Двенадцатого декабря в Москве умер философ Владимир Вениаминович Бибихин. Ему было 66 лет.

В. В. Бибихин был одним из немногих в нашей стране, кого по-настоящему захватывало дело философии, кто думал и приглашал думать о мире, целом, главном, кого называли философом не случайно. Он в полной мере принадлежал к большой европейской традиции и вместе с тем оставался глубоко русским мыслителем, хорошо понимавшим, насколько странен в России статус философии как открытой и ничем не гарантированной мысли.

Меньше года назад ушел из жизни С. С. Аверинцев, всего два месяца назад — Жак Деррида. Смерть Бибихина — утрата того же порядка. Так уходит поколение, даже больше — эпоха. Владимир Вениаминович написал на смерть Аверинцева: «Нам этот конец не нужен, для нас он беда, от какой трудно дышать. Какой-никакой, наш космос держался всегда немногими тайными хранителями; может быть, самого надежного из них теперь не стало, раньше времени, без природной необходимости, в подтверждение нашего общего глубокого неблагополучия…» Он сам был таким тайным хранителем.

Кажется, что последней книгой, опубликованной В. В. Бибихиным при жизни, — «Лосев — Аверинцев» (2004) — символически приготовлялось место для самого автора. Начиная с первой половины 60-х годов Владимир Вениаминович был другом и помощником Алексея Федоровича Лосева, и это сотрудничество стало для него настоящей философской и филологической школой. В 70-е и 80-е годы он перевел на русский язык сочинения Николая Кузанского, прозу Петрарки, «Духовные слова» Макария Египетского и «Триады» Григория Паламы. Но особое место среди переведенных им авторов занял Мартин Хайдеггер. Бибихин подарил Хайдеггера русскому читателю. Все его переводы свидетельствуют о счастливом сочетании двух необходимых составляющих: огромного труда понимания и мастерского владения русским языком.

Работа Бибихина была работой человека на оставленном посту: александрийская образованность и изящество духа сочетались в этом человеке с открытостью новому — качеством, в равной мере характерным как для раннехристианских подвижников, так и для ключевых и судьбоносных фигур поздней европейской культуры — Джойса, Клее, Элиота, Хайдеггера, Витгенштейна. Захватывающее ощущение свободы и нового начала на руинах старой цивилизации.

Когда в сентябре 2003 года В. В. Бибихин, сидя между А. Приваловым, М. Леонтьевым и М. Соколовым на публичной дискуссии по так называемому «делу ЮКОСа», говорил о том, что цена свободы выше, чем цена благополучия, что свобода создается тогда, когда человек сам стоит на земле и приносит нечто в дар, что перераспределение имущества требует еще больше полиции и администрации, а дарение сразу выводит из «социальной тюрьмы» и служит «правлению права», то трудно было представить себе что-то более неуместное и несвоевременное. Но не является ли эта неуместность и несвоевременность обратной стороной настоящей ответственности? Об этом прекрасно знает философ: «Неспо собность вписать себя в сетку расхожих мнений еще не признак безнадежности. Можно, не впадая в самоутверждение, найти прочную опору в нашей человеческой нищете».

С 1972 года Владимир Вениаминович работал в Институте философии РАН, а в 1989 году начал читать лекции на философском факультете Московского университета имени М. В. Ломоносова. Хотя в последние годы он преподавал и в других известных московских институтах, именно эти лекции в поточных аудиториях и на 11-м этаже 1-го гуманитарного корпуса стали, пожалуй, его главным делом и привлекали многих студентов — философов, филологов, историков, лингвистов, богословов — и простых слушателей, ищущих живого вдумчивого слова. Свои лекции Владимир Вениаминович читал по написанному тексту, расставляя акценты легким ритмичным движением руки. И тем не менее всех, кто его слушал, не покидало ощущение, что слова рождаются здесь и сейчас. Похожее впечатление производят поэты, читающие свои стихи.

С 1989 по 2002 год В. В. Бибихин подготовил и прочел около 20 разных курсов. Особое качество его лекций и семинаров не могли не оценить российские студенты и аспиранты, которые после стажировок в Париже, Мичигане, Страсбурге или Тюбингене вновь приходили слушать Бибихина. Вместе с тем его преподавательская работа выпадала из запрограммированного хода машины высшего образования. Едва ли студенты, прослушавшие тот или иной курс, могли сказать о себе, что овладели каким-то профессиональным инструментарием или знаниями, дающими право претендовать на диплом. В этом заключалась странность его лекций — они были нужны как чудо, повторявшееся снова и снова.

Наверное, так воспринимали Бибихина и его друзья, приезжавшие из Европы, например, Франсуа Федье. А один молодой немецкий философ, узнав о его смерти, признался, что встреча с этим человеком «вольного ума» (ein freier Geist) стала для него одной из самых важных в жизни. Бибихин не оставлял равнодушным никого из тех, кто входил в его поле притяжения.

В последние десять лет В. В. Бибихин опубликовал много книг. И это еще одна сторона его подвига: образец настоящей работы, очень сложной, самоотверженной, необходимой и всегда одинокой. Небольшая книга «Мир» и философский бестселлер 90-х годов — дважды изданный «Язык философии» (1993, 2002) — это переработанные курсы лекций. В этих и других книгах — «Узнай себя» (1998), «Новый ренессанс» (1998, премия Малый Букер 1999 за лучшую книгу эссе), «Слово и событие» (2001), «Другое начало» (2003) — Бибихин пишет о слове, языке, событии, детском отношении к миру, свободе, собственности, праве, правде и русской истории, внимательно разбирает древнеиндийские гимны, сочинения Данте, Пушкина, Толстого, Мандельштама, Лорки, Гераклита, Платона, Гегеля и Хайдеггера.

Накануне смерти Владимир Вениаминович с неимоверными усилиями продолжал вносить правку в макет книги «Витгенштейн: смена аспекта», в основу которой лег курс лекций, читавшийся в 1994/1995 и 2001/2002 годах. На страницах этой книги, которая выйдет в свет в новом году, автор достигает удивительной ясности и прозрачности мысли (как ни странно, именно их отсутствие часто ставили ему в упрек). «С ощущения решающей важности мысли и слова начинается философская работа» (с. 13). О Витгенштейне, одном из наиболее близких ему мыслителей, Бибихин пишет: «Не требуются особые объяснения, почему путь, пройденный решающими умами XX столетия, оказался таким необычным. Теперь яснее его необходимость. Отрешенная чистота была нужна среди смуты для сохранения целости того, что не поддается представлению. Философ умеет своим словом хранить молчание, которое достойно питающей всех тайны» (с. 14). Всю книгу пронизывает главная мысль его последних работ: «Слово есть мера мира… Со своей стороны, мир в обоих смыслах времени и бытия задает предельную меру слова» (с. 17–18).

Как ни многочисленны изданные труды ученого (а это не только книги, но и переводы, статьи, выступления на конференциях), еще рано подводить итоги, говорить о вкладе В. В. Бибихина в науку и оценивать его значение для философии в России. Опубликовано далеко не все. В оставленном наследии не последнее место занимают те же курсы лекций в Московском университете: «Внутренняя форма слова», «Энергия», «Ранний Хайдеггер», «Лицо Средневековья», «Собственность», «Начала христианства», «Дневники Льва Толстого», «Философия права» и др. Предстоит большая работа по изданию этих рукописей.

Владимир Вениаминович не создал школы в привычном понимании этого слова. Однако многие могут называть себя его учениками — в том смысле, какой подразумевал он сам, говоря, что «школа должна прежде всего учить дисциплине мысли», что она требует от нас «терпения, внимания, вглядывания», призывает нас уйти от «бездарного битья мнениями друг друга». Лишь тогда — и в этом состояла его надежда — «с нами что-то произойдет».

Александр Михайловский