«Западный дрейф» внутрироссийской миграции

На протяжении нескольких столетий население России двигалось на север и восток. Аграрное перенаселение центра европейской части страны, необходимость освоения бескрайних сибирских просторов, индустриализация восточных районов, резко усилившаяся в годы войны в связи с эвакуацией тысяч заводов, послевоенное развитие экономики — вот основные причины, сопровождавшие не всегда добровольное переселение.

Отток населения шел из Центрально-Черноземного, Волго-Вятского и Уральского экономических районов (первые два теряли население с конца XIX века, Урал — с 50-х годов XX века), ряда регионов Центра и Поволжья. В то же время устойчиво притягивали население Москва, Ленинград и некоторые расположенные вблизи них области.

Процесс движения населения на восток не был равномерным, не все территории к востоку от Урала и не всегда притягивали мигрантов. Так, в 1960-е годы Западная Сибирь потеряла за счет миграции 740 тысяч человек, отток населения был и из Восточной Сибири. Незначительный отрицательный миграционный баланс у этих районов сохранялся и в 1970-х годах[1].

Стабильный миграционный прирост населения наблюдался на Дальнем Востоке, его регионы привлекали мигрантов не только из западных областей России, но и из других республик СССР.

Ситуация стала меняться во второй половине 80-х годов, когда сократился выезд в восточном направлении из большинства регионов европейской части страны. Что послужило тому причиной? Прежде всего, первые ростки рыночной системы хозяйства открыли для социально активных людей, которые составляли основную массу переселенческих потоков, возможность получения высоких заработков не за тысячи километров от дома, а в своем городе или поселке. Стимулов ехать за «длинным рублем» стало гораздо меньше. К тому же дала трещину административно-распределительная система, и прежде хорошее снабжение северных городов и поселков нарушилось. В такой ситуации многие не спешили менять место жительства, а население десятимиллионного российского Севера застыло в тревожном ожидании.

При наступлении острого кризиса социалистической экономики накануне распада Советского Союза население стало спешно покидать север и восток страны, где льготы и надбавки к заработной плате в условиях галопирующей инфляции не только потеряли стимулирующую роль, но и не обеспечивали поддержание достойного уровня жизни. Во многих городах и поселках происходил распад социальной сферы, появилась безработица. Многие выходцы из бывших союзных республик устремились назад, в свои «национальные квартиры», боясь потерять забронированное на родине жилье, наработанный пенсионный стаж.

Привлекательными в миграционном отношении стали центральные и югозападные регионы страны, куда к тому же шел приток вынужденных мигрантов и репатриантов из бывших республик, демобилизованных военных из расформированных воинских частей. Картина территориального движения населения России изменилась коренным образом, прервав надолго (а может — навсегда) продолжавшееся на протяжении столетий движение населения на север и восток страны. В последние годы эти потоки повернули вспять. Возник мощный «западный дрейф». Теряют население север и юг, при этом все потоки схлестываются в староосвоенной части страны.

Понять сдвиги в миграции населения по территории России можно путем рассмотрения ситуации по крупным частям страны. Для этой цели можно использовать недавно введенные федеральные округа, однако это — не самые подходящие для анализа миграционной ситуации пространственные группировки регионов. Так, Северо-Западный округ составляют миграционно привлекательные Санкт-Петербург, Ленинградская область и регионы интенсивного оттока населения — Мурманская область и Республика Коми. Очень неоднородны Южный и Сибирский округа. В результате миграционные балансы этих новых административных образований дают как бы «среднюю температуру по больнице». С точки зрения процессов пространственного перераспределения населения на территории страны выделяются пять крупных регионов.

1. Европейская принимающая зона, которую составляют Центральный и Приволжский округа, часть Северо-Западного (бывший Северо-Западный экономический район, Карелия, Калининградская и Вологодская области), часть Южного округа (Краснодарский и Ставропольский края, Ростовская, Волгоградская и Астраханская области, Адыгея), Приволжский округ. Эта зона занимает всего 15,3 процента российской территории, но концентрирует 66,4 процента ее жителей. Плотность населения здесь в 4,3 раза выше среднероссийской и почти в 11 раз выше, чем суммарно в остальных частях страны.

2. Европейский Север — Мурманская, Архангельская области, Республика Коми и Ненецкий АО. Несмотря на небольшое число входящих в него регионов и малочисленность населения, занимает почти семь процентов территории страны.

3. Республики Южного федерального округа (все за исключением Адыгеи). Занимая всего один процент российской территории, они концентрируют 4,4 процента населения страны, средняя плотность населения в них такая же, как в основной принимающей зоне.

4. Урал и Западная Сибирь — Уральский округ и часть Сибирского (Новосибирская, Омская, Томская, Кемеровская области, Алтайский край, республики Хакасия и Горный Алтай). По площади занимаемой территории эта группа регионов превосходит основную принимающую зону, а по численности жителей уступает ей в четыре раза. Плотность населения здесь на уровне средней по стране.

5. Восточная отдающая зона, которую составляют остальные регионы Сибирского округа и Дальневосточный округ. Это 60 процентов российской территории, на которой живет немногим более 10 процентов россиян. Средняя плотность населения — 1,4 человека на квадратный километр, и она в последние годы сокращается вслед за убывающим населением.

Результаты внутрироссийской миграции между выделенными крупными регионами приведены в таблице.

 

Внутрироссийские миграционные потоки последних лет направлены в основную принимающую зону. За счет миграции из других частей страны за 1991–2003 годы ее регионы получили 1 миллион 879 тысяч человек. Эти потоки шли с трех сторон: Европейский Север и республики Северного Кавказа дали по 20 процентов ее миграционного прироста, восток страны обеспечил 60процентов миграционного прироста. Именно последний поток и формирует достаточно мощный «западный дрейф» населения из азиатской в европейскую Россию.

Восточная отдающая зона за вышеуказанный промежуток времени отдала на запад 1 миллион 086 тысяч человек, из которых 77 процентов расселились в основной принимающей зоне, 22 процента — на Урале и в Западной Сибири. Между Европейским Севером, республиками Кавказа и Восточной отдающей зо ной миграция, конечно же, существует, но она не ведет к существенному перераспределению населения между этими частями страны, т. к. имеет фактически нулевой результат.

Рассмотрим подробнее миграцию в вышеназванных частях страны отдельно.

Европейская принимающая зона

В начале 90-х годов все без исключения регионы этой зоны стали привлекательными как для внешних, так и для внутренних мигрантов. Но в последние годы мощность потока несколько ослабевает. Если в 90-х годах в среднем за год ее регионы получали по 160 тысяч человек миграционного прироста ежегодно, то в 2001–2003 годах — менее чем по 100 тысяч. Ослабевает и «западный дрейф», пополнивший в эти два периода принимающую зону на 100 и 60 тысяч соответственно. Получается, что с общим снижением миграционной активности населения падает и перераспределительная роль внутренней миграции, по крайней мере на уровне крупных частей страны.

Несмотря на относительно небольшую площадь и компактность территории, принимающая зона крайне неоднородна. Среди составляющих ее регионов выделяются несколько лидеров и лидирующих групп.

Бесспорное первенство принадлежит столичному региону, объединяющему Москву и Московскую область. Этот регион имеет положительный баланс миграции со всеми без исключения регионами страны, получив за 1991–2003 годы 616 тысяч миграционного прироста, или почти треть миграционного прироста всей принимающей зоны. Однако этот регион принимает даже не столько мигрантов из других частей страны, сколько перераспределяет в свою пользу население самой принимающей зоны, обеспечившей 57 процентов миграционного прироста столицы с областью. Миграция с востока дала 30 процентов прироста, и только 13 процентов обеспечила миграция с севера и юга страны.

Какие регионы принимающей зоны являлись основными донорами столицы с областью? Это прежде всего их ближайшие соседи — Тверская, Владимирская, Калужская, Тульская, Рязанская области. Такое «соседское положение» играет двоякую роль.

С одной стороны, близость столицы делает их более привлекательными для мигрантов из других регионов, кого влекут открывающиеся здесь возможности. Но недвижимость в Москве и ближнем Подмосковье дорога, и значительная часть мигрантов оседает в таких городах, как Александров, Обнинск, Конаково, поселках вдоль основных авто- и железнодорожных магистралей, откуда можно регулярно ездить на работу в столицу, но где недвижимость на порядок дешевле.

С другой стороны, жителям граничащих с Московской областей проще перебраться в столицу и Подмосковье, они имеют конкурентные преимущества перед жителями других регионов в плане получения информации, личных контактов, трудовых и семейных связей. Немаловажно и то, что сама Москва активно идет в эти области, используя их рекреационные возможности, что многократно увеличивает экономические и деловые контакты, в т. ч. на индивидуальном уровне.

Для Москвы Московская область — это примерно то же, что для Московского региона ближайшие соседи.

Таким образом, центростремительность миграционных потоков в современной России выражена очень четко: население стекается в центр европейской части, в пределах нее — в Московский регион и ряд прилегающих регионов, Москва же привлекает всех, включая жителей Московской области.

Даже такому крупному городу, как Санкт-Петербург, на этом фоне уготована лишь роль второго плана. Несомненно, являясь центром притяжения мигрантов всероссийского масштаба, Северная столица успешно конкурировать с Москвой может только за мигрантов из регионов Европейского Севера, а также соседних Новгородской, Псковской областей, Карелии.

К наиболее миграционно привлекательным регионам в пределах основной принимающей зоны относятся также Самарская и Нижегородская области, собирающие население соответственно с северной и южной части Приволжского федерального округа, а также Краснодарский край и Белгородская область. Миграционная привлекательность последней вообще сложно объяснима: ни экономические, ни природно-климатические условия не выделяют ее как-то из круга соседних регионов. Да и Белгород — не такой уж крупный городской центр, каким является, например, Нижний Новгород. По всей видимости, здесь играют роль субъективные факторы: промигрантская позиция областных властей, «позитивный», новаторский образ области, известной на всю страну благодаря умело проведенной информационной кампании. В результате область отдает мигрантов только Москве с областью и Санкт-Петербургу, пополняя собственное население за счет мигрантов.

Остальные же регионы в пределах основной принимающей зоны являются отдающими, но они компенсируют выезд в столицу и другие крупные центры за счет миграции с востока страны. Но Рязанской, Курской, Тамбовской, Оренбургской, Пензенской областям, Республике Мордовия не помогает даже «западный дрейф», и число таких регионов, по мере его ослабления, растет.

Такие регионы подвергаются двойному миграционному прессингу: они отдают население ближайшему крупному центру (например, Самаре), а также Москве. В условиях сокращения миграции из СНГ депопуляция этих регионов только усиливается. А учитывая, что уезжают наиболее социально активные люди, это ведет к деградации трудового потенциала регионов. И это в то время, когда европейская часть России получает беспрецедентный по объему миграционный прирост!

Европейский Север пустеет

За 1991–2003 годы население регионов Европейского Севера только за счет внутрироссийской миграции сократилось на 10 процентов, причем почти все потери связаны с выездом в основную принимающую зону. Наиболее активно северяне выезжают в Санкт-Петербург с областью, по мощности потока из регионов Европейского Севера Северная столица обошла Москву.

Европейский Север, хотя и находится географически на западе страны, не получает населения за счет «западного дрейфа». Весь этот поток оседает в центральных и южных частях страны, сильно депопулирующих и, несмотря на относительно высокую плотность населения, испытывающих почти повсеместную его нехватку[2]. К тому же Европейская принимающая зона имеет лучшие в стране климатические условия и гораздо более широкий спектр возможностей, предоставляемых мигрантам.

На индивидуально-бытовом уровне это тоже легко объяснимо: зачем людям менять «шило на мыло», переезжая из одних суровых регионов с разваливающимся хозяйством в другие, такие же малопригодные для комфортного проживания?

Почти не докатываются до Европейского Севера и потоки с юга страны. Здесь нет работы и условий для мелкого бизнеса, которым занимаются выходцы с Кавказа по всей России; кроме того, между Кавказом и Европейским Севером лежат тысячи километров.

За рассматриваемый период в обмене ни с одним из регионов принимающей зоны Север не имел положительного сальдо миграционного обмена. Однако масштабы оттока населения постепенно, но устойчиво сокращаются: если в начале 90-х годов эти регионы теряли за счет миграции в другие части страны в среднем по одному проценту населения ежегодно, то за последние годы убыль сократилась почти вдвое. Сказывается сокращение миграционного потенциала: основная часть желающих покинуть Север успела осуществить свои намерения, да и экономика регионов, по всей видимости, достигнув «дна», начинает стабилизироваться. Тем не менее отток населения с Севера будет продолжаться, пока оно не достигнет оптимальной численности для этих регионов с суровыми природными условиями.

Южным республикам пока запустение не грозит

Миграция населения из республик Южного федерального округа в равнинное Предкавказье и Центральную Россию шла уже давно. Еще во времена Советского Союза довольно напряженная ситуация на рынке труда вынуждала коренное население (в общем, не склонное к перемене места жительства) выезжать на «шабашки».

Отток русского (славянского) населения из региона начался еще в 1970-е годы. Поначалу процесс шел довольно медленно, но в начале 90-х годов этот отток резко усилился под воздействием конфликта в Пригородном районе Северной Осетии, а затем войны в Чеченской Республике. Падение уровня жизни подавля ющего большинства населения вынудило многих искать занятия в других регионах страны, многие семьи еще больше стали зависеть от заработков «отходников». Активизировался и процесс семейной миграции, прежде всего в крупные города соседних Краснодарского и Ставропольского краев, в их приграничные районы[3]. Заметные диаспоры народов Кавказа возникли и во многих городах Центральной России и Поволжья.

В отличие от российских «северов», между регионами Северного Кавказа осуществляется интенсивный миграционный обмен населением. Особенно активизируется он в период активных боевых действий, и тогда число вынужденных мигрантов достигает сотен тысяч, только часть из которых выплескивается за пределы региона. Например, Чеченская Республика с начала 90-х годов, по нашей оценке, потеряла около 250 тысяч человек «нетитульного» населения, которые выехали в Ставропольский край, многие из них — транзитом в другие регионы страны. Население соседних Ингушетии и Дагестана сильно пополнилось беженцами-чеченцами. Однако чеченцы в отличие от русских беженцев постепенно возвращаются обратно, и в целом на Северном Кавказе наблюдается усиленный «разъезд» народов, населяющих регион, по национальным квартирам.

За счет миграции из республик Северного Кавказа наиболее интенсивно прирастает население равнинного Предкавказья. Из 411 тысяч человек, покинувших регион в 1991–2003 годы, более четверти осели в Ставропольском крае, в других регионах Южного федерального округа расселились более половины выходцев из республик, около 40 процентов выехало в Центр и Приволжье и только восемь процентов — на Урал, в Сибирь и на Дальний Восток. То есть выходцы из южных республик почти все остаются на западе страны, азиатская часть для них малопривлекательна.

Заметим, что потоки с севера и юга России в основную принимающую зону не идут вразрез с генеральным направлением перераспределения населения страны — «западным дрейфом». Тот факт, что все миграционные потоки стекаются в центральную часть страны, говорит о ее большой миграционной привлекательности, и эта привлекательность носит универсальный характер.

«Меридианальные» миграции несколько ослабляют миграцию из восточных регионов страны на запад. Мигранты с Севера и Юга заполняют миграционные ниши, что сдерживает мигрантов из основной отдающей зоны — сибиряков и дальневосточников. Для москвича или нижегородца видеть их на улицах своих городов было бы, видимо, «приятнее», чем выходцев из Дагестана или Чечни, но сибирские просторы пустеют при этом не так быстро.

Урал и Западная Сибирь — «промывной» миграционный режим

Между западной принимающей зоной и восточной отдающей находится большая группа регионов с «промывным» миграционным режимом. Это — регионы Уральского федерального округа и юго-западной части Сибирского округа. Кумулятивные результаты внутрироссийской миграции в этой группе регионов близки к нулю (-14,4 тысячи за 1991–2003 годы). Но миграция и на запад, и с востока здесь довольно велика, что позволяет говорить о неустойчивом, «промывном» миграционном режиме, складывающемся в этом регионе.

Во внутрироссийском миграционном обмене регионы Урала и Западной Сибири отдавали население только западной принимающей зоне — более 300 тысяч человек за 1991–2003 годы. Компенсация потерь на 80 процентов обеспечивалась за счет миграции из основной отдающей зоны.

Несмотря на то что «западный дрейф» оставляет на перекрестье восточной отдающей и западной принимающей зоны относительно небольшое количество мигрантов, для регионов Урала и юга Сибири этот дрейф играет очень важную роль. Особенно в последние годы, когда сократился миграционный приток населения из Казахстана и Средней Азии, которые питали приграничные регионы России мигрантами.

Среди регионов этой группы нет ни одного, который бы демонстрировал устойчивый прирост или устойчивую убыль населения в ходе внутрироссийского миграционного обмена. Сейчас, пожалуй, на роль лидера по привлечению мигрантов не только регионального, но и всероссийского масштаба мог бы претендовать нефтяной, богатый Ханты-Мансийский АО. Однако и в начале 90-х годов, и в кризисных 1998–1999 годах он интенсивно терял население. Напротив, в первой половине 90-х много внутрироссийских мигрантов, в т. ч. из Красноярского края, принимала Хакасия. Видимо, это следствие бывшей административной подчиненности этой республики краю, и красноярцы ехали на свои, привычные «юга». Отчасти миграционный приток в Хакасию, видимо, объясняется организованными переселениями, связанными с переводом предприятий, передислокацией воинских частей и т. п. Однако сейчас Хакасия мало чем отличается от других регионов юга Сибири.

Не выполняют роль региональных лидеров и такие крупные регионы, как Новосибирская, Омская, Свердловская области. Но, с другой стороны, здесь нет и территорий интенсивного оттока населения, сравнимых, например, с дальневосточными.

С ослаблением «западного дрейфа» в последние годы результаты миграции для регионов Урала и Западной Сибири ухудшились. В 2001–2003 годы эти регионы уже не смогли компенсировать отток на запад за счет подпитки с востока, и многие из них стали терять население во внутрироссийском обмене. Видимо, такое положение «всерьез и надолго», потому что вряд ли восточные регионы смогут в будущем отдавать на запад столько же мигрантов, как это было в 90-е годы, а рассчитывать на приток населения с запада также не приходится. Скорее всего, миграционная убыль будет нарастать, т. к. основной принимающей зоне понадобится все больше мигрантов, а в условиях ограничительной иммиграционной политики «взять» их можно будет только на Урале и юге Сибири.

Все ли восточные регионы — безусловные доноры?

В выделенной нами большой зоне миграционного оттока все без исключения регионы теряют население в миграционном обмене с территориями, расположенными к западу от них. Если рассматривать миграцию только между регионами в пределах этой зоны, видно, что на этом «полюсе отторжения» есть свои лидеры и аутсайдеры.

К лидерам относится Красноярский край — самый западный из данной группы, который собирает население со всех регионов, расположенных к востоку от него. За ним следует Иркутская область, которая отдает население только Красноярскому краю, но собирает мигрантов со всех других регионов. Приморский, Хабаровский край (с Еврейской АО, ранее подчиненной ему административно) и Амурская область тоже не в проигрыше: юг Дальнего Востока немного уступает двум крупнейшим регионам Восточной Сибири, но получает население из севера округа, а также из Читинской области. Если бы не убыль за счет миграции с Иркутской областью, к «первым среди равных» примкнула бы и Бурятия.

За счет регионов, расположенных в отдающей зоне, Иркутская область в 1991–2003 годах компенсировала почти половину оттока на запад, Красноярский и Хабаровский края — более 20 процентов, Амурская область и Приморский край — 10–15 процентов. Однако если Красноярский край рассматривать вместе с Республикой Хакасией, ранее ему административно подчиненной, то компенсация составит более 50 процентов оттока на запад.

Это означает, что ощутимую компенсацию в результате «западного дрейфа» населения начинают получать уже регионы, расположенные в центре Сибири. Здесь выходцы с российского Дальнего Востока и севера Сибири находят достаточное количество «благоприятных возможностей» для расселения. Для этих регионов «подпитка» с востока особенно важна, ведь миграционные потоки из стран СНГ сюда не доходят и никогда не доходили.

К сожалению, регионы юга Дальнего Востока подобной «подпитки» не имеют. Приток из малонаселенных регионов севера округа так невелик, что компенсировать почти ничего не в состоянии. К тому же он существенно сокращается вместе с сокращением населения северных регионов.

Настоящий отрицательный полюс миграционного тока образуют Якутия, Магаданская область, Чукотский АО, Сахалинская область, Камчатская область с Корякским АО. Именно здесь зарождается «западный дрейф», и эти территории — абсолютные доноры. Все негативные социально-экономические процессы, характерные в последние пятнадцать лет и для севера, и для востока страны, здесь приобрели наиболее резкие формы. Это — те самые «острова», для которых остальная Россия по праву называется «материком», здесь нет железных и автодорог, транспорт здесь — авиа, морской или речной, причем последние два — на период короткого северного лета. Практически нет и магистралей, связующих регионы между собой. В связи с этим особенностью миграции северных и восточных регионов страны является слабость двусторонних миграционных связей между ними. Например, доля мигрантов, прибывающих в Якутию из восьми соседних регионов, составляет 15 процентов, тогда как в Липецкую область из шести соседних регионов прибывают 35 процентов мигрантов.

Только 10–15 процентов миграционной убыли крайних северо-восточных регионов страны пришлось на миграцию с регионами юга Дальнего Востока, а «потери» Якутии в этом направлении составили всего 3,5 процента. Для сравнения: за 1991–2003 годы Магаданская область уступила удаленному Краснодарскому краю 16 тысяч человек, а трем регионам юга Дальнего Востока — 14,4 тысячи; Камчатская область — 9,4 тысячи и 10,4 тысячи соответственно, Якутия — 15 тысяч и 6 тысяч соответственно.

Приходится констатировать, что регионы юга Дальнего Востока — наш форпост в Азиатско-Тихоокеанском регионе, территория, граничащая с Китаем, — не только не удержали своего населения, «дрейфующего» на запад, но и не смогли привлечь даже своих северян. Время от времени кто-нибудь из российских политиков начинает заговаривать о необходимости развернуть миграционные потоки в нужном направлении, чтобы предотвратить обезлюдение приграничных с Китаем восточных регионов страны (там-де нарастает демографический дисбаланс). Как можно всерьез надеяться на разворот миграционных потоков на восток и ликвидацию «демографического дисбаланса» с Китаем (что, понятно, невозможно), когда эти регионы не могут привлечь даже разбегающихся жителей своих соседей с севера?

Как видим, несмотря на наличие очень разных по силе и направлениям потоков внутрироссийской миграции, основной ее вектор — с востока на запад. И этот «западный дрейф» — всерьез и надолго. У страны нет демографических ресурсов, как в конце XIX века, а у власти — административных рычагов, какими она обладала в советскую эпоху, чтобы развернуть миграционные потоки вспять. Север Сибири и Дальнего Востока будет пустеть, их заселенность будет такой же, как в аналогичных по природным условиям районах севера Канады. А вот обеспечивать дальнейшее заселение южных районов Дальнего Востока без участия иммигрантов из соседних стран, без дальнейшего развития экономического сотрудничества с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона будет невозможно. И никакие меры ограничительной иммиграционной политики не будут действенны. Надо готовиться к приему и мирному сосуществованию с массовыми контингентами иноэтничных и инокультурных иммигрантов, проводить меры по их интеграции в принимающий социум.

---

[1] Зайончковская Ж. А. Демографическая ситуация и расселение. М.: Наука, 1991. С. 73.

[2] См.: Вишневский А. Г., Андреев Е. М., Трейвиш А. И. Перспективы развития России: роль демографического фактора. М.: ИЭПП, 2003. С. 28–37.

[3] Колосов В. А. Межнациональные отношения и ситуация в восточных регионах Ставропольского края // Проблемы населения и рынков труда России и Кавказского региона. М.; Ставрополь: Изд-во СГУ, 1998. С. 103–110.