Отношение к старшим и долгожительство на Кавказе

Притом что на Кавказе живут разные народы, различающиеся по своему происхождению, языку, вероисповеданию, обычаям, в их традиционной культуре есть ряд общих черт. И важнейшей из них наряду с гостеприимством, значимостью и развитостью родственных и земляческих связей является почитание старших.

До установления русской администрации управление делами сельской общины у различных народов Кавказа осуществлялось советом старейшин, куда входили пользовавшиеся наибольшим уважением почтенные представители составлявших сельскую общину фамилий. Выбирались они на сельском сходе, в котором участвовали все взрослые мужчины селения. В их ведении находились вопросы повседневной жизни, требующие решений административного и частично, судебного характера: распределение общественных земель, устройство дорог, определение срока начала полевых работ и размер штрафа за его нарушение, разбор мелких проступков и преступлений, не повлекших кровопролития, разрешение споров. Судопроизводство осуществлялось на основании норм обычного права, а у народов, исповедовавших ислам, еще и с учетом шариатских норм. Если же пролилась кровь, то сельская община была заинтересована в недопущении или прекращении кровной мести. И задача примирения кровников также возлагалась на самых уважаемых представителей старшего поколения.

Главным критерием при выборе старейшин, как отмечает А. Г. Булатова на примере рутульцев, населяющих высокогорную часть Южного Дагестана, была безупречная репутация[1]. На это же указывает название совета старейшин у другого народа Дагестана — лакцев: «марц | арамтал» (буквально — «честные мужчины»)[2]. Исследователи быта осетин отмечают особый авторитет, которым пользовались почтенные старики, решавшие общественные вопросы на «ныхасе» — древнем органе осетинского сельского самоуправления[3].

Непререкаемым авторитетом пользовались старики у вайнахских народов. Помимо того что в каждом селении были старейшины, решавшие спорные вопросы, определявшие вид наказания за проступки, существовал еще и общечеченский совет старейшин — «мехк кхел», куда входили наиболее уважаемые представители от девяти основных внутриэтнических подразделений чеченцев — тукхумов. Они собирались для коллективного решения важнейших вопросов, касавшихся всего народа.

Характерной чертой абхазского этикета, как указывает Я. С. Смирнова, было подчеркнутое уважение к старшим. При самых старших не лежали, не сидели, не вели разговоров на фривольные темы и вообще громко не гово рили, не появлялись небрежно одетыми. Старшим оказывали уважение такими знаками внимания, как помощь при мытье рук и ног, при отходе ко сну и т. д.[4]

Отношение к старшим может выступать в некоторых случаях в качестве отличительного признака кавказца. Приведу пример из собственного опыта. Во времена студенческой юности случилось мне работать в археологической экспедиции, раскапывавшей курганы в степи недалеко от Махачкалы. Экспедиция состояла из московских и украинских исследователей и студентов. Я был в ней единственным дагестанцем. В один из первых дней моего пребывания там в лагерь зашел председатель сельсовета, мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти. Ему надо было переговорить с начальником лагеря по какому-то делу. Тот же в это время отъехал в город, но должен был вот-вот вернуться, и пришедший к нему человек решил его подождать. Было время обеда, и студенты-практиканты, разместившись вдоль длинного стола, стоявшего во дворе, собирались приступить к еде. Стол был поставлен так, чтобы тень от деревьев и обвитой виноградом решетки защищала сидевших за ним людей от палящего летнего солнца. Гость же стоял, переминаясь с ноги на ногу, на самом солнцепеке, поскольку ему негде было сесть. Никто на него не обращал никакого внимания. Хотя я был там новым человеком и еще не освоился как следует, тем не менее спокойно сидеть я не мог и, встав со своего места за столом, предложил гостю пообедать с нами. Он поблагодарил и вежливо отказался, что было вполне предсказуемо, поскольку, будучи местным жителем, он наверняка уже пообедал у себя дома. Но предложить ему это сделать нужно было обязательно, поскольку нельзя есть в присутствии человека, не пригласив его за стол. Получив отказ присоединиться к обеду, я предложил ему сесть на мое место за столом (оно было крайним, и помешать остальным сидящий там человек не мог), чтобы не стоять на солнце. Он улыбнулся, поблагодарил и отказался. Тогда я просто остался стоять рядом с ним. Он некоторое время на меня украдкой посматривал, а потом сказал: «Ты, наверное, местный. Они все приезжие, а ты наш, дагестанский парень». На мой вопрос о том, как он это определил (а ярко выраженными кавказскими чертами внешне я не обладаю), он ответил, что понял это по поведению.

Особое отношение к старшим, к старикам было связано и с той ролью, которую они играли в семейном быту. У различных народов Кавказа исследователями зафиксировано существование больших семей, в которых под одной крышей жили и вели совместное хозяйство три-четыре поколения кровных родственников — родители и взрослые дети со своими семьями, внуки. Руководство такой семейной общиной осуществлял самый старший мужчина. Он распределял обязанности между младшими братьями и сыновьями, следил за их надлежащим исполнением, распоряжался всеми доходами. В случае его смерти место руководителя семейной общины должен был занять следующий по старшинству мужчина. То же самое было и на женской половине дома. Там распределением женских работ и контролем за их выполнением занималась самая старшая из женщин, жена основателя первоначальной семейной ячейки.

Характер власти главы семейной общины варьировался в пределах от деспотического, когда его право распоряжаться всем имуществом семьи и результатами трудовой деятельности ее членов ничем не ограничивалось и его указания должны были беспрекословно выполняться всеми домочадцами, до демократи ческих форм управления, когда авторитаризм главы семьи ограничивался семейным советом. При этом оба варианта могли сосуществовать в рамках одного этноса. Так было, например, у осетин. Притом что у большинства из них управление большой семьей строилось на демократических основах, у одной из групп осетин-переселенцев Моздокского района — «цайта» власть главы семейной общины носила деспотический характер[5].

Большие семьи прекращают свое бытование у горцев Кавказа в основном к концу XIX — началу XX века, что связано с изменением экономических условий и появлением возможности самостоятельного существования и ведения хозяйства малыми семьями[6].

Изменение форм семьи не повлекло перемен в отношении к старшим. Старики также сохраняли авторитет и влияние при решении важных вопросов как в кругу родственников, так и за его пределами, в рамках своей сельской общины. В селении любой человек почтенного возраста имел право сделать замечание подростку или юноше, который чем-то нарушал общественный порядок, принятые нормы поведения, мог дать более молодому мужчине какое-то поручение, и попробовал бы последний как-то огрызнуться, не выполнить просьбу. Это было бы позором для его семьи, родителей, ближайших родственников. Общественное осуждение и урон для чести рода были гарантированы.

С особым отношением к старшим, почитанием стариков на Кавказе тесно связан и феномен долгожительства. Специальные исследования его проводились в конце 70–80-х годов XX столетия среди абхазов и азербайджанцев. В результате обследования долгожителей у абхазов были выявлены следующие факторы, способствующие формированию этого феномена:

— геронтократический характер традиционной этнической культуры (обычаев; таких социальных институтов, как совет старейшин и др.);

— сохранение за старыми людьми значимых социальных ролей в жизни семьи и сельской общины;

— психологический комфорт стариков как важный компонент герогигиены, обусловленный, в частности, высокой мерой их включенности в социальные коммуникации внутри семьи и за ее пределами.

С этим тесно связана бoльшая плотность семейно-родовых связей по сравнению с внесемейными социальными коммуникациями, существование в абхазской традиционной культуре навыков «антистрессового поведения» и др.[7]

Значимость социальной роли старых людей обеспечивает им психологический комфорт, сохраняет за ними часть реальной власти, обусловливает лучшие бытовые условия, питание и уход. Сочетание всех этих факторов может само по себе воздействовать на увеличение продолжительности жизни.

По мнению исследователей, непосредственная вовлеченность стариков, в том числе долгожителей, в систему неформальной коммуникации села, развитость их социальных связей и личностно-эмоциональный характер последних отличают образ жизни абхазских долгожителей от образа жизни пожилых людей в современном городе, для жителей которого более характерны деперсонализо ванные связи и ролевой тип отношений[7]. Выход на пенсию для горожан часто связан с ухудшением здоровья, уменьшением авторитета в семье, зависимостью от родственников и вынужденной бездеятельностью. Активное участие абхазских долгожителей в делах своей семьи, их включенность в социальную сеть и после прекращения трудовой деятельности в общественном производстве является важным психологическим фактором герогигиены.

В абхазской культуре существует множество выработанных веками форм поведения, способствующих преодолению воздействия стрессогенных факторов. Большое значение имеет участие в ритуалах жизненного пути и вообще в значимых для человека событиях значительного числа людей — родных, соседей, знакомых[9]. Подобные формы поведения существуют и у других народов Кавказа. Но в Абхазии обращают на себя внимание масштабы моральной и материальной поддержки, взаимовыручки родных и соседей в ситуациях жизненно важных изменений — свадеб или похорон.

Народные обычаи включают «психотерапевтические» способы, установленные путем долговременного опыта, снятия или ослабления сверхсильных отрицательных эмоций. Традиция предписывает определенную дифференциацию форм поведения ближайших родственников покойного и других знавших его людей. Их сдержанное публичное поведение позволяет им как бы переложить часть эмоциональной тяжести на окружающих и сочувствующих им людей.

Сравнительные психосоциальные исследования пожилых и долгожителей, проведенные в конце 70-х— начале 80-годов XX века в Костромской области и на Кавказе, показывают, что кавказские старики — это люди, живущие в семье. Наиболее распространенным вариантом является проживание с детьми и супругом или супругой. Менее распространен вариант проживания респондента только с супругом. Обращает на себя внимание практическое отсутствие одиноких стариков. Респонденты, проживавшие в подвергшихся исследованию сельских районах Абхазии и Азербайджана, на протяжении всей жизни обычно не меняли ни места жительства, ни характера трудовой деятельности. Для них не была актуальна перспектива возможной или вынужденной перемены места жительства. Меняли место жительства только женщины, в связи с замужеством и обычно в пределах одного района. Не претерпевал изменений к старости и привычный пищевой рацион. Пенсия по старости представляла собой лишь дополнительную статью общесемейного дохода, и «выход на пенсию» не приводил к существенному изменению образа жизни и привычного объема работы.

Пожилые жители Костромской области существенно отличались от кавказцев по всем этим характеристикам. Наиболее массовой оказалась группа одиноких. К ним примыкала группа «одиноких, но имеющих родственников, проживающих отдельно», что практически тоже означало одинокий образ жизни. Непосредственная связь с родственниками у них носила нерегулярный характер и часто ограничивалась получением от них материальной помощи. Очень небольшая часть респондентов попадала в группу живущих в семье родственников (8,3% против 95% в Азербайджане и 41% в Абхазии). Актуальной для всех респондентов Костромской области была перспектива возможной перемены места жительства, что было связано с угрозой попадания в дом для престарелых (что не характерно для Кавказа) либо переезда к родственникам в город или другой район. Всех опрошенных тревожил вопрос об их дальнейшей судьбе в связи с одиночеством, болезнями и физической слабостью. Подобные переживания не возникали у респондентов кавказской группы. Пенсия для стариков-костромичей являлась одной из основных статей дохода, а круг общения ограничивался ближайшими соседями-сверстниками, от которых, как правило, только и можно было ожидать физической и моральной поддержки.

Основной вывод, сделанный в результате данного исследования, заключался в том, что у жителей Кавказа почти полностью отсутствуют чувства неуверенности и тревоги, связанные с ожиданием нежелательных перемен в социальном статусе старика по мере увеличения его возраста. Старение и связанные с ним возможные отрицательные изменения физического характера не приводят к депрессивным состояниям психики пожилых, что, по-видимому, имеет прямую связь с феноменом долгожительства[10].

При всех исторических переменах и общественных потрясениях, изменениях уклада жизни, что принес с собой XX век, почтительное отношение к старшим на Кавказе неизменно сохранялось. Ситуация отчасти стала меняться в конце 80-х—90-х годах XX века. Разрушение прежних сложившихся экономических связей, углубляющаяся социальная дифференциация, массовое переселение горцев на равнину, массовая безработица, криминализация общества — все это привело к размыванию в определенной мере традиционной системы ценностей, сужению сферы их применения. Для значительной части сформировавшихся в 90-е годы «новых» дагестанцев, азербайджанцев, чеченцев и т. д. прежние нормы стали, если можно так выразиться, предметом внутреннего употребления, используемым только в своем узком родственном и дружеском кругу. Одним из симптомов набиравших силу в Чечне в начале 90-х годов негативных тенденций, по свидетельствам очевидцев, стало то, что молодые чеченцы перестали уступать места в общественном транспорте старикам-нечеченцам. Согласно традиционным нормам этикета чеченцев, равно как и других народов Кавказа, уважение человеку старше себя, тем более старику, оказывается независимо от его национальной принадлежности. Тот, кто не уважает чужих стариков, не будет уважать и своих.

И при всех сложностях и драматических перипетиях чеченской истории это отношение к старшим, в том числе нечеченцам, сохранялось. Приход же к власти Дудаева и проводившаяся его окружением политика выдвинули на поверхность маргинальный слой, который существует в любом обществе и который присутствовал и в чеченском. Парадоксальным образом любая деятельность, направленная на пропаганду национальной исключительности, приправленная еще и религиозной демагогией, приводит как раз к отбрасыванию того, что составляет своего рода стабилизационный фонд этноса, обеспечивающий его устойчивость и выживаемость — проверенные веками традиции, нормы межчеловеческого общения, сосуществования, передачи опыта. В то же время в кризисные периоды действует и другая, противоположная тенденция, направленная на сохранение и возрождение традиционной культуры, наиболее значимых элементов системы ценностей, этикетных норм. Соотношение и взаимодействие этих двух тенденций является одним из основных моментов, определяющих судьбу этноса в кризисные этапы его истории.

Носителями традиционных норм ценностей являются, как правило, люди старшего поколения. И в локальных конфликтных ситуациях, как прежде, так и сейчас, именно их привлекают для недопущения разрастания конфликта и умиротворения враждующих сторон. И даже во время войны в Чечне известно немало примеров, когда представители старшего поколения чеченцев пытались своими действиями хотя бы частично нейтрализовать, снизить накал ожесточения. Казалось бы, люди, пережившие депортацию, лишения, потерю близких, должны выступать в качестве наиболее непримиримых и активных противников российской власти. На деле же чаще всего происходило наоборот. Жизненный опыт, мудрость, видимо, приводят к тому, что человек, если он не в силах воспрепятствовать массовому кровопролитию, старается не добавлять зла к уже творящемуся.

Случай, описанный ниже, произошел в разгар первой чеченской войны. Несколько инвалидов-афганцев из Дагестана решили предпринять миротворческую акцию — автопробег из Махачкалы через Чечню, Ингушетию на пылающие Балканы, завершив свой путь в Сараево. Проезжая по Чечне, они заблудились. Мост, по которому им надо было переправляться через реку, оказался разрушен. Жители близлежащего селения указали им дорогу к переправе ниже по течению, но эта дорога завела их сначала в лес, а потом и вовсе исчезла. К тому же там откуда-то появились вооруженные люди, явно не принадлежавшие к федеральным войскам, и направились к ним с намерениями явно недружелюбными. Развернувшись, миротворцы рванули в обратную сторону. Автоматная очередь, посланная им вдогонку, цели не достигла. Но не желавшие упускать добычу боевики бросились за ними в погоню на двух джипах. Спускались сумерки, в довершение ко всему у миротворцев заканчивался бензин. Спасаясь от преследователей, они въехали на своей машине в первое попавшееся село и остановились там у одного из домов, у которого уже стояло несколько машин. «Афганцы» надеялись, что хотя бы у одного из хозяев автомобилей можно будет купить бензин. Навстречу им вышел хозяин дома — крепкий старик и двое его взрослых сыновей. Узнав, в чем дело, хозяин заявил, что не отпустит невольных гостей в дорогу ночью, и предложил им остаться у него до утра, пообещав им потом показать правильную дорогу и проводить. Все это время два массивных черных джипа, заехавшие вслед за машинами миротворцев в селение, стояли в нескольких десятках метров, а сидевшие в них люди явно ожидали, чем закончатся переговоры с хозяином дома. Последний провел гостей в дом и загнал к себе во двор их машину. Наутро он залил им целый бак горючего и дал еще с собой полную канистру бензина. Затем, посадив двух своих сыновей с оружием в машину к инвалидам-афганцам, старик сам сел за руль собственного автомобиля и поехал впереди. После того как их машина выехала на трассу, через некоторое время в отдалении вновь замаячили два вчерашних джипа. Старик проводил миротворцев до следующего по их плану населенного пункта, где их уже ждали местные «афганцы», осведомленные об их акции. Прощаясь и благодаря своего спасителя, один из миротворцев откровенно сказал, что не ожидал такой помощи от кого-либо из местных жителей в условиях идущей в Чечне войны и разгула бандитизма. В ответ на это старик, гордо вскинув голову, сказал: «Я чеченец! А они, — кивнув в сторону преследовавших их всю дорогу джипов, которые развернулись и тронулись в обратном направлении (сидевшие в них бандиты, видимо, убедились в бесперспективности дальнейшего преследования), — шакалы!» После чего старик сел вместе со своими сыновьями в машину и уехал.

Было бы неверно считать, что соблюдение традиционных норм, в том числе уважения к старшим, свойственно исключительно старшим поколениям. При всех драматических коллизиях новейшей истории и связанных с этим трансформациях традиционной культуры, размывании многих ее сторон почитание старших по-прежнему остается одной из характерных черт ментальности кавказских народов. Это особенно ощутимо проявляется в поведении людей, выросших на Кавказе и впитавших в себя, независимо от национальности, традицию почтительного отношения к старшим, в иной этнокультурной среде, особенно в мегаполисах. На своем сравнительно недавнем опыте (я приехал в Москву в 2000 году, поступив учиться в докторантуру) помню, что больше всего поразили не гигантские расстояния, не сверкающие огнями развлекательные комплексы и огромные башни из стекла и бетона — все это либо уже было знакомо раньше, либо укладывалось в представление о современном городе, деловом и культурном центре. Поразили две вещи — то, что почти все женщины (по крайней мере, так показалось вначале) здесь курят, и отношение людей друг к другу, в первую очередь к старикам. Какие бы проблемы ни осложняли сейчас жизнь людям на Северном Кавказе, в частности в родном мне Дагестане, там нигде нет такого холодного безразличия и равнодушия, часто переходящего в неприкрытое хамство по отношению к находящимся рядом людям — в метро, в автобусе, в лифте, на улице и т. д. Очень редко можно видеть, как вошедшему в вагон метро пожилому человеку уступают место. Гораздо привычнее картина, когда молодой человек или девушка совершенно спокойно сидят, глядя на окружающих как на пустое место. Ни один кавказец, получивший нормальное воспитание в семье и усвоивший хотя бы основные из традиционные норм, просто физически не может сидеть в присутствии даже незнакомого человека намного старше его.

* * *

На обывательском уровне все, что связано с Кавказом, часто имеет негативный оттенок, а традиции, обычаи кавказских народов воспринимаются как непонятные, воинственные, жестокие, не соответствующие цивилизованным формам взаимоотношений между людьми. Действительно, полная войн с различными завоевателями история и суровые условия жизни в горах способствовали тому, что в системе традиционного воспитания мальчиков большое внимание уделялось развитию воинских качеств. Но это был лишь один из элементов традиционной культуры, основное содержание которой у любого из кавказских этносов было направлено на регулирование взаимоотношений между людьми как внутри этноса на уровне различных социальных единиц — семьи, родовой организации, сельской общины, так и за его пределами, обеспечивая коммуникацию с иноэтнической и инокультурной средой и определяя ее формы, а также на трансляцию опыта между поколениями. Все это обусловливало устойчивость и непрерывность этнической традиции, и почитание старших, особое положение представителей старшего поколения в семье и обществе играло в этом важную роль.

---

[1] Булатова А. Г. Рутульцы в XIX — начале XX в.: Историко-этнографическое исследование. М., 2003. С. 210.

[2] Булатова А. Г. Лакцы. Махачкала, 2000. С. 292.

[3] Сосиев З. Станица Черноярская // Терский сборник. 1903. Вып. 5. С. 49.

[4] Смирнова Я. С. Семейное и общественное положение старших возрастных групп // Абхазское долгожительство. М., 1987. С. 278.

[5] Калоев Б. А. Моздокские осетины / Отв. ред. Арутюнов С. А. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. М., 1995. С. 142.

[6] Следует отметить, что у некоторых народов Кавказа наличие больших семей отмечалось этнографами и позже. См.: Смирнова Я. С. Указ. соч. С. 279; Булатова А. Г. Рутульцы… С. 161 и др.

[7] Старовойтова Г. В. Этнопсихологические аспекты изучения долгожительства // Абхазское долгожительство. М., 1987. С. 248.

[8] Старовойтова Г. В. Указ. соч. С. 251.

[9] Там же. С. 254.

[10] См.: Старовойтова Г. В. Психологические особенности кавказских долгожителей // Абхазское долгожительство. М., 1987. С. 263–269.