организмы нового типа и новые процедуры и системы управления.

И особо стоит вопрос о качестве личного состава — как с моральной, духовной точки зрения, так и с точки зрения сугубо профессиональной. Наиболее сложные проблемы, как мне представляется, лежат прежде всего в этой области. Надо иметь в виду, что в нашей военной культуре мы еще не совсем отошли от тех традиций, которые, за рядом исключений, у нас доминировали столетиями — традиций очень высокой «человеческой затратности» ведения войны, боевых действий.

В нашей военно-теоретической и военно-исторической литературе больший упор необходимо сделать на тех полководцев, командующих, командиров, которые побеждали со сравнительно небольшими потерями, всегда старались их минимизировать. Это и А. В. Суворов, Ф. Ф. Ушаков, во время Великой Отечественной войны — И. Е. Петров, К. К. Рокоссовский, во время афганской войны — В. П. Дубынин.

Одна из важнейших задач для нас — это все более настойчивый поиск своей собственной формулы асимметричных действий, параметров строительства вооруженных сил всех звеньев. Нам необходимы новые уставы и наставления, базирующиеся на таких формулах асимметричных действий.

Нам нужны вооруженные силы для решения широкого класса разного рода задач, но в основе их всегда должна быть готовность вести войну и добиваться в ней победы. Только такого рода вооруженные силы будут способны и эффективно осуществлять миротворческие операции, и содействовать другим силовым структурам в проведении антитеррористических операций, вести гуманитарные операции и др.